Как он должно быть страдал. Это не больно, говорит Он.
Вернее, ужасно больно первые секунды. Верхний слой кожи обгорит, и все. Я не
об этом, говорит Она. Что с ним будет? Вылечат, говорит Он. Один глаз,
правда, пропал. Другой под сомнением. Потом сгноят в сумасшедшем доме. Как
же так, говорит Она. Надо меры принять... Надо, говорит Он. Удивительный
все-таки мир. Бензин он достал у какого-то хапуги за бешеные деньги. Тот еще
сострил что-то насчет самосожженцев. А бензин был разбавленный. Долго не
загорался. У нас все разбавляют, говорит Она. Забавно, говорит Он. Много лет
назад другой мальчик, тоже склонный к математике, придумал в шутку:
Бензина литров пять достать.
На площадь выйти.
Дальше забыл. Я этого не приемлю, говорит Она. Это изуверство. Как люди
решаются на такое! Кто как, говорит Он. Значит, не могут иначе. Но не думай,
что это легко. Решиться на это при всех обстоятельствах надо иметь большое
неподдельное мужество. О боже, говорит Она, Как бы я хотела хоть чем-нибудь
облегчить его муки. Для этого, говорит Он, тоже нужно мужество. Вспомнил:
Чиркнуть спичкою успеть.
Кошмар, говорит Она. Неужели он спичкой чиркнул? Не знаю, говорит Он.
За эти годы произошла научно-техническая революция. Может быть, у него была
зажигалка.
МЕРОПРИЯТИЯ ПО НАУКЕ
Для научных работников ввели новую более прогрессивную систему оплаты
труда. По этой системе ученые стали получать зарплату в зависимости от
количества баллов, начисляемых по единой шкале: директор института -- 500
баллов, заграничная командировка -- 450 баллов, донос -- 300 баллов,
руководство сектором -- 100 баллов, докладная записка для вышестоящих
инстанций -- 250 баллов, общественная работа -- 50 баллов, монография -- 3
балла, статья -- 1 балл, открытие -- 0, 5 балла и т.п. И уровень науки начал
неуклонно повышаться. Самые талантливые и продуктивные ученые включились в
борьбу за руководящие посты, разъехались по загранице, засели за
пропагандистские статьи и доносы. Синхрофазотроны стали зарастать сорняками.
Тех, кто не набирал достаточно большого числа баллов, сначала направили на
уборку картошки, а потом уволили, ибо они бросали тень на здоровый
коллектив.
ТЕАТР НА ИБАНКЕ
Огромной популярностью в этот период пользовался Театр на Ибанке.
Полное его название -- Малый Неакадемический Полухудожественный Театр Правды
и Комедии на Ибанке имени Органов и т.п. Сокращенно -- МНАПХТПИКНИИОБХС.
Народ его называл просто Ибанкой. Он и сейчас в большом почете. А после
того, как ибанское руководство, передушив всех неповинившихся и
нераскаявшихся, решило показать всему миру, что в Ибанске никаких гонений на
интеллектуалов нет, Театр, наряду с Художником, Распашонкой и столетним
академиком, в юности дружившим с Исааком Ньютоном, выдвинулся в число
ведущих явлений духовной жизни Ибанска на зависть БАПХТПИТЗИИБ... (Большому
Академическому Полнохудожественному Театру Правды и Трагедии за Ибанкой
имени Братии), Литератору и тремстам молодым академикам по физике, открывшим
недавно изматрон. Но в то время его роль была качественно иной. Это был
одновременно Якобыльский клуб, Кумвент и Винсовет интеллектуалистского
движения Ибанска. Душой Театра был Режиссер, мозгом -- Брат, совестью --
Распашонка.
Первоначально, еще во времена Хозяина, Театр был самодеятельной студией
при Органах, где допускалась значительно большая свобода творчества, чем в
прочих учреждениях Ибанска. После того, как Хозяин сдох, а его Член
выбросили из Пантеона и зарыли у стены как рядового главу государства,
студию отобрали у Органов и превратили в Театр, несколько сократили свободу
творчества, зато разрешили новаторство. И Театр с поразительной быстротой
расцвел и стал центром духовной жизни левых интеллектуалов. Тесной связи с
Органами театр не терял, ибо без их поддержки он не просуществовал бы и
недели. Не выдержал бы нападок со стороны Министерства Культуры, Это
нормально, говорила по сему поводу Супруга. Театр Шекспира был при короле.
Театр Мольера был при короле. Ибанский балет зародился под покровительством
Императора. Даже БАПХТПИ... возник под покровительством Шефа Жандармов.
Святая истина, поддакивал Брат. Бомарше был стукач. Мильтон был стукач.
Оскар Уайльд был педераст. Бернард Шоу был... Всякое великое искусство
нуждается в покровительстве со стороны сильных мира сего, сказал Распашонка.
Разговор происходил в личной ложе Начальника Органов, от которой у
Распашонки имелся собственный ключ.
Театр выдвинул и провел в жизнь два подлинно новаторских принципа.
Первый принцип -- актеры и декорации в театре не играют никакой роли. Играет
режиссер. Это -- театр режиссера, а не актера. Второй принцип -- содержание
пьесы не играет роли. Все зависит от того, как ее прочитать. И читать нужно
старые пьесы, но по-новому. Например, они по-новому прочитали Шекспира.
Гамлет выглядел как засидевшийся в кандидатах физик-лирик, воображающий себя
гением, но не способный написать даже статейку в реферативный журнал, и
обвиняющий в этом ужасные порядки при дворе датского короля, напоминающие
порядки в рядовом НИИ Ибанска. Сам Шекспир, в общем положительно
отозвавшийся о спектакле, заявил, что ему такой Гамлет даже не снился.
Исследователи долго будут ломать голову над секретом необычайного
успеха Ибанки. Но секрета нет. Или, как установил Болтун, секрет был, но не
в Ибанке, а в Ибанске. Если бы не было Ибанки, ибанские интеллектуалы
избрали бы какое-нибудь другое, столь же безопасное место для своих сборищ и
переживаний.
А дело происходило так. Избирает Режиссер пьесу, разрешенную
начальством и бичующую язвы капитализма. Прочитывает ее по-новому. Совместно
с Братом, разумеется. И с участием Распашонки, любимца Органов и
американцев. И вот -- спектакль. Зрителей битком. Половина -- иностранцы.
Другая -- стукачи. Третья -- остальные. В кассе билеты купить невозможно,
ибо они распределяются по посольствам и министерствам. В зал со сцены летят
слова: Репрессии, Расстрел, Концлагерь. Палачи... А у кого репрессии? У нас,
конечно. У кого расстрелы? У нас. Кто палачи? Наши. И зал разражается
бурными аплодисментами. Все встают и с восторгом смотрят друг на друга и на
сцену. Все чувствуют себя участниками великого дела. И идут по домам
продолжать трепотню с таким видом, будто они только что были на баррикадах
или, по крайней мере, заявили смелый протест. Видя такое дело, начальство
просит выкинуть из пьесы намеки на некоторые явления ибанской жизни
недавнего прошлого. Теперь пьеса, бичующая язвы капитализма, изображает его
так, будто там ничего подобного нет. Смотрите, говорят теперь зрители.
Репрессий-то у них нет! А у нас? Концлагерей-то у них нет! А у нас? И
разражаются бурными аплодисментами. И идут по домам обсуждать те же
проблемы. А кое-кто из зрителей обдумывает при этом, под каким соусом
посадить Н, чтобы особого шума не было, кого из знакомых зрителей привлечь в
качестве эксперта, а кого -- в качестве свидетеля.
Суть Ибанки, говорил Болтун, состоит в том, что в качестве декабристов
начинают воображать тех, кто ставит разрешенную начальством пьесу о
декабристах, предварительно обсудив постановку на братсобрании и заручившись
одобрением высших идеологических инстанций. А зрители расценивают эту пьесу
и свое участие в ее просмотре как участие в восстании. Это -- явление в
рамках ибанской официальности, желающее, чтобы его воспринимали как нечто
выходящее за эти рамки, но не желающее из-за этого страдать и лишаться благ
жизни.
ЕДИНСТВО
Ты слышал, о чем трепался Однорукий, говорит Учитель. Я его понимаю. Я
сам был в этом котле. Но он не прав. Дело тут не в глупости. Тут серьезнее.
Проблема была действительно банальной. Но именно в этом и заключалась
трудность ее решения. Ее решали сотни умов, а они не могли признать проблему
банальной уже в силу того простого обстоятельства, что сотни умов не могут
возиться с банальной проблемой. Если уж они с проблемой возятся, то она не
банальна. И они ищут небанальное решение проблемы. А тут есть закон, я
установил его и берусь со временем строго обосновать: небанальное решение
банального вопроса есть ошибка. Взгляни с этой точки зрения на
многочисленные акции нашего руководства во внешней и внутренней политике.
Они производят впечатление невероятной тупости. Но это не тупость. Эти
проблемы тщательно продумываются. Среди участников этого продумывания немало
грамотных и умных людей. И все же такой эффект. Почему? Действует мой закон.
Почему они не могут подойти к таким проблемам как к банальным? Это -- другой
вопрос. Это социальный вопрос. Тут действуют уже социальные законы. В
частности, социальная оценка проблемы как важной или не важной не совпадает
с ее гносеологической оценкой как трудной или не трудной. Но в силу
социальных отношений важная проблема оценивается и как гносеологически
трудная. Она имеет высокий социальный ранг. И по ее чину ей положено
определенное число решателей, причем -- решателей определенного ранга. А раз
складывается группа решателей высокого ранга, проблема начинает
рассматриваться как адекватная ей. Ошибка неизбежна как социальное явление.
Вот в чем штука. Превосходная идея, говорит Крикун. Ерунда, говорит
Сотрудник. Просто каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Я
участвовал в этом бою, говорит Учитель. Тогда я, кстати сказать, был в штабе
армии и вместе с другими офицерами предлагал банальное, но правильное
решение. И чем это кончилось, спросил Сослуживец. Отчислили в часть на
должность командира взвода, сказал Учитель.
ГОСУДАРСТВО
Известны различные способы воспроизводства власти, говорил Клеветник.
Наследование по рождению, наследование по завещанию, узурпация, выборы и
другие. Какова с этой точки зрения ибанская государственность? Хотя ее
усиленно пытаются представить как выборную, она таковой, на самом деле, не
является. Выборы здесь -- спектакль, маскирующий полное отсутствие
фактической выборности. Поскольку суть спектакля всем известна, то они
становятся одной из официально учрежденных и привычных форм ложного
поведения. Что это за выборы, если избирателям навязывают заранее
назначенного свыше человека, к тому же единственного. Суть дела не
изменится, если будут назначать двух и более человек, предлагая выбрать из
них одного. Все равно это будет насильно навязанная свыше кандидатура.
Выборы здесь суть лишь демонстрация лояльности по отношению к невыборной
самодовлеющей власти, фиктивны выборы и в случае выборов братийных органов.
Хотя здесь порой и разгораются страсти, возникают конфликты, отводят
намеченных кандидатов и выдвигают новых, это идет в рамках дозволенного
свыше. В противном случае строптивым вправляют мозги. Тем более сами по себе
избранные в органы власти лица никакой реальной властью не обладают. Властью
обладают лишь вторично выбранные лица и органы. А уж их предустановленный
характер очевиден с самого начала. Второплановые работники аппарата власти
не избираются даже по видимости. А начиная со второй ступени иерархии власти
отбор в систему власти производится полностью независимо от рядовых граждан
вообще и от членов Братии в том числе. Последние отбираются, но не отбирают
сами, пока не добрались до ячеек в системе власти, позволяющих им принимать
участие в отборе других.
Воспроизводство ибанской системы власти производится как чисто деловая
замена отдельных клеточек стабильной ткани власти, сложившейся раз и
навсегда. Сама власть здесь есть дело, главное дело, дело по преимуществу и
в собственном смысле слова. Воспроизводство власти есть часть этого дела.
Специальные профессионалы-властители решают, какие именно лица должны быть
отобраны для тех или иных ячеек власти. То, что внутри отбирающей группы
возможны различные мнения и конфликты, положения не меняет. Любая социальная
группа, даже имеющая целью приведение мнений к единству и ликвидацию
конфликтов, как социальное явление обретает все качества группы вообще, в
том числе -- расколы и конфликты. Способом воспроизводства власти здесь так
или иначе остается не выбор снизу, а отбор сверху, совершаемый как деловая
операция.
Имеется иерархия отбора. Высшие ее ступени накладываются на социальную
и хозяйственную иерархию так, что практически их разделить невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63