Ей вовсе не требовалось
использовать свой талант в отношении меня.
- Что-то тебя напугало, - сказала она.
- Ты чертовски права. Я наполовину готов отказаться от этого
предприятия прямо сейчас. У меня весьма паршивое предчувствие.
Я скрывал мысль, которая пришла мне в голову, одну из самых
скверных, которые я когда либо утаивал. Я думал о том, что если
паразитические клетки способны маскироваться под любые клетки
организма хозяина, это, вероятно, относится и к клеткам мозга. И я мог
только догадываться, каким сложным мог быть паразит, который мог сам
замаскироваться под мыслящий человеческий мозг.
Мне не нужно было объяснять Мариэль. Она воспринимала всё это по
мысленным излучениям.
- Марионетки...? - Сказала она. Каким-то образом, не смотря на
костюм, она умудрилась прошептать.
- Не знаю, - сказал я. - Но {если}...
Мои страхи взметнулись вверх, словно пригоршня мелких монет.
Всего только несколько минут назад я был готов отмести возможность
того, что Натан или я подхватили несколько клеток паразита,
разносящегося вокруг утренним ветерком, и тогда меня не очень-то
обеспокоило бы, если бы я обнаружил, что это всё же случилось. Но
{теперь} я беспокоился.
Опускалась темнота, и это, конечно, не способствовало моему
настроению. Страхи всегда кажутся более пугающими в темноте. На небе
стало проявляться достаточно много звёзд, и отсвет солнца затухал
медленно, но я не мог разглядеть земли, по которой мы двигались. Быки
продолжали продвигаться вперёд, абсолютно уверенные в себе.
- Не принимай близко к сердцу, - сказал я Мариэль. - Сейчас самое
время для ночных кошмаров. Все эти идеи - всего лишь призраки,
рождаемые наступлением темноты в моём воображении.
- Я знаю, - заверила она.
- Так что давай сохранять спокойствие и посмотрим на ситуацию,
как она есть. Двай нее будем позволять нашим страхам делать
преждевременные выводы.
Я говорил это столько же для себя, сколько и для неё, и она знала
это. Поэтому она не обиделась.
Потребовалось много времени, чтобы спуститься с холма, на котором
стоял "Дедал", и подняться по длинному склону к вершине следующего,
как это было и утром. Лично я скорее бы дошёл пешком, чем верхом на
довольно тряских животных, которые служили нам транспортом. Но при
установлении контактов выбирать особенно не приходится, и я с
готовностью терпел неудобства ради такого случая.
Я разглядывал узоры, которые звёзды образовывали на небе,
высматривая более яркие огоньки, которые были ближайшими к Аркадии
планетами. Аркадия не имела лун, но эта солнечная система была
довольно тесно заполнена. Была одна красивая вечерняя звезда, и я
заметил ещё одну по соседству, в плоскости эклиптики в другом конце
неба, но это было всё.
Когда достигли гребня холма, однако, появилось на что смотреть
кроме этого. Даже в темноте Город Солнца привлекал внимание, сияя
обширным участком крошечных огоньков, которые прочерчивали его диск,
теряясь вдали.
Огни были на краю стен, на улицах, светились тысячи окон.
Большинство ламп были мясляными светильниками, но огни на стенах были
керосиновыми лампами, горя более белым светом и более ярко. Они
высвечивали белизну стен, так что весь город казался пылающим.
- Впечатляет, не правда ли? - Обратился я к Мариэль.
- Он такой {большой}, - пробормотала она. Неужели несколько тысяч
человек действительно смогли построить это за каких-то несколько
десятилетий? Без тяжёлых машин... дажэе без какого-либо источника
энергии, кроме своих мускулов, быков, и чем там ещё они могли
располагать.
- Можно сделать очень многое за сотню лет, - сказал я. - Если
только хорошенько подумать. Они располагали всеми ресурсами, которые
могла им предоставить Земля. У них не было будьдозеров, но зато была
масса решений, как это сделать без них.
Но даже при этом она была права. Это было что-то для нескольких
тысяч человек, соорудить всё это, начиная с земляных работ. Для этого
должна была потребоваться большая часть жизни множества людей. И вся
их целеустремлённость и единомыслие. Колония действительно жила единой
мыслью по претворению в жизнь своеих утопических фантазий. Да ещё и с
паразитами, высасывающими все излишки энергии...
{Всё может быть не слишком хорошо, чтобы быть правдой}, подумал
я, {но это действительно слишком хорошо, чтобы всё было так просто}.
Виднелось несколько фонарей, раскачивающихся в полях подобно
кучке светлячков, но было слишком темно, чтобы разглядеть, что могли
бы делать люди, несшие их. Большинство из них могли зхакончить дневные
дела и возвращаться домой. Зачем? Чтобы отдыхать и развлекаться... или
чтобы работать дальше?
- Думаю, они продолжают его строить, - сказал я. - Полагаю, они
будут строить его ещё долго. Колоссальная работа завершена, но
{внутри}... ещё предстоит длинный путь... так много ещё нужно сделать.
- Особенно, - подхватила Мариэль, - если они {пишут} всю мудрость
веков на семи огромных стенах.
- Они могут копировать Город Солнца, - сказал я, - но не
представляю, чтобы они принимали свою модель {так} всерьёз.
Но, как показало дальнейшее, я ошибался.

Глава 5

Стены казались плывущими и покрытыми волнами в изменчивом свете
керосиновых ламп и в желтоватом отблеске множества маслянных фонарей.
Внешняя поверхность наружной стены была гладкой, чего нельзя было
сказать о второй стене. Когда мы въехали в город через ворота, которые
открылись, чтобы пропустить нас, а затем закрылись за нами, мы смогли
глянуть вперёд, вдоль широкого проезда, который вёл вверх по склону ко
второй стене и ещё одним воротам. По обе стороны от ворот, уходя за
здания, перекрываающие наше поле зрения, стена была выложена
пластинами черепицы. Их цвет был чисто белым и с вершины отдалённого
холма в рассеянном свете утреннего солнца они были достаточно
незаметны. Но теперь их ряды очерчивались тенями, и стена была вся
покрыта их "росписью".
Сперва я решил, что они могли бы быть абстрактным оформлением,
просто для красоты, но по мере того, как мы взбирались на холм верхом
на наших бредущих "лошадях" становилось очевидно, что такое заключение
было неверным. Каждая плитка была около двух футов в диаметре - они
были сложены по двадцать штук по вертикали, и самый грубый подсчёт
показывал, что каждый ряд вероятно содержит что-то около джвадцати
тысяч плиток, если считать, что они идут по всей стене. Это составляло
четыреста тысяч черепиц только на одной этой стене. А ведь было ещё
пять - хотя и становившихся всё меньше и меньше, по мере приближения к
центру. На это потребовалось ещё множество черепицы. Если бы была
тысяча каменщиков, каждый из которых работал бы каждый день...
Мой мозг произвёл подсчёт в угоду лукавому любопытству. Но я
знал, что никто не изготовит несколько миллионов черепиц для стен
города просто для того, чтобы они не так резали взгляд. Если это было
искусство для искусства, то эти люди относились к эстетике очень
серьёзно.
Вблизи я увидел, что они являлись пиктограммами... в высшей
степени стилизованными изображениями. Сперва это поразило меня, как
несусветная глупость, но затем я перестал быть в этом так уверен. Если
бы я был одержим задачей записать всю мудрость мира на стенах, с чего
бы я начал? Во всяком случае не верхнего левого угла и не
переписывания Интернациональной Энциклопедии, начиная с известной реки
Гермнии Аа и кончая {язвенными} заболеваниями. Скорее всего, я
отставил бы в сторону культурный шовинизм и оставил бы фонетическое
письмо. Я мог бы воспользоваться чем-нибудь более похожим на китайскую
систему письма. В конце концов, они не были только пиктографами... они
также преуспели в постройке огромных стен.
Пиктограммы не являлись мудростью веков, решил я... но они должны
были {символизировать} собой мудрость веков. Каждая картинка являлась
идеей... и все идеи, которые они считали важными, были собраны вместе,
классифицированны и выстроены в строгом порядке. Значит, не только в
качестве украшения. Во имя своего рода высшей цели. Это выглядело
более впечатляющим, чем банк данных на микроплёнках и перфолентах.
Действительно - произведение искусства.
{Но зачем?} - задумался я.
Я не мог разхобрать пиктограммы. Это было нечто, что нужно было
изучить - возможно, каждому ребёнку, рождённому в городе... если было
в человеческих силах для ребёнка изучить секреты нескольких миллионов
пиктограмм за несколько коротких лет. Или даже за всю жизнь.
{Никто не смог бы}, - пробормотал я сам себе.
- Никто бы не смог что? - Спросила Мариэль.
- Изучить значение всех этих пиктограмм, - ответил я. - Это
невозможно. Какая польза в том, чтобы иметь всю мудрость мира,
написанной буквами двухфутовой высоты, если ни одна отдельная личность
не смогла бы даже выучить достаточно, чтобы понять смысл всего этого?
- Быть может, они не намеревались изучать это всё, - сказала она.
- Возможно, это приведенно здесь двух-футовыми буквами, чтобы
напоминать, что ни один человек {не смог бы} выучить всё это - чтобы
напоминать всем им о том, как они зависимы от остальных.
- И почему я сам не подумал об этом? - Сказал я без какого-либо
сарказма.
- Думаешь, это действительно так? - Задала она вопрос.
- Я не знаю, так ли это, - ответил я, - но это - изящная теория.
Мы проехали под вторыми воротами и вступили во второй круг.
Впереди виднелась третья стена, и нас уже не удивило, что она покрыта
черепицей, как и вторая. Я посмотрел назад, чтобы проверить так же ли
оформлена и внутренняя поверхность стены, но её не было - строения
города выростали прямо из стены, кубические блоки громоздились друг на
друга в точно вывереной ассиметрии, высотой в три-четыре этажа, с
переходами, соединяющими отдельные секции верхних этажей и с
лестницами между этажами. Было невозможно сказать, где "кончалось"
одно строение и "начиналось" другое - были только отдельные части,
соединённые в причудливые узоры. Это мне весьма напомнило полностью
"искусственную гору", которую я видел однажды в зоопарке, построенную
для обезьян.
- Подумай только овремени и усилиях, потребовавшихся для
строительства и оформления этих стен, - сказала Мариэль. - На это
потребовались бы не человеко-дни... целые человеческие жизни. Люди,
чей вклад в колонию определялся только несколькими тысячами плит,
высеченными из мягкого белого камня.
- Не обязательно, - возразил я. - Это может быть одна из
марксистских утопий, где никто не является скульптором, но все ваяют.
Может быть каждый в колонии сделал свой вклад в виде своей плиты или
группы плит. Быть может, они одновременно не только идеи, но и
памятники. Надгробия. Может быть, они и {являются} надгробиями, и
каждый, кто когда-либо жил в городе, захоронен в его стенах. Мы всё
это выясним, со временем.
Хорошо известна иллюзия, когда кажется, что края длинной прямой
дороги вдали сходятся друг с другом. Главная же дорога Города Солнца,
однако, действительно становилась уже по мере того, как мы
продвигались по ней. Её обочины действительно должны были сойтись, и
не в воображаемой точке, не на неопределённом расстоянии, а в точке,
которая была определена с геометрической точностью - точно в центре
города. По мере того, как мы продвигались вверх по склону холма,
строения с обеих сторон придвигались всё ближе. Через незастеклённые
окна верхних этажей мы могли видеть отсветы фонарей на кровле, но это
было практически единственное, что мы {смогли} увидеть из домашней
жизни горожан. Блоки нижних этажей имели меньшее число окон, и они
были либо тёмными, либо закрыты шторами. Не было открытых дверей.
Никто не подошёл к окну, чтобы взглянуть на странных визитёров, одетых
в пластиковые мешки. Даже люди, мимо которых мы проезжали по улице,
одаривали нас равнодушными и нелюбопытными взглядами. Не то, чтобы нас
полностью игнорировали - просто никто, похоже, не проявлял к нам
особого интереса.
- Можешь ты прочесть их мысли? - Спросил я Мариэль.
- Кое-что я получила, - ответила она, - но это такое
неопределённое, такое странное. У меня такое ощущение, что они все
{знают} о нас, что мы им знакомы. Я знаю, что слухи распространяются
быстро, и новость о нашем приземленнии облетела весь город... но ни
один из них, похоже, не хочет знать {больше}. Они видят нас, они
узнают нас, и этого достаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27