Клетки празита соединились бы - и их мозги,
буквально и физически, стали бы связанны между собой множеством
цепочек мимикрирующих нервных тканей. Вроде телефонной связи. Мозги,
объединённые, образовали бы групповой мозг, который воспринял бы всю
информацию, все навыки различных отдельных разумов и распределил бы
результат такого синтеза по всей группе, так что каждый отдельный
разум стал бы отражением всех остальных. Когда нужно было принимать
решение, люди собирались вместе небольшими группами, и каждая группа
оценивала ситуацию. Затем каждый член данной группы должен был пойти и
присоединиться к другой группе, и синтез продолжался бы до тех пор,
пока группа за группой не приходила к единому мнению по данному
вопросу и не происходило бы распространение общего восприятия и
намерений. Не было необходимости, чтобы все люди города сошлись вместе
одновременно, совершенно так же, как не было необходимости, чтобы все
клетки мозга находились в активном состоянии одновременно. До тех пор,
пока люди касались бы друг друга и расходились, касались и
расходились, до тех пор происходил бы свободный обмен информацией и
намерениями среди всего населения. По существу, каждый отдельный разум
имел в своём распоряжении резервуар знаний и восприятия всей коммуны.
Не удивительно, что каждый отдельный мужчина или женщина могли
понять каждую отдельную пиктограмму, нанесенную на стены города. Не
удивительно, что им необходимо было только одно физическое
представление всего, что они знали и понимали... да и то только в
качестве постоянной поддержки и унификации единства. Естественно, они
не нуждались ни в каких книгах, ни в каких банках данных. Не
удивительно что их уклонение от вопросов было столь абсолютно
непреклонным и одинаковым во всём городе.
Меня всё удивляли приметы жизни людей, которые были характерны
для разума роя. Но исключив в качестве гипотезы телепатию, я отбросил
эту догадку, как более чем метафору. Ни на мгновение не мелькнула у
меня мысль, что это могла быть {физическая} связь между разумами, и
что ткань паразита, с её способностями к мимикрии и приспособительной
изменчивости, могла обеспечивать такую связь.
Теперь же я увидел и понял.
Они старались скрыть от нас то, на сколько они от нас отличались
в действительности. Они предоставили нам думать, что они являлись
индивидуальностями - неестественно похожими друг на друга, живущими
неестественно упорядоченно, но всё же индивидуальностями. Они не
хотели, чтобы мы поняли на сколько {реальным} было их презентация
самих себя в качестве фрагментов единого Самого. Они надеялись
показаться безопасными... странными, но безопасными. Они надеялись
убедить нас, что мы очень мало потеряли бы, подвергшись инфекции -
позволив паразитупроникнуть в наши тела. Они надеялись воспользоваться
нашей уверенностью в своих медицинских возможностях, в своих навыках в
генной инженерии.
Но как только один из нас был бы инфицирован... успешно
инфицирован, чтобы сделать возможной установление связи между
мозгами... тогда бы мы были подведены полному пониманию, как нам было
обещано. Мы бы стали частью Самого.
Полностью и необратимо.
Наши разумы были бы всосаны в групповой, групповой разум затопил
бы наши. Это, возможно, заняло бы не более нескольких мгновений, как
только поразит был бы помещён внутрь нас.
А затем наши добровольцы, кто бы ими не был, вернулись бы на
корабль полные заверений того, что нет никакой опасности, что вообще
не очем беспокоиться. Не как рабы или автоматы, как мы боялись в своём
примитивном понимании, но просто в качестве частичек Самого,
занимающиеся обычным делом в его интересах.
Я оторвал свой взгляд от наблюдения за тем, как Слуга удалял
компаньона с умирающего быка, и уставился на прореху по всей длине
брючины в своём зацитном костюме. Внезапно я ощутил сильную
слабость... и это ощущение не имело ничего общего с видом собственной
крови, сочившейся из раны вдоль колена.
Я заметил, что лучники пристально вглядываются на запад,
уставившись на дикую степь. Ветер дул в ту сторону... разнося запах
крови. Крови животного и моей. Я вспомнил лаконичное сообщение лучника
о том, что предыдущей ночью вокруг лагеря бродил волк.
Я медленно поднялся на ноги и прошёл мимо раненного быка. Слуга
пребывал в настоящем трансе и был неподвижен, словно статуя.
- Волки по-прежнему где-то рядом? - Спросил я лучника, который
стоял на часахэ перед рассветом.
- Они бы не ушли далеко, - ответил он.
- Они нападут?
- Возможно.
Я проследил взглядом в том же направлении, но там, похоже, не
было никакого движения.
- Может нам развести огонь? - Спросил я.
- Нет времени, - последовал ответ. - И огонь не так их пугает
днём.
В его голосе не звучало ни малейшего страха. Я снова сел и
тщательно обследовал свою ногу. Не должно было быть никаких
осложнений, но мне нужно было посидеть спокойно некоторое время, чтобы
кровь успела свернуться. Время шло, и неподвижность, казалось,
наполнялась угрозой. Скульптура из человека и животного, казалась
теперь замороженной - теперь, когда они были соединены, не было
никакого движения чёрных отростков. Клетки перемещались, вероятно
внутри внешних границ, но не было никакого заметного движения всего
образования. Не было никакого способа определить, сколько времени
займёт удаление, поскольку нельзя было определить на сколько паразит
распространился внутри огромного тела хозяина.
Я начал ощущать жажду.
Затем я услыхал лай стаи и понял, что они приближались.
Я был охвачен ощущением беспомощности. У меня не было никакого
оружия - ни малейшего средства самообороны. Я не мог сделать никакого
вклада в предстоящую схватку, если она должна была состояться. У меня
было желание вскочить на своего скакуна и ускакать прочь, но животное,
которое было моим, было на пути к милосердной смерти.
Хищники приближались быстро, скрытно. Они были уже рядом раньше,
чем я заметил одного, пребирающегося от одного кустика к другому. Он
был похож больше на гиену, чем на волка, со шкурой, покрытой пятнами
жёлтого и грязно-серого, с круглой головой, квадратными ноздрями и
круглыми ушами. Я никак не мог сосчитать их - их могло быть и четыре,
и сорок.
Они не напали сразу. Они рассыпались, чтобы окружить нас, и стали
кружить, держась на расстоянии от пятидесяти до шестидесяти ярдов от
нас, перебираясь от укрытия к укрытия, приподнимая головы каждые
несколько секунд.
Лучники наложили стрелы на тетивы, но терпеливо ждали, будучи
достаточно расслабленными. Расстояние было слишком велико, и у них не
ещё было никакой возможности тщательно прицелится во врага. Поскольку
твари кружили вокруг нас, лучники также рассредоточились, образовав
углы квадрата со мной, Слугой и раненным животным в центре. Остальные
быки тоже рассыпались и начали бродить взад-вперёд вдоль сторон
воображаемого квадрата. Я был поражён осмысленностью их движений. Они
не были ни напуганы, ни беспокойны. Они находились под контролем.
Какой эффект оказывал контакт с супер-разумом на животное? Я
задумался над этим. Оно не становилось разумным - его мозг не обладал
требуемой ёмкостью. Но контакт с Самим мог позволить ему наиболее
эффективно использовать то, чем оно располагало... наиболее
эффективно, возможно, с точки зрения приоритетов Самого.
Их рога не были приспособлены, чтобы колоть, но скорее, чтобы
наносить удары и цеплять. Я не возражал бы, чтобы они были лучше
вооружены, но у меня было ощущение, что в тяжёлой схватки они, вне
всякого сомнения, будут союзниками.
Хищники начали показываться более часто, подобравшись ближе, и
смог гораздо точнее оценить их силы. У меня сложилось впечатление, что
их было от пятнадцати до двадцати пяти особей.
Если я был прав, то их было более чем достаточно, чтобы нанести
нам огромный вред - если бы они продолжали следовать своей теперешней
осторожной тактике до тех пор, пока не подобрались бы достаточно
близко для стремительного броска, а затем напали бы все одновременно.
Но не это было у них на уме.
Одна из собак, более смелая, чем остальные, в конце концов
покинула укрытие слишком на долго и попыталась по диагонали перебежать
к кучке растений всего лишь в двадцати футах от нас. Один из лучников
выстрелил, и стрела угодила твари прямо под лопатку. Та
перекувыркнулась через голову и издала ужасающий вой. Она лежала на
спине и дёргалась. Выстрел не убил её наповал, но он определил её
судьбу.
Между тем остальные продолжали кружить вокруг. Но пример того,
что случилось с их менее везучим сородичем не отпугнул их. Это,
казалось, возбудило их ещё больше. В воздухе ещё сильнее запахло
кровью, а кровь своего собственного вида была, по всей очевидности,
для них таким же стимулом, как и кровь естественной добычи.
Другой лучник пустил стрелу, попав волку в лапу - снова рана не
была смертельной, но снова она остановила хищника, который повернулся,
чтобы заскакать прочь, на бегу цеплясь стрелой за траву.
Затем появились остальные, группами по два-три, никак не согласуя
свои действия. Трое были сбиты стрелами, затем четвёртый... затем все
оставшиеся оказались у периметра оборонительного квадрата... и
яко-олени вступили в дело, опустив головы и роя копытами землю.
Неожиданно всё смешалось, лучники оказались не в состоянии точно
посылать своий стрелы. Они отступили в нутрь, держа стрелы наложенными
на луки, чтобы выстрелить при первой же представившейся возможности,
когда волки приблизятся для завершающего прыжка. И волки {прыгали},
оскалив пасти на свою естественую добычу - на быков. Их стратегия -
нападение маленькими группками - была расчитана на то, чтобы валить
травоядных, отрезанных от стада. Они могли стоять, бодаясь и ударяя
копытами, и пока один хищник занимал вооружёную рогами голову,
остальные впивались в ноги или прыгали на шею. Но голова была не
единственным оружием, которым располагали быки, и их передние ноги
расшвыривали нападавших.
Стрелы одна за другой впивались в плоть. Лучники теперь не
промахивались. Не смотря на замешательство, они находили свои цели -
волков отброшенных в сторону и катящихся по земле, показывая свои
бледные подбрюшья, на мгновение оказываясь беспомощными.
Затем боковым зрением я заметил, как один из волков совершил
совершенно невероятный прыжок на плечи одного из быков, его челюсти
впились в мохнатый загривок. Когда длинные клыки вонзились в шерсть,
бык крутнулся и ударил рогами. Один рог угодил волку в бок и превратил
мощный прыжок в беспомощный акробатический полёт. Отброшенный в
сторону, волк свалился в центре нашего оборонительного кольца... прямо
на меня.
Я поднял руки, чтобы прикрыть лицо, но был сбит на землю весом
падающего тела. Волк был так же ошарашен, как и я, к тому же он падал
на бок, поэтому его челюсти - всё ещё сжимавшие длинную коричневую
шерсть - попусту щёлкнули в воздухе. Я отчаянно попытался отбросить
его прочь, едва оправившись от его присутствия, но всё, чего я достиг,
сваливая с себя тело - это перевернул его так, что он снова оказался
на ногах и восстановил равновесие. Я до сих пор лежал на спине, а это
была наихудшее положение для самообороны. Всё, что я мог сделать - это
захватить шкуру на его шее и толкать вверх, пытаясь удержать эти
кошмарные клыки подальше от себя. У меня не было особых навыков в
борьбе такого рода, но я как-то умудрился задрать ему голову. Животное
принялось дёргаться и вырывать голову, чтобы освободиться, но оно
потеряло ориентацию и никак не могло её восстановить. Слюна забрызгала
пластик моего больше ни от чего не защищающего костюма, и огромные
желтоватые клыки снова распахнулись, словно капкан.
Больше я ничего не мог сделать.
А затем стрела, пущенная с поразительной силой, глубоко вонзилась
в его правый глаз и проникла в мозг. Его голова вскинулась, словно
кто-то сломал ему хребет, как соломинку, и одна единственная
конвульсия сопроводила его уход из жизни. Затем он стал мёртвым и
свалился поперёк моей груди, словно огромный мешок с мокрым песком.
Это напрочь забило мне дыхание, и мне пришлось лихорадочно вдыхать
воздух, проклиная предохранительные фильтры, которые, казалось, душили
меня так, что на глазах выступили слёзы, а лёгкие на мгновение ощутили
удушье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
буквально и физически, стали бы связанны между собой множеством
цепочек мимикрирующих нервных тканей. Вроде телефонной связи. Мозги,
объединённые, образовали бы групповой мозг, который воспринял бы всю
информацию, все навыки различных отдельных разумов и распределил бы
результат такого синтеза по всей группе, так что каждый отдельный
разум стал бы отражением всех остальных. Когда нужно было принимать
решение, люди собирались вместе небольшими группами, и каждая группа
оценивала ситуацию. Затем каждый член данной группы должен был пойти и
присоединиться к другой группе, и синтез продолжался бы до тех пор,
пока группа за группой не приходила к единому мнению по данному
вопросу и не происходило бы распространение общего восприятия и
намерений. Не было необходимости, чтобы все люди города сошлись вместе
одновременно, совершенно так же, как не было необходимости, чтобы все
клетки мозга находились в активном состоянии одновременно. До тех пор,
пока люди касались бы друг друга и расходились, касались и
расходились, до тех пор происходил бы свободный обмен информацией и
намерениями среди всего населения. По существу, каждый отдельный разум
имел в своём распоряжении резервуар знаний и восприятия всей коммуны.
Не удивительно, что каждый отдельный мужчина или женщина могли
понять каждую отдельную пиктограмму, нанесенную на стены города. Не
удивительно, что им необходимо было только одно физическое
представление всего, что они знали и понимали... да и то только в
качестве постоянной поддержки и унификации единства. Естественно, они
не нуждались ни в каких книгах, ни в каких банках данных. Не
удивительно что их уклонение от вопросов было столь абсолютно
непреклонным и одинаковым во всём городе.
Меня всё удивляли приметы жизни людей, которые были характерны
для разума роя. Но исключив в качестве гипотезы телепатию, я отбросил
эту догадку, как более чем метафору. Ни на мгновение не мелькнула у
меня мысль, что это могла быть {физическая} связь между разумами, и
что ткань паразита, с её способностями к мимикрии и приспособительной
изменчивости, могла обеспечивать такую связь.
Теперь же я увидел и понял.
Они старались скрыть от нас то, на сколько они от нас отличались
в действительности. Они предоставили нам думать, что они являлись
индивидуальностями - неестественно похожими друг на друга, живущими
неестественно упорядоченно, но всё же индивидуальностями. Они не
хотели, чтобы мы поняли на сколько {реальным} было их презентация
самих себя в качестве фрагментов единого Самого. Они надеялись
показаться безопасными... странными, но безопасными. Они надеялись
убедить нас, что мы очень мало потеряли бы, подвергшись инфекции -
позволив паразитупроникнуть в наши тела. Они надеялись воспользоваться
нашей уверенностью в своих медицинских возможностях, в своих навыках в
генной инженерии.
Но как только один из нас был бы инфицирован... успешно
инфицирован, чтобы сделать возможной установление связи между
мозгами... тогда бы мы были подведены полному пониманию, как нам было
обещано. Мы бы стали частью Самого.
Полностью и необратимо.
Наши разумы были бы всосаны в групповой, групповой разум затопил
бы наши. Это, возможно, заняло бы не более нескольких мгновений, как
только поразит был бы помещён внутрь нас.
А затем наши добровольцы, кто бы ими не был, вернулись бы на
корабль полные заверений того, что нет никакой опасности, что вообще
не очем беспокоиться. Не как рабы или автоматы, как мы боялись в своём
примитивном понимании, но просто в качестве частичек Самого,
занимающиеся обычным делом в его интересах.
Я оторвал свой взгляд от наблюдения за тем, как Слуга удалял
компаньона с умирающего быка, и уставился на прореху по всей длине
брючины в своём зацитном костюме. Внезапно я ощутил сильную
слабость... и это ощущение не имело ничего общего с видом собственной
крови, сочившейся из раны вдоль колена.
Я заметил, что лучники пристально вглядываются на запад,
уставившись на дикую степь. Ветер дул в ту сторону... разнося запах
крови. Крови животного и моей. Я вспомнил лаконичное сообщение лучника
о том, что предыдущей ночью вокруг лагеря бродил волк.
Я медленно поднялся на ноги и прошёл мимо раненного быка. Слуга
пребывал в настоящем трансе и был неподвижен, словно статуя.
- Волки по-прежнему где-то рядом? - Спросил я лучника, который
стоял на часахэ перед рассветом.
- Они бы не ушли далеко, - ответил он.
- Они нападут?
- Возможно.
Я проследил взглядом в том же направлении, но там, похоже, не
было никакого движения.
- Может нам развести огонь? - Спросил я.
- Нет времени, - последовал ответ. - И огонь не так их пугает
днём.
В его голосе не звучало ни малейшего страха. Я снова сел и
тщательно обследовал свою ногу. Не должно было быть никаких
осложнений, но мне нужно было посидеть спокойно некоторое время, чтобы
кровь успела свернуться. Время шло, и неподвижность, казалось,
наполнялась угрозой. Скульптура из человека и животного, казалась
теперь замороженной - теперь, когда они были соединены, не было
никакого движения чёрных отростков. Клетки перемещались, вероятно
внутри внешних границ, но не было никакого заметного движения всего
образования. Не было никакого способа определить, сколько времени
займёт удаление, поскольку нельзя было определить на сколько паразит
распространился внутри огромного тела хозяина.
Я начал ощущать жажду.
Затем я услыхал лай стаи и понял, что они приближались.
Я был охвачен ощущением беспомощности. У меня не было никакого
оружия - ни малейшего средства самообороны. Я не мог сделать никакого
вклада в предстоящую схватку, если она должна была состояться. У меня
было желание вскочить на своего скакуна и ускакать прочь, но животное,
которое было моим, было на пути к милосердной смерти.
Хищники приближались быстро, скрытно. Они были уже рядом раньше,
чем я заметил одного, пребирающегося от одного кустика к другому. Он
был похож больше на гиену, чем на волка, со шкурой, покрытой пятнами
жёлтого и грязно-серого, с круглой головой, квадратными ноздрями и
круглыми ушами. Я никак не мог сосчитать их - их могло быть и четыре,
и сорок.
Они не напали сразу. Они рассыпались, чтобы окружить нас, и стали
кружить, держась на расстоянии от пятидесяти до шестидесяти ярдов от
нас, перебираясь от укрытия к укрытия, приподнимая головы каждые
несколько секунд.
Лучники наложили стрелы на тетивы, но терпеливо ждали, будучи
достаточно расслабленными. Расстояние было слишком велико, и у них не
ещё было никакой возможности тщательно прицелится во врага. Поскольку
твари кружили вокруг нас, лучники также рассредоточились, образовав
углы квадрата со мной, Слугой и раненным животным в центре. Остальные
быки тоже рассыпались и начали бродить взад-вперёд вдоль сторон
воображаемого квадрата. Я был поражён осмысленностью их движений. Они
не были ни напуганы, ни беспокойны. Они находились под контролем.
Какой эффект оказывал контакт с супер-разумом на животное? Я
задумался над этим. Оно не становилось разумным - его мозг не обладал
требуемой ёмкостью. Но контакт с Самим мог позволить ему наиболее
эффективно использовать то, чем оно располагало... наиболее
эффективно, возможно, с точки зрения приоритетов Самого.
Их рога не были приспособлены, чтобы колоть, но скорее, чтобы
наносить удары и цеплять. Я не возражал бы, чтобы они были лучше
вооружены, но у меня было ощущение, что в тяжёлой схватки они, вне
всякого сомнения, будут союзниками.
Хищники начали показываться более часто, подобравшись ближе, и
смог гораздо точнее оценить их силы. У меня сложилось впечатление, что
их было от пятнадцати до двадцати пяти особей.
Если я был прав, то их было более чем достаточно, чтобы нанести
нам огромный вред - если бы они продолжали следовать своей теперешней
осторожной тактике до тех пор, пока не подобрались бы достаточно
близко для стремительного броска, а затем напали бы все одновременно.
Но не это было у них на уме.
Одна из собак, более смелая, чем остальные, в конце концов
покинула укрытие слишком на долго и попыталась по диагонали перебежать
к кучке растений всего лишь в двадцати футах от нас. Один из лучников
выстрелил, и стрела угодила твари прямо под лопатку. Та
перекувыркнулась через голову и издала ужасающий вой. Она лежала на
спине и дёргалась. Выстрел не убил её наповал, но он определил её
судьбу.
Между тем остальные продолжали кружить вокруг. Но пример того,
что случилось с их менее везучим сородичем не отпугнул их. Это,
казалось, возбудило их ещё больше. В воздухе ещё сильнее запахло
кровью, а кровь своего собственного вида была, по всей очевидности,
для них таким же стимулом, как и кровь естественной добычи.
Другой лучник пустил стрелу, попав волку в лапу - снова рана не
была смертельной, но снова она остановила хищника, который повернулся,
чтобы заскакать прочь, на бегу цеплясь стрелой за траву.
Затем появились остальные, группами по два-три, никак не согласуя
свои действия. Трое были сбиты стрелами, затем четвёртый... затем все
оставшиеся оказались у периметра оборонительного квадрата... и
яко-олени вступили в дело, опустив головы и роя копытами землю.
Неожиданно всё смешалось, лучники оказались не в состоянии точно
посылать своий стрелы. Они отступили в нутрь, держа стрелы наложенными
на луки, чтобы выстрелить при первой же представившейся возможности,
когда волки приблизятся для завершающего прыжка. И волки {прыгали},
оскалив пасти на свою естественую добычу - на быков. Их стратегия -
нападение маленькими группками - была расчитана на то, чтобы валить
травоядных, отрезанных от стада. Они могли стоять, бодаясь и ударяя
копытами, и пока один хищник занимал вооружёную рогами голову,
остальные впивались в ноги или прыгали на шею. Но голова была не
единственным оружием, которым располагали быки, и их передние ноги
расшвыривали нападавших.
Стрелы одна за другой впивались в плоть. Лучники теперь не
промахивались. Не смотря на замешательство, они находили свои цели -
волков отброшенных в сторону и катящихся по земле, показывая свои
бледные подбрюшья, на мгновение оказываясь беспомощными.
Затем боковым зрением я заметил, как один из волков совершил
совершенно невероятный прыжок на плечи одного из быков, его челюсти
впились в мохнатый загривок. Когда длинные клыки вонзились в шерсть,
бык крутнулся и ударил рогами. Один рог угодил волку в бок и превратил
мощный прыжок в беспомощный акробатический полёт. Отброшенный в
сторону, волк свалился в центре нашего оборонительного кольца... прямо
на меня.
Я поднял руки, чтобы прикрыть лицо, но был сбит на землю весом
падающего тела. Волк был так же ошарашен, как и я, к тому же он падал
на бок, поэтому его челюсти - всё ещё сжимавшие длинную коричневую
шерсть - попусту щёлкнули в воздухе. Я отчаянно попытался отбросить
его прочь, едва оправившись от его присутствия, но всё, чего я достиг,
сваливая с себя тело - это перевернул его так, что он снова оказался
на ногах и восстановил равновесие. Я до сих пор лежал на спине, а это
была наихудшее положение для самообороны. Всё, что я мог сделать - это
захватить шкуру на его шее и толкать вверх, пытаясь удержать эти
кошмарные клыки подальше от себя. У меня не было особых навыков в
борьбе такого рода, но я как-то умудрился задрать ему голову. Животное
принялось дёргаться и вырывать голову, чтобы освободиться, но оно
потеряло ориентацию и никак не могло её восстановить. Слюна забрызгала
пластик моего больше ни от чего не защищающего костюма, и огромные
желтоватые клыки снова распахнулись, словно капкан.
Больше я ничего не мог сделать.
А затем стрела, пущенная с поразительной силой, глубоко вонзилась
в его правый глаз и проникла в мозг. Его голова вскинулась, словно
кто-то сломал ему хребет, как соломинку, и одна единственная
конвульсия сопроводила его уход из жизни. Затем он стал мёртвым и
свалился поперёк моей груди, словно огромный мешок с мокрым песком.
Это напрочь забило мне дыхание, и мне пришлось лихорадочно вдыхать
воздух, проклиная предохранительные фильтры, которые, казалось, душили
меня так, что на глазах выступили слёзы, а лёгкие на мгновение ощутили
удушье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27