— Как нам остановить их? — спросил конунг.
Голос его был спокоен — пугающе спокоен.
Это был верный вопрос. Единственный, правду сказать, вопрос, который заслуживал ответа в данную минуту. И все равно Ратарь пожалел, что Свеммелю пришло в голову этот вопрос задать. Ему оставалось лишь ответить честно, хоть это и могло стоить ему головы.
— Не знаю, ваше величество. Если альгарвейцы и дальше станут тысячами уничтожать покоренных ими, мы останемся перед ними, как голый с ножом против воина с мечом и в кольчуге.
— Почему? — осведомился Свеммель с любопытством и недоумением — с таким явным недоумением, что ошарашил Ратаря.
— Потому что они без угрызений совести совершают то, на что мы пойти не можем, — разъяснил маршал очевидное.
Свеммель запрокинул голову и оглушительно расхохотался. Нет, он выл от смеха, брызгая слюной. Одна капля упала Ратарю на щеку. По монаршим щекам катились слезы восторга.
— О глупец! — выговорил Свеммель, когда дар речи отчасти вернулся к нему. — О наивный глупец! Не ведали мы, что поставили девственника во главе наших армий!
— Что, ваше величество? — недоуменно спросил Ратарь.
Он не мог взять в толк, что так развеселило Свеммеля. Маршал покосился на Адданца. Лицо архимага исказилось от ужаса, но, к изумлению Ратаря, еще сильнее, чем в те минуты, когда чародей объяснял суть альгарвейских преступлений. И этот ужас сказал Ратарю все.
Не желая верить своим догадкам, маршал уставился на Свеммеля:
— Вы же не…
— Разумеется, да. — Веселье слетело с конунга, как плащ на ветру. Он наклонился вперед и уставился на маршала, подавляя жутким своим величием: — Где же еще нам взять собственные кольчугу и меч?
На этот вопрос маршалу тоже отвечать не хотелось. Альгарвейцы пали в бездну сами, но его они за собою не утянут. Обыкновенно Ратарь не отступал перед трудностями, но сейчас отвернулся, попытавшись отвлечь конунга Свеммеля мелкими заботами.
— Где возьмем мы столько жертв? — спросил он. — Среди подданных вашего величества кауниан лишь горстка, и даже если бы мы решили воспользоваться ими тем же способом, сейчас все они в руках альгарвейцев. А если мы начнем резать пленных рыжиков, они стант убивать наших солдат вместо кауниан.
Свеммель повел плечами так безразлично, что у маршала в груди захолонуло.
— У нас достаточно крестьян. Нам довольно будет — вполне довольно, — чтобы в живых остался хоть один, когда закончится война, лишь бы только альгарвейцев не осталось вовсе.
— Не знаю, — добавил Адданц, — сумеем ли мы в ближайшее время сравниться с ними в чародейском мастерстве. Этот ужас, как и многое другое, они готовили для нас годами. Даже если нам придется опуститься до массовых жертвоприношений, чтобы уцелеть, — его передернуло, — нам предстоит многое разузнать самим.
— Почему же ты не начал трудиться над этим прежде? — грозно спросил конунг.
В отчаянии архимаг уставился на конунга:
— Потому что я не думал — никто не думал, — что альгарвейцы дойдут до подобной мерзости! Я не думал, что кто бы то ни было дойдет до подобной мерзости! И трижды никогда не думал, что сам вынужден буду опуститься до подобной мерзости!
Ратарь уже замечал не раз, что открытое неповиновение порою помогало привлечь внимание Свеммеля там, где не действовали иные доводы. Подчас непокорный обнаруживал, что лучше было бы не привлекать монаршего внимания, — но не в этот раз.
— Готов ли ты предать державу в руки альгарвейцев и гнусности их, — неожиданно доброжелательно промолвил конунг, — оттого лишь, что не смог опуститься до их уровня?
— Нет, ваше величество.
Адданц не мог не понимать, что за другой ответ поплатится головой.
— Так же и мы, — заключил конунг Свеммель. — Иди. Ты и твои колдуны должны узнать, как альгарвейцы творят свою волшбу, да поскорее. Мы обещаем тебе, архимаг: если держава падет перед королем Мезенцио, живым ты не попадешь в руки его солдат. Об этом мы позаботимся. Ты все понял?
— Так точно, ваше величество, — отозвался Адданц.
Свеммель взмахнул рукой, отпуская его, и чародей бежал. Ратарь не винил его. Он и сам был не прочь сбежать, но его конунг еще не отпустил.
— Твоя задача, маршал, — обратился к нему Свеммель, — проследить, чтобы альгарвейцы не раздавили нас, прежде чем мы научимся обороняться. Как ты намерен исполнить ее?
Ни о чем ином Ратарь не мог думать с той минуты, как весть о катастрофе дошла до него.
— Мы рассредотачиваем части на передовой, — он начал загибать пальцы, — чтобы альгарвейцы не могли накрыть одним заклятием большое число солдат. Кроме того, мы организуем эшелонированную оборону, чтобы ударить по рыжикам с флангов, если те прорвут фронт снова.
— Это замедлит продвижение рыжих разбойников. Но не остановит их, — заметил Свеммель.
Конунг был неглуп — к сожалению. Окажись он хоть немного глупей, с ним было бы куда проще иметь дело. А так Свеммель был хитер ровно настолько, чтобы полагать себя умней, чем на самом деле.
Но в данном случае он был прав. Так Ратарь и ответил.
— Погода тоже работает на нас, — продолжил он. — Как бы альгарвейцы ни старались, они не могут продвигаться вперед быстро. Мы меняем расстояние на время.
— У нас осталось не так много лиг на размен, — прорычал конунг.
«А ты еще собирался впиться королю Мезенцио в глотку», — мелькнуло в голове у Ратаря. Но об этом упоминать не стоило.
— Наступает зима, — промолвил он. — Противнику становится все труднее наступать. Кроме того, ваше величество, мы начали засылать в тыл врага диверсионные группы, чтобы разрушить ведущие из Фортвега становые жилы. Если проклятые рыжики не смогут доставлять кауниан на передовую, они и в жертву их приносить не смогут.
Свеммель редко выказывал маршалу свое одобрение, но на сей раз конунг изменил этому правилу.
— Вот это отлично, — проговорил он. — Отлично. — Свеммель замолчал; одобрения его надолго не хватало. — Хотя… могут ли рыжики резать жертв на месте, в Фортвеге, а на передовую перебрасывать запас магических сил?
— Об этом лучше спросить Адданца, не меня, — ответил Ратарь. — Я могу лишь догадываться, но скорей всего — нет. Если бы альгарвейцам было под силу такое, разве стали бы они перевозить кауниан в лагеря за самой линией фронта?
Свеммель помял костистыми пальцами узкий подбородок. Он и сам очень напоминал альгарвейца, если бы не цвет волос и глаз. Наконец конунг хмыкнул.
— Возможно, и так. А если бы мы захватили нетронутым такой лагерь, то смогли бы избавиться от кауниан в нем и не убивать наших подданных. Было бы забавно позволить рыжикам делать нашу работу.
Чувство юмора у него было жутковатое. В этом Ратарь убедился за много лет при дворе.
— Лучше было бы отпустить их и позволить самим добираться домой в Фортвег.
— Зачем же транжирить ресурсы?
— Если хотя бы один доберется до родины и расскажет, что творят альгарвейцы с пленниками, не кажется ли вам, что Фортвег может восстать против короля Мезенцио?
— Может быть… а может, и нет, — ответил Свеммель. — Фортвежцы любят каунинан не больше, чем рыжики. — Конунг пожал плечами. — Хотя попробовать стоит. Кроме того, огласка станет для Мезенцио позором, что само по себе хорошо. Да, мы разрешаем отпускать пленников.
— Благодарю, ваше величество. — Ратарю пришла в голову еще одна мысль. — Если альгарвейцы станут убивать тысячи людей, чтобы питать свои заклятия, а мы начнем убивать тысячи, чтобы противостоять им, воевать снова придется простым солдатам. Интересно, подумал ли об этом Мезенцио, прежде чем разжигать такой костер?
— Нам это неинтересно, — высокомерно ответил конунг Свеммель. — На любой его костер мы ответим двумя.
Как ни старалась Пекка получить удовольствие от недолгого пребывания в «Княжестве», радости она не испытывала. Чародейка понимала, что магистр Сиунтио поступил весьма учтиво, забронировав для нее номер в лучшей гостинице столицы, когда вызвал Пекку в Илихарму. Но она приехала бы даже без приглашения. Стылый ужас под сердцем гнал ее из Каяни.
В становом караване, идущем на север, она оказалась не единственной чародейкой. На лицах троих или четверых пассажиров Пекка заметила неутихающую тревогу. Каждый из них кивал ей и вновь возвращался к своим тревожным думам — тем же, что не отпускали саму Пекку.
Но Сиунтио организовал в Илихарме встречу всех семи князей Куусамо, что самой Пекке было бы не под силу. Она рада была, что Семеро воспринимают случившееся так же серьезно, как и чародеи, — прежде у нее возникали в этом большие сомнения.
В дверь постучали, и чародейка поспешно встала, чтобы открыть стоявшему у порога Сиунтио.
— Доброго вам дня, — с поклоном произнес волшебник. — Внизу ждет карета, которая отвезет нас в княжеский дворец. Ильмаринен отправится с нами, если он только не затащил в чулан девицу-разносчицу, когда я выпустил его из виду.
— Магистр Сиунтио! — сурово воскликнула Пекка. — Совершенно не следовало заезжать за мной по дороге во дворец. Я добралась бы и сама. Я намеревалась добраться сама!
— Я хотел, чтобы мы втроем предстали перед семью князями, — ответил старый чародей-теоретик. — Князь Йоройнен, как мне известно, сообщает совластителям о том, как продвигаются наши исследования — если продвигаются. Если мы вместе выступим с предупреждением, Cемеро скорее прислушаются к нашему голосу.
— Вы мне льстите, — отмахнулась Пекка.
Сиунтио непривычно серьезно покачал головой. Смущенная чародейка отвернулась, чтобы вытащить из шкафа в прихожей тяжелую шерстяную накидку.
— Пойдемте, — бросила она нарочито сурово, пытаясь скрыть волнение.
Когда они спустились в вестибюдь, оказалось, что Сиунтио не шутил — Ильмаринен деятельно охмурял симпатичную девицу наружности вполне куусаманской — раскосые глаза, смуглая кожа, высокие скулы, — если не считать по-лагоански рыжих кудрей. Уже присоединившись к старому магистру и Пекке, ученый отправил девушке воздушный поцелуй.
— Проверял, не сетубальская ли она шпионка, — беспечно заметил он.
— О да, — отозвался Сиунтио. — Засланная к нам исключительно для глубокого проникновения.
Ильмаринен кивнул было, но смешок Пекки подсказал ему, что в словах магистра таилось не одно значение. Он окинул Сиунтио мрачным взглядом.
— Думаешь, у тебя чувство юмора прорезалось? — буркнул он. — Так это старческий маразм начинается, вот что.
— Если бы, — пробормотал старик. — Это был бы повод вести нормальную жизнь… а не орать за обеденным столом, точно меня на дыбу вздернули, как случилось пару дней назад. Я перепугал всю таверну, но сам перепугался куда больше.
Ильмаринен скривился.
— Да, паршиво было.
Пекка молча кивнула. Память о той минуте останется с нею до конца дней.
— Нам нужно поторопиться, — промолвил Ильмаринен со вздохом. — Девочка подождет.. А наша встреча — нет.
Морозный ветер ударил Пекке в лицо, когда чародеи покинули уютный вестибюль «Княжества». На тротуарах и мостовых Илихармы лежал черный от сажи подтаявший снег. Ее родной Каяни находился южнее хребта Ваатоярви, и зимние бури, налетавшие с Земли обитателей льдов, обрушивались на город всей мощью. Там снега не тают до самой весны.
Цокали по булыжнику копыта. Карета везла троих чародеев в княжеский дворец. Тот стоял на холме над городом: закладывали его как крепость за много лет до того, как древние кауниане впервые пересекли Валмиерский пролив к западу от здешних мест. В подвалах под ныне венчавшими холм великолепными зданиями по сию поры велись раскопки, и результаты их иной раз поражали историков.
— Что за человек князь Рустолайнен? — поинтересовалась Пекка. — Мы в южных краях немного о нем слышали.
— А он не из тех, кто полагает, будто делам князя Илихармы место в газетах, — ответил Сиунтио, на что Ильмаринен кивнул. — Солидный мужчина. И неглупый.
— Не такой предусмотрительный, как Йоройнен, — добавил Ильмаринен. — Он видит то, что есть, а не то, что может быть. Но Сиунтио прав — солидный мужчина.
Семь князей Куусамо не придерживались жесткого этикета, как властители Дерлавайского континента и, если уж на то пошло, лагоанский король Витор. Гофмейстер, проводивший чародеев в палату для аудиенций, объявил об их появлении столь же буднично, как если бы те явились на встречу с семью богатыми торговцами. Одевались князья тоже на купеческий манер, без пустой роскоши. Пекка опустилась на одно колено, Ильмаринен и Сиунтио низко поклонились.
— Сегодня обойдемся без лишних формальностей, — объявил князь Йоройнен.
Он окинул взглядом стол, за которым восседали Семеро. Возражений не последовало.
Князь Рустолайнен сидел в центре: в конце концов, собрание проходило у него в замке. Впрочем, он мог бы сесть и с краю и все равно остался бы самым могуществнным из Семерых, поскольку столица находилась у него во владении. Князь милостиво кивнул Сиунтио.
— Достопочтенный магистр, вы убедили меня собрать моих совластителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106