Я надеялся сдержать это, давая ей достаточно, чтобы она могла насытиться, постепенно сокращая дозу. Это срабатывало до последнего времени. – Он вздохнул, рука поднялась к лицу. – Я был глупцом. Я должен был признать поражение уже давно и отправить ее в клинику. Но я не хотел, чтобы ее забрали от меня, – это проще простого. А этой ночью – посетители, резня собак – я понял, как эгоистичен я был, подвергая ее такому давлению. Сейчас уже совсем не тот день, чтобы быть гордым или значительным. Если люди решат, что моя дочь наркоманка, так тому и быть.
– Понятно. – Ты был нежен с ней.
– Да.
– Она прекрасная девушка, а ты одинок. Она очень тепло отзывалась о тебе. Со временем она снова будет здесь, среди нас, я уверен.
– Я бы хотел повидать ее.
– Опять же, со временем. Мне сказали, что в первые недели лечения требуется полная изоляция. Но не беспокойся, она в хороших руках.
Все это было убедительно, но ложь. Конечно, ложь. Комната Кэрис была опустошена – и «она снова будет здесь, среди нас» через несколько недель? Все это тоже было фантастикой. Однако, опережая протест Марти, Уайтхед мерно заговорил снова.
– Ты сейчас так близок ко мне, Марти. Так, как когда-то был Билл. То есть, я действительно думаю, что тебе следует войти во внутренний круг, как ты считаешь? В следующее воскресенье у меня будет обед. Я бы хотел, чтобы ты присутствовал на нем, был нашим почетным гостем. – Это были приятные, мягкие речи. Без усилий старик поднял правую руку. – На неделе, я думаю, тебе следует съездить в Лондон и купить себе что-нибудь приличное из одежды. Боюсь, что мои обеды несколько официальны. Он вновь дотянулся до книжки и открыл ее.
– Вот чек.
Он лежал в книге, уже готовый и подписанный.
– Здесь должно хватить на хороший костюм, рубашки, обувь. Все, что тебе понравится, на твой вкус.
Он протягивал чек, зажатый между средним и указательным пальцами.
– Пожалуйста, возьми.
Марти шагнул вперед и взял чек.
– Благодарю вас.
– В моем банке в Стрэнде возьмешь по нему наличные. Они будут ждать тебя. То, что у тебя останется, поставь на кон.
– Сэр? – Марти не был уверен, правильно ли он расслышал.
– Я настаиваю, чтобы ты играл на эти деньги. Скачки, карты, все что угодно. Развлекись. Сделай это для меня, а когда ты вернешься, ты можешь рассказами о своих приключениях заставить старика позавидовать.
Все в конце концов закончилось подкупом. То, что чек был уже готов, более всего убедило Марти, что старик лгал о Кэрис, но у него не было смелости вновь вернуться к этому вопросу. Хотя не трусость заставила его отступить – это было нарастающее возбуждение. Он был подкуплен дважды: сперва деньгами, потом предложением проиграть их. Уже несколько лет у него не было подобной возможности. Деньги в избытке и время в его руках. Придет день, может быть, когда он возненавидит Папу за то, что тот пробудил снова этот вирус в его организме, но до этого что-то будет выиграно и проиграно, и выиграно вновь. Он стоял перед стариком с уже нарастающей дрожью в душе.
– Ты хороший парень, Штраусс, – слова Уайтхеда прозвучали из затененного кресла, как слова пророка с расщепленной скалы. Хотя он не видел лица собеседника, Марти знал, что тот улыбается.
42
Несмотря на годы, проведенные на Солнечном острове, Кэрис обладала хорошим чувством реальности. Или обладала до тех пор, пока они не забрали ее в этот холодный пустой дом на Калибан-стрит, – здесь уже ничего не было ясно. Это было дело Мамуляна. В домах ничего не обитает – только в людских мозгах. Что бы ни двигалось в воздухе или скользило вдоль голых стен с пыльными лампочками и тараканами, что бы ни мерцало в углах ее глаз – вода или воздух, – все это было вызвано Мамуляном. Это, возможно, было единственной вещью, в которой можно было быть уверенной.
В течение трех дней с момента прибытия ее в новый дом она отказывалась говорить со своим хозяином или повелителем, кем бы он ни был. Она не могла вспомнить, как она пришла сюда, но она знала, что он заставил ее прийти – его разум вползал в ее голову, и она сопротивлялась его действиям.
Брир принес ей еду, а на второй день и наркотики, но она не прикоснулась к еде и не произнесла ни слова. Ее заперли в комфортабельной комнате. У нее были книги и телевизор, но вся атмосфера была слишком нервозна, чтобы расслабиться. Она не могла ни читать, ни всматриваться бессмысленно в ящик. Порой ей было трудно вспомнить ее собственное имя – словно постоянная близость Архитектора вычеркнула все ее мысли. Может быть, так оно и было. В конце кондов, он был у нее в голове (разве нет?), тайком вползая в ее психику. Бог ведает сколько раз. Он был в ней, в ней, о Боже, и она ничего не могла с собой поделать.
– Не бойся.
Было три часа утра четвертого дня – еще одна бессонная ночь. Он вошел в ее комнату так тихо, что она опустила глаза удостовериться, что его ступни соприкасаются с полом.
– Я ненавижу это место, – сообщила она ему.
– Ты хотела бы вырваться, вместо того, чтобы сидеть взаперти?
– Здесь привидения, – сказала она, ожидая, что он будет смеяться над ней. Однако он не сделал этого. Она продолжила. – Ты призрак?
– Кто я есть – загадка, – ответил он, – даже для меня самого. – Его голос был смягчен самоисследованием. – Но я не призрак. Ты можешь быть уверена в этом. Не бойся меня, Кэрис. Все, что ты чувствуешь; я разделяю, в некоторой мере.
Она четко помнила отвращение этого человека во время секса. Какой бледной, немощной дрянью он был со всей его мощью. Она не могла заставить себя ненавидеть его, хотя у нее было достаточно причин.
– Мне не нравится, когда меня используют, — сказала она.
– Я не причинил тебе вреда. И не причиняю сейчас, правда?
– Я хочу видеть Марти.
Мамулян принялся растирать свою изуродованную руку.
– Боюсь, что это невозможно, – сказал он. Разорванная ткань его руки начала слегка светиться под крепким нажатием, но неисцеляемый организм не сдавался.
– Почему нет? Почему ты не позволяешь мне увидеться с ним?
– У тебя есть все, что тебе нужно. Достаточно и еды героина.
У нее внезапно промелькнула мысль, что Марти, возможно, внесен Европейцем в список уничтожаемых. Возможно он уже мертв.
– Пожалуйста, не причиняй ему вреда, – попросила она.
– Воры приходят и воры уходят, – ответил тот. – Я не могу отвечать за то, что случается с ними.
– Я никогда не прощу тебя, – сказала она.
– Нет, ты простишь, – ответил он столь мягким голосом, что он был еле различим. – Теперь я твой защитник, Кэрис. Если бы мне разрешили, я бы охранял тебя с самого детства и ты была бы избавлена от унижения, от которого страдала. Но сейчас уже слишком поздно. Все, что я могу сделать, это оградить тебя от дальнейшего падения.
Он прекратил попытки сжать руку в кулак. Было видно, как раненая рука раздражает его. «Он бы оторвал ее, если бы мог, – подумала она, – он ненавидит не только секс, но и тело».
– Хватит, – сказал он то ли о руке, то ли о беседе, то ли ни о чем.
Когда он оставил ее засыпать, он не запер дверь за собой.
* * *
На следующий день она начала свое исследование. В этом месте не было ничего примечательного – это был просто большой, пустой, трехэтажный дом. На улице за пыльным окном проходили обыкновенные люди, слишком поглощенные своими мыслями, чтобы оглядываться вокруг. Хотя ее первым побуждением было постучать в окно и докричаться до людей, порыв был легко подавлен здравым смыслом. Если она выскользнет наружу, то от чего она будет бежать, и куда? Здесь она была в безопасности, во всяком случае до какой-то степени, и у нее были наркотики. Поначалу она, правда, сопротивлялась им, но они были слишком притягательны, чтобы просто спускать их в туалет. И после нескольких дней она покорилась и героину. Он поставлялся постоянно не слишком много, не слишком мало, и всегда хорошего качества.
Только Брир, толстяк, беспокоил ее. Иногда он приходил смотрел на нее своими выпученными глазками. Она рассказала о нем Мамуляну, и на следующий день он не болтался больше здесь – только принес таблетки и ушел. И дни сливались один в другой – иногда она не могла понять где она или как она попала сюда, иногда она могла вспомнить свое имя, иногда нет. Один или два раза она пыталась мысленно добраться до Марти, но тот был слишком далеко от нее. А может быть, дом подавлял ее силу. Как бы то ни было, ее мысли потеряли направление в нескольких милях от Калибан-стрит, и она вернулась, взмокнув от страха.
Она пробыла в доме уже почти неделю, когда все стало меняться к худшему.
* * *
– Я хотел бы, чтобы ты кое-что сделала для меня, – произнес Европеец.
– Что?
– Я хотел бы, чтобы ты нашла мистера Тоя. Ты помнишь мистера Тоя?
Конечно, она помнила. Не слишком хорошо, но помнила. Его сломанный нос и эти осторожные глаза, которые всегда так грустно смотрели на нее.
– Как ты думаешь, ты можешь обнаружить его?
– Я не знаю как.
– Просто позволь своим мыслям идти к нему. Ты знаешь, как это делать, Кэрис.
– Почему ты не можешь сам?
– Потому что он ожидает меня. Он будет защищаться, а я слишком устал сейчас, чтобы бороться с ним.
– Он боится тебя?
– Возможно.
– Почему?
– Ты была еще маленьким ребенком, когда мистер Той и я встречались в последний раз. Мы расстались врагами, он до сих пор полагает, что мы еще враги...
– Ты хочешь навредить ему, – сказала она.
– Это мое дело, Кэрис.
Она встала, скользя по стене, к которой прислонялась.
– Я не думаю, что хочу найти его для тебя.
– Разве мы не друзья?
– Нет, – ответила она. – Нет. И никогда не были.
– Так станем сейчас.
Он шагнул к ней. Изуродованная рука дотронулась до нее – прикосновение было легким, как перышко.
– Я все-таки думаю, что ты призрак, – сказала она. Она оставила его стоящим в коридоре и отправилась в ванную, чтобы все обдумать, заперев за собой дверь. Она ни на секунду не сомневалась, что он сделает Тою что-то плохое, если она приведет его к нему.
– Кэрис, – сказал тот тихо. Он стоял за дверью ванной. Его присутствие заставляло раскалываться ее голову.
– Ты не можешь заставить меня, – прошептала она.
– Не искушай меня.
Внезапно в ее голове всплыло лицо Европейца. Он заговорил вновь:
– Я знал тебя еще до того, как ты начала ходить, Кэрис. Я часто держал тебя на руках. Ты сосала мой большой палец. – Он говорил, прижав губы к двери; его низкий голос проходил через деревянную дверь, к которой она, прислонившись, стояла. – Это не твоя вина, что нас разделили. Верь мне, я рад, что ты обладаешь талантами своего отца, потому что он никогда не использовал их. Он никогда не понимал ту мудрость, которую можно было обрести с их помощью. Он все растратил – для славы, для богатства. Но ты... Я могу научить тебя, Кэрис, таким вещам...
Голос был столь соблазнительный, что, казалось, он проникает сквозь дверь и обволакивает ее так же, как его руки много лет назад. Внезапно в ее голове промелькнуло воспоминание: он сюсюкает с ней, корчит дурацкие рожицы – от ангельско-невинной до дьявольски страшной.
– Только найди Тоя для меня. Разве я прошу так много взамен моей доброты?
Она вдруг обнаружила, что раскачивается в ритм его убаюкивающих слов.
– Той никогда не любил тебя, – говорил он, – никто никогда не любил тебя.
Это была ложь и тактическая ошибка. Слова обдали холодной водой ее сонное лицо. Ее любили! Марти любил ее. Бегун. Ее бегун.
Мамулян моментально почувствовал свой просчет.
– Не пытайся сопротивляться мне, – воркование исчезло из его голоса.
– Пошел к черту, – ответила она.
– Как хочешь...
В этих словах была нотка смирения, словно вопрос был решен и дело закончено. Однако он не оставил свой пост у двери. Кэрис чувствовала его близость. Ждал ли он, пока она устанет и выйдет? Убеждение путем физического насилия было совершенно не в его правилах, если только он не собирался использовать Брира. Она напряглась при этой мысли. Она выцарапает ему его водянистые глазки.
Минуты проходили и она была уверена, что Европеец был все еще за дверью, хотя она не слышала ни звука, ни вздоха.
И вдруг заурчали трубы. Где-то глубоко двигалась волна. Раковина издала хлюпающий звук, вода в туалетном бачке заплескалась, крышка унитаза подскочила и захлопнулась снова, откуда-то снизу вырывался поток зловонного воздуха. Каким-то образом это было все его рук дело, хотя явно было бесполезным занятием. Унитаз хлопнул снова – запах был омерзительным.
– Что происходит? – спросила она, переводя дыхание.
Мерзкая жижа стала перетекать через край унитаза и шлепаться на пол. В ней двигалось что-то похожее на червей. Она зажмурилась. Это все было сфабриковано, придумано Европейцем, чтобы смутить ее разум – ей следует не замечать этого. Но даже с закрытыми глазами иллюзия оставалась. Вода хлюпала все громче по мере того как поднимался поток, и сквозь бурление она слышала, как что-то влажное и тяжелое шлепалось на пол ванной.
– Ну? – спросил Мамулян.
Она попыталась отогнать иллюзию и его колдовство одним резким выдохом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Понятно. – Ты был нежен с ней.
– Да.
– Она прекрасная девушка, а ты одинок. Она очень тепло отзывалась о тебе. Со временем она снова будет здесь, среди нас, я уверен.
– Я бы хотел повидать ее.
– Опять же, со временем. Мне сказали, что в первые недели лечения требуется полная изоляция. Но не беспокойся, она в хороших руках.
Все это было убедительно, но ложь. Конечно, ложь. Комната Кэрис была опустошена – и «она снова будет здесь, среди нас» через несколько недель? Все это тоже было фантастикой. Однако, опережая протест Марти, Уайтхед мерно заговорил снова.
– Ты сейчас так близок ко мне, Марти. Так, как когда-то был Билл. То есть, я действительно думаю, что тебе следует войти во внутренний круг, как ты считаешь? В следующее воскресенье у меня будет обед. Я бы хотел, чтобы ты присутствовал на нем, был нашим почетным гостем. – Это были приятные, мягкие речи. Без усилий старик поднял правую руку. – На неделе, я думаю, тебе следует съездить в Лондон и купить себе что-нибудь приличное из одежды. Боюсь, что мои обеды несколько официальны. Он вновь дотянулся до книжки и открыл ее.
– Вот чек.
Он лежал в книге, уже готовый и подписанный.
– Здесь должно хватить на хороший костюм, рубашки, обувь. Все, что тебе понравится, на твой вкус.
Он протягивал чек, зажатый между средним и указательным пальцами.
– Пожалуйста, возьми.
Марти шагнул вперед и взял чек.
– Благодарю вас.
– В моем банке в Стрэнде возьмешь по нему наличные. Они будут ждать тебя. То, что у тебя останется, поставь на кон.
– Сэр? – Марти не был уверен, правильно ли он расслышал.
– Я настаиваю, чтобы ты играл на эти деньги. Скачки, карты, все что угодно. Развлекись. Сделай это для меня, а когда ты вернешься, ты можешь рассказами о своих приключениях заставить старика позавидовать.
Все в конце концов закончилось подкупом. То, что чек был уже готов, более всего убедило Марти, что старик лгал о Кэрис, но у него не было смелости вновь вернуться к этому вопросу. Хотя не трусость заставила его отступить – это было нарастающее возбуждение. Он был подкуплен дважды: сперва деньгами, потом предложением проиграть их. Уже несколько лет у него не было подобной возможности. Деньги в избытке и время в его руках. Придет день, может быть, когда он возненавидит Папу за то, что тот пробудил снова этот вирус в его организме, но до этого что-то будет выиграно и проиграно, и выиграно вновь. Он стоял перед стариком с уже нарастающей дрожью в душе.
– Ты хороший парень, Штраусс, – слова Уайтхеда прозвучали из затененного кресла, как слова пророка с расщепленной скалы. Хотя он не видел лица собеседника, Марти знал, что тот улыбается.
42
Несмотря на годы, проведенные на Солнечном острове, Кэрис обладала хорошим чувством реальности. Или обладала до тех пор, пока они не забрали ее в этот холодный пустой дом на Калибан-стрит, – здесь уже ничего не было ясно. Это было дело Мамуляна. В домах ничего не обитает – только в людских мозгах. Что бы ни двигалось в воздухе или скользило вдоль голых стен с пыльными лампочками и тараканами, что бы ни мерцало в углах ее глаз – вода или воздух, – все это было вызвано Мамуляном. Это, возможно, было единственной вещью, в которой можно было быть уверенной.
В течение трех дней с момента прибытия ее в новый дом она отказывалась говорить со своим хозяином или повелителем, кем бы он ни был. Она не могла вспомнить, как она пришла сюда, но она знала, что он заставил ее прийти – его разум вползал в ее голову, и она сопротивлялась его действиям.
Брир принес ей еду, а на второй день и наркотики, но она не прикоснулась к еде и не произнесла ни слова. Ее заперли в комфортабельной комнате. У нее были книги и телевизор, но вся атмосфера была слишком нервозна, чтобы расслабиться. Она не могла ни читать, ни всматриваться бессмысленно в ящик. Порой ей было трудно вспомнить ее собственное имя – словно постоянная близость Архитектора вычеркнула все ее мысли. Может быть, так оно и было. В конце кондов, он был у нее в голове (разве нет?), тайком вползая в ее психику. Бог ведает сколько раз. Он был в ней, в ней, о Боже, и она ничего не могла с собой поделать.
– Не бойся.
Было три часа утра четвертого дня – еще одна бессонная ночь. Он вошел в ее комнату так тихо, что она опустила глаза удостовериться, что его ступни соприкасаются с полом.
– Я ненавижу это место, – сообщила она ему.
– Ты хотела бы вырваться, вместо того, чтобы сидеть взаперти?
– Здесь привидения, – сказала она, ожидая, что он будет смеяться над ней. Однако он не сделал этого. Она продолжила. – Ты призрак?
– Кто я есть – загадка, – ответил он, – даже для меня самого. – Его голос был смягчен самоисследованием. – Но я не призрак. Ты можешь быть уверена в этом. Не бойся меня, Кэрис. Все, что ты чувствуешь; я разделяю, в некоторой мере.
Она четко помнила отвращение этого человека во время секса. Какой бледной, немощной дрянью он был со всей его мощью. Она не могла заставить себя ненавидеть его, хотя у нее было достаточно причин.
– Мне не нравится, когда меня используют, — сказала она.
– Я не причинил тебе вреда. И не причиняю сейчас, правда?
– Я хочу видеть Марти.
Мамулян принялся растирать свою изуродованную руку.
– Боюсь, что это невозможно, – сказал он. Разорванная ткань его руки начала слегка светиться под крепким нажатием, но неисцеляемый организм не сдавался.
– Почему нет? Почему ты не позволяешь мне увидеться с ним?
– У тебя есть все, что тебе нужно. Достаточно и еды героина.
У нее внезапно промелькнула мысль, что Марти, возможно, внесен Европейцем в список уничтожаемых. Возможно он уже мертв.
– Пожалуйста, не причиняй ему вреда, – попросила она.
– Воры приходят и воры уходят, – ответил тот. – Я не могу отвечать за то, что случается с ними.
– Я никогда не прощу тебя, – сказала она.
– Нет, ты простишь, – ответил он столь мягким голосом, что он был еле различим. – Теперь я твой защитник, Кэрис. Если бы мне разрешили, я бы охранял тебя с самого детства и ты была бы избавлена от унижения, от которого страдала. Но сейчас уже слишком поздно. Все, что я могу сделать, это оградить тебя от дальнейшего падения.
Он прекратил попытки сжать руку в кулак. Было видно, как раненая рука раздражает его. «Он бы оторвал ее, если бы мог, – подумала она, – он ненавидит не только секс, но и тело».
– Хватит, – сказал он то ли о руке, то ли о беседе, то ли ни о чем.
Когда он оставил ее засыпать, он не запер дверь за собой.
* * *
На следующий день она начала свое исследование. В этом месте не было ничего примечательного – это был просто большой, пустой, трехэтажный дом. На улице за пыльным окном проходили обыкновенные люди, слишком поглощенные своими мыслями, чтобы оглядываться вокруг. Хотя ее первым побуждением было постучать в окно и докричаться до людей, порыв был легко подавлен здравым смыслом. Если она выскользнет наружу, то от чего она будет бежать, и куда? Здесь она была в безопасности, во всяком случае до какой-то степени, и у нее были наркотики. Поначалу она, правда, сопротивлялась им, но они были слишком притягательны, чтобы просто спускать их в туалет. И после нескольких дней она покорилась и героину. Он поставлялся постоянно не слишком много, не слишком мало, и всегда хорошего качества.
Только Брир, толстяк, беспокоил ее. Иногда он приходил смотрел на нее своими выпученными глазками. Она рассказала о нем Мамуляну, и на следующий день он не болтался больше здесь – только принес таблетки и ушел. И дни сливались один в другой – иногда она не могла понять где она или как она попала сюда, иногда она могла вспомнить свое имя, иногда нет. Один или два раза она пыталась мысленно добраться до Марти, но тот был слишком далеко от нее. А может быть, дом подавлял ее силу. Как бы то ни было, ее мысли потеряли направление в нескольких милях от Калибан-стрит, и она вернулась, взмокнув от страха.
Она пробыла в доме уже почти неделю, когда все стало меняться к худшему.
* * *
– Я хотел бы, чтобы ты кое-что сделала для меня, – произнес Европеец.
– Что?
– Я хотел бы, чтобы ты нашла мистера Тоя. Ты помнишь мистера Тоя?
Конечно, она помнила. Не слишком хорошо, но помнила. Его сломанный нос и эти осторожные глаза, которые всегда так грустно смотрели на нее.
– Как ты думаешь, ты можешь обнаружить его?
– Я не знаю как.
– Просто позволь своим мыслям идти к нему. Ты знаешь, как это делать, Кэрис.
– Почему ты не можешь сам?
– Потому что он ожидает меня. Он будет защищаться, а я слишком устал сейчас, чтобы бороться с ним.
– Он боится тебя?
– Возможно.
– Почему?
– Ты была еще маленьким ребенком, когда мистер Той и я встречались в последний раз. Мы расстались врагами, он до сих пор полагает, что мы еще враги...
– Ты хочешь навредить ему, – сказала она.
– Это мое дело, Кэрис.
Она встала, скользя по стене, к которой прислонялась.
– Я не думаю, что хочу найти его для тебя.
– Разве мы не друзья?
– Нет, – ответила она. – Нет. И никогда не были.
– Так станем сейчас.
Он шагнул к ней. Изуродованная рука дотронулась до нее – прикосновение было легким, как перышко.
– Я все-таки думаю, что ты призрак, – сказала она. Она оставила его стоящим в коридоре и отправилась в ванную, чтобы все обдумать, заперев за собой дверь. Она ни на секунду не сомневалась, что он сделает Тою что-то плохое, если она приведет его к нему.
– Кэрис, – сказал тот тихо. Он стоял за дверью ванной. Его присутствие заставляло раскалываться ее голову.
– Ты не можешь заставить меня, – прошептала она.
– Не искушай меня.
Внезапно в ее голове всплыло лицо Европейца. Он заговорил вновь:
– Я знал тебя еще до того, как ты начала ходить, Кэрис. Я часто держал тебя на руках. Ты сосала мой большой палец. – Он говорил, прижав губы к двери; его низкий голос проходил через деревянную дверь, к которой она, прислонившись, стояла. – Это не твоя вина, что нас разделили. Верь мне, я рад, что ты обладаешь талантами своего отца, потому что он никогда не использовал их. Он никогда не понимал ту мудрость, которую можно было обрести с их помощью. Он все растратил – для славы, для богатства. Но ты... Я могу научить тебя, Кэрис, таким вещам...
Голос был столь соблазнительный, что, казалось, он проникает сквозь дверь и обволакивает ее так же, как его руки много лет назад. Внезапно в ее голове промелькнуло воспоминание: он сюсюкает с ней, корчит дурацкие рожицы – от ангельско-невинной до дьявольски страшной.
– Только найди Тоя для меня. Разве я прошу так много взамен моей доброты?
Она вдруг обнаружила, что раскачивается в ритм его убаюкивающих слов.
– Той никогда не любил тебя, – говорил он, – никто никогда не любил тебя.
Это была ложь и тактическая ошибка. Слова обдали холодной водой ее сонное лицо. Ее любили! Марти любил ее. Бегун. Ее бегун.
Мамулян моментально почувствовал свой просчет.
– Не пытайся сопротивляться мне, – воркование исчезло из его голоса.
– Пошел к черту, – ответила она.
– Как хочешь...
В этих словах была нотка смирения, словно вопрос был решен и дело закончено. Однако он не оставил свой пост у двери. Кэрис чувствовала его близость. Ждал ли он, пока она устанет и выйдет? Убеждение путем физического насилия было совершенно не в его правилах, если только он не собирался использовать Брира. Она напряглась при этой мысли. Она выцарапает ему его водянистые глазки.
Минуты проходили и она была уверена, что Европеец был все еще за дверью, хотя она не слышала ни звука, ни вздоха.
И вдруг заурчали трубы. Где-то глубоко двигалась волна. Раковина издала хлюпающий звук, вода в туалетном бачке заплескалась, крышка унитаза подскочила и захлопнулась снова, откуда-то снизу вырывался поток зловонного воздуха. Каким-то образом это было все его рук дело, хотя явно было бесполезным занятием. Унитаз хлопнул снова – запах был омерзительным.
– Что происходит? – спросила она, переводя дыхание.
Мерзкая жижа стала перетекать через край унитаза и шлепаться на пол. В ней двигалось что-то похожее на червей. Она зажмурилась. Это все было сфабриковано, придумано Европейцем, чтобы смутить ее разум – ей следует не замечать этого. Но даже с закрытыми глазами иллюзия оставалась. Вода хлюпала все громче по мере того как поднимался поток, и сквозь бурление она слышала, как что-то влажное и тяжелое шлепалось на пол ванной.
– Ну? – спросил Мамулян.
Она попыталась отогнать иллюзию и его колдовство одним резким выдохом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65