На «Интерпрайзе», похоже, не все ладно. Что-то где-то горит. Слышны автоматные очереди. И.В. не слишком уверена, хочет ли она там находиться. Но, вися в воздухе, на всякий случай осматривает корабль и убеждается, что с него не улизнуть: никаких тебе удобных трапов или веревочных лестниц.
Ее опускают на «Интерпрайз». Клетка дико кренится, раскачиваясь из стороны в сторону, царапает углом доски, а когда наконец касается палубы, то проезжает по ней несколько метров, прежде чем окончательно остановиться. Отодвинув шпингалет, И.В. выбирается наружу. Ну и теперь что?
Посреди палубы краской нарисована мишень посадочной площадки, вокруг которой на приколе стоит несколько вертолетов. А еще один, мастодонт с двумя реактивными турбинами, точно летающая ванна, ощетинившаяся пушками и ракетными установками, стоит прямо посреди мишени, полыхая огнями, скуля мотором и уныло вращая лопастями. Возле него сгрудилась небольшая группа мужчин.
За неимением лучшего И.В. направляется к нему. Как она все это ненавидит: ведь именно такого от нее и ждут. Но, по правде, сказать, у нее нет другого выбора. Ей отчаянно жаль, что при ней нет доски. Палуба авианосца – едва ли не лучшая территория для скейтинга, какую ей вообще доводилось видеть. В кино она видела, что у авианосцев есть большие паровые катапульты для забрасывания в небо самолетов. Вот бы вылететь из паровой катапульты на доске.
Пока она идет к вертолету, от группки отделяется мужчина и направляется к ней. Крупный, тело у него размером с пятидесятипятигаллоновую бочку, а еще закрученные на концах усы. Надвигаясь на нее, он довольно смеется, что выводит ее из себя.
– Ну и вид у тебя, совсем как у потерянной девочки! – говорит он. – Черт, дорогуша, ты выглядишь как утонувшая крыса, которую только что просушили.
– Спасибо, – отзывается она. – А ты выглядишь как раскатанный фарш.
– Очень смешно, – отзывается он.
– Тогда почему ты не смеешься? Боишься, что это правда?
– Послушай, – говорит он, – у меня нет времени на подростковые перепалки. Я как раз для того вырос и состарился, чтобы от них избавиться.
– Дело не в том, что у тебя нет времени, – говорит она. – Дело в том, что ты плохо это умеешь.
– Знаешь, кто я? – спрашивает он.
– Ага, знаю. А знаешь, кто я?
– И.В. Пятнадцатилетний курьер.
– Личный друг Дядюшки Энцо, – говорит она, вытаскивая личные номерные знаки и бросая их ему.
Он удивленно протягивает руку, и цепочка обвивается вокруг его пальцев. Поднеся их поближе, он читает надпись на табличках.
– Ну, надо же, – хмыкает он. – Тот еще сувенир. – Он бросает таблички ей назад. – Я знаю, что ты в приятелях у Дядюшки Энцо. Иначе я бы просто утопил тебя, а не тащил сюда на банкет. И, откровенно говоря, мне глубоко плевать, потому что к концу дня или Дядюшка Энцо отойдет от дел, или от меня, как ты выражаешься, останется раскатанный фарш. Но думаю, Большой Дядя призадумается, пускать ли «стингер» в турбину моего вертолета, узнав, что на борту его маленькая чикита.
– Ты все не так понял, – отрезает И.В. – Секс ни при чем.
И все же она раздосадована: ведь в конечном итоге личные номерные знаки не совершили чуда и не превратили дурных парней в камень.
Повернувшись на каблуках, Райф направляется к вертолету. Сделав несколько шагов, он останавливается и оглядывается через плечо на И.В., которая так старается не заплакать.
– Ты идешь?
Она смотрит на вертолет. Билет с Плота.
– Можно мне оставить записку Ворону?
– Что касается Ворона, ты уже свое дело сделала, ха, ха, ха. Пойдем, девочка, не будем тратить горючее вертолета – вредно для, мать ее, окружающей среды.
Она тащится за ним к вертолету, залезает внутрь. Внутри тепло и светло, мягкие кресла. Словно после тяжелого февральского дня, проколесив много часов по самым тяжелым, присыпанным песком грунтовкам, усаживаешься в мягкое кресло.
– Я велел переоборудовать интерьер, – объясняет Райф. – Это старый советский военный вертолет, спроектированный без учета комфорта. Но такова цена, какую приходится платить за отличную броню.
В вертолете кроме них еще двое. Одному лет пятьдесят, он – исхудалый, с большими порами, в бифокальных очках в проволочной оправе, а на коленях у него – лэптоп. Технарь. Другой – массивный негр с пушкой.
– И.В., – говорит, как всегда, вежливый Л. Боб Райф, – познакомься с Фрэнком Фростом, моим техническим директором, и Тони Майклсом, главой моей службы безопасности.
– Мэм, – тянет Тони.
– Как поживаете, – бормочет Фрэнк.
– Пососи мне пальцы на ногах, – отрезает И.В.
– Не наступайте на это, пожалуйста, – просит Фрэнк.
И.В. опускает взгляд. Забираясь на самое ближнее к двери пустое кресло, она наступила на лежащий на полу сверток. Размером он с телефонный справочник, но неровной формы, очень тяжелый и замотан в пузырчатую упаковку и прозрачный пластик. Она лишь с трудом может различить его содержимое. Что-то светло-красно-коричневое. Покрытое куриными царапинами. Твердое как камень.
– Что это? – спрашивает И.В. – Домашний хлеб от мамочки?
– Древний артефакт. – Голос Фрэнка звучит раздраженно. Райф с облегчением хмыкает, довольный тем, что И.В. взялась оскорблять кого-то другого.
Через взлетную палубу бежит, пригибаясь, еще один мужчина, который явно до смерти боится вращающихся с воем лопастей. Новоприбывшему около шестидесяти, а на голове у него красуется уложенная шапочкой шевелюра, которую ветер от винта, кажется, не в силах взлохматить.
– Всем привет, – весело говорит он. – Не уверен, что со всеми тут знаком. Прибыл только сегодня утром и уже назад!
– Кто вы такой? – бурчит Тони.
Лицо новоприбывшего становится удрученным.
– Грег Ричи, – отвечает он.
Потом, когда никто как будто не реагирует, подсказывает:
– Президент Соединенных Штатов.
– О! Извините. Приятно познакомиться, мистер президент. – Тони протягивает ему руку. – Тони Майкле.
– Фрэнк Фрост. – Со скучающим видом Фрэнк тоже протягивает руку.
– На меня внимания не обращайте, – говорит И.В., когда Ричи смотрит в ее сторону. – Я заложница.
– Поднимай эту малышку, – приказывает Райф пилоту. – Полетели в Л.А. Сделаем «Миссия невыполнима» выполнимой.
Лицо у пилота угловатое – проведя несколько дней на Плоту, И.В. научилась распознавать, что это типично для русских. Он начинает возиться с рукоятями. Моторы воют громче, и шлепанье лопастей убыстряется. И.В. чувствует, но не слышит несколько маломощных взрывов. Все остальные их тоже почувствовали, но реагирует только Тони: присев на корточки на полу вертолета, он вытаскивает из-за пазухи пушку и осторожно открывает дверь. Тем временем моторы несколько умеряют громкость, и винт, перестав хлюпать, переходит на холостой режим.
И.В. видит его из окна. Это Хиро. Он весь в копоти и в крови, в одной руке у него пистолет. Он только что пару раз выстрелил в воздух, чтобы привлечь к себе внимание, а теперь отступает, чтобы укрыться за одним из припаркованных вертолетов,
– Ты труп, – орет ему Райф. – Ты застрял на Плоту, придурок. У меня тут миллион мирмидонцев. Ты что, всех их собираешься убить?
– У мечей боеприпасы не кончаются, – кричит в ответ Хиро.
– Ну и чего тебе надо?
– Таблицу. Отдай мне таблицу, тогда можешь взлетать и оставить меня миллиону своих антенноголовых. Если не отдашь мне таблицу, я весь магазин выпущу тебе в ветровое стекло.
– А оно пуленепробиваемое! Ха! – гогочет Райф.
– А вот и нет! – кричит Хиро. – Афганские повстанцы на собственном опыте убедились.
– Он прав, – говорит пилот.
– Треклятое советское дерьмо! – взрывается Райф. – Столько стали пустить на брюхо, а лобовое стекло действительно сделать из стекла?
– Отдай мне таблицу, – говорит Хиро, – иначе и вы здесь останетесь.
– Ты не выстрелишь, – отвечает Райф, – ведь у меня тут феечка.
В последнюю минуту И.В. пытается пригнуться, чтобы Хиро ее не увидел. Ей стыдно. Но на мгновение Хиро встречается с ней взглядом, и на лице его она видит поражение.
Рванувшись к двери, она высовывается на самый ураган от лопастей винтов. Схватив за воротник комбинезона, Тони втаскивает И.В. внутрь, а потом, перевернув на живот, придавливает ей поясницу коленом, чтобы удержать на месте.
Тем временем мотор снова набирает обороты, и через открытую дверь ей видно, как клонится и исчезает из виду горизонт палубы авианосца.
Столько всего пришлось вынести, а она сорвала план. Теперь она в долгу перед Хиро.
А может, и нет.
Упершись основанием ладони в край глиняной таблицы, она изо всех сил толкает. Сверток скользит по полу, долю секунды качается на пороге и наконец, кувыркаясь, вылетает из вертолета.
Еще один доставленный сверток, еще один удовлетворенный клиент.
61
С минуту или две вертолет висит в двадцати футах над палубой. Все внутри смотрят вниз на таблицу, которая выпала из упаковки посреди посадочной мишени. Пластик по углам разорвался, и куски, крупные фрагменты таблицы разлетелись на несколько футов во все стороны.
Хиро тоже пялится на нее из безопасного укрытия за вертолетом. Он смотрит на нее так пристально, что не замечает ничего вокруг. Пара антенноголовых приземляется Хиро на спину, ударяя его лицом о вертолет. Он сползает по боку вертолета и падает ничком. Рука с пушкой у него все еще свободна, но тут же на нее наваливаются антенноголовые. И на ноги тоже. Он вообще теперь не способен двигаться. Не видит ничего, кроме разбитой таблицы в двадцати футах от себя. Звук и ветер вертолета Райфа стихают в приглушенный «ух-ух», который еще долго звучит в отдалении.
Он ощущает щекотку за ухом: прикосновение скальпеля, а за ним дрели.
Эти антенноголовые подчиняются дистанционному управлению откуда-то еще. Нг, кажется, думал, что на Плоту имеется организованная система обороны. Возможно, тут есть заправляющий всем хакер, эн, который с диспетчерской вышки перемещает этих типов, точно шахматные фигуры.
В любом случае спонтанности у них ни на грош. Несколько минут они сидят на нем, решая, что им делать дальше. Потом руки хватают его за запястья и лодыжки, за колени и локти. Антенноголовые волокут его по взлетной палубе, точно несут гроб на похоронной процессии – лицом вверх. Повернув голову, Хиро видит диспетчерскую вышку и глядящие на него сверху вниз лица. Один – эн – говорит в микрофон.
Наконец носильщики заходят на большой подъемник, который опускается в нутро корабля, диспетчерской вышки больше не видно. Останавливается подъемник на одной из нижних палуб, по всей видимости, тут расположены ангары, где когда-то держали самолеты.
Хиро слышит женский голос, мягко, но четко выговаривающий слоги:
– ме лу лу му ал ну ум ме эн ки ме эн ме лу лу му ме ал ну ум ме ал ну уме ме ме му лу э ал ну ум ме дут га мк ме му лу э ао ну ум ме...
До палубы остается три фута, которые он преодолевает в свободном падении, обрушиваясь на спину и ударясь головой. Все его конечности безвольно отскакивают от металла. Вокруг со звуком падающих с вешалки мокрых полотенец валятся антенноголовые.
Он не способен пошевелить ни рукой, ни ногой, но может контролировать взгляд. Над ним возникает лицо, которое все никак не фокусируется, но Хиро узнает посадку головы, то, как она перебрасывает волосы за плечо, когда они падают ей на подбородок. Это Хуанита. Хуанита с антенной, поднимающейся из основания черепа.
Став рядом с ним на колени, она наклоняется, приставляет ему руку к уху и что-то шепчет. Жаркий воздух щекочет ему ухо, и он пытается отстраниться, но не может. Она проговаривает новую длинную череду слогов, потом выпрямляется и легонько толкает Хиро в бок. Он рывком отстраняется.
– Вставай, лентяй, – говорит она.
Хиро встает. С ним все в порядке. Но все антенноголовые лежат вокруг совершенно неподвижно.
– Просто небольшой нам-шуб, я сама его написала, – говорит она. – Они придут в себя.
– Привет, – отвечает он.
– Привет. Рада тебя видеть, Хиро. Я сейчас тебя обниму, осторожно с антенной.
Она его обнимает. Он обнимает ее в ответ. Антенна утыкается ему в нос, но ему все равно.
– Как только мы вынем эту штуку, волосы отрастут снова, – шепчет она и наконец его отпускает. – Объятие нужно было скорее мне, чем тебе. Тут было так одиноко. Одиноко и страшно.
Хотеть обниматься в такое время – парадоксальное поведение, типичное для Хуаниты.
– Не обижайся, – говорит Хиро, – но разве ты теперь не на стороне плохих парней?
– А! Ты об этом?
– Ну да. Разве ты не на них работаешь?
– Если да, то это у меня получается не слишком хорошо. – Она со смехом указывает на кольцо поверженных антенноголовых. – Нет. На меня оно не действует. Некоторое время вроде бы действовало, но всегда есть способы с этим бороться.
– Почему? Почему на тебя это не действует?
– Последние несколько лет я провела в обществе иезуитов, – говорит она. – Слушай. У нашего мозга есть иммунная система, в точности как у тела. Чем больше ты ее используешь, чем большему количеству вирусов себя подвергаешь, тем сильнее у тебя иммунитет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71