– Так тайников было много? – переспрашивает Хиро.
– Надо думать. Несколько лет назад Лагос обратился к Л. Бобу Райфу.
– Правда?
– Ага. Понимаете, на Райфа работает миллион программистов. Он до смерти боялся, что они крадут его информацию.
– Я знаю, что он прослушивал их дома и все такое.
– Вы знаете это только по той причине, что нашли материал в папке Лагоса. А Лагос взялся это откопать потому, что проводил маркетинговое исследование. Искал того, кто мог бы заплатить ему в твердой валюте за то, что он накопал и спрятал в папке «Вавилон/Инфокалипсис».
– Он думал, – говорит Хиро, – что Л. Бобу Райфу могут пригодиться кое-какие вирусы.
– Вот именно. Видите ли, я всего этого дерьма не понимаю. Но надо думать, что он отыскал старый вирус или что-то подобное, который был нацелен против интеллектуальной элиты.
– Технологического жречества, – говорит Хиро. – Инфократов. Вирус уничтожил всю инфократию Шумера.
– Как скажете.
– Но это же безумие, – говорит Хиро. – Это то же самое, как если бы вы, узнав, что служащие крадут у вас авторучки, поставили бы всех к стенке. Райф не смог бы использовать вирус, не уничтожив мозги своих программистов.
– В его изначальной форме – да, – продолжает стеклянноглазый. – Но все дело в том, что Лагос хотел этот вирус исследовать.
– Исследования в области информационной войны.
– В точку. Он хотел изолировать эту штуку и модифицировать так, чтобы с ее помощью контролировать программистов, не выбивая им при этом мозги.
– И у него получилось?
– Кто знает? Райф украл идею Лагоса. Просто взял и украл. И Лагос понятия не имел, что Райф с ней потом сделал. Но через несколько лет он начал беспокоиться: слишком много странного происходило у него на глазах.
– Например, бурный рост паствы в «Жемчужных вратах преподобного Уэйна».
– И эти русские пятидесятники, которые все иноязычат. И тот факт, что Райф принялся выкапывать древний город...
– Эриду.
– Ага. И вся затея с радиоастрономией. Лагосу было о чем волноваться. Он обратился к той девушке, с которой у вас был роман...
– К Хуаните.
– Ага. Милая женщина. Еще он обратился к мистеру Ли. И поэтому можно сказать, над этим небольшим проектом работают самые разные люди.
46
– Куда они подевались? – вдруг спрашивает Хиро.
Все выискивают глазами поплавок с русскими, будто разом заметили, что его нет на месте. Наконец они его видят: обломок замер в четверти мили позади них. Крупные шишки и телохранители теперь стоят и смотрят в одну и ту же сторону. Вокруг кружит быстроходный катер, чтобы подобрать конец.
– Они, наверное, нашли способ отсоединить буксирный трос, – говорит Хиро.
– Маловероятно, – отвечает стеклянноглазый. – Он был закреплен на днище, под водой. И это стальной трос, поэтому им было его никак не перерезать.
Хиро замечает еще одно суденышко, покачивающееся в волнах на полпути между русскими и буксировавшим их катером. Суденышко настолько мало, так низко сидит в воде, выкрашено в такие тусклые естественные цвета, что почти неразличимо. Каяк. А в нем – длинноволосый человек.
– Вот черт, – бросает Ливио. – Откуда он, черт побери, взялся?
Человек в каяке оглядывается назад, оценивая волны, потом вдруг поворачивается и начинает усиленно грести, разгоняясь и каждые несколько гребков оглядываясь назад. Сзади его нагоняет большая волна, и в тот самый момент, когда она набухает под каяком, скорость лодчонки достигает ее. Каяк остается на гребне волны и летит вперед, будто ракета, летит на самом гребне, внезапно развивает скорость вдвое большую всего, что держится на воде.
Упираясь в воду концом весла, человек в каяке слегка отклоняется, потом опускает весло на пересечку курса и, запустив руку на дно каяка, достает небольшой темный предмет, трубочку длиной в четыре фута, которую укладывает себе на плечо.
Он и катер проходят друг подле друга, направляясь в противоположные стороны, их разделяет не более двадцати футов воды. А потом катер взрывается.
«Каулун» отошел от места действия на добрую сотню ярдов. Он разворачивается настолько круто, насколько вообще способно судно таких габаритов, пытается совершить поворот на сто восемьдесят градусов, чтобы вернуться и разобраться с русскими и – что более проблематично – с Вороном.
А Ворон гребет к своим дружкам.
– Ну и сволочь, – бормочет Ливио. – Что он собирается сделать? Отбуксировать их на Плот на своем чертовом каяке?
– У меня мурашки по спине, – говорит стеклянноглазый. – Проверьте, есть ли у нас наверху ребята со «стингерами». За ними, наверное, вертолет прилетит.
– Никаких других кораблей на радаре, – рапортует вошедший с мостика солдат. – Только мы и они. И никаких вертолетов.
– Вам известно, что Ворон таскает за собой боеголовку, да? – спрашивает Хиро.
– Слышал. Но в каяке места для нее не хватит, он слишком мал. Не могу поверить, что кто-то согласится выйти в море на таком корыте.
Из моря вырастает гора. Пузырь черной воды, который все поднимается и расширяется. Позади от бешено раскачивающегося на волнах плотика возникает черная башня, вертикально поднимающаяся из воды, на ее вершине распростерлась пара крыльев. Башня все растет, крылья все поднимаются над водой, а по обе стороны от них гора поднимается и обретает очертания. Красные звезды и несколько цифр. Но никому не нужно разбирать цифры, чтобы понять, что это подводная лодка. Подводная лодка с ядерными боеголовками.
А потом она останавливается. Так близко к плотику, что Гуров и компания практически могут на нее перепрыгнуть. Ворон гребет к ним, точно стеклянный нож прорезая волны.
– Черт меня побери! – говорит стеклянноглазый. Он совершенно поражен. – Черт меня побери, черт меня побери, черт меня побери! Дядюшка Энцо будет недоволен.
– Откуда вы могли знать? – говорит Ливио. – Может быть, нам открыть по ним огонь?
Не успевает стеклянноглазый принять стратегическое решение, как на батарейной палубе ядерной подлодки открываются люки. Первый снаряд падает в каких-то нескольких ярдах от «Каулуна».
– Ладно, ситуация развивается слишком быстро. Хиро, пойдете со мной.
Весь экипаж «Каулуна» уже оценил ситуацию и отдал пальму первенства ядерной подлодке. Матросы бегают по леерам, сбрасывая на воду большие стеклопластиковые капсулы. Капсулы раскрываются ярко-оранжевыми складками, расправляясь в небольшие спасательные плоты.
Как только стрелки на батарейной палубе соображают, как попасть в «Каулун», ситуация развивается еще быстрее. «Каулун» никак не может решить, утонуть ли ему, сгореть или просто развалиться на части, поэтому делает все разом. К тому времени все, кто был на нем, перебрались на спасательные плоты. Теперь они болтаются посреди океана, застегивают оранжевые спасательные комбинезоны и наблюдают за ядерной подлодкой.
Ворон спускается в подлодку последним. Минуту-другую он тратит на то, чтобы забрать с каяка свое снаряжение: какие-то мешки и восьмифутовое копье с прозрачным листовидным наконечником. Но прежде чем скрыться в люке, он поворачивается к обломкам «Каулуна» и поднимает над головой копье – жестом одновременно победным и многообещающим. А потом исчезает. Несколько минут спустя исчезает и подлодка.
– От этого парня меня жуть берет, – резюмирует мужик со стеклянным глазом.
47
Как только ей снова становится ясно, что все кругом как один – чокнутые извращенцы, И.В. начинает замечать и другие странности. К примеру, за все это время никто ни разу не посмотрел ей в глаза. Особенно мужчины. В них вообще не чувствуется секса, так глубоко они его задавили. Она еще может понять, почему они не смотрят на толстых бабушек. Но она же пятнадцатилетняя американка и привыкла, что временами на нее обращают внимание. Но только не здесь.
Пока однажды она не поднимает глаза от огромного чана с рыбой и не обнаруживает, что упирается взглядом в чью-то грудь. А когда ведет им вверх до шеи, а потом – по шее до лица, то видит темные глаза, которые смотрят прямо на нее поверх стойки.
На лбу у человека что-то написано. «ПОНИЖЕННЫЙ САМОКОНТРОЛЬ». Что несколько пугает. Но ведь сексуально же. А еще придает ему некую романтичность, которой у всех прочих нет и в помине. Она ожидала, что Плот будет опасным и таинственным, а он ничем не отличается от того места, где работает мама. Этот парень – первый из всех, кого она встречала, кто действительно выглядит так, словно на загадочном Плоту ему самое место. И к тому же он ощупывает ее взглядом с головы до ног. Отвратительные манеры. И клочковатые висячие усы ему не идут, никак не выделяют черты лица.
– Ты будешь эту дрянь? Одну рыбью голову или две? – спрашивает она, картинно помахивая половником. Она всегда ехидничает над едоками, все равно ни один из них ее слов не понимает.
– Возьму все, что предложишь, – говорит парень. По-английски, с резким акцентом.
– Я-то ничего не предлагаю, – отзывается она, – но если хочешь стоять тут и любоваться, никаких возражений.
Некоторое время он стоит и разглядывает стойку. Так долго, что люди в очереди начинают подниматься на цыпочки, чтобы посмотреть, в чем дело. Но когда видят, что дело именно в этом индивидууме, то поспешно приседают, втягивают головы в плечи, пытаясь затеряться в массе воняющей рыбой шерсти.
– А что сегодня на десерт? – спрашивает малый. – Есть для меня что-нибудь сладенькое?
– Мы в десерты не веруем, – отвечает И.В. – Это же грех, черт побери, не забыл?
– Зависит от твоей культурной ориентации.
– Вот как? И на какую культуру ты ориентируешься?
– Я алеут.
– Да? Никогда о них не слышала.
– Это потому что нас затрахали, – говорит большой страшный алеут, – хуже, чем любой другой народ за всю историю.
– Прискорбно слышать, – говорит И.В. – Так что, положить тебе рыбы или так и будешь ходить голодным?
Огромный алеут несколько минут просто смотрит на нее, а потом резко дергает головой в сторону и говорит:
– Давай. Пошли отсюда, черт побери.
– Что, и профилонить такую клевую работу?
Он возмутительно улыбается.
– Я могу найти тебе получше.
– А на той работе одежда останется на мне?
– Да ладно тебе. Мы уходим. – Его глаза просто прожигают в ней дыры. А она пытается игнорировать внезапное жаркое напряжение между ног.
И.В. идет за ним вдоль стойки, направляясь к проему, через который можно выйти в обеденный зал. Тут, топоча, из кухни вылетает главная сука бабушка и начинает орать на нее на каком-то непонятном языке.
И.В. оглядывается. Чувствует, как пара огромных ладоней поднимаются по ее бокам, останавливаются в подмышках, и прижимает локти, стараясь остановить чужие руки. Но все без пользы, руки поднимаются до конца, а потом все выше и выше, поднимаются в воздух, унося и ее с собой. Огромный алеут переносит ее прямо через стойку, будто бебика трех лет, и опускает на пол рядом с собой.
И.В. поворачивается посмотреть на самую главную суку из всех бабушек, но та застыла от удивления и ужаса, к тому же на лице ее читается явно сексуальное возмущение. Но в конечном итоге страх побеждает, она отводит взгляд и занимает место И.В. у чана номер девять.
– Спасибо, что подбросил, – говорит И.В. Голос ее звучит взволнованно, с нелепым восхищением. – Э, а разве ты не собирался поесть?
– Я все равно собирался поесть в баре, – отвечает он.
– Поесть в баре? И в какие же бары ходят на Плоту?
– Пошли, я тебе покажу.
Он ведет ее по петляющим коридорам, потом вверх по крутой стальной лестнице, по которой они попадают на палубу. Спускаются сумерки, диспетчерская вышка «Интерпрайза» маячит черным силуэтом на фоне темно-серого неба, которое становится таким черным и мрачным, что кажется сейчас еще темнее, чем будет ночью. Но сейчас огни еще не зажжены, и И.В. окружают черный металл и аспидное небо.
Дальше алеут ведет ее на нос корабля. За перилами – тридцатифутовый обрыв к воде, отсюда виден процветающий, чисто-белый район русских, отделенный от запущенного убого-темного клубка самого Плота широким каналом, который патрулируют чернорясники с оружием наготове. Тут нет ни железной, ни веревочной лестницы, но с перил свисает толстый канат. Вытянув часть каната, алеут ловким движением перебрасывает его себе под руку и поверх ноги. Потом одной рукой обнимает И.В. за талию, так что И.В. повисает у него на сгибе локтя, откидывается и падает с корабля.
И.В. решительно, ну абсолютно отказывается кричать. Она чувствует, как канат останавливает их падение, чувствует, как его рука сжимает ее так крепко, что на мгновение словно выдавливает весь воздух из легких, а потом И.В. понимает, что просто висит у него на сгибе локтя.
И.В. с вызовом опускает руки по швам. А потом так, прикола ради, прислоняется к нему, обнимает руками за шею и, положив голову ему на плечо, держится изо всех сил. Он спускается по канату, и вскоре они уже стоят на облагороженной, зажиточной, процветающей версии Плота.
– А как, кстати, тебя зовут? – спрашивает И.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71