Граймс пожал плечами. Этот жест вызвал у Стивенса раздражение. - Я не
думаю, что ты осознаешь важность этой проблемы, Док. Ты представляешь себе
количество лошадиных сил, занятых транспортировкой. Если посчитать и
частные, и коммерческие аппараты плюс самолеты общего назначения, то
Северо-Американская Энерго-Воздушная поставляет более половины
потребляемой континентом энергии. Мы должны быть в порядке. Можешь
прибавить к этому наше участие в энергоснабжении города. С этим нет
проблем - пока. Но мы не смеем даже подумать, что будет означать сбой
городской энергетики.
- Я дам тебе решение.
- Да? Ладно, давай.
- Выбросьте все это. Вернитесь к нефтяным и паровым агрегатам.
Избавьтесь от этих проклятых лучисто-энергетических душегубок.
- Совершенно невозможно. Ты не знаешь, о чем говоришь. Потребовалось
более пятнадцати лет, чтобы совершить эту перестройку. Теперь мы
поставлены в зависимость от этого. Гус, если бы САЭВ закрыло производство,
то половина населения северо-западного побережья голодало, не говоря уже
об озерных штатах и направлении Бостон-Филадельфия.
- Хм-м. Что же, все, что я могу сказать, это то, что этот исход мог
бы быть лучше, чем продолжающееся поныне медленное отравление.
Стивенс нетерпеливо отмахнулся от сказанного.
- Слушай, Док, хоть разводи пчел в своей шляпе, если тебе так
нравится, но не заставляй меня учитывать их в своих расчетах. Больше никто
не видит опасности в излучаемой энергии.
Граймс кратко ответил, - Суть в том, сынок, что они не туда смотрят.
Знаешь ли ты, какой был в прошлом году рекорд в прыжках в высоту?
- Никогда не слушаю спортивные новости.
- Мог бы иногда и послушать. Рекорд выровнялся на семи футах двух
дюймах около двенадцати лет назад. С тех пор он только снижался. Можешь
попытаться построить график атлетических рекордов от радиации в воздухе -
искусственной радиации. Ты мог бы прийти к некоторым удивительным для тебя
результатам.
- Ерунда! Все знают, что произошел отказ от тяжелых видов спорта.
Увлечение мышцами и потом отошло, вот и все: мы просто идем к более
интеллектуальной культуре.
- Интеллектуальной, вздор! Люди перестают играть в теннис и тому
подобное, потому что все время чувствуют усталость. Посмотри на себя. Ты
так слаб.
- Не язви, Док.
- Прости. Но произошло явное ухудшение характеристик человеческого
организма. Если у нас снижались рекорды по таким видам спорта и я могу
доказать это, но ведь любой врач, который хоть чего-то стоит, может видеть
это, если у него есть глаза, и он не опутан массой фантастических
приборов. Я не могу утверждать, чем это вызвано, пока не могу, но у меня
есть чертовски сильное предчувствие, что это вызвано той дрянью, которой
вы торгуете вразнос.
- Невозможно. В эфир не было выпущено ни одно излучение, не прошедшее
проверки в биологических лабораториях. Мы не дураки и не мошенники.
- Может быть вы недостаточно долго их проверяете. Я не говорю о
нескольких часах или нескольких неделях; я говорю о кумулятивных эффектах
годами проходящих через ткань излучений. Что при этом происходит?
- Да ничего - мне кажется.
- Тебе кажется, но ты не знаешь. Никто никогда не пытался это
выяснить. Например - как воздействует солнечный свет на силикатное стекло?
Обычно ты можешь ответить "никак", но ты видел когда-нибудь стекло
пустынь?
- Эти лавандово-синие стекляшки? Конечно.
- Да. Бутылка в пустыне Мохав окрашивается за несколько месяцев. Но
ты когда-нибудь видел оконные стекла старых домов на Бикон-Хилле?
- Я никогда не был на Бикон-Хилле.
- О'кей, я расскажу тебе. Тоже самое явление - только требующее
столетия или больше - в Бостоне. Теперь скажи мне - ты, здравый физик -
мог бы ты измерить изменение, происходящее с этими стеклами на
Бикон-Хилле?
- М-м-м, вероятно, нет.
- Но ведь в нашем случае все то же самое. Разве кто-нибудь когда-либо
пытался измерить изменения в ткани человека после тридцати лет воздействия
ультракоротковолновой радиации?
- Нет, но...
- Никаких но. Я вижу это воздействие. Я сделал грубое предположение о
причинах. Может быть, я ошибаюсь. Но я почувствовал себя много более
живым, с тех пор, как стал все время носить свое свинцовое пальто при
любом выходе на улицу.
Стивенс сдался перед этим аргументом. - Может, ты и прав. Я не хочу
ссориться с тобой. Так что с Уолдо? Ты отведешь меня к нему и поможешь
поговорить с ним?
- Когда ты хочешь пойти?
- Чем скорее, тем лучше.
- Сейчас?
- Подходит.
- Позвони в свой офис.
- Ты готов идти прямо сейчас? Это бы устроило меня.
- Как известно, центральному офису, я в отпуске; тем ни менее, я
помню об этом деле. Я хочу дозвониться до них.
- Хватит разговаривать, пошли.
Они поднялись наверх, где стояли их машины. Граймс направился к
своему большому старомодному ландо "Боинг". Стивенс остановил его. - Не
собираешься же ты лететь на этом? Это займет весь остаток дня.
- Почему бы и нет? У него есть дополнительный космический привод. Ты
можешь отсюда слетать на луну и обратно.
- Но он так дьявольски медлителен. Полетим на моей "метле".
Граймс обвел взглядом маленький веретенообразный быстроходный самолет
друга. Его корпус был почти невидим, настолько этого могла добиться
выпускающая пластик промышленность. Поверхностный слой толщиной в две
молекулы имел коэффициент преломления практически равный с воздухом. Когда
он был чист, его было очень трудно увидеть. когда же он был достаточно
запылен или залит водой, чтобы быть немного заметным - как призрак
мыльного пузыря в форме корабля.
Посередине, ясно видимая через стенки, проходила единственная
металлическая часть корабля - стержень, или, точнее, осевой сердечник с
расходящимся снопом приемников де Кальба на конце. На вид это было вполне
похоже на гигантское помело колдуньи, что и оправдывало прозвище.
Поскольку седла из прозрачного пластика были установлены одно за
другим над стержнем, так что металлический брус проходил между ног пилота
и пассажиров, прозвище было вдвойне подходящим.
- Сынок, - заметил Граймс, - Я знаю, что я не красив и не элегантен.
И все-таки я сохраняю некоторые остатки уважения к себе и некоторое
мизерное количество собственного достоинства. Я не собираюсь засовывать
эту штуку между голеней и скакать на ней по воздуху.
- Ах, черт! Ты старомоден.
- Может быть. Тем не менее, все странности, которые я ухитрился
сохранить к моему нынешнему возрасту, я намерен сохранить и далее. Нет.
- Послушай - я поляризую корпус перед взлетом. Как тебе это?
- Не прозрачный?
- Не прозрачный.
Граймс скользнул сожалеющим взглядом по своему собственному
старомодному аппарату, но вяло согласился войти в едва видимый скоростной
корабль. Стивенс помог ему; они вошли в аппарат и сели на брус.
- Молодец, Док, - похвалил его Стивенс, - я довезу тебя туда за три
скачка. Эта твоя старая калоша не сделала бы больше пятьсот миль в час, а
Инвалидная Коляска находится в добрых двадцати пяти тысячах миль.
- Я никогда не спешу, - прокомментировал Граймс, - и не называй дом
Уолдо "Инвалидной Коляской" - при нем.
- Я запомню, - пообещал Стивенс. Он нащупал что-то в очевидно пустом
пространстве; оболочка неожиданно стала непроницаемо черной, скрывая их.
Столь же неожиданно она стала зеркально яркой, машина вздрогнула и
мгновенно исчезла из виду.
Уолдо Ф. Джонс казался плавающим в воздухе в центре сферической
комнаты. Впечатление вызывалось тем, что он действительно плавал в
воздухе. Его дом кружился по свободной орбите, с периодом обращения около
двадцати четырех часов. Сам дом не вращался; псевдогравитация центробежной
силы была нужна ему меньше всего. Он покинул Землю, чтобы убежать от ее
гравитационного поля, он ни разу не спускался на поверхность за семнадцать
лет, прошедших с постройки дома и его вывода на орбиту; он никогда и не
намеревался делать это с какой бы то ни было целью.
Здесь, свободно летая в космосе в собственной наполняемой
кондиционированным воздухом оболочке, он был свободен от невыносимого
пожизненного рабства немощных мускулов. Ту самую силу, которой он обладал,
он мог экономично использовать на движение, а не на борьбу с изнуряющим
весом мощного поля земли.
Уолдо проявлял горячий интерес к космическому полету с раннего
детства, но не от желания исследовать его глубины, а потому, что его
мальчишеский перевозбудившийся мозг видел огромное преимущество в
невесомости - для него самого. Уже подростком он помогал экспериментаторам
по космическим полетам в решающий момент, снабжая их системой управления,
которой пилот мог легко пользоваться при перегрузке в две - три силы
тяжести.
Такое изобретение для него совершенно не составляло труда; он просто
приспособил те устройства манипуляции, которые сам использовал в войне с
непреодолимым весом единичной силы гравитации. Первый успешный и
безопасный ракетный корабль содержал те же реле, которые когда-то помогли
Уолдо пересесть с постели на инвалидную коляску.
Тормозные баки, ставшие теперь стандартным оборудованием кораблей
лунной почты, происходили от плавающего бака, в котором Уолдо привычно ел
и спал до тех пор, пока не отправился из дома родителей в свой нынешний,
весьма уникальный, дом. Большинство его главных изобретений были
изначально задуманы для его собственного удобства, и лишь потом
приспособленные для коммерческой эксплуатации. Даже вездесущие и
гротесково человекоподобные приборы общеизвестные как "уолдики" -
Синхронный Удваивающий Пантограф Уолдо Ф. Джонса, патент N 296.001.437,
новой серии и другие - прошел несколько поколений развития в частном
пользовании механическом цехе Уолдо, прежде чем тот переделал его для
массового производства. Первый из них, примитивный прибор, если сравнивать
его с теми "уолдиками", которых можно было теперь увидеть в каждом
магазине, заводе, фабрике, складе страны, был разработан для того, чтобы
дать Уолдо возможность работать на токарном станке.
- Уолдо возмущала кличка, которую дали им люди - она задевала его как
чрезмерно личностная - но он холодно распознавал собственную коммерческую
выгоду в том, что публика словесно приравнивала его к столь полезному и
важному устройству.
Когда репортеры новостей приклеили его космическому дому ярлык
"Инвалидное Кресло", то можно было ожидать, что он воспримет это как
полезное паблисити. То, что он не разделял такого взгляда, возмущался и
пытался положить этому конец, происходило из другого,
специфически-уолдовского факта: Уолдо не воспринимал себя как калеку.
Он видел себя неизувеченным человеческим существом, а чем-то более
высоким, чем человек, следующей ступенью вверх, существом столь
превосходящим, что ему не нужна грубая звериная сила безволосых приматов.
Покрытые шерстью приматы, бесшерстные приматы, затем Уолдо - так шел
прогресс в его мыслях. Шимпанзе с едва заметными мышцами могла одной лапой
удержать целых пятнадцать сотен фунтов. Уолдо проверил это, получив одну
обезьяну и терпеливо доведя ее до бешенства - хорошо развитый человек
может одной рукой поднять сто пятьдесят фунтов. Собственное усилие Уолдо
при напряжении до выступающего пота, никогда не превышало пятнадцати
фунтов. Независимо от того, было ли это очевидное заключение верным или
ошибочным, Уолдо верил в него, пользовался им в оценках. Люди были
обросшим мышцами сбродом, бесшерстными шимпанзе. Он оценивал себя по
меньшей мере в десять раз Выше, чем их.
У него еще многое впереди.
Хоть он и плавал в воздухе, он был в тоже время занят делом, очень
занят. Хотя он никогда не спускался на поверхность земли, его бизнес был
связан с ней. Помимо управления своей многочисленной собственностью, он
регулярно практиковал как инженер-консультант, специализируясь в анализе
движения. Поблизости от него плавали по комнате принадлежности,
необходимые ему для профессиональной практики. Перед ним висел цветной
телевизионный стереоприемник размером четыре на пять футов. Экран был
расчерчен двумя системами координат - прямоугольной и полярной. Другой,
меньший, приемник висел выше и правее. Оба приемника полностью записывали
происходящее, посредством параллельных цепей, удобно расположенных в
соседнем отсеке.
Меньший приемник показывал лица двоих смотревших на него мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18