Моторные функции полностью не утрачивались, поскольку оба пути
распространения сохранялись, но эффективность падала. Это напоминало ему
металлическую электросеть с частичным заземлением.
Несчастная кошка, погибшая при экспериментах, дала ему основную массу
информации. Котенок был рожден и выращен без воздействия радиации.
Подвергнув его большой дозе облучения, он добился почти столь же острой
миастении, что и его собственная - при этом в мельчайших деталях изучай
все происходившее в нервных тканях.
Он даже расчувствовался, когда тот помер.
И все же, если Грэмпс Шнайдер был прав, то человеку не было нужды
разрушать себя радиацией. Если бы они сообразили посмотреть на это с
нужной стороны, то радиация на них бы не действовала; они могли бы даже
брать энергию из Другого Мира.
Именно это и рекомендовал ему сделать Грэмпс Шнайдер.
Именно это и рекомендовал ему сделать Грэмпс Шнайдер!
Грэмпс Шнайдер говорил ему, что он не должен быть слабым!
Что он мог бы быть сильным...
Сильным!
СИЛЬНЫМ!
Он никогда не думал об этом. Он проигнорировал, отбросил, как
ненужную, незначительную дружескую помощь Шнайдера его совет о преодолении
слабости, отличавшей его от бесшерстых обезьян, которую он считал базовым
безусловным фактором. Он принял ее как укоренившийся и не вызывающий
вопросов фактор.
Естественно, он не обратил внимания на слова Шнайдера относившиеся к
нему самому.
Быть сильным!
Стоять - ходить, бегать!
Да, он... он мог, он мог бы без страха спуститься на поверхность
Земли. Он бы не думал о поле. Они говорили, что не помнят о нем, они даже
носили вещи - тяжелые большие вещи. И так поступали все. Даже кидали
предметы.
Он сделал неожиданное конвульсивное движение в первичных уолдиках,
совсем непохожее на его обычно чудесно экономичный ритм. Вторичные были
увеличенного размера, так как он занимался новой конструкцией. Растяжки
лопнули, пластинка подпорки звякнула о стену. Неподалеку спал Бальдур, он
мгновенно навострил уши, огляделся и вопросительно посмотрел на Уолдо.
Уолдо взглянул на него и собака заскулила.
- Замолчи!
Собака утихла и взглядом извинилась.
Он автоматически оценил разрушения - немного, но чинить придется.
Сила. Да, если бы он был силен, он смог бы делать вес - все! Уолдики
увеличенные N6 и несколько новых растяжек - сильно! Он рассеянно двинулся
к уолдикам N6.
Сила!
Он мог бы даже понравиться женщинам - быть сильнее всех.
Он мог бы плавать. Он мог бы ездить верхом. Он мог бы летать на
кораблях, бегать, прыгать. Он мог бы голыми руками обращаться с
предметами. он мог бы даже научиться танцевать!
Сильный!
Он бы имел мышцы. Он бы мог все изменить.
Он мог бы... Он мог бы..
Он переключился на большие уолдики размером с человеческое тело. Сила
- они были сильными! Одним уолдиком он вытащил из запасов пластинку стали
толщиной в четверть дюйма, поднял ее и потряс. Гулкий грохот. Он потряс
снова. Сильный!
Он положил ее на обе ладони, согнул пополам. Металл неровно согнулся.
Он конвульсивно смял ее между двумя огромными ладонями как ненужную
бумажку. Грохот металла испугал Бальдура; сам Уолдо не беспокоился.
На мгновение он расслабился, ловя ртом воздух. По его лбу катился
пот; кровь стучала в ушах. Но он не устал; ему нужно было что тяжелее
сильнее. Бросившись в примыкавшую складскую комнату, он выбрал стальной
уголок длиной двенадцать футов, подтолкнул его туда, где могли достать
гигантские руки и метнулся назад.
Балка косо торчала из проема; он дернул ее влево, оставив большую
зарубку на ране проема. Он не заметил этого.
Балка стала отличной дубинкой в большом кулаке. Он взмахнул ею.
Бальдур отпрянул, прячась от больших рук за кольцом управления.
Мощь! Сила! Сокрушительная непобедимая сила... Рывком он остановил
балку перед стеной. Нет... Но он схватил конец балки левым уолдиком и
попытался согнуть. Большие уолдики были построены для тяжелой работы, но
балка была предназначена для нагрузки. Он напрягся в своих первичных
уолдиках, пытаясь заставить большие кулаки выполнить его волю. На
контрольной панели вспыхнуло предупреждение. Он слепо дал опасную
перегрузку и продолжал настаивать.
Гул уолдиков и скрежет перчаток были заглушены резким металлическим
скрипом, когда балка стала поддаваться. Торжествуя, он еще сильнее надавил
на первичные уолдики. Балка еще сгибалась когда уолдики не выдержали.
Первым не выдержал привод правой руки; кулак раскрылся. Левый кулак,
освобожденный от нагрузки, швырнул балку.
Та пробила себе дорогу через тонкую переборку, оставив рваную дыру,
затрещала и загромыхала в смежном помещении. Но гигантские уолдики
превратились в ненужный хлам. Он вытащил свои розовые мягкие руки из
уолдиков и посмотрел на них. Его плечи развернулись и мучительная боль
проходила. Он закрыл лицо руками, слезы сочились между пальцами. Бальдур
скулил и прижимался ближе.
На панели управления настойчиво звонил звоночек.
Разрушения были устранены и аккуратная заплата закрывала то место,
где нашла выход балка. Но гигантские уолдики еще не были заменены, их рама
стояла пустой. Уолдо был занят созданием измерителя силы.
Прошли годы с тех пор как он последний раз обратил внимание на силу
своего тела. Ему так мало нужна была сила; он концентрировался на
ловкости, особенно на точном и чувствительном управлении своих тезок;
избирательная эффективная работа его мышц была непревзойденной; он умел
управлять - был вынужден уметь. Но у него не было потребности в силе.
Имея под рукой механическое оборудование, не было сложным соорудить
прибор, который бы показывал силу хватки в фунтах силы на циферблате.
Достаточно было подпружиненной стрелки со шкалой и ручки, за которую
держаться. Он остановился и посмотрел на приспособление. Ему нужно было
лишь снять первичные уолдики положить руку на ручку, нажать - и он узнает.
Он пока колебался.
Ему казалось странным обращаться с чем-то столь крупным голыми
руками. Ну! Проникнуть в Другой Мир за энергией. Он закрыл глаза и нажал.
Открыл их. Четырнадцать фунтов - меньше, чем было когда-то.
Он еще не попробовал по настоящему. Он пытался представить на своей
руке Грэмпса Шнайдера, то теплое покалывание. Сила. Дотянуться и
потребовать ее.
Четырнадцать фунтов, пятнадцать - семнадцать, восемнадцать, двадцать,
двадцать один! Он побеждал! Он побеждал!
Сила и смелость покинули его, он не смог сказать, что исчезло первым.
Стрелка вернулась на ноль; ему требовался отдых.
Действительно ли он развил исключительную силу или двадцать один фунт
был просто нормой для него при его нынешнем возрасте и весе? Нормальный
сильный работоспособный мужчина, как он знал, должен был развивать усилие
порядка полутора сотен фунтов.
Тем не менее, двадцать один фунт усилия на целых шесть фунтов
превышал все прошлые его достижения.
Попробовать еще раз. Десять, одиннадцать... двенадцать. Тринадцать.
Стрелка поколебалась. Почему, он же только начал... это было ужасно.
Четырнадцать.
Здесь она остановилась. Как бы он не напрягался и не концентрировал
волю, он не мог превзойти эту точку. Медленно падало его усилие.
Шестнадцать фунтов были максимумом, которого ему удалось достичь в
последующие дни. Двадцать один фунт казался просто случайностью, удачной
первой попыткой. Ему было горько.
Но ведь его теперешнее положение и богатство тоже дались ему нелегко.
Он был настойчив, тщательно вспоминая, что говорил ему Шнайдер, и пытался
ощутить прикосновение рук Шнайдера. Он говорил себе, что прикосновения
Шнайдера и в самом деле делали его сильнее. И что он просто не понял этого
тогда из-за сильного поля Земли. Он продолжил попытки.
В глубине сознания он знал, что ему в конце концов придется искать
Грэмпса Шнайдера и просить его помощи, если сам он не справится с этим
делом. Но ему очень этого не хотелось: нет, он не боялся путешествия,
которое становилось неизбежным, хотя обычно этой причины было более чем
достаточно - он боялся, что Шнайдер не сможет ему помочь и тогда не
останется никакой надежды. Никакой.
Лучше жить в расстройстве и разочаровании, чем без надежды. Он снова
откладывал поездку.
Уолдо мало обращал внимание на земное время, ел и спал, когда ему
хотелось. В любое время он мог вздремнуть; однако через довольно равные
промежутки времени он засыпал надолго. Не в постели, конечно. Человеку,
который плавает в воздухе, постель не нужна. Но он взял за правило
привязывать себя к определенному месту перед восьмичасовым крепким сном,
так как это избавляло его от произвольного плавания в беспорядочных
воздушных потоках, которые могли бросить его, бессознательного, на
выключатели или рычаги.
Решив стать сильным, он вынужден был прибегать к снотворному, чтобы
укрепить сон.
Вернулся доктор Рэмбью и искал его. Рэмбью - безумный и полный
ненависти. Рэмбью, обвиняющий в своих бедах Уолдо. Он не чувствовал себя в
безопасности даже в Свободном Владении, потому что безумный физик научился
переходить из одного пространства в другое. И вот он там! Только его
голова высунулась из другого мира. - Я доберусь до тебя, Уолдо! Он исчез -
нет, вот он6 за спиной! Протягивает, протягивает руки - и не руки, а
извивающиеся антенны. - Ты, Уолдо! - Но собственные руки руки Уолдо - это
огромные уолдики; он схватил Рэмбью.
Большие уолдики ослабли.
Рэмбью уже рядом, уже на нем, держит его за горло.
Грэмпс Шнайдер говорит ему на ухо спокойным и уверенным голосом. -
Тянись за энергией, сынок. Почувствуй ее в своих пальцах. Уолдо схватил
душащие руки, напрягся, потянул.
Они слабели. Он побеждал. Он закинет Рэмбью в Другой Мир и там его и
оставит. Так! Одна рука сброшена. Неистово лает Бальдур; он пытается
попросить его замолчать и укусить Рэмбью, помочь...
Собака продолжает лаять.
Он был в собственном доме, в собственной большой комнате. Бальдур еще
раз гавкнул. - Тихо! - Он осмотрелся.
Когда он засыпал, он был привязан четырьмя легкими оттяжками,
расположенными по осям тетраэдра. Две из них еще удерживали его пояс, он
свободно летал вокруг кольца управления. Из двух других, одна оторвалась
от пояса, ее конец плавал в нескольких футах от него. Четвертая была
разорвана в двух местах - у пояса и еще через несколько футов, оторванный
кусок свободно обвивался вокруг его шеи.
Он оценил ситуацию. Насколько он что-то понимал, он не мог понять,
как он мог оборвать оттяжки, мечась в ночном кошмаре. Собака не могла
этого сделать; у него не было точки опоры. Он сделал это сам. Оттяжки были
легкими, назначавшимися только для удерживания. И все же...
Ему потребовалось несколько минут, чтобы соорудить аппарат, который
бы вместо сжатия измерял растяжение; нужно было лишь переставить рукоять.
когда это было сделано, он включил пару уолдиков среднего размера,
привязал оторванный кусок к динамометру и потянул, пользуясь уолдиками.
Оттяжка разорвалась при двухстах двенадцати фунтах.
Поспешно, не теряя времени на нервную неловкость, он переделал
динамометр на сжатие. Он остановился, тихо прошептал: "Пора, Грэмпс!" - и
надавил.
Двадцать фунтов - двадцать один. Двадцать пять! Больше тридцати. Он
даже не вспотел! Тридцать пять, сорок, ...один, ...два, ...три. Сорок
пять! И шесть! И с половиной. Сорок семь фунтов!
С тяжелым вздохом он расслабил руку. Он обессилен. Силен.
Когда он наконец обрел спокойствие, то подумал, что делать дальше.
Первым импульсом было позвонить Граймсу, но он отказался от этого.
Достаточно скоро, когда он будет в себе уверен.
Он вернулся к прибору и попробовал левую руку. Не так сильна, как
правая, но почти - около сорока пяти фунтов. Смешно, но он не чувствовал
никакой разницы. Просто нормальный, здоровый. Никаких ощущений.
Он хотел опробовать все свои мышцы. Было бы слишком долго
переделывать динамометр для удара, тяги, заднего подъема и, ох, дюжины
других упражнений. Ему нужна была площадка, именно так, площадка с одним
"же" гравитации. Что же, есть приемная и ее можно раскрутить.
Но вот управление ею было на кольце, а идти по коридорам было далеко.
Было кое-что поближе - центрифуга для часов с кукушкой. Он оснастил колесо
регулятором скорости, как самый простой способ регулировки хода часов. Он
повернулся к кольцевому пульту и остановил вращение большого колеса;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
распространения сохранялись, но эффективность падала. Это напоминало ему
металлическую электросеть с частичным заземлением.
Несчастная кошка, погибшая при экспериментах, дала ему основную массу
информации. Котенок был рожден и выращен без воздействия радиации.
Подвергнув его большой дозе облучения, он добился почти столь же острой
миастении, что и его собственная - при этом в мельчайших деталях изучай
все происходившее в нервных тканях.
Он даже расчувствовался, когда тот помер.
И все же, если Грэмпс Шнайдер был прав, то человеку не было нужды
разрушать себя радиацией. Если бы они сообразили посмотреть на это с
нужной стороны, то радиация на них бы не действовала; они могли бы даже
брать энергию из Другого Мира.
Именно это и рекомендовал ему сделать Грэмпс Шнайдер.
Именно это и рекомендовал ему сделать Грэмпс Шнайдер!
Грэмпс Шнайдер говорил ему, что он не должен быть слабым!
Что он мог бы быть сильным...
Сильным!
СИЛЬНЫМ!
Он никогда не думал об этом. Он проигнорировал, отбросил, как
ненужную, незначительную дружескую помощь Шнайдера его совет о преодолении
слабости, отличавшей его от бесшерстых обезьян, которую он считал базовым
безусловным фактором. Он принял ее как укоренившийся и не вызывающий
вопросов фактор.
Естественно, он не обратил внимания на слова Шнайдера относившиеся к
нему самому.
Быть сильным!
Стоять - ходить, бегать!
Да, он... он мог, он мог бы без страха спуститься на поверхность
Земли. Он бы не думал о поле. Они говорили, что не помнят о нем, они даже
носили вещи - тяжелые большие вещи. И так поступали все. Даже кидали
предметы.
Он сделал неожиданное конвульсивное движение в первичных уолдиках,
совсем непохожее на его обычно чудесно экономичный ритм. Вторичные были
увеличенного размера, так как он занимался новой конструкцией. Растяжки
лопнули, пластинка подпорки звякнула о стену. Неподалеку спал Бальдур, он
мгновенно навострил уши, огляделся и вопросительно посмотрел на Уолдо.
Уолдо взглянул на него и собака заскулила.
- Замолчи!
Собака утихла и взглядом извинилась.
Он автоматически оценил разрушения - немного, но чинить придется.
Сила. Да, если бы он был силен, он смог бы делать вес - все! Уолдики
увеличенные N6 и несколько новых растяжек - сильно! Он рассеянно двинулся
к уолдикам N6.
Сила!
Он мог бы даже понравиться женщинам - быть сильнее всех.
Он мог бы плавать. Он мог бы ездить верхом. Он мог бы летать на
кораблях, бегать, прыгать. Он мог бы голыми руками обращаться с
предметами. он мог бы даже научиться танцевать!
Сильный!
Он бы имел мышцы. Он бы мог все изменить.
Он мог бы... Он мог бы..
Он переключился на большие уолдики размером с человеческое тело. Сила
- они были сильными! Одним уолдиком он вытащил из запасов пластинку стали
толщиной в четверть дюйма, поднял ее и потряс. Гулкий грохот. Он потряс
снова. Сильный!
Он положил ее на обе ладони, согнул пополам. Металл неровно согнулся.
Он конвульсивно смял ее между двумя огромными ладонями как ненужную
бумажку. Грохот металла испугал Бальдура; сам Уолдо не беспокоился.
На мгновение он расслабился, ловя ртом воздух. По его лбу катился
пот; кровь стучала в ушах. Но он не устал; ему нужно было что тяжелее
сильнее. Бросившись в примыкавшую складскую комнату, он выбрал стальной
уголок длиной двенадцать футов, подтолкнул его туда, где могли достать
гигантские руки и метнулся назад.
Балка косо торчала из проема; он дернул ее влево, оставив большую
зарубку на ране проема. Он не заметил этого.
Балка стала отличной дубинкой в большом кулаке. Он взмахнул ею.
Бальдур отпрянул, прячась от больших рук за кольцом управления.
Мощь! Сила! Сокрушительная непобедимая сила... Рывком он остановил
балку перед стеной. Нет... Но он схватил конец балки левым уолдиком и
попытался согнуть. Большие уолдики были построены для тяжелой работы, но
балка была предназначена для нагрузки. Он напрягся в своих первичных
уолдиках, пытаясь заставить большие кулаки выполнить его волю. На
контрольной панели вспыхнуло предупреждение. Он слепо дал опасную
перегрузку и продолжал настаивать.
Гул уолдиков и скрежет перчаток были заглушены резким металлическим
скрипом, когда балка стала поддаваться. Торжествуя, он еще сильнее надавил
на первичные уолдики. Балка еще сгибалась когда уолдики не выдержали.
Первым не выдержал привод правой руки; кулак раскрылся. Левый кулак,
освобожденный от нагрузки, швырнул балку.
Та пробила себе дорогу через тонкую переборку, оставив рваную дыру,
затрещала и загромыхала в смежном помещении. Но гигантские уолдики
превратились в ненужный хлам. Он вытащил свои розовые мягкие руки из
уолдиков и посмотрел на них. Его плечи развернулись и мучительная боль
проходила. Он закрыл лицо руками, слезы сочились между пальцами. Бальдур
скулил и прижимался ближе.
На панели управления настойчиво звонил звоночек.
Разрушения были устранены и аккуратная заплата закрывала то место,
где нашла выход балка. Но гигантские уолдики еще не были заменены, их рама
стояла пустой. Уолдо был занят созданием измерителя силы.
Прошли годы с тех пор как он последний раз обратил внимание на силу
своего тела. Ему так мало нужна была сила; он концентрировался на
ловкости, особенно на точном и чувствительном управлении своих тезок;
избирательная эффективная работа его мышц была непревзойденной; он умел
управлять - был вынужден уметь. Но у него не было потребности в силе.
Имея под рукой механическое оборудование, не было сложным соорудить
прибор, который бы показывал силу хватки в фунтах силы на циферблате.
Достаточно было подпружиненной стрелки со шкалой и ручки, за которую
держаться. Он остановился и посмотрел на приспособление. Ему нужно было
лишь снять первичные уолдики положить руку на ручку, нажать - и он узнает.
Он пока колебался.
Ему казалось странным обращаться с чем-то столь крупным голыми
руками. Ну! Проникнуть в Другой Мир за энергией. Он закрыл глаза и нажал.
Открыл их. Четырнадцать фунтов - меньше, чем было когда-то.
Он еще не попробовал по настоящему. Он пытался представить на своей
руке Грэмпса Шнайдера, то теплое покалывание. Сила. Дотянуться и
потребовать ее.
Четырнадцать фунтов, пятнадцать - семнадцать, восемнадцать, двадцать,
двадцать один! Он побеждал! Он побеждал!
Сила и смелость покинули его, он не смог сказать, что исчезло первым.
Стрелка вернулась на ноль; ему требовался отдых.
Действительно ли он развил исключительную силу или двадцать один фунт
был просто нормой для него при его нынешнем возрасте и весе? Нормальный
сильный работоспособный мужчина, как он знал, должен был развивать усилие
порядка полутора сотен фунтов.
Тем не менее, двадцать один фунт усилия на целых шесть фунтов
превышал все прошлые его достижения.
Попробовать еще раз. Десять, одиннадцать... двенадцать. Тринадцать.
Стрелка поколебалась. Почему, он же только начал... это было ужасно.
Четырнадцать.
Здесь она остановилась. Как бы он не напрягался и не концентрировал
волю, он не мог превзойти эту точку. Медленно падало его усилие.
Шестнадцать фунтов были максимумом, которого ему удалось достичь в
последующие дни. Двадцать один фунт казался просто случайностью, удачной
первой попыткой. Ему было горько.
Но ведь его теперешнее положение и богатство тоже дались ему нелегко.
Он был настойчив, тщательно вспоминая, что говорил ему Шнайдер, и пытался
ощутить прикосновение рук Шнайдера. Он говорил себе, что прикосновения
Шнайдера и в самом деле делали его сильнее. И что он просто не понял этого
тогда из-за сильного поля Земли. Он продолжил попытки.
В глубине сознания он знал, что ему в конце концов придется искать
Грэмпса Шнайдера и просить его помощи, если сам он не справится с этим
делом. Но ему очень этого не хотелось: нет, он не боялся путешествия,
которое становилось неизбежным, хотя обычно этой причины было более чем
достаточно - он боялся, что Шнайдер не сможет ему помочь и тогда не
останется никакой надежды. Никакой.
Лучше жить в расстройстве и разочаровании, чем без надежды. Он снова
откладывал поездку.
Уолдо мало обращал внимание на земное время, ел и спал, когда ему
хотелось. В любое время он мог вздремнуть; однако через довольно равные
промежутки времени он засыпал надолго. Не в постели, конечно. Человеку,
который плавает в воздухе, постель не нужна. Но он взял за правило
привязывать себя к определенному месту перед восьмичасовым крепким сном,
так как это избавляло его от произвольного плавания в беспорядочных
воздушных потоках, которые могли бросить его, бессознательного, на
выключатели или рычаги.
Решив стать сильным, он вынужден был прибегать к снотворному, чтобы
укрепить сон.
Вернулся доктор Рэмбью и искал его. Рэмбью - безумный и полный
ненависти. Рэмбью, обвиняющий в своих бедах Уолдо. Он не чувствовал себя в
безопасности даже в Свободном Владении, потому что безумный физик научился
переходить из одного пространства в другое. И вот он там! Только его
голова высунулась из другого мира. - Я доберусь до тебя, Уолдо! Он исчез -
нет, вот он6 за спиной! Протягивает, протягивает руки - и не руки, а
извивающиеся антенны. - Ты, Уолдо! - Но собственные руки руки Уолдо - это
огромные уолдики; он схватил Рэмбью.
Большие уолдики ослабли.
Рэмбью уже рядом, уже на нем, держит его за горло.
Грэмпс Шнайдер говорит ему на ухо спокойным и уверенным голосом. -
Тянись за энергией, сынок. Почувствуй ее в своих пальцах. Уолдо схватил
душащие руки, напрягся, потянул.
Они слабели. Он побеждал. Он закинет Рэмбью в Другой Мир и там его и
оставит. Так! Одна рука сброшена. Неистово лает Бальдур; он пытается
попросить его замолчать и укусить Рэмбью, помочь...
Собака продолжает лаять.
Он был в собственном доме, в собственной большой комнате. Бальдур еще
раз гавкнул. - Тихо! - Он осмотрелся.
Когда он засыпал, он был привязан четырьмя легкими оттяжками,
расположенными по осям тетраэдра. Две из них еще удерживали его пояс, он
свободно летал вокруг кольца управления. Из двух других, одна оторвалась
от пояса, ее конец плавал в нескольких футах от него. Четвертая была
разорвана в двух местах - у пояса и еще через несколько футов, оторванный
кусок свободно обвивался вокруг его шеи.
Он оценил ситуацию. Насколько он что-то понимал, он не мог понять,
как он мог оборвать оттяжки, мечась в ночном кошмаре. Собака не могла
этого сделать; у него не было точки опоры. Он сделал это сам. Оттяжки были
легкими, назначавшимися только для удерживания. И все же...
Ему потребовалось несколько минут, чтобы соорудить аппарат, который
бы вместо сжатия измерял растяжение; нужно было лишь переставить рукоять.
когда это было сделано, он включил пару уолдиков среднего размера,
привязал оторванный кусок к динамометру и потянул, пользуясь уолдиками.
Оттяжка разорвалась при двухстах двенадцати фунтах.
Поспешно, не теряя времени на нервную неловкость, он переделал
динамометр на сжатие. Он остановился, тихо прошептал: "Пора, Грэмпс!" - и
надавил.
Двадцать фунтов - двадцать один. Двадцать пять! Больше тридцати. Он
даже не вспотел! Тридцать пять, сорок, ...один, ...два, ...три. Сорок
пять! И шесть! И с половиной. Сорок семь фунтов!
С тяжелым вздохом он расслабил руку. Он обессилен. Силен.
Когда он наконец обрел спокойствие, то подумал, что делать дальше.
Первым импульсом было позвонить Граймсу, но он отказался от этого.
Достаточно скоро, когда он будет в себе уверен.
Он вернулся к прибору и попробовал левую руку. Не так сильна, как
правая, но почти - около сорока пяти фунтов. Смешно, но он не чувствовал
никакой разницы. Просто нормальный, здоровый. Никаких ощущений.
Он хотел опробовать все свои мышцы. Было бы слишком долго
переделывать динамометр для удара, тяги, заднего подъема и, ох, дюжины
других упражнений. Ему нужна была площадка, именно так, площадка с одним
"же" гравитации. Что же, есть приемная и ее можно раскрутить.
Но вот управление ею было на кольце, а идти по коридорам было далеко.
Было кое-что поближе - центрифуга для часов с кукушкой. Он оснастил колесо
регулятором скорости, как самый простой способ регулировки хода часов. Он
повернулся к кольцевому пульту и остановил вращение большого колеса;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18