"Мы все мечтаем о ключе,
когда сидим в своей темнице"[19]. Оттого-то и трудно излечиваются
душевнобольные, что не просто попасть в их темницу.
Я по-прежнему не мог забыть ощущение чего-то чужого внутри себя,
правда, оно уже не казалось столь ужасным. Это все равно как войти в
комнату и, не ожидая там встретить кого-нибудь, обнаружить постороннего
человека; первое, что приходит на ум - это грабитель. Затем эта мысль
уходит прочь. Даже если там и впрямь грабитель, то относиться к нему
начинаешь как к реальности, и первоначальный страх исчезает. Меня больше
беспокоило не это нечто (или некто), а то, что оно находится, так сказать,
в моей голове.
Стоило страху смениться интересом, как меня тут же потянуло в сон.
Последнее, о чем я подумал, была мысль о галлюцинации, вызванной турецким
кофе и сигарой.
Проснувшись в семь утра, я понял, что не был прав по поводу
галлюцинаций: уж больно отчетливо я все помнил. И должен признаться,
происшедшее все больше возбуждало во мне интерес, а не страх. Это нетрудно
понять: повседневная жизнь занимает все наше внимание и удерживает от
"погружения в себя". А моей романтической натуре это претит - я люблю
уходить в себя, хотя из-за повседневных проблем это не просто. И вот теперь
у меня появились тревоги, связанные с чем-то, что внутри меня, и они
напомнили, что мой внутренний мир столь же важен и реален, как и внешний.
За завтраком меня так и подмывало рассказать обо всем Райху, однако
что-то удерживало - должно быть, страх, что тот не поймет меня. Он заметил
мою отстраненность и сказал об этом, я ответил, что сигара Дарги оказалась
для меня слишком крепкой. На этом разговор и закончился.
В то утро я руководил запуском электронного зонда на кургане. Райх ушел
в палатку, где собирался поработать над усовершенствованием двигательной
части зонда - у него была идея установить прибор на воздушную подушку.
Рабочие перетащили зонд к самым нижним воротам, и, когда все было готово, я
уселся, настроил контрольный экран и запустил установку.
В первую же секунду я понял, что напоролся на какой-то предмет. По
экрану пробежала сверху вниз белая полоса: прибор засек какую-то
выпуклость. Я отключил питание - обратная связь усилилась, и по экрану
поползли горизонтальные линии. Отослав техника за Райхом, я продолжал
осторожно прощупывать обнаруженный объект. Теперь было ясно, что он там не
один - и справа и слева от него тоже находились какие-то предметы.
Поскольку это был мой первый опыт работы с зондом, я не совсем
представлял, какого размера моя находка и как глубоко она лежит. Но когда
прибежал Райх и взглянул на индикаторы, он воскликнул:
- Ах, черт возьми, ну ты накрутил!
- Что случилось?
- Должно быть, ты выкрутил ручки управления до отказа и что-то
разъединилось. Получается, что твоя находка лежит на глубине двух миль, а
ее высота - около семидесяти футов![20]
Я с сожалением вылез из кресла. Вечно мне не везет с техникой: новую
машину я разбивал в считанные часы, приборы, не дававшие ни малейшего сбоя,
перегорали, едва я приближался к ним. И теперь, зная, что не сделал ничего
предосудительного, я все же чувствовал вину.
Райх отвинтил кожух и заглянул внутрь. Он сказал, что как будто все в
порядке, но это означает, что придется после обеда проверить всю цепь. Я
начал было извиняться, но он похлопал меня по плечу:
- Не бери в голову. В любом случае мы что-то нашли. Остается только
узнать, далеко ли оно находится.
Мы наскорого съели неплохой обед, правда, без горячего, и Райх бросился
к установке. Я взял надувной матрас и отправился полежать в тени у Львиных
Ворот, чтобы наверстать недоспанные ночью часы. На целых два часа я
безмятежно забылся.
Проснувшись, я увидел перед собой Райха, глядящего в сторону реки. Я
взглянул на часы и поспешно вскочил:
- Что же ты не разбудил меня?
Он задумчиво присел рядом. Я с нетерпением подчиненного спросил:
- Ну что, нашли поломку?
Райх взглянул на меня и не сразу ответил:
- Нет там поломки.
- Уже починили? - не понял я.
- Нет, ее просто не было.
- Уже лучше. А что же тогда случилось?
- Вот это-то и беспокоит меня. С машиной все в порядке.
- Не может быть! В таком случае, ты знаешь, где лежит та штука?
- Да - на той глубине, какую показал индикатор - две мили.
Я едва сдержал изумление - ну и дела!
- Две мили, - сказал я, - это глубже, чем основание холмов, то есть...
нам придется копать до самых археозойских камней.
- А может, и нет, но я склонен с тобой согласиться.
- А коли мы не ошиблись с глубиной, значит, и с размерами этих камней
не ошиблись - семьдесят футов высотой. Вот это булыжнички! Даже блоки в
египетских пирамидах меньше размером.
Райх улыбнулся.
- Мой дорогой Остин, я полностью с тобой согласен - это невероятно,
однако я проверил все контакты. Ошибка полностью исключена.
- Тогда выход один - запустить "Крота".
- Я уж подумал об этом, однако если речь действительно идет о двух
милях, то "Крот" бесполезен.
- Почему?
- Начать с того, что он не приспособлен для бурения скал, а лишь для
земли или глины. На такой глубине он обязательно столкнется с твердыми
породами. Во-вторых, если даже и не будет скал, то его раздавит давление
толщи земли - представь, это же все равно что погрузиться на две мили в
море. Давление составит около тысячи фунтов на квадратный дюйм. А потом, с
каждой милей вглубь земли температура увеличивается на сто градусов.
Жарковато будет для электронного оборудования.
Тут только я осознал всю сложность проблемы. Если Райх прав, значит,
нам нечего даже надеяться, что когда-нибудь удастся вытащить "объекты",
которые наверняка являются осколками городской стены или храма. Вся наша
современная технологическая мощь была не в состоянии справиться с
температурой, давлением, да еще и неясно, как транспортировать гигантские
камни с глубины двух миль.
Мы вернулись к зонду, продолжая обсуждать положение. Если зонд исправен
- а Райх в этом не сомневался, - то он нам задал необычную археологическую
задачку: как останки строений могли погрузиться на такую глубину? Может, в
результате извержения целый пласт земли погрузился в бездну? В таком случае
образовавшиеся пустоты должны быть заполнены водой и грязью... Грязь на
глубине двух миль! Казалось, мы сходим с ума. Хотелось броситься к телефону
и посоветоваться с коллегами, но удерживал страх: а вдруг это все-таки
ошибка?
К пяти часам мы приготовили "Крота" к запуску - он стоял, уткнувшись
носом в землю. Райх проверил дистанционное управление, нос "Крота",
напоминающий огромную пулю, начал вращаться, зарываясь в толщу земли.
Комочки грунта, вылетавшие из-под носа, образовали небольшой холмик,
который еще некоторое время дрожал после полного исчезновения "Крота";
затем все стихло.
Я подошел к экрану радара. В самом верху экрана мерцала яркая белая
точка. Она двигалась вниз, но двигалась медленее, чем минутная стрелка
часов. Рядом был еще один экран, по которому расходились волнообразные
линии, напоминавшие кольца табачного дыма. Иногда они делались тоньше или
вовсе исчезали - это значило, что "Крот" наткнулся на скалу. Если ему
попадались предметы толщиной более десяти футов, наш "разведчик"
останавливался и проводил обзор их поверхности при помощи электронного
лазера.
Через час белая точка добралась до середины экрана - это была глубина
одна миля. Точка двигалась все медленее. Райх включил зонд - вот на экране
показался "Крот" на отметке "одна миля", а чуть глубже опять появились
гигантские камни: зонд работал без ошибки.
Всеми овладело напряжение, рабочие тоже собрались вокруг экрана радара
и не сводили с него глаз. Опасаясь повредить "Крота" лучом зонда, Райх
выключил прибор. Да, мы рисковали дорогостоящим оборудованием, но что
оставалось делать! Еще раз проверили и перепроверили зонд - информация
оставалась прежней, невообразимых размеров плиты, довольно правильной
формы, стояли, словно сдвинутые друг к другу. Нет, это не природные скалы.
В принципе не так уж была велика вероятность потерять "Крота". Его
корпус был сделан из особой стали электронной закалки, которая выдерживала
температуру до двух тысяч градусов; производители "Крота" считали, что он
устоит, если даже попадет в поток вулканической лавы. Необычная прочность
кожуха позволяла ему выдерживать давление в две с половиной тонны на
квадратный дюйм, но на глубине двух миль "Крота" ожидает вдвое большее
давление. К тому же его передатчик может отказать из-за высокой
температуры, а кроме того всегда остается риск, что он выйдет из зоны
дистанционного контроля или откажет его приемное устройство.
К половине девятого спустились сумерки, а "Крот" все еще преодолевал
вторую половину пути - оставалось лишь полмили до цели. Мы отпустили
рабочих по домам, но многие из них остались. Повар приготовил ужин из
консервов - видимо, на большее он уже не был способен. Когда окончательно
стемнело, мы сели вокруг экрана и под слабое жужжание радара следили за
светящейся точкой. Иногда, казалось, точка замирала, но Райх, глаза
которого были позорче моих, тут же разуверял меня.
В половине одиннадцатого ушли последние рабочие. Ветер крепчал,
пришлось закутаться в целую дюжину одеял. Райх курил одну за одной, даже я
выкурил пару сигарет. И вдруг жужжание прекратилось. Райх вскочил на ноги:
- Все, приехали.
- Ты уверен? - спросил я каркающим голосом.
- Абсолютно. Смотри - он сейчас прямо над плитами.
- Что теперь?
- Теперь включаем электронный обзор.
Он снова запустил установку, и мы прильнули к экрану.
Сначала он был чист - лазерный луч настраивался на массивный твердый
предмет. Райх подкрутил ручки, и начали появляться волнообразные линии,
правда, теперь они были еще тоньше. Райх еще что-то подкрутил - линии
начали сходиться, пока весь экран не покрылся затейливыми узорами из
чернобелых полосок, словно по телевизору демонстрировались полосатые брюки.
Внимательно приглядевшись, можно было различить среди полосок черные
царапины - это были зазубрины на камнях. Я настолько вымотался за последние
часы, что даже был не в силах выразить свой бурный восторг. Теперь сомнений
не оставалось - точно такие же символы я не раз уже видел на базальтовых
фагурках. Я узнал иероглифы, составлявшие имя Абхота Темного.
Мы сделали все, что смогли. Отсняв на пленку изображения на плитах, мы
пошли в палатку Райха и связались по радио с Измиром, где находился Дарга.
Райх разговаривал с ним минут пять. Он объяснил ситуацию, принес извинения
за рискованную операцию с "Кротом" - как-никак, тот принадлежал турецкому
правительству - и рассказал ему, что мы установили происхождение плит,
принадлежавших культуре "Великих Древних", о которых упоминается в одной из
надписей на статуэтках.
Должно быть, Дарга был слегка навеселе: ему долго пришлось все
объяснять, покуда он наконец сообразил. Он предложил связаться с Фуадом и
вылететь к нам немедленно. Мы убедили его, что это ни к чему, поскольку
сами собираемся спать. Тогда он предложил запустить "Крота" вокруг
остальных плит, но Райх объяснил, что это невозможно: "Крот" не может
двигаться вбок, только вниз-вверх. Чтобы изменить направление, его надо
поднять футов на сто и снова опустить под другим углом, а на это уйдет
несколько часов.
Наконец мы простились с Даргой и отключили связь. Несмотря на жуткую
усталость, спать не хотелось. У повара нашлось все необходимое для кофе и,
плюнув на все наше здравомыслие, мы сварили кофе и открыли бутылку бренди.
В ту ночь 21 апреля 1997 года я и рассказал Райху о происшедшем со мной
накануне. Начал я с этой истории просто для того, чтобы отвлечь наши
воспаленные рассудки от тех семидесятифутовых исполинов, что находились
прямо под ногами, и мне это удалось, поскольку Райх, к моему удивлению, не
нашел ничего странного в моем рассказе. В университете ему приходилось
изучать психологию Юнга, и там он познакомился с идеей "родового
бессознательного". Согласно этой теории, если такое бессознательное
существует, то каждый индивидуум со своим мозгом не есть отдельный остров,
а является частью гигантского континента сознания. Да, Райху знаний в
психологии было не занимать. Он процитировал работу Олдоса Хаксли, которые
экспериментировал с мескалином в сороковых годах и тоже пришел к выводу об
устремлении сознания во внутреннюю бесконечность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
когда сидим в своей темнице"[19]. Оттого-то и трудно излечиваются
душевнобольные, что не просто попасть в их темницу.
Я по-прежнему не мог забыть ощущение чего-то чужого внутри себя,
правда, оно уже не казалось столь ужасным. Это все равно как войти в
комнату и, не ожидая там встретить кого-нибудь, обнаружить постороннего
человека; первое, что приходит на ум - это грабитель. Затем эта мысль
уходит прочь. Даже если там и впрямь грабитель, то относиться к нему
начинаешь как к реальности, и первоначальный страх исчезает. Меня больше
беспокоило не это нечто (или некто), а то, что оно находится, так сказать,
в моей голове.
Стоило страху смениться интересом, как меня тут же потянуло в сон.
Последнее, о чем я подумал, была мысль о галлюцинации, вызванной турецким
кофе и сигарой.
Проснувшись в семь утра, я понял, что не был прав по поводу
галлюцинаций: уж больно отчетливо я все помнил. И должен признаться,
происшедшее все больше возбуждало во мне интерес, а не страх. Это нетрудно
понять: повседневная жизнь занимает все наше внимание и удерживает от
"погружения в себя". А моей романтической натуре это претит - я люблю
уходить в себя, хотя из-за повседневных проблем это не просто. И вот теперь
у меня появились тревоги, связанные с чем-то, что внутри меня, и они
напомнили, что мой внутренний мир столь же важен и реален, как и внешний.
За завтраком меня так и подмывало рассказать обо всем Райху, однако
что-то удерживало - должно быть, страх, что тот не поймет меня. Он заметил
мою отстраненность и сказал об этом, я ответил, что сигара Дарги оказалась
для меня слишком крепкой. На этом разговор и закончился.
В то утро я руководил запуском электронного зонда на кургане. Райх ушел
в палатку, где собирался поработать над усовершенствованием двигательной
части зонда - у него была идея установить прибор на воздушную подушку.
Рабочие перетащили зонд к самым нижним воротам, и, когда все было готово, я
уселся, настроил контрольный экран и запустил установку.
В первую же секунду я понял, что напоролся на какой-то предмет. По
экрану пробежала сверху вниз белая полоса: прибор засек какую-то
выпуклость. Я отключил питание - обратная связь усилилась, и по экрану
поползли горизонтальные линии. Отослав техника за Райхом, я продолжал
осторожно прощупывать обнаруженный объект. Теперь было ясно, что он там не
один - и справа и слева от него тоже находились какие-то предметы.
Поскольку это был мой первый опыт работы с зондом, я не совсем
представлял, какого размера моя находка и как глубоко она лежит. Но когда
прибежал Райх и взглянул на индикаторы, он воскликнул:
- Ах, черт возьми, ну ты накрутил!
- Что случилось?
- Должно быть, ты выкрутил ручки управления до отказа и что-то
разъединилось. Получается, что твоя находка лежит на глубине двух миль, а
ее высота - около семидесяти футов![20]
Я с сожалением вылез из кресла. Вечно мне не везет с техникой: новую
машину я разбивал в считанные часы, приборы, не дававшие ни малейшего сбоя,
перегорали, едва я приближался к ним. И теперь, зная, что не сделал ничего
предосудительного, я все же чувствовал вину.
Райх отвинтил кожух и заглянул внутрь. Он сказал, что как будто все в
порядке, но это означает, что придется после обеда проверить всю цепь. Я
начал было извиняться, но он похлопал меня по плечу:
- Не бери в голову. В любом случае мы что-то нашли. Остается только
узнать, далеко ли оно находится.
Мы наскорого съели неплохой обед, правда, без горячего, и Райх бросился
к установке. Я взял надувной матрас и отправился полежать в тени у Львиных
Ворот, чтобы наверстать недоспанные ночью часы. На целых два часа я
безмятежно забылся.
Проснувшись, я увидел перед собой Райха, глядящего в сторону реки. Я
взглянул на часы и поспешно вскочил:
- Что же ты не разбудил меня?
Он задумчиво присел рядом. Я с нетерпением подчиненного спросил:
- Ну что, нашли поломку?
Райх взглянул на меня и не сразу ответил:
- Нет там поломки.
- Уже починили? - не понял я.
- Нет, ее просто не было.
- Уже лучше. А что же тогда случилось?
- Вот это-то и беспокоит меня. С машиной все в порядке.
- Не может быть! В таком случае, ты знаешь, где лежит та штука?
- Да - на той глубине, какую показал индикатор - две мили.
Я едва сдержал изумление - ну и дела!
- Две мили, - сказал я, - это глубже, чем основание холмов, то есть...
нам придется копать до самых археозойских камней.
- А может, и нет, но я склонен с тобой согласиться.
- А коли мы не ошиблись с глубиной, значит, и с размерами этих камней
не ошиблись - семьдесят футов высотой. Вот это булыжнички! Даже блоки в
египетских пирамидах меньше размером.
Райх улыбнулся.
- Мой дорогой Остин, я полностью с тобой согласен - это невероятно,
однако я проверил все контакты. Ошибка полностью исключена.
- Тогда выход один - запустить "Крота".
- Я уж подумал об этом, однако если речь действительно идет о двух
милях, то "Крот" бесполезен.
- Почему?
- Начать с того, что он не приспособлен для бурения скал, а лишь для
земли или глины. На такой глубине он обязательно столкнется с твердыми
породами. Во-вторых, если даже и не будет скал, то его раздавит давление
толщи земли - представь, это же все равно что погрузиться на две мили в
море. Давление составит около тысячи фунтов на квадратный дюйм. А потом, с
каждой милей вглубь земли температура увеличивается на сто градусов.
Жарковато будет для электронного оборудования.
Тут только я осознал всю сложность проблемы. Если Райх прав, значит,
нам нечего даже надеяться, что когда-нибудь удастся вытащить "объекты",
которые наверняка являются осколками городской стены или храма. Вся наша
современная технологическая мощь была не в состоянии справиться с
температурой, давлением, да еще и неясно, как транспортировать гигантские
камни с глубины двух миль.
Мы вернулись к зонду, продолжая обсуждать положение. Если зонд исправен
- а Райх в этом не сомневался, - то он нам задал необычную археологическую
задачку: как останки строений могли погрузиться на такую глубину? Может, в
результате извержения целый пласт земли погрузился в бездну? В таком случае
образовавшиеся пустоты должны быть заполнены водой и грязью... Грязь на
глубине двух миль! Казалось, мы сходим с ума. Хотелось броситься к телефону
и посоветоваться с коллегами, но удерживал страх: а вдруг это все-таки
ошибка?
К пяти часам мы приготовили "Крота" к запуску - он стоял, уткнувшись
носом в землю. Райх проверил дистанционное управление, нос "Крота",
напоминающий огромную пулю, начал вращаться, зарываясь в толщу земли.
Комочки грунта, вылетавшие из-под носа, образовали небольшой холмик,
который еще некоторое время дрожал после полного исчезновения "Крота";
затем все стихло.
Я подошел к экрану радара. В самом верху экрана мерцала яркая белая
точка. Она двигалась вниз, но двигалась медленее, чем минутная стрелка
часов. Рядом был еще один экран, по которому расходились волнообразные
линии, напоминавшие кольца табачного дыма. Иногда они делались тоньше или
вовсе исчезали - это значило, что "Крот" наткнулся на скалу. Если ему
попадались предметы толщиной более десяти футов, наш "разведчик"
останавливался и проводил обзор их поверхности при помощи электронного
лазера.
Через час белая точка добралась до середины экрана - это была глубина
одна миля. Точка двигалась все медленее. Райх включил зонд - вот на экране
показался "Крот" на отметке "одна миля", а чуть глубже опять появились
гигантские камни: зонд работал без ошибки.
Всеми овладело напряжение, рабочие тоже собрались вокруг экрана радара
и не сводили с него глаз. Опасаясь повредить "Крота" лучом зонда, Райх
выключил прибор. Да, мы рисковали дорогостоящим оборудованием, но что
оставалось делать! Еще раз проверили и перепроверили зонд - информация
оставалась прежней, невообразимых размеров плиты, довольно правильной
формы, стояли, словно сдвинутые друг к другу. Нет, это не природные скалы.
В принципе не так уж была велика вероятность потерять "Крота". Его
корпус был сделан из особой стали электронной закалки, которая выдерживала
температуру до двух тысяч градусов; производители "Крота" считали, что он
устоит, если даже попадет в поток вулканической лавы. Необычная прочность
кожуха позволяла ему выдерживать давление в две с половиной тонны на
квадратный дюйм, но на глубине двух миль "Крота" ожидает вдвое большее
давление. К тому же его передатчик может отказать из-за высокой
температуры, а кроме того всегда остается риск, что он выйдет из зоны
дистанционного контроля или откажет его приемное устройство.
К половине девятого спустились сумерки, а "Крот" все еще преодолевал
вторую половину пути - оставалось лишь полмили до цели. Мы отпустили
рабочих по домам, но многие из них остались. Повар приготовил ужин из
консервов - видимо, на большее он уже не был способен. Когда окончательно
стемнело, мы сели вокруг экрана и под слабое жужжание радара следили за
светящейся точкой. Иногда, казалось, точка замирала, но Райх, глаза
которого были позорче моих, тут же разуверял меня.
В половине одиннадцатого ушли последние рабочие. Ветер крепчал,
пришлось закутаться в целую дюжину одеял. Райх курил одну за одной, даже я
выкурил пару сигарет. И вдруг жужжание прекратилось. Райх вскочил на ноги:
- Все, приехали.
- Ты уверен? - спросил я каркающим голосом.
- Абсолютно. Смотри - он сейчас прямо над плитами.
- Что теперь?
- Теперь включаем электронный обзор.
Он снова запустил установку, и мы прильнули к экрану.
Сначала он был чист - лазерный луч настраивался на массивный твердый
предмет. Райх подкрутил ручки, и начали появляться волнообразные линии,
правда, теперь они были еще тоньше. Райх еще что-то подкрутил - линии
начали сходиться, пока весь экран не покрылся затейливыми узорами из
чернобелых полосок, словно по телевизору демонстрировались полосатые брюки.
Внимательно приглядевшись, можно было различить среди полосок черные
царапины - это были зазубрины на камнях. Я настолько вымотался за последние
часы, что даже был не в силах выразить свой бурный восторг. Теперь сомнений
не оставалось - точно такие же символы я не раз уже видел на базальтовых
фагурках. Я узнал иероглифы, составлявшие имя Абхота Темного.
Мы сделали все, что смогли. Отсняв на пленку изображения на плитах, мы
пошли в палатку Райха и связались по радио с Измиром, где находился Дарга.
Райх разговаривал с ним минут пять. Он объяснил ситуацию, принес извинения
за рискованную операцию с "Кротом" - как-никак, тот принадлежал турецкому
правительству - и рассказал ему, что мы установили происхождение плит,
принадлежавших культуре "Великих Древних", о которых упоминается в одной из
надписей на статуэтках.
Должно быть, Дарга был слегка навеселе: ему долго пришлось все
объяснять, покуда он наконец сообразил. Он предложил связаться с Фуадом и
вылететь к нам немедленно. Мы убедили его, что это ни к чему, поскольку
сами собираемся спать. Тогда он предложил запустить "Крота" вокруг
остальных плит, но Райх объяснил, что это невозможно: "Крот" не может
двигаться вбок, только вниз-вверх. Чтобы изменить направление, его надо
поднять футов на сто и снова опустить под другим углом, а на это уйдет
несколько часов.
Наконец мы простились с Даргой и отключили связь. Несмотря на жуткую
усталость, спать не хотелось. У повара нашлось все необходимое для кофе и,
плюнув на все наше здравомыслие, мы сварили кофе и открыли бутылку бренди.
В ту ночь 21 апреля 1997 года я и рассказал Райху о происшедшем со мной
накануне. Начал я с этой истории просто для того, чтобы отвлечь наши
воспаленные рассудки от тех семидесятифутовых исполинов, что находились
прямо под ногами, и мне это удалось, поскольку Райх, к моему удивлению, не
нашел ничего странного в моем рассказе. В университете ему приходилось
изучать психологию Юнга, и там он познакомился с идеей "родового
бессознательного". Согласно этой теории, если такое бессознательное
существует, то каждый индивидуум со своим мозгом не есть отдельный остров,
а является частью гигантского континента сознания. Да, Райху знаний в
психологии было не занимать. Он процитировал работу Олдоса Хаксли, которые
экспериментировал с мескалином в сороковых годах и тоже пришел к выводу об
устремлении сознания во внутреннюю бесконечность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34