Так что, если бы кто и узнал нас в берлинском аэропорту, то решил
бы, что обознался.
Возле дома Флейшмана пришлось открыться, иначе было не проникнуть через
кольцо журналистов. Тут, кстати, мы открыли новый аспект психокинетической
силы. В принципе, для нас несложно было сделаться "невидимками" - для
этого достаточно лишь перехватить лучи внимания окружающих и отвести их в
сторону, нас бы просто не заметили. Так мы вначале и сделали: добрались до
двери Флейшмана и позвонили. Но тут-то нас и признали, началась суматоха.
Слава Богу, Флейшман узнал наши голоса по домофону, и в тот момент, когда
мы назвали себя, дверь открылась. Через мгновение, едва нам удалось
проскользнуть внутрь, журналисты забарабанили в дверь и принялись кричать
сквозь щель почтового ящика.
Флейшман выглядел лучше, чем мы ожидали, хотя сил он потерял немало. Мы
с ходу выяснили, что с ним произошло то же самое: целую ночь шла битва, а
ровно в восемь двадцать пять утра нападение внезапно прекратилось - разница
во времени между Берлином и Диярбакыром сэкономила ему два часа. Я
воспрянул духом: по крайней мере, двое наших коллег спасены благодаря мне,
и эта ночь не стала ночью полного разгрома.
Флейшман рассказал о братьях Грау - те сидели у себя дома в Потсдаме. С
утра ему удалось связаться с ними еще до того, как журналисты стали глушить
сигналы из его дома... Братья выкрутились благодаря своей телепатической
связи. На манер того, как они пользовались мозгом в качестве усилителя
ПК-энергии, им удалось "подзаряжать" друг друга во время ночной битвы.
Флейшман решил, что их, как и меня, пытались "подкопать", но телепатическая
связь снова выручила. Потом я узнал, что у них не возникало ощущения потери
личности, они подбадривали друг друга и гнали прочь все мысли на эту тему.
Видимо, техника ментального "подкопа" действует только против одиночки.
Теперь перед нами стояла почти неразрешимая проблема: как попасть в
Потсдам к братьям Грау или, хотя бы, сообщить, чтобы они срочно вылетали в
Диярбакыр. Дом окружен репортерами, а в небе постоянно патрулирует дюжина
вертолетов. Когда прошла новость о нашем появлении в доме, их число
увеличилось до сотни. Одна попытка связаться с Потсдамом, и журналисты
тотчас бросятся туда - местную связь прослушать еще легче, чем
международную. Насколько мы знали, имя братьев Грау пока нигде не
упоминалось, значит, у них оставалась какая-то свобода передвижения.
И Флейшман подсказал выход. Через час после общения с нами ему
сделалось заметно лучше: стимулировать его мозг было куда легче, чем серое
вещество Рубке. Особенно воодушевил его рассказ о моей победе - Флейшман
снова загорелся прежним оптимизмом. Вот что он сказал:
- Теперь мы знаем кое-что интересное о паразитах: они обитают вне
пространства. Посмотрите, ведь на меня нападали те же самые паразиты, что и
на вас двоих в Диярбакыре, иначе почему они остановились одновременно?
Мы с Райхом уже прикидывали такую возможность. Но Флейшман заметил еще
один аспект:
- Стало быть, мы ошибались, считая, что сознание существует в
физическом пространстве. В ментальном смысле все пространство Вселенной
каким-то образом сжимается в одну точку. И паразитам незачем разъезжать из
Берлина в Диярбакыр - они одновременно находятся в обоих городах.
- И в Потсдаме тоже, - добавил Райх.
Тут мы поняли, что из этого следует. Если паразиты были, в некотором
смысле, сейчас в Потсдаме, то и м ы т о ж е б ы л и т а м.
Ну конечно, что может быть проще! Люди обитают в материальном мире,
если у них нет способности входить в контакт с сознанием. Представьте: двое
едут в поезде - один, который может погружаться в себя, и для него нет
пространства и времени, а второй сидит у окна и зевает от скуки - ему
приходится замечать каждую минуту и каждую милю. Наша сила в борьбе с
паразитами на том и основана, что мы погружаемся в себя и уничтожаем их на
их же территории. Акуле легко достать человека, плывущего по поверхности
моря, однако водолаз, плывущий под водой с маской и аквалангом, может
считать себя равным хищнице. Так и мы, погружаясь в область сознания, где
нет ни времени, ни пространства, становились на равных с паразитами. Если
братья могут телепатически связываться друг с другом, то почему мы не можем
выйти на связь с ними?
Ответ был прост: а как это сделать? Ясно, что для этого надо
задействовать силу, подобную психокинезу, но какую именно?
И тогда мы выключили свет, сели вокруг стола и попробовали
поэкспериментировать. Увидел бы кто нас в эту минуту - головы опущены, руки
сцеплены, - решил бы, что мы проводим спиритический сеанс.
Первым попробовал я. Как только мы уселись, я послал мысленный сигнал:
"Готовы?" Ответа никакого. И вдруг - неожиданный всплеск какого-то теплого
чувства: мне показалось, что в моей груди прозвучал голос Райха: "Ты
готов?" Я ответил: "Да, а ты слышишь меня?" Снова его ответ: "Не очень
четко".
Флейшману понадобилось минут десять, прежде чем он тоже включился в
игру. Но к тому времени мы уже общались с Райхом довольно сносно. Ведь мы,
подобно братьям Грау, уже давно были настроены друг на друга. Немного
погодя мы поймали первый сигнал Флейшмана - он звучал, словно отдаленный
возглас.
Хорошо, друг с другом мы связываться научились, но выйдет ли то же
самое с братьями Грау?
Битый час мы потратили в попытках установить контакт, я чувствовал себя
как заблудившийся в горах путник, который зовет на помощь. Я неустанно
посылал мысленные сигналы Луису и Генриху Грау, но это были лишь слова, а
выразить надо было чистое стремление к контакту безо всяких слов.
Вдруг Райх сказал:
- Кажется, мне удалось что-то поймать.
Мы сконцентрировались, стараясь послать братьям ответный сигнал:
"Сообщение получено". И затем с удивительной четкостью прозвучал ответ,
словно кто-то крикнул в ухо: "Слышим вас, что вы хотите?" Мы переглянулись
в замешательстве и в то же время с победным видом, затем снова закрыли
глаза и еще сильней сосредоточились. Я услышал громкий выразительный голос:
"Не все сразу, давайте по-одному. Райх, это вы? Кажется, у вас сигнал
помощнее".
Итак, мы работали в одном направлении, из Берлина, но когда сигнал из
Потсдама пересекся с нашим, линия связи словно прочистилась, звук стал
лучше. Мозг Райха, словно вспышки энергии, извергал из себя послание: "Вы
можете попасть в Диярбакыр?" Ему пришлось повторить эту фразу несколько
раз. Потом я почувствовал, как мы слушаем его и невольно посылаем сигналы
поддержки. Братья сначала протестовали: "По одному, пожалуйста". Затем мы
как бы слились с голосом Райха и стали работать в качестве усилителя его
сигнала. Братья тут же ответили: "Вот так лучше. Теперь вас слышнее".
Дальше шло как по маслу. Мы даже умудрились вкратце рассказать о своих
делах, будто болтали по телефону. И все это время нас не было в комнате. Мы
полностью слились друг с другом, как соединяются люди в молитве. А потом я
догадался, почему вначале шел слабый сигнал: я недостаточно глубоко
погрузился в свое сознание, слишком близко был к поверхности. Когда я
пробовал уходить глубже, меня начинало тянуть в сон. Язык и смысл слов
принадлежат сфере тела. Их так же трудно перенести в глубины чужого
сознания, как и пытаться мыслить логически во сне. Я об этом говорю к тому,
что в тот момент впервые задумался о том, сколь безгранично наше
невежество. Глубинные просторы сознания населены в основном нашими
воспоминаниями и мечтами, которые плавают там, словно огромные рыбины. На
этих глубинах чертовски трудно сохранить ощущение здравого смысла, трудно
отличить реальность от иллюзии. А для эффективной телепатической связи
необходимо посылать сигналы именно из этой глубины.
Впрочем, эта проблема уже не стояла так остро. Райх, Флейшман и я
теперь усиливали друг друга, и в этом эксперименте раскрылся смысл фразы:
"Мы члены друг друга"[38].
После разговора с Грау мы почувствовали безмерное счастье и свежесть,
словно после глубокого и спокойного сна. Флейшман стал похож на прежнего
Флейшмана. Его жена принесла кофе; поначалу она плохо скрывала свое
раздражение против нас с Райхом, но, бросив удивленный взгляд на мужа, она
изменила к нам отношение. Мы заметили, с какой нежностью Флейшман смотрел
на нее - она была тридцатью годами моложе него, и женаты они были всего год
- будучи связанными в тот момент друг с другом, мы смотрели на нее его
глазами, глазами влюбленного собственника и чувствовали его влечение, знали
каждую интимную подробность ее тела. Она как бы вошла в наш телепатический
круг и в каком-то смысле сделалась женой нас троих. (Что примечательно: у
нас с Райхом не возникло обычного желания самца обладать незнакомой самкой,
поскольку мы уже, так сказать, обладали ею.)
К трем ночи журналисты, поджидавшие нас на вертолетах, изрядно устали.
Вдобавок, их скопилось в небе куда больше, чем допускает служба
безопасности полетов. Тех же, кто собрался возле двери, даже трудно было
сосчитать - вся улица была забита автомобилями со спящими репортерами. Мы
выбрались на чердак и приставили лестницу к слуховому окну. В три двадцать
утра в небе послышался шум вертолета - мы быстро распахнули окно. После
небольшого маневра с вертолета сбросили веревочную лестницу, по которой мы
быстренько вскарабкались по одному наверх, в вертолет - журналисты внизу
сразу и не сообразили, что происходит. Братья Грау осторожно втянули внутрь
сначала нас, а потом и лестницу, и вертолет на полной скорости помчался в
сторону аэродрома.
Операция прошла безукоризненно. Газетчики на улице были уверены, что
без их помощи нам в жизни не удастся нелегально раздобыть вертолет. Так что
если кто-нибудь из них и заметил наш летательный аппарат, то, наверняка,
предположил, что это всего лишь журналисты, или патруль Совета Воздушной
Безопасности. Так или иначе, мы достигли аэропорта безо всяких приключений.
Пилот связался по радио с пилотом нашей ракеты. В три тридцать пять мы были
уже на пути в Париж. И решили, что следующим этапом станет маленькая
деловая встреча с Жоржем Рибо.
На рассвете мы приземлились в Ле-Бурже. Конечно, можно было выбрать и
более удобный плавучий аэродром на Елисейских Полях, но для этого пришлось
бы запрашивать разрешения на посадку по радио, а это привлекло бы внимание
журналистов. Вместо этого мы взяли в Ле-Бурже геликэб и через двадцать
минут были в центре Парижа.
И вот нас пятеро, и мы почти неуязвимы, даже если кто-то опознает нас.
Впятером мы можем воздвигнуть своеобразную стену вокруг себя и отразить
внимание любого, кто нас увидит. Окружающие могли смотреть, но не могли
в и д е т ь. Способность осознавать увиденное находится за пределами
чувственного восприятия (вы могли это заметить, и не раз: например, вы
читаете, а ваши мысли рассеянно бродят где-то еще). Человек не фиксирует
многие объекты из тех, что видит, если они не заслуживают его внимания. Так
и нам приходилось "уворачиваться" от внимания зевак, чтобы не подпускать их
к себе - это напоминает принцип намордника, который не позволяет собаке
кусать прохожих. Можно считать, мы шли по Парижу словно невидимки.
Главную ставку мы делали на внезапность. Если паразиты следят за нами,
то они могли предупредить Жоржа Рибо еще несколько часов назад, и тогда нам
его ввек не найти. С другой стороны, они вчера понесли приличные потери и
сегодня должны быть не слишком бдительными. На это-то мы и расчитывали.
Чтобы выяснить, где сейчас Рибо, достаточно было просто заглянуть в
газету - как-никак, он нынче знаменитость. Из номера "Пари Суар",
оставленного кем-то, мы узнали, что Рибо с каким-то нервным расстройством
помещен в клинику Кюрель на бульваре Гауссмана. Уж мы-то знали, что это за
расстройство.
Дальнейшее требовало применения силы, хотя эта идея и была нам не по
душе. Клиника оказалась чересчур мала, чтобы проникнуть в нее
незамеченными. Однако в столь ранний час - пять утра - вряд ли возле нее
можно встретить много народу. Полусонный портье выглянул возмущенно из-за
своей конторки и тут же попал в цепкие психокинетические объятия пятерых
человек - мы зажали его так, как не удалось бы сделать руками. Ничего не
понимая, он оторопело смотрел на нас. Флейшман вежливо спросил:
- Вы знаете, в какой палате находится Рибо?
Тот изумленно кивнул - пришлось немного ослабить тиски, чтобы он хоть
что-то мог ответить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34