Он обернулся и увидел Туризина
Гавраса. Севастократор слегка покачивался.
- Доброе утро, Ваше Высочество, - сказал Скаурус.
Туризин иронически приподнял бровь.
- "Доброе утро, Ваше Высочество", - передразнил он. - Ну что ж,
приятно, что ты все еще можешь быть вежливым с теми, кто кормит тебя из
своих рук, хотя и спишь с девкой-намдалени.
Марк почувствовал, что начинает пылать от гнева и что краска заливает
его бледное лицо. Заметив это, Туризин сказал:
- Тут нет ничего постыдного. Девочка отнюдь не безобразная, говори
тебе. Она, кстати, совсем не глупа, насколько мне известно, нравится это
ее брату или нет.
- Это похоже на Сотэрика, - Марк улыбнулся, удивленный точностью
определения, данного Туризином.
Гаврас пожал плечами.
- Никогда не доверяй намдалени. Можешь пойти на сделку с ними, но
доверять - никогда! Никогда, - повторил он. Он медленно обошел римлянина,
изучая его, словно лошадь, которую хотел бы купить. От Севастократора
несло перегаром. Туризин несколько минут о чем-то думал, а потом вдруг
взорвался:
- Черт побери, ты в своем уме?!
Когда высший командир находится в таком непредсказуемом настроении,
лучше всего помалкивать. Трибун знал это так же хорошо, как и самый
последний из его солдат.
- Что с тобой происходит? - Казалось, Туризин должен проговаривать
вслух свои мысли, чтобы не забыть их. - Вы, проклятые римляне, добровольно
проводите время в обществе намдалени, дьявол меня раздери, вы бежите к
ним, как мухи на тухлое мясо. - Несмотря на грубость слов, в них не было
гнева, только недоумение. - Из всего этого можно сделать только один
вывод: вы, должно быть, не гнушаетесь заговоров, интриг, обмана и мятежа,
лишь бы посадить некоего _С_к_а_у_р_у_с_а_ на трон моего брата и выпить
вина из черепа Маврикиоса.
Не на шутку встревоженный, римлянин попытался что-то возразить.
- Замолчи, - сказал Туризин ровным властным голосом, в котором
таинственно соединились хмель и твердость. - Иди за мной.
Он пошел к своей палатке, даже не взглянув, следует ли за ним трибун.
Марк подумал, не лучше ли ему исчезнуть, понадеявшись на то, что
Севастократор забудет об их встрече, когда протрезвеет. Но он решил не
рисковать. Туризин был слишком опытным пьяницей, чтобы забыть обо всем на
свете. Чувствуя, что весь дрожит, он последовал за братом Маврикиоса.
Палатка Туризина была сделана из голубого шелка, но размерами она не
отличалась от тех, в которых спали видессианские солдаты. Во время похода
Севастократор не заботился о роскоши. Лишь двое телохранителей-халога,
стоявших у входа, были символами его высокого положения. Они замерли при
приближении своего повелителя.
- Ваше Высочество, - сказал один из них, - госпожа Комитта спрашивала
о вас в течение последних...
Комитта Рангаве высунулась из палатки, чтобы узнать, что происходит.
Ее густые черные волосы были отброшены за спину, открывая очень красивое
белое лицо. Она посмотрела на присутствующих, как разъяренная кошка, и ее
вопрос, брошенный Туризину, только усилил это впечатление:
- Где ты шлялся, паршивая пивная кружка? - завизжала она. - Судя по
твоей морде, опять пьянствовал с горцами и пастухами? С кем ты возился - с
их бабами или с их козами? Я благородного рода! Как ты смеешь подвергать
меня таким унижениям, ты!.. - Она выругалась с той же легкостью, как и при
игре в кости с намдалени.
- Во имя Солнца Фоса, - пробормотал Туризин, отступая под градом
ругательств. - Только этого мне и не хватало! Хотя она права... Впрочем, у
меня без нее голова на куски раскалывается.
Двое стражей стояли неподвижно в полной невозмутимости, их лица
выражали полную отрешенность. Попытки римлянина подражать им в этом были
не столь успешны; но, с другой стороны, подумал Марк, бедные охранники
имели достаточно времени, чтобы попрактиковаться в этом искусстве.
Меж тем Севастократор пришел в себя и ответил на яростную атаку своей
любовницы.
- Не выводы меня из себя, шлюха! - заревел он, как разъяренный бык,
перекрывая своим баритоном сопрано подруги. - Оставь меня в покое, или я
огрею твою благородную спину плетью!
Комитта еще несколько секунд выкрикивала оскорбления, но когда
Туризин Гаврас сделал шаг вперед с явным намерением исполнить свою угрозу,
она повернулась и юркнула в палатку. Через несколько мгновений она вышла
наружу, горделивая, как кошка, и прошла мимо Туризина с каменным лицом.
- Я пошла к моим двоюродным сестрам, - сообщила она ледяным тоном.
- Хорошо, - ответил тот вежливо.
Марку показалось, что его гнев был напускным. Гаврас внезапно
вспомнил о том, что римлянин все еще стоит рядом.
- Истинная любовь - чудесная вещь, не так ли? - заметил он с кислой
усмешкой и спустя мгновение добавил: - Если ты молишься Фосу, чужеземец,
помолись ему, чтобы он оградил тебя от истеричных женщин. С ними хорошо
проводить время, но они утомляют... О боже, как утомляют! - Голос Туризина
звучал устало, но он взял себя в руки и обратился к одному из
телохранителей: - Льот, позови сюда моего брата, хорошо? У нас есть
несколько вопросов к этому парню. - Он ткнул пальцем в римлянина.
Льот побежал за Императором. Туризин откинул край палатки и пригласил
Марка войти.
- Если не трон Автократора, то, может быть, ложе Севастократора будет
приятно Вашему Высочеству, - сказал он, возвращаясь к ироническому тону,
которым начал разговор.
Входя в палатку, Скаурус наклонил голову. Воздух хранил сладковатый
запах духов Комитты. Он сел на толстую, покрытую шелком подстилку в
ожидании, когда Севастократор начнет разговор. Странное настроение
Туризина, его полуугрозы и язвительные комплименты трибуна держали в
напряжении. Он снова попал в гущу событий, никто не удосужился познакомить
его с правилами игры, нарушение которых каралось весьма жестоко.
Посыльный вернулся минуты через три.
- Его Величество повелел мне передать вам, что задерживается, -
доложил халога. - Он завтракает с Баанесом Ономагулосом и присоединится к
вам, как только завершит трапезу.
Если гневаясь на Комитту Туризин Гаврас притворялся, то теперь он был
рассержен по-настоящему.
- Значит, этот плешивый сын кузнеца важней для него, чем родной брат?
- рявкнул он. - Льот, немедленно возвращайся к Маврикиосу и скажи ему, что
он со своим завтраком может отправляться ко всем чертям!
В палатке, широко улыбаясь, появился Император.
- Мой юный братец, если ты хочешь оскорбить царственную особу,
никогда не делай это через посыльного. Ведь мне придется казнить его, а
разбрасываться людьми неразумно.
Туризин ошеломленно уставился на брата, а потом засмеялся.
- Ну и ублюдок же ты, - сказал он. - Втаскивай свой старый мешок с
костями в мою палатку.
Маврикиос так и сделал. Он откинул полог и, хотя палатка не была
рассчитана на такое количество людей, в ней стало свободнее. Благодаря
тонким шелковым стенам она была не очень душной.
Открыв обычный деревянный сундучок, похожий на те, которыми
пользуются солдаты, Туризин достал кувшин вина и шумно сделал большой
глоток.
- А-а, то, что мне надо... Благодарение Фосу, головная боль уже
проходит. - Он снова отплыл из кувшина. - Серьезно, брат, ты не должен
дразнить меня своей дружбой с Баанесом - я слишком хорошо помню, как
ревновал к нему, когда был маленький.
- Знаю, но подвернулась такая отличная возможность посмотреть, как ты
злишься, и я не мог упустить ее. - Голос Маврикиоса звучал отчасти
виновато, отчасти лукаво - его забавляла удачная шутка.
- Ублюдок, - снова сказал Туризин, на этот раз без раздражения.
Марк переводил взгляд с одного брата на другого. Хотя он и не пил
вина, но почувствовал, как все вокруг плывет. На глазах рушилось многое из
того, что он, как ему казалось, понял о видессианской политике. Где же та
непрерывная ссора, которая сопровождала братьев на людях?
- О боже, - сказал Маврикиос, заметив замешательство Марка, который
отчаянно пытался скрыть его. - Боюсь, что мы совершенно запутали нашего
гостя.
- Ну и прекрасно. Будь я проклят, если стану извиняться перед
варваром, который дружит с намдалени.
Слова Туризина были достаточно злыми, и трибун с опаской взглянул на
него, но на лице Севастократора светилась уже знакомая усмешка.
- Ему и полагается быть в замешательстве, - заметил Гаврас-младший. -
Он и его отряд, черт побери, так любят островитян, что весь лагерь должен
уже гудеть от слухов, будто они собираются объединиться и убить нас всех.
Но Фос знает, что мы не поскупимся на золото, чтобы пресечь любые слухи.
- Но мы не обнаружили никаких слухов, - ответил Маврикиос, нахмурясь.
- Выводов отсюда может быть только два. Или ты невероятно хитер и умен,
или ты лоялен, несмотря на то, что друзей выбираешь себе по-дурацки.
- Он не выглядит чересчур умным, Маврикиос, - сказал Туризин.
- Ты тоже не слишком хорошо выглядишь, братишка, - парировал
Император, но в его тоне снова не было злости - только братская любовь.
С упорством, порожденным не в меру выпитым вином, Туризин заявил:
- Если он не настолько умен, чтобы обманывать нас, значит, он нам
предан. Как можно ожидать такого от приятеля намдалени?
Он удивленно покачал головой, после чего рыгнул.
- Благодарение богам, - прошептал Марк сам себе. Когда оба Гавраса
взглянули на него вопросительно, он сообразил, что заговорил по-латыни.
Прошу прощения, если дал вам хоть малейший повод сомневаться во мне, -
сказал он, - и я очень рад, что ваши сомнения рассеялись.
Он почувствовал такое облегчение, что вопрос, вертевшийся у него на
языке, сорвался сам собой:
- Значит, вы не ссоритесь друг с другом? - выпалил он и тут же
остановился в еще большем смущении, чем прежде.
Братья Гаврасы выглядели так, словно они были мальчишками, пойманными
на месте преступления. Маврикиос вырвал волос из бороды, ошеломленно
посмотрел на него и бросил:
- Туризин, он, кажется, умнее, чем ты думал.
- А? - переспросил Туризин вяло. - Надеюсь, что это так.
Он уже клевал носом и безуспешно пытался бороться со сном.
- Ленивый бездельник, - ухмыльнулся Маврикиос и повернулся к
Скаурусу. - Ты совершенно прав, чужеземец. Мы иногда устраиваем небольшое
представление - к изумлению зрителей, могу добавить.
- Но я видел, как вы ссоритесь, - возразил трибун. - Это не могло
быть подстроено заранее.
Император перестал улыбаться. Он взглянул на брата, но тот уже начал
храпеть.
- Та ссора была настоящей, - признал он. - У Туризина всегда был
чересчур злой язык, и в тот день меня это раздражало. Но наутро мы, как
обычно, помирились. - Он снова широко улыбнулся. - Но в этот раз мой брат
решил сморозить глупость перед сотней людей. Не прошло бы и часа, как
грифы набросились бы на останки нашей дружбы. - Он приподнял бровь и
покосился на римлянина. - Некоторые из стервятников пролетели рядом с
тобой, как я слышал.
- Да, это так, - подтвердил Скаурус, припоминая странную встречу с
Варданесом Сфранцезом.
- Тогда ты знаешь, что я имею в виду, - кивнул Маврикиос. - Ты был
далеко не единственным, кто это знал. Мы с Туризином решили, что если мы
будем притворяться вечно спорящими, то рано или поздно стервятники
приземлятся, вообразив, что нас можно обглодать до костей. Ну что ж, тогда
мы сможем приготовить из них неплохое жаркое.
- Понятно, - сказал Марк. - Но почему вы, расставив такую ловушку,
дали Ортайясу Сфранцезу под команду левое крыло армии?
- Он круглый дурак, этот Ортайяс, неправда ли? - Император хмыкнул.
- Это я заметил. Но зачем он вообще здесь? Без своей драгоценной
книги он знает о войне не больше, чем его лошадь. А с книгой он еще более
опасен, поскольку уверен, что знает вещи, о которых не имеет ни малейшего
понятия.
- Он здесь по той же причине, по какой получил свое дутое назначение,
меня попросил Варданес.
Марк погрузился в молчание, пытаясь переварить услышанное. В конце
концов он сокрушенно потряс головой. Интрига, которая позволила Севастосу
просить о такой вещи и заставила Императора выполнить его просьбу, была
для него слишком сложной. Маврикиос Гаврас наблюдал за его размышлениями.
- Ага, кажется, есть еще вещи, которых ты не в силах понять!.. -
рассмеялся он. - Но ты соображаешь в политике больше, чем любой из
известных мне военных.
Вспомнив о правящем триумвирате Цезаря, Красса и Помпея, каждый из
которых с радостью вырвал бы сердце у другого, если бы не боялся
гражданской войны, Скаурус сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57