Прошло совсем немного времени - и первый римлянин уже хвастался,
что станет отцом чудесного ребенка, который со временем займет его место.
Гай Филипп ворчал по этому поводу больше обычного.
- Я уже сейчас вижу, что с нами будет через год. Под ногами шныряют
пацаны, солдаты затевают драки из-за того, что их матроны нынче не в духе.
Великий Марс, куда мы катимся?
Чтобы рассеять эти жуткие предчувствия, центурион гонял легионеров
больше обычного.
Скаурус тоже сторонился увлечений, однако он заметил: хотя у
большинства намдалени были жены и подруги, эти привязанности отнюдь не
вредили дисциплине. Он даже видел в этом свои преимущества. Имея за спиной
семью, жизнь которой неразрывно связана с жизнью Империи, легионеры будут
сражаться за Видессос еще яростнее. И все же он понимал, что эти семьи -
еще один шаг к полному растворению в жизни Империи. Каждый раз, когда
трибун видел римлянина, прогуливающегося с девушкой, он ощущал
неизбежность того, о чем говорил Горгидас. Римляне были каплей чернил в
огромном прозрачном озере, и капля эта неизбежно должна бесследно
раствориться.
Среди всех новых солдат, прибывающих в столицу, ближе остальных были
римлянам намдалени. Это немного смущало Скауруса, который был предан
Императору и знал, что люди Княжества при первой возможности с радостью
выпотрошили бы Видессос. Но игнорировать эту дружбу было невозможно -
римляне и намдалени принимали друг друга, как давно разлученные
родственники. Возможно, шутливый бой, который они устроили, сделал их
дружбу проще и ближе; возможно, намдалени были более открыты, чем
видессиане. Но так или иначе, легионеры всегда оказывались желанными
гостями в казармах островитян.
Когда Марк поделился с Гаем Филиппом своими опасениями о том, что
дружба с намдалени может поколебать добрые отношения с видессианами, тот
положил руку на плечо командира:
- Ты хочешь иметь друзей везде, - сказал он назидательно, как старший
брат младшему. - Я полагаю, сказывается твой возраст. Каждый, когда ему
тридцать, думает, что друзья необходимы. Как только тебе стукнет сорок, ты
убедишься, что они могут ##страсти## тебя не лучше, чем любовницы.
- К воронам тебя! - воскликнул удивленный Марк. - Ты еще хуже, чем
Горгидас.
Однажды утром Сотэрик, сын Дости, пришел в римскую казарму, чтобы
пригласить офицеров на тренировку намдалени.
- Это правда, вы побили нас пешими, - сказал он. - А теперь вы
увидите, каковы мы в нашей лучшей форме.
Марк уже успел оценить грозную кавалерию островитян. Он одобрял их
стремление приблизить учения к настоящему бою - точно так же поступали и
римляне. Но по кривой усмешке, которую Сотэрик пытался скрыть, Марк
догадался, что это приглашение было каким-то особенным.
На краю учебного поля несколько каморов упражнялись в стрельбе. Их
короткие двойные луки посылали стрелу за стрелой в набитые соломой круглые
мишени. Кроме них и тех римлян, что пришли вместе с Марком, все остальные
были намдалени.
На одном краю поля стояли длинные ряды квадратных мишеней, сделанных
из жесткой соломы, на другом длинной цепью выстроились всадники. Люди
Княжества оделись в полную боевую форму, их лошади, уздечки, попоны и
седла были богато украшены золотом и зеленой тканью. Золотые ленты свисали
со шлемов, копий и лошадиных попон. Поверх кольчуги каждый надел короткую
тунику того же цвета, что и флаг у луки седла каждого всадника. Сотни
копий, как одно, взметнулись вверх, приветствуя римлян.
- О, какое внушительное зрелище, - восхищенно произнес Виридовикс.
Скаурус подумал, что галл нашел самое подходящее слово - зрелище,
представление, что-то, что было подготовлено заранее специально для них.
Он решил подходить ко всему, что увидит, именно с этой точки зрения.
Предводитель намдалени рявкнул команду. Сотни сверкающих наконечников
копий, каждое из которых было в два раза длиннее человеческого роста,
опустились до уровня соломенных кубов, расставленных за четыреста шагов от
всадников. Командир взмахнул рукой. Как снежная лавина, с грохотом
срывающаяся с вершины Альп, конница ринулась вперед. Разбег был довольно
медленным. Тяжелые кони не могли сразу набрать нужную скорость. Но с
каждой минутой они мчались все быстрее и вот уже понеслись вскачь. Земля
дрожала под их тяжелыми копытами, как барабан, подковы отбрасывали грязь и
траву далеко в сторону. Марк попытался представить себя стоящим на месте
соломенных тюков: вот он стоит, смотрит, как, раздувая красные ноздри,
несутся кони, как приближается сверкающее железо копий... Кожа его
покрылась мурашками при одной только мысли об этом. Интересно, многие ли
смогут выдержать подобную атаку?
Когда наездники пробили себе путь через ряд соломенных тюков, мишени
просто исчезли. Солома рассыпалась под копытами и летала теперь высоко в
воздухе. Намдалени остановили лошадей и принялись вытряхивать ее из волос,
смахивать с коней, со своей одежды.
Сотэрик выжидающе взглянул на Скауруса.
- Потрясающе! - сказал трибун вполне искренне. - Великолепное
зрелище, замечательная демонстрация боевой силы. Не думаю, чтоб
когда-нибудь я видел что-либо подобное.
- Да, вы, намдалени, - жестокие люди, - сказал Виридовикс. -
Разметать в клочья бедную солому, которая не сделала вам ничего плохого.
Гай Филипп добавил:
- Если вы хотите вызвать нас на такой учебный бой, то придумайте
что-нибудь другое. А я уж лучше посижу на песочке и отдохну, благодарю
покорно.
Похвала ветерана вызвала довольную улыбку на лице Сотэрика, который
просто расцвел от гордости.
И намдалени, и римляне решили, что день прошел очень удачно. Но в
действительности старший центурион не слишком поразился увиденным.
- Не очень-то они дисциплинированны, пойми меня правильно, - сказал
он Скаурусу, когда после обеда с островитянами они вернулись к себе. - А
вот поступь, мерная, в такт, дает им превосходство. Самое главное -
удержать их в самом начале атаки на твой строй.
- Ты так думаешь? - рассеянно спросил Марк. Он пропустил мимо ушей
половину сказанного, чего обычно за ним не водилось. Должно быть, это было
написано на его лице, потому что Виридовикс взглянул на него с
неодобрением.
- Разговаривая с этим парнем о войне, ты теряешь время, - сказал он
центуриону. - У него в голове нет ничего, кроме воспоминания о прекрасных
голубых глазах. Это я точно тебе говорю. Она редкая красавица, римлянин, и
я желаю тебе удачи.
- Хелвис? - спросил Марк, встревоженный тем, что его чувства так
бросаются в глаза. И все же он попытался защитить себя. - Почему ты так
думаешь? Ее не было сегодня за столом.
- Да, правда. И кого это огорчило? - Виридовикс попытался принять вид
мудрого советчика и одновременно выразить на лице сожаление о
бесполезности своих сонетов, но единственное, что он смог изобразить, была
обычная ироническая ухмылка. - Ты на правильном пути, скажу я тебе.
Действуя слишком упорно и слишком торопливо, ты ничего не добьешься,
только оттолкнешь ее. Но эти сладкие медовые сливы, подаренные ее сыну...
Ты настоящий хитрец! Если малыш полюбит тебя, то как же мать сможет
сказать тебе "нет"? То, что ты переслал их через Сотэрика, только улучшит
ее отношение к тебе. А это тоже не повредит.
- Не выдумывай ерунды! Если Хелвис не было за столом, то кому еще я
мог дать сласти для мальчика, как не ее брату?
Однако цепляясь к мелочам, в глубине души он знал, что кельт был
прав. Его неудержимо влекло к Хелвис, и это чувство осложнялось сознанием
своей вины, хотя бы и случайной. И все-таки, когда он встретил ее
несколько дней назад, она была спокойна и ни в чем его не винила. Сотэрик,
разумеется, был бы слепым, если бы не заметил знаков внимания, которые
Марк оказывал его сестре, но он ни разу не выразил неудовольствия по этому
поводу, - многообещающий знак. А то, что его чувства, возможно (нет,
наверняка), уже стали предметом сплетен среди солдат Видессоса, больно
уязвило трибуна, который никому, кроме друзей, не раскрывался. Когда Гай
Филипп вернулся к прерванному разговору, он вздохнул с облегчением.
- Надо усилить строй копейщиками и дать им хорошие длинные копья. Как
только всадники подъедут ближе, твои расчудесные намдалени согреются
по-настоящему. Лошади не настолько глупы, чтобы мчаться на острие.
Виридовикс с выражением посмотрел на центуриона.
- Ты - самый занудливый из всех людей, что я видел. Если ты не
прекратишь болтать о каких-то жалких копьях, чтоб их взяла Эпона, мы
утопим тебя в бочке с пивом.
- Когда-нибудь я утоплю _т_е_б_я_ в бочонке с пивом, - сказал Гай
Филипп, глядя ему прямо в глаза. - И тогда ты увидишь, хорошо ли я умею
менять тему разговора.
Маврикиос готовился покончить с Каздом раз и навсегда, но западный
противник Империи тоже не сидел сложа руки. Как обычно, орды диких
кочевников передвигались по степи и через реку Егирд в северо-западную
части страны - той, что когда-то была Макураном. Эту территорию Казд занял
около ста пятидесяти лет назад. Каган Вулгхаш отнюдь не был дураком.
Вместо того чтобы дать поселенцам осесть и начать нормальную жизнь, что
могло помешать Казду, он постоянно изматывал их рейдами, обещая кочевникам
добычу, славные битвы и помощь армии Казда. Кочевники, более подвижные,
чем их противники, просачивались через горы Васпуракана, спускались в
плодородные долины и внезапно нападали на крестьян, грабили, насиловали,
убивали. Конница, словно поток воды, просачивалась в любые щели обороны и
умела отступать там, где все пути к отступлению были отрезаны. И, к
сожалению, это происходило слишком часто...
Во главе их стоял Авшар.
Марк ругался, а Нефон Комнос уверял, что первые донесения о нем были
ложью. Но очень скоро им пришлось убедиться в том, что это правда. Слишком
много беженцев, прибывших в Видессос, имея с собой только то, что они
смогли унести на плечах, рассказывали о том, что с ними произошло, и это
уже не оставляло места для сомнений. Князь-колдун даже не пытался скрыть
свое присутствие. Наоборот, он выставлял себя напоказ, чтобы запугать
своих врагов. В белых одеждах он ехал ка черном скакуне, который был в два
раза больше обычных степных лошадей его солдат-кочевников. Меч его
приносил гибель каждому, кто осмеливался сразиться с ним, а его большой
лук посылал стрелы дальше, чем любой другой. Говорили, что тот, кого
коснулись эти стрелы, умирал, даже если рана была совсем незначительна.
Говорили также, что ни одно копье, ни одна стрела не могут коснуться его
тела и один только вид колдуна повергает в ужас любых храбрецов. Марк
вполне верил этому. Он помнил заклинания, разрушенные его мечом.
Лето вступило в свои права. Вожди на западе вели боевые действия
против Казда, не получая поддержки из столицы. Никто из римлян не мог
понять, почему Маврикиос, человек дела, ничего не предпринимает. Когда
Скаурус заговорил об этом с Нэйлосом Зимискесом, тот ответил:
- Слишком скоро - хуже, чем слишком поздно. Шесть недель назад, даже
три недели назад, я согласился бы с тобой. Но если все не уладится, то
боюсь, не будет уже Империи и нечего будет спасать. Поверь мне, мой друг,
все не так просто, как кажется.
Но когда Марк захотел узнать поближе о том, что происходит, Нэйлос
ответил ему туманными заверениями, что все будет хорошо и уладится как
надо. Римлянин понял одно: Нэйлос знает больше, чем собирается ему
рассказать.
На следующий день Скаурус сообразил: нужно поговорить с Фостисом
Апокавкосом. Он даже хлопнул себя по лбу. По правде говоря, бывший
крестьянин так основательно влился в ряды римлян, что трибун часто забывал
о том, что он не был с легионерами в лесах Галлии. Новое "подданство" -
служба в римском легионе - сделало его более разговорчивым, чем Зимискеса.
- Знаю ли я, почему мы еще не выступили в поход? А ты хочешь сказать,
что не знаешь этого? - Апокавкос уставился на трибуна. Он пощипал
подбородок, как будто хотел дернуть себя за бороду и усмехнулся сам над
собой. - Все еще не могу привыкнуть к этому бритью. Ответ на твой вопрос
очень прост: Маврикиос не уйдет из города, пока не убедится в том, что
останется Императором, когда придет пора возвращаться домой.
- Чума на эту политическую борьбу! Вся Империя в опасности, а они
разбираются, кто должен сидеть на троне!
- Ты бы думал иначе, если бы сам сидел на троне!
На это Скаурус пытался возражать, но вовремя вспомнил историю
последних десятилетий Рима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
что станет отцом чудесного ребенка, который со временем займет его место.
Гай Филипп ворчал по этому поводу больше обычного.
- Я уже сейчас вижу, что с нами будет через год. Под ногами шныряют
пацаны, солдаты затевают драки из-за того, что их матроны нынче не в духе.
Великий Марс, куда мы катимся?
Чтобы рассеять эти жуткие предчувствия, центурион гонял легионеров
больше обычного.
Скаурус тоже сторонился увлечений, однако он заметил: хотя у
большинства намдалени были жены и подруги, эти привязанности отнюдь не
вредили дисциплине. Он даже видел в этом свои преимущества. Имея за спиной
семью, жизнь которой неразрывно связана с жизнью Империи, легионеры будут
сражаться за Видессос еще яростнее. И все же он понимал, что эти семьи -
еще один шаг к полному растворению в жизни Империи. Каждый раз, когда
трибун видел римлянина, прогуливающегося с девушкой, он ощущал
неизбежность того, о чем говорил Горгидас. Римляне были каплей чернил в
огромном прозрачном озере, и капля эта неизбежно должна бесследно
раствориться.
Среди всех новых солдат, прибывающих в столицу, ближе остальных были
римлянам намдалени. Это немного смущало Скауруса, который был предан
Императору и знал, что люди Княжества при первой возможности с радостью
выпотрошили бы Видессос. Но игнорировать эту дружбу было невозможно -
римляне и намдалени принимали друг друга, как давно разлученные
родственники. Возможно, шутливый бой, который они устроили, сделал их
дружбу проще и ближе; возможно, намдалени были более открыты, чем
видессиане. Но так или иначе, легионеры всегда оказывались желанными
гостями в казармах островитян.
Когда Марк поделился с Гаем Филиппом своими опасениями о том, что
дружба с намдалени может поколебать добрые отношения с видессианами, тот
положил руку на плечо командира:
- Ты хочешь иметь друзей везде, - сказал он назидательно, как старший
брат младшему. - Я полагаю, сказывается твой возраст. Каждый, когда ему
тридцать, думает, что друзья необходимы. Как только тебе стукнет сорок, ты
убедишься, что они могут ##страсти## тебя не лучше, чем любовницы.
- К воронам тебя! - воскликнул удивленный Марк. - Ты еще хуже, чем
Горгидас.
Однажды утром Сотэрик, сын Дости, пришел в римскую казарму, чтобы
пригласить офицеров на тренировку намдалени.
- Это правда, вы побили нас пешими, - сказал он. - А теперь вы
увидите, каковы мы в нашей лучшей форме.
Марк уже успел оценить грозную кавалерию островитян. Он одобрял их
стремление приблизить учения к настоящему бою - точно так же поступали и
римляне. Но по кривой усмешке, которую Сотэрик пытался скрыть, Марк
догадался, что это приглашение было каким-то особенным.
На краю учебного поля несколько каморов упражнялись в стрельбе. Их
короткие двойные луки посылали стрелу за стрелой в набитые соломой круглые
мишени. Кроме них и тех римлян, что пришли вместе с Марком, все остальные
были намдалени.
На одном краю поля стояли длинные ряды квадратных мишеней, сделанных
из жесткой соломы, на другом длинной цепью выстроились всадники. Люди
Княжества оделись в полную боевую форму, их лошади, уздечки, попоны и
седла были богато украшены золотом и зеленой тканью. Золотые ленты свисали
со шлемов, копий и лошадиных попон. Поверх кольчуги каждый надел короткую
тунику того же цвета, что и флаг у луки седла каждого всадника. Сотни
копий, как одно, взметнулись вверх, приветствуя римлян.
- О, какое внушительное зрелище, - восхищенно произнес Виридовикс.
Скаурус подумал, что галл нашел самое подходящее слово - зрелище,
представление, что-то, что было подготовлено заранее специально для них.
Он решил подходить ко всему, что увидит, именно с этой точки зрения.
Предводитель намдалени рявкнул команду. Сотни сверкающих наконечников
копий, каждое из которых было в два раза длиннее человеческого роста,
опустились до уровня соломенных кубов, расставленных за четыреста шагов от
всадников. Командир взмахнул рукой. Как снежная лавина, с грохотом
срывающаяся с вершины Альп, конница ринулась вперед. Разбег был довольно
медленным. Тяжелые кони не могли сразу набрать нужную скорость. Но с
каждой минутой они мчались все быстрее и вот уже понеслись вскачь. Земля
дрожала под их тяжелыми копытами, как барабан, подковы отбрасывали грязь и
траву далеко в сторону. Марк попытался представить себя стоящим на месте
соломенных тюков: вот он стоит, смотрит, как, раздувая красные ноздри,
несутся кони, как приближается сверкающее железо копий... Кожа его
покрылась мурашками при одной только мысли об этом. Интересно, многие ли
смогут выдержать подобную атаку?
Когда наездники пробили себе путь через ряд соломенных тюков, мишени
просто исчезли. Солома рассыпалась под копытами и летала теперь высоко в
воздухе. Намдалени остановили лошадей и принялись вытряхивать ее из волос,
смахивать с коней, со своей одежды.
Сотэрик выжидающе взглянул на Скауруса.
- Потрясающе! - сказал трибун вполне искренне. - Великолепное
зрелище, замечательная демонстрация боевой силы. Не думаю, чтоб
когда-нибудь я видел что-либо подобное.
- Да, вы, намдалени, - жестокие люди, - сказал Виридовикс. -
Разметать в клочья бедную солому, которая не сделала вам ничего плохого.
Гай Филипп добавил:
- Если вы хотите вызвать нас на такой учебный бой, то придумайте
что-нибудь другое. А я уж лучше посижу на песочке и отдохну, благодарю
покорно.
Похвала ветерана вызвала довольную улыбку на лице Сотэрика, который
просто расцвел от гордости.
И намдалени, и римляне решили, что день прошел очень удачно. Но в
действительности старший центурион не слишком поразился увиденным.
- Не очень-то они дисциплинированны, пойми меня правильно, - сказал
он Скаурусу, когда после обеда с островитянами они вернулись к себе. - А
вот поступь, мерная, в такт, дает им превосходство. Самое главное -
удержать их в самом начале атаки на твой строй.
- Ты так думаешь? - рассеянно спросил Марк. Он пропустил мимо ушей
половину сказанного, чего обычно за ним не водилось. Должно быть, это было
написано на его лице, потому что Виридовикс взглянул на него с
неодобрением.
- Разговаривая с этим парнем о войне, ты теряешь время, - сказал он
центуриону. - У него в голове нет ничего, кроме воспоминания о прекрасных
голубых глазах. Это я точно тебе говорю. Она редкая красавица, римлянин, и
я желаю тебе удачи.
- Хелвис? - спросил Марк, встревоженный тем, что его чувства так
бросаются в глаза. И все же он попытался защитить себя. - Почему ты так
думаешь? Ее не было сегодня за столом.
- Да, правда. И кого это огорчило? - Виридовикс попытался принять вид
мудрого советчика и одновременно выразить на лице сожаление о
бесполезности своих сонетов, но единственное, что он смог изобразить, была
обычная ироническая ухмылка. - Ты на правильном пути, скажу я тебе.
Действуя слишком упорно и слишком торопливо, ты ничего не добьешься,
только оттолкнешь ее. Но эти сладкие медовые сливы, подаренные ее сыну...
Ты настоящий хитрец! Если малыш полюбит тебя, то как же мать сможет
сказать тебе "нет"? То, что ты переслал их через Сотэрика, только улучшит
ее отношение к тебе. А это тоже не повредит.
- Не выдумывай ерунды! Если Хелвис не было за столом, то кому еще я
мог дать сласти для мальчика, как не ее брату?
Однако цепляясь к мелочам, в глубине души он знал, что кельт был
прав. Его неудержимо влекло к Хелвис, и это чувство осложнялось сознанием
своей вины, хотя бы и случайной. И все-таки, когда он встретил ее
несколько дней назад, она была спокойна и ни в чем его не винила. Сотэрик,
разумеется, был бы слепым, если бы не заметил знаков внимания, которые
Марк оказывал его сестре, но он ни разу не выразил неудовольствия по этому
поводу, - многообещающий знак. А то, что его чувства, возможно (нет,
наверняка), уже стали предметом сплетен среди солдат Видессоса, больно
уязвило трибуна, который никому, кроме друзей, не раскрывался. Когда Гай
Филипп вернулся к прерванному разговору, он вздохнул с облегчением.
- Надо усилить строй копейщиками и дать им хорошие длинные копья. Как
только всадники подъедут ближе, твои расчудесные намдалени согреются
по-настоящему. Лошади не настолько глупы, чтобы мчаться на острие.
Виридовикс с выражением посмотрел на центуриона.
- Ты - самый занудливый из всех людей, что я видел. Если ты не
прекратишь болтать о каких-то жалких копьях, чтоб их взяла Эпона, мы
утопим тебя в бочке с пивом.
- Когда-нибудь я утоплю _т_е_б_я_ в бочонке с пивом, - сказал Гай
Филипп, глядя ему прямо в глаза. - И тогда ты увидишь, хорошо ли я умею
менять тему разговора.
Маврикиос готовился покончить с Каздом раз и навсегда, но западный
противник Империи тоже не сидел сложа руки. Как обычно, орды диких
кочевников передвигались по степи и через реку Егирд в северо-западную
части страны - той, что когда-то была Макураном. Эту территорию Казд занял
около ста пятидесяти лет назад. Каган Вулгхаш отнюдь не был дураком.
Вместо того чтобы дать поселенцам осесть и начать нормальную жизнь, что
могло помешать Казду, он постоянно изматывал их рейдами, обещая кочевникам
добычу, славные битвы и помощь армии Казда. Кочевники, более подвижные,
чем их противники, просачивались через горы Васпуракана, спускались в
плодородные долины и внезапно нападали на крестьян, грабили, насиловали,
убивали. Конница, словно поток воды, просачивалась в любые щели обороны и
умела отступать там, где все пути к отступлению были отрезаны. И, к
сожалению, это происходило слишком часто...
Во главе их стоял Авшар.
Марк ругался, а Нефон Комнос уверял, что первые донесения о нем были
ложью. Но очень скоро им пришлось убедиться в том, что это правда. Слишком
много беженцев, прибывших в Видессос, имея с собой только то, что они
смогли унести на плечах, рассказывали о том, что с ними произошло, и это
уже не оставляло места для сомнений. Князь-колдун даже не пытался скрыть
свое присутствие. Наоборот, он выставлял себя напоказ, чтобы запугать
своих врагов. В белых одеждах он ехал ка черном скакуне, который был в два
раза больше обычных степных лошадей его солдат-кочевников. Меч его
приносил гибель каждому, кто осмеливался сразиться с ним, а его большой
лук посылал стрелы дальше, чем любой другой. Говорили, что тот, кого
коснулись эти стрелы, умирал, даже если рана была совсем незначительна.
Говорили также, что ни одно копье, ни одна стрела не могут коснуться его
тела и один только вид колдуна повергает в ужас любых храбрецов. Марк
вполне верил этому. Он помнил заклинания, разрушенные его мечом.
Лето вступило в свои права. Вожди на западе вели боевые действия
против Казда, не получая поддержки из столицы. Никто из римлян не мог
понять, почему Маврикиос, человек дела, ничего не предпринимает. Когда
Скаурус заговорил об этом с Нэйлосом Зимискесом, тот ответил:
- Слишком скоро - хуже, чем слишком поздно. Шесть недель назад, даже
три недели назад, я согласился бы с тобой. Но если все не уладится, то
боюсь, не будет уже Империи и нечего будет спасать. Поверь мне, мой друг,
все не так просто, как кажется.
Но когда Марк захотел узнать поближе о том, что происходит, Нэйлос
ответил ему туманными заверениями, что все будет хорошо и уладится как
надо. Римлянин понял одно: Нэйлос знает больше, чем собирается ему
рассказать.
На следующий день Скаурус сообразил: нужно поговорить с Фостисом
Апокавкосом. Он даже хлопнул себя по лбу. По правде говоря, бывший
крестьянин так основательно влился в ряды римлян, что трибун часто забывал
о том, что он не был с легионерами в лесах Галлии. Новое "подданство" -
служба в римском легионе - сделало его более разговорчивым, чем Зимискеса.
- Знаю ли я, почему мы еще не выступили в поход? А ты хочешь сказать,
что не знаешь этого? - Апокавкос уставился на трибуна. Он пощипал
подбородок, как будто хотел дернуть себя за бороду и усмехнулся сам над
собой. - Все еще не могу привыкнуть к этому бритью. Ответ на твой вопрос
очень прост: Маврикиос не уйдет из города, пока не убедится в том, что
останется Императором, когда придет пора возвращаться домой.
- Чума на эту политическую борьбу! Вся Империя в опасности, а они
разбираются, кто должен сидеть на троне!
- Ты бы думал иначе, если бы сам сидел на троне!
На это Скаурус пытался возражать, но вовремя вспомнил историю
последних десятилетий Рима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57