Я... я не понимаю...
Род щелкнул пальцами - и кончик носа отлетел. Он кивнул мрачно, но
улыбнувшись.
- Крахмал и вода. Но ты поступила неправильно, выпрямив его. Мне он
больше нравится чуточку вздернутым.
Он потер кончиком пальца по уголку глаза - и глаз перестал быть
косым, а на пальце Рода появилось темное пятно.
- Итак - крахмал, вода и черная краска на глазах. Немного муки,
смешанной со жженой амброй, на лицо, хна для волос.
Уголки ее рта сжались. Лицо под краской покраснело от нахлынувшего
жаркого гнева.
Он покачал головой, наморщив лоб.
- Но, зачем девушка? Твое лицо во много раз прекраснее.
Он позволил себе момент самодовольства, когда гнев на ее лице растаял
в нежность и страсть.
Она опустила взгляд.
- Я не могла тебя покинуть, милорд.
Он закрыл глаза, скрипнув зубами, и только огромным усилием воли
удержался от того, чтобы не сжать ее в объятиях.
- Но... - он остановился и с шумом выпустил долгий вздох. - Но как ты
последовала за мной, девушка?
Она подняла взгляд, невинно расширив глаза.
- В обличьи скопы, милорд.
Глаза его распахнулись с почти слышным щелчком. Пораженный, он
уставился на нее.
- Ведьма? Ты? Но...
- Ты не станешь презирать меня за это, милорд? - обеспокоенно
спросила она. - Ты, который сам чародей?
Его глаза потеряли фокус.
- Как?... Э-э... чародей? - он помотал головой, пытаясь прояснить ее.
- Э-э я хочу сказать... нет, конечно, не стану... Я имею ввиду... ну,
некоторые из моих наилучших друзей... э-э...
- Милорд? - она взглянула на его лицо. - Здоров ли ты?
- Кто?... Я? Конечно, нет? Нет, минутку... - он остановился и сделал
очень глубокий вздох. - Итак, слушай. Ты - ведьма. Так. Большая вещь. Меня
куда больше интересует твоя красота, чем твои таланты.
Горящие уголья там, в ее глазах, готовы были воспламениться, если он
дыхнет на них. Он сделал еще один глубокий вздох и призвал свои гормоны к
порядку.
- А теперь давай внесем ясность в один вопрос.
- Да, милорд, - выдохнула она, прильнув к нему.
- Нет-нет! Я имел в виду не это! - он шагнул назад, выставив перед
собой руки, чтобы удержать ее. - Слушай. Единственная причина, по которой
ты последовала сюда за мной, заключалась в том, что ты боялась, что я
попаду в беду, с которой не смогу управиться, верно?
Она молчала, свечение в ее глазах медленно угасало под приливом
разочарования. Она опустила взгляд.
- Да, милорд.
То, как она это произнесла, заставило его подумать, что она оставила
жутко много подразумеваемым. Но он поспешил со следующим доводом.
- Но теперь ты знаешь, что я чародей. Верно?
- Да, милорд, - Род смог едва расслышать ее ответ.
- Значит ты знаешь, что мне нечего бояться, так? Значит тебе больше
нет нужды следовать за мной, верно?
- Нет, милорд! - она вскрикнула, подняв голову, затем ее подбородок
поднялся выше, гордый, надменный и упрямый. - Я по-прежнему буду следовать
за тобой, Род Гэллоуглас. В этом мире есть заклинания, о коих ты не
ведаешь.
"И одним из самых раздражающих ее качеств, - решил Род, - было то,
что она всегда оказывалась чертовски права. В этом безумном,
шиворот-навыворот, мире было, наверное, куда как много "чар", которых он
не мог бы даже вообразить.
Но с другой стороны, кажется, существовали и некоторые, о которых она
тоже не знала. Ведьма-любительница, скорее всего, и слишком старая, чтобы
вступить в профсоюз - уй, должно быть, почти столько же лет, сколько и
Роду. Фактически ее "колдовство", кажется, состояло из косметического
искусства, способности летать птицей (это он еще не совсем вычислил) и
совершенно неожиданной для женщины смелости.
Так, она была права, у нее имелись веские причины беспокоиться о нем,
он еще пребывает в опасности, так же как и она. Нет. Без толку говорить
ей, что она не может последовать за ним - она все равно последует. И он
выйдет живым, как всегда выходил из всех передряг, но она может быть убита
где-нибудь в кювете дороги. Или, может, настолько свяжет его, что они оба
кончат покойниками.
Он мотнул головой из стороны в сторону, энергично стряхивая все. Он
не мог позволить ей погибнуть. Он должен был как-то встряхнуть ее - и
знал, как именно.
Его рот скривился в тяжелой улыбке.
- Выходит, правда то, что говорят о сельских девушках: дай им хоть
миг доброты, и ты никогда от них не избавишься. У тебя, милая,
великолепный пыл приставучести.
Она ахнула, отступила от него, ее лицо исказила гримаса боли, а
тыльная сторона ладони метнулась к губам. На глаза навернулись слезы, она
закусила руку, повернулась и убежала.
Он уставился в пол, прислушиваясь к замирающим рыданиям, чувствуя в
нем растущую пустоту


По тяжелой дубовой двери громыхнул кулак. Род выкарабкался из глубин
сна, забарахтался, пытаясь сесть в сене.
Большой Том и деваха лежали, не шевелясь и не сводя глаз с двери. Род
хмыкнул, поднимаясь на ноги.
- Не беспокойтесь, - пробурчал он. - Духи не стучатся.
- Эй, менестрель! - грохнул грубый пропитый голос. - Ступай к моему
хозяину!
Род натянул камзол и поднял лютню. Он распахнул большую дверь, мотая
головой, чтобы очистить ее от следов своего скудного сна.
- Ты мог бы, по крайней мере, попробовать быть вежливым в такой час
чертова утра, - проворчал он. - И кто именно, черт возьми, твой хозяин?
Тяжелый кулак попал ему ниже уха, заставив его откатиться к стене. Он
поборол мгновенный импульс сломать шею этому типу.
Сквозь звон в ушах и туман в голове он расслышал глухой садистский
- Знай, как разговаривать с высшими, шут. То хорошее правило для
крестьянина.
Род поднялся, опираясь руками о стену и измерил взглядом своего
преследователя. Это был простой солдат, одетый в кожу и кольчугу, которые
давно нуждались в чистке, так же как и он сам.
Он, может быть, и был простолюдином, но у него был далеко не простой
случай телесного запаха, и венец всего - харитоз, обязанный, возможно,
гнилым зубам, которые он выставлял напоказ в самодовольной ухмылке.
Род вздохнул и выпрямился, решив, что, может быть, будет лучше
сыграть свою роль. Фактически, он заслужил этот удар, потому что выпал из
характера своего персонажа. Шут в средневековом обществе канализировал
выход эмоций не только через развлечения, но так же создавая мишень для
агрессий, становясь ее объектом.
- Ладно, - сказал он. - Идем.
На этот раз кулак угодил ему прямо в челюсть. Покатившись от удара,
он услышал, как веселый голос прорычал:
- Усвоил, но недостаточно. Правила требуют обращаться к высшим словом
"мастер".
Род подавил гнев в холодную расчетливость и бросился вперед, нанеся
три быстрых рубящих удара ребром ладони.
- У меня есть еще лучшее правило для солдата, - проинформировал он
смятую кучу у своих ног. - Сперва удостоверься, кто есть высший. А теперь
можешь вести меня к своему хозяину.


Его хозяином, оказалось, был Логайр. Рода проводили в зал средних
размеров с высоким потолком, который был весь увешан гобеленами.
Три высоких узких окна, сквозь которые Роду был виден солнечный свет
рассвета, искажаемый призмой водопада, освещали помещение, заполненное
ревом воды, но звук был приглушенным. Приглядевшись поближе, Род увидел,
что окна были с двойными рамами и метр глубиной. Кое-кто, видимо, кое-что
помнил из старой технологии.
Стены были увешаны гобеленами, под ногами лежал толстый ковер. Центр
покоев занимал большой овальный стол. Во главе стола сидел Логайр, справа
от него - старший сын. Дюрер сидел слева. Другие места занимали восемь
человек, их лица показались Роду знакомыми. У Рода расширились глаза,
когда он узнал их: герцог Медичи, граф Романов, герцог Бурбон, князь
Габсбург и их советники.
После Логайра они были четырьмя самыми могущественными из Великих
Лордов. И если сейчас эти пятеро собрались вместе, то не могут ли быть
поблизости и другие семеро?
Все сидели за завтраком, но никто из них, кажется, по-настоящему не
осознавал, что он ест. Взять, например, Ансельма, сына Логайра - он ел,
словно автомат, уставясь в тарелку, с лицом, застывшим, словно у
скульптуры, в холодной ярости.
Его отец сидел, склонив голову, крепко стиснув руки перед собой на
столе.
"Надо полагать, - решил про себя Род, - здесь была небольшая ссора
между отцом и сыном, и Логайр победил - но только после приказа сыну
заткнуться.
Ну а его, Рода, призвали залатать брешь. Ой-ей-ей! Чего только не
ждут люди от эстрадных артистов!"
Лицо Дюрера освещалось подспудным огнем мстительной ярости, у других
советников были более умеренные выражения тех же чувств на лице. Что бы
тут не произошло, все вышло так, как хотел Дюрер: вероятно, именно он к
этому и подстрекал. Этот человек был превосходным катализатором, решил
Род, он никогда не вступал в вызванные им реакции.
Логайр посмотрел на своего сына с немым призывом в старых
покрасневших глазах. Но Ансельм не ответил отцу даже мимолетным взглядом,
и лицо Великого Лорда снова стало твердым как камень.
Повернувшись старик увидел Рода.
- Менестрель! - рявкнул он. - Почему стоишь праздно? Дай нам веселье!
Голова Дюрера резко повернулась в его сторону, он вцепился взглядом в
Рода. Тревогу на его лице сменил шок, с последовавшей за ним самой что ни
на есть убийственной яростью.
Род весело улыбнулся, поклонился и коснулся чуба, отдавая честь. Про
себя он гадал, какая же песня способна выжечь напряженность, царившую в
этом зале. Он сильно подозревал, что тут существовал обычай освежать
воздух, избивая менестреля за неумение выполнить задачу.
Он начал проигрывать "Мэтти Гровса", прикидывая, что его единственный
шанс заключается в том, чтобы дать им нечто еще более ужасное, чем все,
что только могло иметь место.
Он, однако, несколько минут воздерживался от слов, чтобы дать себе
время изучить лица всех четырех лордов. Выражения их лиц менялись от
задумчивости размышления до прямого (хотя и несколько завуалированного)
презрения, последнее явно было, похоже, направлено на старого герцога
Логайра. Похоже, Логайр не имел здесь сильных сторонников: баланс мнений,
кажется, покоился на его сыне.
- Менестрель!
Род поднял взгляд. Это заговорил Ансельм.
Лицо молодого человека было настолько кислым, что свернулось.
- Ты знаешь песню о парне, из которого одна женщина сделала дурака, и
все же он остался дураком вдвойне, потому что продолжает любить ее?
- Конечно! - оборвал Логайр, но прежде, чем Ансельм смог ответить,
Род произнес:
- Есть много песен, милорд, о мужчинах все еще любящих женщин,
однажды отвергнувших их, но во всех леди в конце концов возвращаются к
ним.
- Возвращаются! - сплюнул Ансельм. - Да, она непременно возьмет его
обратно, чтобы потом с позором повесить его на воротах своего замка!
Старый герцог, поднявшись на ноги, рыкнул:
- Довольно твоей гнусной клеветы!
- Клеветы! - кресло Ансельма опрокинулось, когда он вскочил, чтобы
встретить отца лицом к лицу. - Разве это клевета - сказать, что она
оплевала гордое имя герцогов Логайров? Да! И не раз, и не дважды и сделает
это вновь!
Он врезал по столу кулаком, обернувшись, чтобы пройтись взглядом по
лицам великих лордов.
- Нет! Это подлая девка должна, наконец, усвоить, что она не смеет
топтать честь своих пэров! Мы должны сбросить ее с престола и сломать под
нами, раз и навсегда!
Лицо Логайра-старшего побагровело, он уже совсем был готов резко
ответить, но прежде чем он смог заговорить, Род пробормотал словно бы про
себя:
- Нет, милорд, не так круто. Не громить, а дисциплинировать.
Он попал под перекрестный огонь подобных лазерным лучам взглядов
Ансельма и Дюрера, но тут вступился Логайр:
- Да! - произнес он с гигантской радостью и облегчением. - Хоть он и
говорит не к месту, но речь его верна! Наша юная королева норовиста, но
ведь такой всегда бывает молодая кобылка, пока ее не взнуздают. Она должна
усвоить, что ее власть - не абсолютная, что есть узда и на ее силу, но она
- сюзерен, и ее нельзя сбрасывать!
Ансельм издал булькающий звук, лицо его раскраснелось, глаза начали
вылезать из глазниц. Он задыхался от ярости, затем сумел выговорить,
сильно заикаясь от гнева:
- Нет же! Теперь я говорю - нет! Женщина - сюзерен? Это насмешка! И
блудящая надменная сука!...
- Тихо! - прогремел Логайр, и даже четверо великих Лордов съежились
от дикой силы его голоса.
Что касается Ансельма, то он порядком струхнул, испуганно глядя на
стоящего перед ним седобородого великана, который, казалось, вырос и
раздался у них на глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50