Наконец, когда веревка длиной в сто пятьдесят ярдов размоталась до конца, сани дернулись и пошли на буксире. Джимми помахал рукой, а я установил «Балерину» на твердые пять узлов. Я описал дугу, приближаясь к рифу, волны нещадно раскачивали «Балерину».
Джимми помахал еще раз, и я увидел, как он наклонил рычаг управления вперед. Вдоль направляющих плавников брызнула пена, сани уткнулись носом в воду и нырнули вглубь. Угол натяжения каната резко изменился, так как сани ушли под воду и повернули к рифу. Канат дрожал от натяжения, как стрела, попавшая в цель, и вода летела от него в разные стороны.
Мы медленно шли вдоль рифа, приближаясь к пролому. Я рассматривал риф с расстояния, не отваживаясь на риск, и представлял, как Джимми, далеко в глубине, молча летит вдоль него, едва не касаясь стены высоких коралловых зарослей. Какое это должно быть необыкновенное ощущение! Я даже завидовал ему, и твердо решил попробовать прокатиться на санях, как только представиться подходящий случай.
Мы миновали пролом, и я услышал крик Гатри. Я бросил быстрый взгляд на корму и увидел, как позади нас закачался большой желтый воздушный шар.
– Он что-то нашел, – кричал Гатри.
Чтобы отметить место, Джимми бросил леску с грузом, и лампочка вспышки автоматически наполнила шар углекислым газом. Я уверенно шел вдоль рифа, и через четверть мили угол натяжения каната стал меньше и сани вынырнули из воды.
Я повернул судно от рифа, чтобы уйти на безопасное расстояние, спустился вниз, чтобы помочь Гатри вытянуть сани. Джимми неуверенной походкой прошел по нижней палубе, и когда он снял маску, губы его дрожали, а глаза горели сумасшедшим блеском. Он схватил Матерсона за руку и потащил его в салон, разбрызгивая морскую воду на столь любимой Чабби палубе. Мы с Гатри намотали канат на катушку и подняли сани на нижнюю палубу. Я вернулся на мостик и снова взял курс на Пушечный Пролом.
Матерсон и Джимми поднялись ко мне на мостик прежде, чем мы достигли Пролома, и Матерсон уже был заражен волнением Джимми.
– Парень хочет попробовать поднять находку, – сказал он, и я не стал спрашивать, что это такое.
– А какие размеры у нее? – спросил я вместо того и посмотрел на часы. У нас в запасе было около полутора часов, прежде, чем отлив начнет откатываться через пролом.
– Не очень большие, – успокоил меня Джимми. – Весит фунтов пятьдесят максимум.
– Ты уверен, Джеймс? А не больше? – я не доверял его энтузиазму, который мог приуменьшить необходимые для этой работы усилия.
– Клянусь!
– Ты хочешь привязать к находке воздушный мешок?
– Да, с его помощью можно ее поднять и оттянуть от рифа.
Я осторожно приблизил «Балерину» к желтому шару, который игриво покачивался в разинутых челюстях пролома.
– Ближе никак не смогу, – я крикнул ему вниз, и он одобрительно замахал рукой. Он вразвалочку прошлепал ластами по корме, поправляя снаряжение. Затем взял два воздушных меха, брезент, в который были завернуты сани, и привязал себя нейлоновым канатом. Я видел, как он с помощью ручного компаса сориентировался на желтый шар, еще раз бросил взгляд вверх на мостик, бултыхнулся через корму и исчез. Под кормой показались белые пузыри из его дыхательной трубки, а потом их цепочка потянулась к рифу. Гатри начал разматывать канат. Я старался удержать «Балерину» на месте, делая небольшие движения взад и вперед, чтобы держаться от рифа не ближе, чем на сто ярдов.
Постепенно пузыри Джимми приблизились к буйку, и он остановился возле него. Он работал в глубине под буйком, и я представлял, как он привязывает с помощью нейлоновых петель воздушные мехи к неведомому предмету. Нелегкая это работа, течение тянет и засасывает ненадутые баллоны. Но прикрепив петли, он уже смог накачивать мехи сжатым воздухом из своего акваланга.
Если Джим правильно оценил размеры находки, ему понадобится лишь слегка подкачать мехи, чтобы оторвать таинственный предмет ото дна, и как только тот всплывет, мы сможем оттащить его в более безопасное место, прежде чем поднимем на борт.
Я удерживал «Балерину» на месте минут сорок, когда внезапно над поверхностью воды выросли два блестящих надутых зеленых холма. Это всплыли мехи Джимми поднял свою находку.
Немедленно рядом с ними из воды показалась обтянутая капюшоном голова Джимми, и он поднял вверх правую руку. Это был сигнал к буксировке.
– Готов? – крикнул я Гатри.
– Готов! – он закрепил канат, и я начал медленно и осторожно отползать от рифа, чтобы не задеть мехи и случайно не выпустить державший их на плаву воздух.
Отойдя ярдов на пятьсот от рифа, я остановил «Балерину» и спустился с мостика, чтобы подтянуть пловца и его великанские мехи.
– Оставайся на своем месте, – рявкнул мне Матерсон, когда я приблизился к трапу. Я пожал плечами и вернулся к штурвалу. Да провались на месте вся ваша компания, думал я. Однако было трудно побороть щекочущее мне нервы волнение, глядя, как они тянут воздушные мехи вдоль судна. Они помогли Джимми подняться на борт, он сбросил с плеч тяжелый акваланг прямо на палубу и поднял маску.
Его голос, резкий и возбужденный, ясно доносился до меня.
– Да, это куш! – кричал Джимми. – Это…
– Внимательней, – предупредил его Матерсон, и Джимми отрезал от себя канат. Они все, задрав вверх головы, уставились на меня.
– Ребята, можете не обращать на меня никакого внимания, – ухмыльнулся я и помахал весело сигарой. Они отвернулись и сбились в кучу, чтобы посовещаться. Джимми говорил шепотом, а Гатри громко воскликнул «Господи!» и шлепнул Матерсона по спине. Затем они что-то выкрикивали и смеялись, подойдя к перилам кормы, и принялись вытягивать на борт воздушные мехи. Получалось это у них довольно неуклюже, «Балерину» сильно качало, а я, сгорая от любопытства, перегибался через перила.
Моей досаде и разочарованию не было границ, когда я увидел, что Джимми предусмотрительно завернул находку в брезент, которым ранее были обернуты сани. Ее подняли на борт в промокшем, наскоро связанном узле. Штука была тяжела, что было заметно по тому, как они с ней обращались, но размеров небольших, не больше «дипломата». Уложив на палубу, они радостно обступили ее. Матерсон улыбнулся мне:
– О’кей, Флетчер, можешь взглянуть.
Сцена была разыграна превосходно. Он сыграл на моем любопытстве как пианист-виртуоз. Мне ужасно хотелось взглянуть, что за штуковину они вытащили из моря. Я, сжав в зубах сигару, стал спускаться по трапу, чтобы присоединиться к их компании. Я был на полпути к передней палубе, на открытом пространстве, и Матерсон все еще улыбаясь, тихо произнес «Давай». Только тогда я понял, что это ловушка. Мои мысли начали крутиться так быстро, что все происходящее я воспринимал, как при замедленной съемке.
Я увидел, что зловещее черное дуло «сорок пятого» в руке Гатри медленно опускается, нацеливаясь мне прямо в живот. Майк Гатри принял снайперскую стойку, вытянув правую руку вперед, и ухмыляясь, щурил свои кошачьи глаза, глядя вдоль тяжелого черного ствола.
Я также увидел, как красивое юное лицо Джимми Норта исказила гримаса ужаса, как он потянулся, чтобы перехватить руку, державшую оружие, но Матерсон, все также улыбаясь, грубо оттолкнул его, и Джим качнулся вместе с «Балериной». Моя голова работала четко и быстро, но это не было последовательностью мыслей – я видел несколько образов одновременно. Я думал, как аккуратно мне подставили капкан – работа профессионалов. Я думал, также, что был самонадеян, полагая, что можно прийти к соглашению с волчьей стаей – для них было проще убить, чем сторговаться. Я думал, что следующим будет Джимми, коль он стал свидетелем этой сцены. Возможно, это было запланировано с самого начала. Мне стало грустно. Я успел полюбить этого парня. Я думал о тяжелой разрывной пуле, которую пошлет «сорок пятый», как она пробьет цель, разрывая ее с силой в две тысячи фунтов.
Указательный палец Гатри обвил курок, и я бросился в сторону, к перилам, все еще сжимая в зубах сигару, но знал, что было поздно. Дуло пистолета в руке Гатри подпрыгнуло вверх, и я заметил его неяркий блеск в лучах солнца. Оглушающий гром выстрела и тяжелая пуля достигли меня одновременно. Грохот оглушил меня, я откинул голову назад, сигара вылетела у меня изо рта, оставляя за собой хвост искр. Удар пули заставил меня согнуться, изгоняя воздух из моих легких, сбил меня с ног и отбросил назад. Я почувствовал, что ударился поясницей с перила. Я не ощутил боли, только сильный шок, от которого все онемело. Удар пришелся в грудь, в этом я был уверен, как и в том, что пуля прошила меня насквозь. Рана была смертельной, в этом не было сомнений. Я ожидал, что сознание мое вот-вот помутится, что я рухну без чувств, погружаясь в черную бездну.
Но, наткнувшись на перила, я опрокинулся назад и полетел за борт головой вниз, навстречу принявшим меня холодным объятиям моря. Это снова привело меня в чувство и, открыв глаза, я увидел серебристое облако пузырей и мягкий зеленоватый свет солнца, проникающий под воду. Мои легкие были пусты – воздух вышел из них от удара пули, и я, инстинктивно потянулся к поверхности за глотком воздуха. К моему изумлению, сознание не покинуло меня, и я понял, что как только вынырну из воды, Гатри не преминет разнести мне череп. Я перевернулся и нырнул глубже, неуклюже работая ногами, и поплыл под брюхо «Балерины».
С пустыми легкими путь показался мне бесконечным. Гладкое белое днище «Балерины» медленно проплывало надо мной, и я отчаянно двигался вперед, удивляясь, что в моих ногах еще оставалась сила.
Внезапно меня окутала темнота – мягкое темно-красное облако, и я чуть было не запаниковал, полагая, что теряю сознание. Но тут же понял, что это моя собственная кровь. Это ее извивающиеся облака окрасили воду. Крошечные рыбки-зебры метнулись со всех сторон сквозь кровь, жадно глотая ее. Я хотел ускорить движение, но рука не слушалась меня. Омертвев, она болталась вдоль тела, а вокруг клубилась кровь. Правая рука сохранила силу, и я греб ею, чтобы выбраться из-под брюха «Балерины». Я проплыл у нее под килем и поднялся, благодаря судьбу, к ватерлинии.
Подплыв к поверхности, я заметил конец нейлонового каната, что болтался с кормы. Небольшая его часть уходила под воду, и с облегчением я ухватился за него.
Вынырнув под кормой «Балерины», я с трудом втягивал в себя воздух. Легкие онемели, воздух приобрел во рту медный вкус, но я сделал вдох. Мое сознание все еще было ясным: сам под кормой, на палубе – волчья стая, а карабин заперт в машинном отсеке. Я потянулся изо всех сил, стараясь намотать конец каната себе на руку. Затем, поднял колени и уперся ступнями в шершавую планку, идущую вдоль ватерлинии. Я знал, что сил у меня хватит лишь на одну попытку. И она должны быть успешной. Сверху до меня доносились их голоса. Они что-то зло кричали друг на друга, но я не обращал внимания, собираясь с силами.
Я подался вверх, работая ногами и одной здоровой рукой. От напряжения у меня потемнело в глазах, а грудь совсем онемела. Однако мне удалось выбраться из воды, перевалившись через перила кормы, я повис на них, как пустой мешок на колючей проволоке. Я лежал так несколько секунд, пока сознание не прояснилось, чувствуя, как теплая липкая кровь стекает ручьем по моему боку и животу. Но это даже подстегнуло меня – я понял, как мало у меня в запасе времени, прежде, чем я рухну без чувств от потери крови. Отчаянно брыкнув ногами, я кувыркаясь, полетел на палубу, ударился головой о рыбацкий стул и зафыркал от новой боли. Мне удалось лечь на бок и взглянуть на свое тело. То, что я увидел, привело меня в ужас. Из меня потоками текла густая, вязкая кровь, собираясь в лужу. Я впился пальцами в палубу, подтягивая себя к рубке, и подтянулся к поручню входа. Еще одним диким усилием я постарался поднять себя вертикально, повиснув на одной руке и упираясь ногами, которые ослабли и едва слушались.
Быстрым взглядом окинув рубку, я посмотрел на переднюю палубу – туда, где все еще стояли трое, сбившись вместе у якорей. Джимми Норт отчаянно пытался снова надеть свой акваланг. На лице его застыло выражение ужаса и гнева, а голос звучал пронзительно. Он что-то кричал Матерсону.
– Вы грязные, мерзкие убийцы! Я нырну и отыщу его. Я вытащу его тело и, да поможет мне Бог, еще увижу, как вас отправят на виселицу.
Даже в моем плачевном положении я не мог не почувствовать прилив восхищения мужеством этого парня. Сомневаюсь, чтобы он догадывался, что и ему была уготована та же участь.
– Это же убийство, хладнокровное убийство! – крикнул он и повернулся к перилам, поправляя на лице маску. Когда Джимми оказался к ним спиной, Матерсон взглянул на Гатри и кивнул. Я попытался криком предупредить его, но из моего горла донесся лишь хрип. Он поднес дуло своего огромного сорок пятого к основанию его черепа, и резиновый капюшон поглотил звук выстрела. Голова Джимми дернулась, пробитая насквозь тяжелой пулей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Джимми помахал еще раз, и я увидел, как он наклонил рычаг управления вперед. Вдоль направляющих плавников брызнула пена, сани уткнулись носом в воду и нырнули вглубь. Угол натяжения каната резко изменился, так как сани ушли под воду и повернули к рифу. Канат дрожал от натяжения, как стрела, попавшая в цель, и вода летела от него в разные стороны.
Мы медленно шли вдоль рифа, приближаясь к пролому. Я рассматривал риф с расстояния, не отваживаясь на риск, и представлял, как Джимми, далеко в глубине, молча летит вдоль него, едва не касаясь стены высоких коралловых зарослей. Какое это должно быть необыкновенное ощущение! Я даже завидовал ему, и твердо решил попробовать прокатиться на санях, как только представиться подходящий случай.
Мы миновали пролом, и я услышал крик Гатри. Я бросил быстрый взгляд на корму и увидел, как позади нас закачался большой желтый воздушный шар.
– Он что-то нашел, – кричал Гатри.
Чтобы отметить место, Джимми бросил леску с грузом, и лампочка вспышки автоматически наполнила шар углекислым газом. Я уверенно шел вдоль рифа, и через четверть мили угол натяжения каната стал меньше и сани вынырнули из воды.
Я повернул судно от рифа, чтобы уйти на безопасное расстояние, спустился вниз, чтобы помочь Гатри вытянуть сани. Джимми неуверенной походкой прошел по нижней палубе, и когда он снял маску, губы его дрожали, а глаза горели сумасшедшим блеском. Он схватил Матерсона за руку и потащил его в салон, разбрызгивая морскую воду на столь любимой Чабби палубе. Мы с Гатри намотали канат на катушку и подняли сани на нижнюю палубу. Я вернулся на мостик и снова взял курс на Пушечный Пролом.
Матерсон и Джимми поднялись ко мне на мостик прежде, чем мы достигли Пролома, и Матерсон уже был заражен волнением Джимми.
– Парень хочет попробовать поднять находку, – сказал он, и я не стал спрашивать, что это такое.
– А какие размеры у нее? – спросил я вместо того и посмотрел на часы. У нас в запасе было около полутора часов, прежде, чем отлив начнет откатываться через пролом.
– Не очень большие, – успокоил меня Джимми. – Весит фунтов пятьдесят максимум.
– Ты уверен, Джеймс? А не больше? – я не доверял его энтузиазму, который мог приуменьшить необходимые для этой работы усилия.
– Клянусь!
– Ты хочешь привязать к находке воздушный мешок?
– Да, с его помощью можно ее поднять и оттянуть от рифа.
Я осторожно приблизил «Балерину» к желтому шару, который игриво покачивался в разинутых челюстях пролома.
– Ближе никак не смогу, – я крикнул ему вниз, и он одобрительно замахал рукой. Он вразвалочку прошлепал ластами по корме, поправляя снаряжение. Затем взял два воздушных меха, брезент, в который были завернуты сани, и привязал себя нейлоновым канатом. Я видел, как он с помощью ручного компаса сориентировался на желтый шар, еще раз бросил взгляд вверх на мостик, бултыхнулся через корму и исчез. Под кормой показались белые пузыри из его дыхательной трубки, а потом их цепочка потянулась к рифу. Гатри начал разматывать канат. Я старался удержать «Балерину» на месте, делая небольшие движения взад и вперед, чтобы держаться от рифа не ближе, чем на сто ярдов.
Постепенно пузыри Джимми приблизились к буйку, и он остановился возле него. Он работал в глубине под буйком, и я представлял, как он привязывает с помощью нейлоновых петель воздушные мехи к неведомому предмету. Нелегкая это работа, течение тянет и засасывает ненадутые баллоны. Но прикрепив петли, он уже смог накачивать мехи сжатым воздухом из своего акваланга.
Если Джим правильно оценил размеры находки, ему понадобится лишь слегка подкачать мехи, чтобы оторвать таинственный предмет ото дна, и как только тот всплывет, мы сможем оттащить его в более безопасное место, прежде чем поднимем на борт.
Я удерживал «Балерину» на месте минут сорок, когда внезапно над поверхностью воды выросли два блестящих надутых зеленых холма. Это всплыли мехи Джимми поднял свою находку.
Немедленно рядом с ними из воды показалась обтянутая капюшоном голова Джимми, и он поднял вверх правую руку. Это был сигнал к буксировке.
– Готов? – крикнул я Гатри.
– Готов! – он закрепил канат, и я начал медленно и осторожно отползать от рифа, чтобы не задеть мехи и случайно не выпустить державший их на плаву воздух.
Отойдя ярдов на пятьсот от рифа, я остановил «Балерину» и спустился с мостика, чтобы подтянуть пловца и его великанские мехи.
– Оставайся на своем месте, – рявкнул мне Матерсон, когда я приблизился к трапу. Я пожал плечами и вернулся к штурвалу. Да провались на месте вся ваша компания, думал я. Однако было трудно побороть щекочущее мне нервы волнение, глядя, как они тянут воздушные мехи вдоль судна. Они помогли Джимми подняться на борт, он сбросил с плеч тяжелый акваланг прямо на палубу и поднял маску.
Его голос, резкий и возбужденный, ясно доносился до меня.
– Да, это куш! – кричал Джимми. – Это…
– Внимательней, – предупредил его Матерсон, и Джимми отрезал от себя канат. Они все, задрав вверх головы, уставились на меня.
– Ребята, можете не обращать на меня никакого внимания, – ухмыльнулся я и помахал весело сигарой. Они отвернулись и сбились в кучу, чтобы посовещаться. Джимми говорил шепотом, а Гатри громко воскликнул «Господи!» и шлепнул Матерсона по спине. Затем они что-то выкрикивали и смеялись, подойдя к перилам кормы, и принялись вытягивать на борт воздушные мехи. Получалось это у них довольно неуклюже, «Балерину» сильно качало, а я, сгорая от любопытства, перегибался через перила.
Моей досаде и разочарованию не было границ, когда я увидел, что Джимми предусмотрительно завернул находку в брезент, которым ранее были обернуты сани. Ее подняли на борт в промокшем, наскоро связанном узле. Штука была тяжела, что было заметно по тому, как они с ней обращались, но размеров небольших, не больше «дипломата». Уложив на палубу, они радостно обступили ее. Матерсон улыбнулся мне:
– О’кей, Флетчер, можешь взглянуть.
Сцена была разыграна превосходно. Он сыграл на моем любопытстве как пианист-виртуоз. Мне ужасно хотелось взглянуть, что за штуковину они вытащили из моря. Я, сжав в зубах сигару, стал спускаться по трапу, чтобы присоединиться к их компании. Я был на полпути к передней палубе, на открытом пространстве, и Матерсон все еще улыбаясь, тихо произнес «Давай». Только тогда я понял, что это ловушка. Мои мысли начали крутиться так быстро, что все происходящее я воспринимал, как при замедленной съемке.
Я увидел, что зловещее черное дуло «сорок пятого» в руке Гатри медленно опускается, нацеливаясь мне прямо в живот. Майк Гатри принял снайперскую стойку, вытянув правую руку вперед, и ухмыляясь, щурил свои кошачьи глаза, глядя вдоль тяжелого черного ствола.
Я также увидел, как красивое юное лицо Джимми Норта исказила гримаса ужаса, как он потянулся, чтобы перехватить руку, державшую оружие, но Матерсон, все также улыбаясь, грубо оттолкнул его, и Джим качнулся вместе с «Балериной». Моя голова работала четко и быстро, но это не было последовательностью мыслей – я видел несколько образов одновременно. Я думал, как аккуратно мне подставили капкан – работа профессионалов. Я думал, также, что был самонадеян, полагая, что можно прийти к соглашению с волчьей стаей – для них было проще убить, чем сторговаться. Я думал, что следующим будет Джимми, коль он стал свидетелем этой сцены. Возможно, это было запланировано с самого начала. Мне стало грустно. Я успел полюбить этого парня. Я думал о тяжелой разрывной пуле, которую пошлет «сорок пятый», как она пробьет цель, разрывая ее с силой в две тысячи фунтов.
Указательный палец Гатри обвил курок, и я бросился в сторону, к перилам, все еще сжимая в зубах сигару, но знал, что было поздно. Дуло пистолета в руке Гатри подпрыгнуло вверх, и я заметил его неяркий блеск в лучах солнца. Оглушающий гром выстрела и тяжелая пуля достигли меня одновременно. Грохот оглушил меня, я откинул голову назад, сигара вылетела у меня изо рта, оставляя за собой хвост искр. Удар пули заставил меня согнуться, изгоняя воздух из моих легких, сбил меня с ног и отбросил назад. Я почувствовал, что ударился поясницей с перила. Я не ощутил боли, только сильный шок, от которого все онемело. Удар пришелся в грудь, в этом я был уверен, как и в том, что пуля прошила меня насквозь. Рана была смертельной, в этом не было сомнений. Я ожидал, что сознание мое вот-вот помутится, что я рухну без чувств, погружаясь в черную бездну.
Но, наткнувшись на перила, я опрокинулся назад и полетел за борт головой вниз, навстречу принявшим меня холодным объятиям моря. Это снова привело меня в чувство и, открыв глаза, я увидел серебристое облако пузырей и мягкий зеленоватый свет солнца, проникающий под воду. Мои легкие были пусты – воздух вышел из них от удара пули, и я, инстинктивно потянулся к поверхности за глотком воздуха. К моему изумлению, сознание не покинуло меня, и я понял, что как только вынырну из воды, Гатри не преминет разнести мне череп. Я перевернулся и нырнул глубже, неуклюже работая ногами, и поплыл под брюхо «Балерины».
С пустыми легкими путь показался мне бесконечным. Гладкое белое днище «Балерины» медленно проплывало надо мной, и я отчаянно двигался вперед, удивляясь, что в моих ногах еще оставалась сила.
Внезапно меня окутала темнота – мягкое темно-красное облако, и я чуть было не запаниковал, полагая, что теряю сознание. Но тут же понял, что это моя собственная кровь. Это ее извивающиеся облака окрасили воду. Крошечные рыбки-зебры метнулись со всех сторон сквозь кровь, жадно глотая ее. Я хотел ускорить движение, но рука не слушалась меня. Омертвев, она болталась вдоль тела, а вокруг клубилась кровь. Правая рука сохранила силу, и я греб ею, чтобы выбраться из-под брюха «Балерины». Я проплыл у нее под килем и поднялся, благодаря судьбу, к ватерлинии.
Подплыв к поверхности, я заметил конец нейлонового каната, что болтался с кормы. Небольшая его часть уходила под воду, и с облегчением я ухватился за него.
Вынырнув под кормой «Балерины», я с трудом втягивал в себя воздух. Легкие онемели, воздух приобрел во рту медный вкус, но я сделал вдох. Мое сознание все еще было ясным: сам под кормой, на палубе – волчья стая, а карабин заперт в машинном отсеке. Я потянулся изо всех сил, стараясь намотать конец каната себе на руку. Затем, поднял колени и уперся ступнями в шершавую планку, идущую вдоль ватерлинии. Я знал, что сил у меня хватит лишь на одну попытку. И она должны быть успешной. Сверху до меня доносились их голоса. Они что-то зло кричали друг на друга, но я не обращал внимания, собираясь с силами.
Я подался вверх, работая ногами и одной здоровой рукой. От напряжения у меня потемнело в глазах, а грудь совсем онемела. Однако мне удалось выбраться из воды, перевалившись через перила кормы, я повис на них, как пустой мешок на колючей проволоке. Я лежал так несколько секунд, пока сознание не прояснилось, чувствуя, как теплая липкая кровь стекает ручьем по моему боку и животу. Но это даже подстегнуло меня – я понял, как мало у меня в запасе времени, прежде, чем я рухну без чувств от потери крови. Отчаянно брыкнув ногами, я кувыркаясь, полетел на палубу, ударился головой о рыбацкий стул и зафыркал от новой боли. Мне удалось лечь на бок и взглянуть на свое тело. То, что я увидел, привело меня в ужас. Из меня потоками текла густая, вязкая кровь, собираясь в лужу. Я впился пальцами в палубу, подтягивая себя к рубке, и подтянулся к поручню входа. Еще одним диким усилием я постарался поднять себя вертикально, повиснув на одной руке и упираясь ногами, которые ослабли и едва слушались.
Быстрым взглядом окинув рубку, я посмотрел на переднюю палубу – туда, где все еще стояли трое, сбившись вместе у якорей. Джимми Норт отчаянно пытался снова надеть свой акваланг. На лице его застыло выражение ужаса и гнева, а голос звучал пронзительно. Он что-то кричал Матерсону.
– Вы грязные, мерзкие убийцы! Я нырну и отыщу его. Я вытащу его тело и, да поможет мне Бог, еще увижу, как вас отправят на виселицу.
Даже в моем плачевном положении я не мог не почувствовать прилив восхищения мужеством этого парня. Сомневаюсь, чтобы он догадывался, что и ему была уготована та же участь.
– Это же убийство, хладнокровное убийство! – крикнул он и повернулся к перилам, поправляя на лице маску. Когда Джимми оказался к ним спиной, Матерсон взглянул на Гатри и кивнул. Я попытался криком предупредить его, но из моего горла донесся лишь хрип. Он поднес дуло своего огромного сорок пятого к основанию его черепа, и резиновый капюшон поглотил звук выстрела. Голова Джимми дернулась, пробитая насквозь тяжелой пулей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52