Фред Кокер дал стрекача, будто спасаясь от темных сил, что, может было для него и к лучшему. Я схватил его в дверях, ведущих к подъездной аллее. Приподняв его за горло одной рукой, я прижал его к штабелю дешевых сосновых гробов. Он потерял очки и хныкал от страха. Крупные слезы катились из его беспомощных близоруких глаз.
– Ты знаешь, что я тебя убью? – прошептал я, и он застонал. Его ноги болтались в шести дюймах от пола.
Я размахнулся правым кулаком, приняв более устойчивое положение. Этот удар мог снести ему голову, чего я вовсе не хотел, но мне было необходимо выместить на чем-то свою злость. Я ударил кулаком по гробам возле его уха. Доска треснула по всей длине. Фред Кокер истерично завизжал, как девица на поп-концерте, и я отпустил его. Ноги его не держали, и он тяжело осел на цементный пол. Я оставил его лежать там, стонавшим и заикающимся от испуга, а сам вышел на улицу – теперь уже банкротом, каким я был последние десять лет.
Мистер Харри в одно мгновение превратился в Флетчера, бродягу, портовую крысу. Это был классический случай возвращения на круги своя – пока я дошел до «Лорда Нельсона», в голове у меня вертелись мысли, подобные тем, что посещали меня десять лет назад. Я уже просчитывал шансы на успех, в надежде рискнуть еще раз.
В этот ранний час единственными посетителями бара были Чабби и Анджело. Я рассказал им все, они молчали. Что можно было еще сказать? Мы молча выпили по первой, а затем я спросил Чабби:
– И куда ты теперь?
Он пожал плечами.
– У меня есть старый вельбот.
Это была старая лодка, футов двадцать в длину, с открытой палубой, но довольно устойчивая.
– Буду опять ловить крабов.
Крабы на рифах водились преогромнейшие. Можно было неплохо заработать, продавая их замороженные хвосты. Именно этим Чабби и зарабатывал на жизнь до того, как на Сент-Мери появился я и моя «Балерина».
– Тебе понадобятся новые моторы, твои уже никуда не годны.
Мы выпили еще по пинте, а я в уме все просчитывал мои финансы. Черт, пара тысяч долларов не делали большой разницы.
– Я куплю тебе пару новых, по двадцать лошадиных сил каждый, Чабби, – предложил я.
– И не вздумай, Харри, – он насупился и покачал головой. – Я достаточно скопил, работая у тебя. – Он был непреклонен.
– А ты как, Анджело?
– Наверное, продам душу на Равано.
– Ну уж нет, – возмутился Чабби. – Мне нужен экипаж для ловли крабов.
Итак, он были устроены. У меня отлегло от сердца, ведь я чувствовал ответственным за них обоих. Особенно, я был рад тому, что Чабби присмотрит за Анджело. Тот очень тяжело переносил смерть Джудит. Он был тих, весь погружен в себя. От прежнего пылкого Ромео не осталось и следа. Я заставлял его работать до изнеможения, когда мы поднимали останки «Балерины». Казалось, это давало ему время прийти в себя после этой тяжелой утраты. Однако, он снова запил, мешая глотки дешевого бренди с бессчетными пинтами пива. Это самый разрушительный способ употребления спиртного. Из того, что я знаю, страшней лишь, пожалуй, метиловый спирт.
Мы с Чабби пили не торопясь, растягивая каждую кружку, однако за шутками скрывалось понимание того, что мы стоим на распутье, и с завтрашнего дня каждый пойдет своей дорогой. Оттого вечер казался наполненным утонченной горечью утраты.
Этой ночью в порту стоял южноафриканский траулер, пришедший сюда на ремонт. Анджело уже рухнул без чувств, а мы с Чабби затянули песню. Шестеро матросов с траулера выразили свое неодобрение весьма наглым образом. Мы с Чабби не привыкли оставлять такого рода оскорбления безнаказанными. Всей кучей мы вышли во двор, чтобы там продолжить дискуссию.
И дискуссия удалась на славу. Когда Уолли Эндрюс прибыл со своей командой, чтобы арестовать нас, попались все, даже те, кто уже был повержен.
– Моя плоть и кровь, – повторял Чабби, когда мы, шатаясь и держа друг друга за руки, ввалились в камеру. – Он предал меня. Сын моей родной сестры!
Уолли был достаточно участлив и послал одного из своих констеблей собрать хоть малейшие показания в нашу пользу среди посетителей «Лорда Нельсона». За это время мы с Чабби успели найти общий язык с моряками траулера, которых посадили в соседнюю с нами камеру, и мы передавали друг другу бутылку сквозь прутья решетки.
Когда на следующий день утром нас выпустили, Уолли отказался отвечать на вопросы прессы, а я отправился к себе в Черепаший Залив, чтобы начать готовить дом к моему отъезду. Я проверил, чтобы вся утварь была начисто вымыта, бросил несколько шариков нафталина в платяной шкаф. Дверь я запирать не собирался. Квартирных краж со взломом на Сент-Мери не было.
В последний раз я заплыл за самый риф и ждал около получаса, надеясь, что приплывут дельфины. Но они так и не приплыли, и я вернулся на берег, принял душ, переоделся, собрал старую дорожную сумку и пошел к припаркованному во дворе пикапу. Я даже не обернулся, проезжая пальмовую рощу, но в душе пообещал самому себе, что я еще сюда вернусь.
Я поставил машину на стоянке отеля и зажег сигару. Марион, закончив смену, показалась в полдень в дверях отеля и направилась по аллее, виляя соблазнительной попкой в мини-юбке. Я свистнул, и она, заметив меня, проскользнула в машину и уселась рядом.
– Мистер Харри, мне так жаль вашу лодку.
Мы поболтали пару минут, прежде чем я решился спросить ее.
– Мисс Норт, когда она останавливалась в отеле, звонила кому-нибудь или отправляла телеграммы?
– Я не помню, мистер Харри, но я могла бы для вас это проверить.
– Прямо сейчас?
– Конечно.
– И еще, ты не могла бы спросить у Дики, нет ли у него ее снимка?
Дики был фотографом отеля, и было бы неплохо, если бы у него оказалась фотография Шерри Норт.
Марион ушла почти на целый час, но зато вернулась с улыбкой победительницы,
– Она послала телеграмму вечером, накануне отъезда, – Марион протянула мне тонкий листок с текстом. – Можете оставить его себе, – сказала она, когда я прочитал его.
Телеграмма была адресована какому-то Мэнсону, № 97, Керзон-стрит, кв. 5, Лондон. Содержание ее было следующим: «Контракт подписан возвращаюсь Хитроу рейсом ВОАС 316 субботу».
Подписи не было.
– Дики пришлось просмотреть все его папки, но он нашел снимок, – она протянула мне небольшую глянцевую фотографию. Шерри Норт сидела, откинувшись в шезлонге, на террасе отеля. На ней были бикини и солнечные очки, но даже в них ее легко можно было узнать.
– Спасибо, Марион, – я протянул ей пятифунтовую банкноту.
– Спасибо, мистер Харри, – она улыбнулась мне и заткнула ее себе за лифчик. – За такие деньги вы можете просить о чем угодно.
– Мне надо успеть на самолет, киса, – я поцеловал ее курносый носик и шлепнул по попке, когда она вылезала из машины.
Чабби и Анджело приехали в аэропорт. Чабби должен был забрать после меня пикап. Оба они были притихшие и неуклюже пожали мне руки у выхода на посадку. О чем можно было еще говорить? Все было сказано накануне.
Когда самолет оторвался от земли и взял курс на материк, я бросил взгляд вниз и увидел две крошечные фигурки, стоящие у ограды. Я сделал на три часа остановку в Найроби, а затем пересел на самолет ВОАС, летящий в Лондон. Я так и не уснул во время долгого ночного полета. Уже давно я не ступал на родную землю и вот я снова направился туда, движимый одной лишь местью. Мне очень хотелось поговорить с Шерри Норт.
Когда вы разорены, я советую вам приобрести новую машину и дорогой костюм. Надо выглядеть удачливым и процветающим, и люди вам поверят. Я побрился и переоделся в аэропорту, и вместо «хиллман», взял напрокат «крайслер» из депо Херца в Хитроу, бросил сумку в багажник и отправился в ближайший паб «Каридж».
Я заказал двойную порцию яичницы с ветчиной, запив ее пинтой пива, и одновременно изучил дорожную карту. Я давно уже не был в Англии и порядком позабыл дороги. Тщательно ухоженный английский пейзаж казался мне каким-то ручным после слепящего света тропиков. Однако я испытывал радость, ведя машину по пологим холмам к Брайтону.
Я припарковал «Крайслер» рядом с пешеходной аллеей возле Гранд-отеля и нырнул в гудящий улей торговых рядов. Даже в конце сезона здесь было полно туристов.
Павильонная Аркада – такой адрес был указан на табличке, прикрепленной к подводным саням Джимми Норта, и у меня ушел почти час на то, чтобы отыскать ее. Она была спрятана в глубине мощенного булыжником двора, и почти все ее окна и двери были закрыты ставнями и заперты. «Подводный мир Норта», выходил в переулок небольшим трехметровым фасадом. Эта лавка тоже была закрыта, и поверх ее единственного окна до самого низа были опущены жалюзи. Я безуспешно пытался разглядеть что либо внутри из-за края ставен, но в помещении было темно, и я постучался в дверь. Внутри не было слышно ни звука, и я уже был готов уйти, когда заметил кусок картона, который, видимо, когда-то стоял внизу окна, а затем свалился на пол. Я умудрился, скривив шею, прочитать написанное от руки объявление, которое, к моему счастью, упало лицевой стороной вверх. «Обращаться по адресу „Морской вид“, Даунерз-Лейн, Фалмер, Сасекс.» Я направился назад к машине и вынул из бардачка карту.
Пока я пробирался на своем «крайслере» по узким переулкам, пошел дождь. Дворники с унылым упорством очищали ветровое стекло от дождевых капель, а я вглядывался в вечерние сумерки – темнеть начинало рано. Дважды я заезжал не туда, но, наконец, подъехал к воротам в густой живой изгороди. Прибитая к ним табличка гласила: «Морской Вид Норта», и я предположил, что в ясный день, бросив взгляд отсюда к югу, можно было увидеть море.
Я проехал между рядами живой изгороди и оказался во дворе, мощеном булыжником, у старой двухэтажной фермы, стены которой были укреплены дубовыми балками, а крыша из дранки заросла мхом. На первом этаже горел свет.
Я оставил «Крайслер» и пересек двор, направляясь к двери, ведущей на кухню. От ветра и дождя я поднял воротник, затем постучал в дверь. Было слышно, что внутри кто-то есть. Скрипнули запоры, и верхняя половина двери открылась на цепочке. Оттуда на меня посмотрела девушка.
Она не произвела на меня особого впечатления. На ней был надет мешковатый рабочий трикотажный костюм. Это была высокая девушка с плечами пловчихи. Она показалась мне даже некрасивой – но как-то по особенному.
Ее лицо было широким и бледным, нос крупным и немного бесформенным, рот широким, но улыбка казалась приветливой. На ней не было никакой косметики, поэтому ее губы казались бледными, а на носу и щеках была россыпь мелких веснушек. Волосы были аскетично убраны назад и заплетены в толстую короткую косу. Они были черного цвета и свет лампы придавал им особый блеск. Брови тоже были черны – из-под их резко очерченных дуг на меня смотрели черные глаза. Но вот на них упал свет лампы, и я понял, что они темно-синие, как вода в Мозамбике, когда вдруг в полдень ее пронзят солнечные лучи.
Несмотря на ее бледность, от девушки исходило некое ощущение здоровья. Бледная кожа была гладкой и эластичной, но при пристальном взгляде – а именно так я и смотрел на нее, она казалась какой-то прозрачной.
Девушка поправила легкую прядь волос, выбившуюся из косы и будто парящую у ее виска. Это был трогательный жест. Он выдавал ее волнение и слегка противоречил безмятежному выражению ее синих глаз. И вдруг я понял, что она необыкновенно красива. И хотя ей было чуть больше двадцати, было ясно, что это не легкомысленная девчонка, а зрелая женщина. В ней была сила и уравновешенность, уверенность в себе – и это меня заинтриговало.
Обычно женщины, которых я выбирал, были не столь загадочны. Я не охотник растрачивать силы на пустые ухаживания. Такой еще не было в моей жизни, и впервые я почувствовал легкую неуверенность в своих силах. Мы довольно долго смотрели друг на друга, не двигаясь и не проронив ни слова.
– Вы – Харри Флетчер, – вымолвила она наконец. Ее голос был низким и выразительным, он выдавал воспитанного и образованного человека.
От удивления я открыл рот.
– А откуда вам это известно? – требовательно спросил я.
– Заходите, – она сняла цепочку и открыла нижнюю половину двери. Я повиновался. В кухне было тепло и уютно, по ней разносились аппетитные запахи.
– Откуда вы знаете мое имя? – снова спросил я.
– Ваша фотография была в газетах – вместе с Джимми, – объяснила она.
Мы опять замолкли, изучающе глядя друг на друга.
Она оказалась выше, чем мне первоначально показалось – почти до моего плеча. На ней были синие брюки, заправленные в черные кожаные сапоги, и теперь я рассмотрел, что у нее тонкая талия, а бесформенный джемпер скрывал красивую грудь. Только на первый взгляд она показалась мне дурнушкой, но несколько мгновений спустя уже настоящей красавицей. Я засомневался, встречались ли мне раньше женщины, подобные этой. Потребовалось время, чтобы она окончательно сразила меня.
– Я в более невыгодном положении, – произнес я наконец. – Я не знаю, кто вы.
– Я Шерри Норт, – ответила она, и я снова удивленно уставился на нее, стараясь прийти в себя после такого шока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52