– Ну, давай вернемся сюда еще раз, – настаивала она.
Я спустился вниз по лесенке, чтобы принести акваланг и костюм водолаза, проверил дыхательный клапан и герметичность емкостей, подышав несколько раз в резиновую трубку.
Бросив быстрый взгляд вверх, чтобы убедиться, что она за мной не следит, я протянул руку к потайному выключателю и разъединил электрическую цепь. Теперь без меня никто не смог бы завести мотор «Балерины», пока я был под водой Я перебросил через борт лесенку и на нижней палубе облачился в неопреновый костюм с короткими рукавами и капюшоном, надел пояс для погружения, маску, ласты и прицепил нож. Затем я надел акваланг, взял моток легкого нейлонового шнура и пристегнул его конец к поясу.
– А что будет, если ты не вернешься? – впервые спросила Шерри с тревогой в голосе. – То есть, что будет со мной?
– Ты погибнешь от жажды, – ответил я и спустился за борт. Я решил не демонстрировать показушный прыжок через спину – мне не позволяли этого возраст и мое достоинство. Вода была прозрачна, как горный воздух, и когда я шел вниз, я мог разглядеть каждую мелочь на дней в пятидесяти футах подо мной. Это был удивительный коралловый пейзаж, освещенный мягким светом и расцвеченный удивительными красками. Я приблизился к нему – напоминающая скульптуры коралловая поросль была укутана водорослями, и в ней, будто самоцветы переливались и сверкали стайки тропических рыб. В кораллах были глубокие расщелины и высокие пики, плантации извивающихся водорослей и открытые полосы ослепительно белого песка.
Мои ориентиры оказались на удивление точными, если учесть то, что я был почти без сознания от потери крови. Якорь в этот раз оказался почти на брезентовом свертке. Он лежал на одном из открытых песчаных пространств, напоминая какое-то ужасное морское чудовище, зеленое и низкорослое, а концы веревки извивались подобно щупальцам.
Я присел на корточки возле него, и стайки мелких рыбешек, напоминающих своими золотыми и черными полосками зебру, собрались вокруг меня в таких количествах, что мне пришлось выпустить струю пузырей, чтобы отпугнуть их, прежде, чем я смог приступить к делу. Я отстегнул от пояса конец веревки и крепко обмотал им сверток, затем я поднялся, медленно потянув за собой веревку. Я вынырнул в тридцати футах позади «Балерины», подплыл к лесенке, и выбрался на нижнюю палубу, и накрепко привязал конец веревки к подлокотнику рыбацкого кресла.
– Что ты нашел? – с нетерпением в голосе спросила Шерри.
– Пока не знаю, – ответил я. Я устоял перед искушением развернуть сверток еще на дне. Мне казалось, что стоит посмотреть, какое у нее будет выражение лица, когда я разверну его на палубе.
Я снял подводное снаряжение, ополоснул его пресной водой и аккуратно убрал на место. Мне хотелось, чтобы она чуть подольше посгорала от нетерпения.
– Черт побери, Харри, вытаскивай его скорей, – не выдержала, наконец, она.
Я помнил, что сверток был тяжел, как мироздание, но тогда я был лишен каких-либо сил. Теперь, упершись об опору, я начал вытягивать канат. Груз был тяжел, но не в такой степени, и я наматывал влажную веревку привычными движениями старого рыбака. Наконец, на поверхность вынырнул зеленый брезент, весь промокший и истекающий водой. Я наклонился, ухватил его за веревку, которой он был перевязан, и одним движением поднял на борт, где он тяжело стукнулся о палубу – металл о дерево.
– Разворачивай, – нетерпеливо приказала Шерри.
– Сию минуту, мадам, – сказал я и вытащил из футляра на поясе нож. Его лезвие не уступало бритве, и вмиг разрезало веревки.
Шерри с нетерпением подалась вперед, пока я раскручивал складки намокшего брезента, наблюдая при этом исподтишка за выражением ее лица. Жадное, полное предвкушения выражение вспыхнуло триумфом, когда она узнала предмет. Она узнала его первой, раньше меня, и затем так же быстро приняла выражение неуверенности – будто опустили занавес. Это было великолепно разыграно – она была умелой актрисой. Если бы я наблюдал за ней не столь внимательно, я бы легко упустил эту мгновенную смену эмоций.
Я смотрел на ничего не выражающий предмет, из-за которого столько людей было искалечено или убито, и меня рвало на части от удивления, растерянности разочарования – это было вовсе не то, что я ожидал.
Половина его была сильно повреждена, будто стерта наждаком – бронза была рыхлой и изъеденной. Верхняя часть его была цела, но покрыта толстым слоем медной зелени, и только петля для цепи была невредима, и через коррозию проступал орнамент: какой-то герб, или часть его, и буквы в витиеватом старинном стиле. Буквы частично сохранились, но большая их часть превратилась в неровную извилистую линию, блестящую ярким отполированным металлом. Это был корабельный колокол, вылитый из толстой бронзы. Он весил, наверное, около ста фунтов. У него был закругленный верх, и очень широкий нижний край. Из любопытства я перевернул его внутренней стороной. Она оказалась сильно поврежденной и сплошь покрытой прилипшими к ней моллюсками. Меня заинтриговало то, что коррозия повредила лишь внешнюю его поверхность, но внезапно я нашел ответ. Мне и до этого встречались предметы, долго пролежавшие в воде. Колокол был наполовину занесен песком, и лишь один его бок постоянно подвергался безжалостной работе прилива у Пушечного Рифа, так что тонкий коралловый песок сточил около четверти дюйма с его внешней поверхности. Однако, тот бок, что был занесен песком, неплохо сохранился, и я внимательно пригляделся к остаткам надписи – «VVNL». Это было то ли двойное «V», то ли изломанное «W», вслед за которым шло хорошо сохранившееся «N», а через небольшой промежуток – целое «L». Далее буквы снова становились неразличимыми.
Герб, выгравированный на металле с другой стороны колокола представлял собой причудливое изображение двух вздыбленных зверей – видимо, львов, которые держали щит и чью-то в доспехах голову. Мне этот герб показался почему-то знакомым, но я не мог припомнить, где же я его раньше видел.
Я покачался на пятках и взглянул на Шерри Норт. Она не решалась встретить мой взгляд.
– Странно, – размышлял я. – Реактивный самолет, на носу у которого болтается здоровенный медный колокол.
– Я ничего не понимаю, – произнесла она.
– И я не больше тебя, – я встал и пошел в салон, чтобы взять сигару. Усевшись в рыбацкое кресло, я с удовольствием закурил.
– О’кей, давай послушаем твою теорию.
– Я не знаю, Харри, действительно ничего не знаю.
– Давай пофантазируем, – предложил я. – Я начну.
Она отвернулась к перилам.
– Реактивный самолет превратился в тыкву, – рискнул я. – Это подходит?
Она повернулась ко мне:
– Харри, мне нехорошо. Мне кажется, меня вырвет.
– А что должен делать я?
– Давай возвращаться.
– А я собирался нырнуть еще разок, чтобы лучше осмотреть место.
– Нет, – отрезала она. – Пожалуйста, не сейчас. У меня нет настроения. Поехали. Мы можем вернуться, если понадобится.
Я пытался найти на ее лице признаки нездоровья, но она выглядела будто для рекламы здоровой пищи.
– О’кей, – согласился я. Нырять действительно было незачем, но это знал только я. – Давай вернемся домой и все хорошенько обдумаем, – я встал и принялся снова заворачивать колокол.
– Что ты собираешься делать? – с тревогой спросила она.
– Опять сброшу в воду, – сказал я. – Мы же не собираемся тащить его на Сент-Мери, чтобы выставить там на рынке. Ты ведь сама сказала, что мы можем сюда вернуться.
– Да, – тут же согласилась она. – Конечно, ты прав.
Я бросил сверток за борт во второй раз и пошел поднять якоря. На обратном пути я обнаружил, что присутствие Шерри Норт на мостике раздражает меня. Мне надо было многое обдумать в одиночестве. Я отправил ее сварить кофе.
– Покрепче, – предупредил я. – И положи четыре ложки сахара. Тебя это вылечит от морской болезни.
Через пару минут она снова появилась на мостике.
– Газовая плита не зажигается, – пожаловалась она.
– Надо сначала открыть главный кран, – и я объяснил, где найти его. – Но потом не забудь закрыть его, иначе наше судно превратится в бомбу.
Кофе у нее получился паршивый.
Лишь поздно вечером мы стали на якорную стоянку в Грэнд-Харбор, и было уже совсем темно, когда я отвез Шерри в отель. Она не пригласила меня даже в бар и, лишь поцеловав в щеку, сказала:
– Дорогой, мне сегодня хочется побыть одной. Ужасно хочу спать. Позволь мне все хорошенько обдумать, и когда я буду чувствовать себя лучше – мы с тобой что-нибудь придумаем.
– Я заеду за тобой сюда – во сколько?
– Нет, – сказала она. – Лучше я сама встречу тебя на пристани. Пораньше, в восемь. Жди меня там. Нам надо поговорить наедине. Только мы двое, и никого больше, хорошо?
– Я приведу «Балерину» к пристани в восемь.
После такого дня меня мучила жажда, и я остановился у «Лорда Нельсона». Анджело и Джудит веселились в шумной компании своих сверстников в одной из кабинок. Они позвали меня, и, потеснившись, усадили между двух девушек. Я заказал всем по пинте пива, а Анджело, нагнувшись ко мне, произнес доверительно:
– Шкипер, ты сегодня при своем пикапе?
– Да, – ответил я, – чтобы доехать до дома. – Я знал, на что он намекает. Он вел себя так, будто машина у нас в общем пользовании.
– Босс, сегодня на южном мысе большая вечеринка, – внезапно он начал вольничать с «боссом» и «шкипером». – И я подумал: если я подвезу тебя к Черепашьему заливу, ты разрешишь нам воспользоваться грузовичком. Я заеду за тобой рано утром, обещаю.
Я сделал глоток из кружки и увидел, что все они смотрят на меня умоляющим взглядом.
– Это такая большая вечеринка, мистер Харри, – сказала Джудит, – Ну, пожалуйста.
– Ты заедешь за мной ровно в семь, слышишь, Анджело? – и вся компания тут же разразилась смехом облегчения. Они скинулись, чтобы заказать мне еще одну пинту.
Это была тревожная ночь. Я спал неспокойно, часто просыпаясь. Мне опять снилось, что я ныряю за свертком. И снова в нем была фарфоровая русалочка. Но на этот раз у нее было лицо Шерри Норт. Она предложила мне модель боевого истребителя, который превратился в тыкву, как только я до него дотронулся. На тыкве была выгравированы буквы «WNL».
В полночь начался ливень. Вода сплошным потоком катилась с крыши, и пальмы высвечивались вспышками молний на фоне неба.
Дождь все еще лил, когда я вышел на пляж, и тяжелые капли взрывались на моем теле мелкими брызгами, будто крошечные бомбы. Пасмурным утром море казалось черным, а стена дождя тянулась до самого горизонта. Я заплыл в одиночестве далеко за риф, но когда вернулся на пляж, не испытывал привычной бодрости и подъема духа. Я посинел и дрожал от холода, и меня давило неясное, но неотступное чувство тревоги.
Я как раз закончил завтрак, когда среди пальм, разбрызгивая лужи, показался грузовик, весь заляпанный грязью и с все еще зажженными фарами. Во дворе Анджело нажал на клаксон и крикнул:
– Харри, ты готов?
Я выбежал ему навстречу.
От Анджело пахло пивом, он был настроен бесшабашно, и взгляд был еще довольно пьяным.
– Поведу я, – сказал я, и пока мы ехали через остров, он описал мне минуту за минутой всю знатную вечеринку. Из того, что он мне поведал, можно было ожидать, что через девять месяцев Сент-Мери захлестнет эпидемия родов. Я слушал его вполуха, и по мере приближения к городу, у меня росло чувство тревоги.
– Эй, Харри, ребята просили поблагодарить тебя, что ты одолжил нам пикап.
– О’кей, Анджело.
– Я послал Джудит на судно – пусть она там все приберет и приготовит тебе кофе.
– Не стоило ее беспокоить.
– Она сама захотела – вроде, как ее маленькое личное спасибо.
– Она замечательная девушка.
– Просто чудо, Харри, и я ее люблю. – И Анджело затянул песню «Дьявол, а не женщина» на манер Мика Джаггера.
Когда мы пересекли холмы и начали спуск в долину, я словно почувствовал внезапный толчок. Вместо того, чтобы ехать дальше по Фробишер-стрит прямо к гавани, я повернул влево, объезжая форт и больницу, и по обсаженной бананами улице подкатил к «Хилтону». Я припарковал пикап под тентом и направился в холл отеля.
За стойкой в такую рань никого еще не было, но я перегнулся и заглянул в комнату Марион. Она сидела за коммутатором, но когда увидела меня, ее лицо озарилось улыбкой, и она сняла наушники.
– Привет, мистер Харри!
– Привет, Марион, лапочка, – улыбнулся я в ответ. – Мисс Норт у себя?
Она сразу сникла.
– Нет, она уехала час назад.
– Уехала? – я не верил своим ушам.
– Да, она уехала в аэропорт с автобусом отеля. Она хотела успеть на самолет, что улетает в половине восьмого, – Марион взглянула на дешевые японские часы. – Они должны были взлететь десять минут назад.
Я был сражен на месте – к такому исходу я был совершенно не готов. Сначала это просто не укладывалось у меня в голове, но внезапно я все понял, и мне стало не по себе.
– О, боже! – воскликнул я. – Джудит! – и бросился к пикапу. Когда Анджело увидел мое лицо, он тут же сел прямо и прервал песнопения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52