Фактически, кроме Моше меня там знали ещё несколько человек. Но если представить ситуацию…
Итак, на одном из этажей управления останавливаются трое неизвестных, спортивно сложенных мужчин. У одного из них за спиной скованы руки, у двоих в руках автоматы неизвестной конструкции. И вдруг «скованный» начинает орать на ломаном испанском:
— Позовите Моше Толедано, он меня знает! Арестуйте этих двоих сзади меня! Осторожно, у них оружие! Осторожно, они могут меня убить! — и дальше в том же духе.
Через несколько минут двое полицаев, ошалевших от неожиданно направленной против них огневой мощи, сложили оружие. Я был раскован и отправился с Моше в его кабинет.
— Когда это кончится? — обрушился на меня опекун. — У тебя появилась дурацкая привычка таскать в наш мир всякую мразь из своего. Мало того, что ты перестал работать на нас, так ты стал ещё и мешать нам своими действиями.
— Если бы ты знал, как тяжело я на вас работаю! Если бы ты знал, как я рискую! — мне не оставалось ничего другого, как пустить пыль в глаза. — Только что меня арестовали в Германии, Ашкеназе, по-вашему…
— Да, это опасно, — кивнул Моше, — там всё время воюют, и в любом княжестве могут принять тебя за шпиона из другого княжества.
Я решил не разубеждать опекуна.
Примерно через час я с двумя телохранителями, переводчиком Вольфом и пленными полицейскими совершил переход в Дом, в мою квартиру. Глаза у немцев были завязаны, чтобы они не смогли даже заподозрить предназначение всех этих прогулок.
Я получил от полицаев их рабочие номера телефонов, код Ахена и код Германии. Через переводчика надиктовал им короткий текст, предупредил, чтобы ни один из них не ляпнул ничего лишнего (переводчик рядом), позвонил и передал трубку одному из немцев.
Полицейский позвал начальника, доложился, сунул трубку под нос напарнику, тот пробурчал что-то подтверждающее свою принадлежность к миру живых. Далее от моего имени был предложен обмен двух полицейских на моего недавно схваченного друга. Я потребовал, чтобы по этому номеру телефона начал дежурить человек, говорящий по-английски, для непосредственных переговоров со мной.
— Делайте все, как он говорит, — сказал напоследок пленный. — У них тут целая армия.
Я немного обдумал ситуацию после прекращения разговора. Конечно, немцы проследили, что звонок пришёл из России. Скорее всего, проследили и Питер. Но Дом? Черт его знает… Лучше не рисковать и звонить из другого места. Из какого? С Главпочтамта?
Поначалу я решил позвонить по телефону-автомату из Нью-Йорка (сто раз в кино видел, как оттуда звонят в любую точку мира). Выскочить в Нью-Йорк — пара пустяков… Потом до меня дошло, что я даже не знаю, каким образом звонят из автомата в Америке. Монетами, жетонами или какими-нибудь магнитными карточками? Кинофильмы, полезные для общего развития, не оставили в моей памяти конкретной информации. Тут я вспомнил, что в одной достаточно цивилизованной стране у меня есть вроде как консультант. Я об Израиле и о Борисе. Немедленно позвонил ему и стал выяснять, можно ли из Израиля позвонить в Германию по телефону-автомату и как это делается.
Борис ответил, что можно, но… У него на все случаи жизни было «но». Для таких звонков нужны специальные карточки «Телекарт», у Бориса только одна такая, а почты сейчас закрыты. Вот идиот! Забыл, с кем имеет дело. Через пять минут я уже был в Петах-Тикве, а ещё через две минуты — вновь у себя в Доме, но уже с «Телекартом» в руках. Когда я вернулся и принялся высыпать на стол груды «Телекартов», братец только развёл руками. И повёл меня к ближайшему телефону-автомату.
Перед тем как звонить, я надолго задумался. Легко сказать: «Меняю двух ваших полицаев на моего друга». Но как это осуществить? Если учесть, что я не знаю в Ахене ни одного здания, то как обговорить с полицией удобное место, где я не рискую оказаться под прицелом снайперов?
Топчась в нерешительности у телефона, я перебирал всевозможные варианты. Если бы у меня остались открытка Седого, которой мы воспользовались, когда выходили с картинами… Увы. Фотокарточки нет, а местность я не запомнил. Не хотел, видите ли, глубоко вникать в грязный бизнес. Зато сейчас закопался — глубже некуда.
Наконец до меня дошло, что я довольно неплохо помню второй этаж отеля, из которого я убежал при помощи Лестницы. Подходящее место для встречи.
Я позвонил. Сообщил, что двое полицейских чувствуют себя отлично. Самое лучшее место для их обмена — отель, где мы были арестованы. Полиция должна очистить отель от постояльцев и персонала, а потом — позволить Седому одному без сопровождения зайти в здание.
— Окружите отель, — сказал я, — хоть целую армию разместите вокруг. Но чтобы внутри — никого.
Торговля шла изнурительная. «Телекарты» кончались — как спички гасли на ветру. Беседа прерывалась, немцы мне не верили… Чтобы германская полиция не связалась с израильской и нас не арестовали прямо у телефона-автомата, я ухитрился (с помощью Дома и имевшихся у Бориса картинок) сбегать в Хайфу и Беэр-Шеву. В столице Негева мы ухитрились четверть часа искать телефон.
Англоязычный немец на другом конце провода не выдержал. Он спросил, не могу ли я разговаривать без перерывов.
— Не могу, — ответил я. И с детским простодушием добавил: — Я делаю так, чтобы вы меня не смогли обнаружить. А телефонная компьютерная программа даёт сбои.
Договорившись с немцами, я вернулся в Дом. За окном «заказал» панораму, запомнившуюся мне в номере отеля. Там у меня было время наблюдать…
В Ахене шёл дождь. Мигали огнями полицейские машины оцепления, сновали полицаи в дождевиках, выводя под зонтиками постояльцев отеля. Наконец все успокоилось. Я внимательно вглядывался в надвигающиеся сумерки. Не вижу никаких признаков ловушки. Может быть, их люди спрятались в отеле в момент эвакуации?
Подъехал микроавтобус. Из него вывели Седого. Полицейский снял с него наручники, указал в «мою» сторону, что-то сказал. Седой кивнул и пошёл к отелю.
В соседней комнате меня ждали двое пленных полицейских под опекой Рами и Йегуды. Я вручил телохранителям по «Узи», сам ограничился «Смит и Вессоном». Пленникам на головы накинули по мешку (школа частного детектива Семёнова).
Переход прошёл гладко. Седой со скучающим видом топтался около нашей бывшей комнаты. Телохранители с автоматами наизготовку озирались по сторонам, я оттолкнул немцев, схватил за руку Седого, позвал Рами с Йегудой, и всем дружным коллективом мы выскочили в Санкт-Петербург.
— Почему ты не потребовал, чтобы нам вернули картины? — хладнокровно спросил Седой.
Я схватился за голову и открыл рот, чтобы сообщить своё мнение о торговле краденым. Но передумал. В конце концов, если уж мать-природа освободила меня от необходимости добывать хлеб насущный в трудах праведных (и не очень), то надо, хотя бы, научиться понимать других.
15. Старые и новые союзники.
Последовавший за спасательной операцией разговор с Моше был очень тяжёл. Ничего не подозревающие хазары отчитались, что вытащили откуда-то человека со следующими приметами… Мой опекун по седым волосам сразу же разобрался «кто есть кто». И гром грянул. Не меняя фасона усов и бороды, только за счёт манеры говорить, Д'Артаньян уступил место кардиналу Ришелье.
— Я долго терпел, — Моше чеканил слова как монету. — Я принимал на себя все укоры со стороны начальства, я доставал, как из под земли, лучших специалистов. Я надеялся, что эта дурацкая история когда-нибудь кончится, и ты займёшься полезным делом. Мы работаем в лучшей разведке мира (плагиат, это я научил их так говорить!), и наша работа слишком важна, чтобы отвлекаться на случайно подвернувшихся фокусников вроде тебя. Скажи, ты можешь мне гарантировать через… э-э-э… неделю свою бомбу?
Интересно. Бомба уже стала моей.
— Нет, — честно ответил я.
— Тогда считай, что ты у нас больше не работаешь. Жить тебе, как я понимаю, есть где, так что в квартире твоей кого-то поселят. Там есть твои личные вещи?
Я задумался, но вспомнить ничего не смог.
— Итак, — продолжал Моше, — с жильём разобрались… За помощью больше не обращайся, у тебя теперь Кнут есть. И скажи спасибо, что работал с нами. В Балтии или у рязанцев тебя бы живьём не отпустили.
Недалеко от кабинета меня с видом нашкодивших школьников ждали Йегуда и Рами. Они каким-то образом догадались о моих неприятностях и теперь наперебой извинялись за свою болтливость. Говорили, что они нечаянно, что их надо было предупредить, и тогда они ни словом не обмолвились бы про седые волосы.
— Успокойтесь, ребята, не пропаду, — убеждал я своих бывших телохранителей.
Потом меня осенило, и я предложил Рами и Йегуде уволиться с работы и отправиться в мой мир, чтобы работать у меня. К сожалению, оба отказались. При этом оба с грустью вспомнили увиденные фильмы, повздыхали: «Эх, если бы не семьи», — и распрощались. В очередной раз я остался один.
Вру. Где-то в недрах Дома меня поджидал Седой, который даже один стоил целой армии.
— Где тут у вас еда? — таким вопросом встретил меня доблестный рыцарь плаща и кинжала. — Немецкая полиция деньги экономит, кроме стакана воды ничего во рту не было.
— А не били? — спросил я по дороге на кухню.
— Не успели. Даже допросить толком не успели. Ну, главное они получили, картины. Почему ты картины не вытащил?
Вот те раз! Сказка про белого бычка какая-то.
Я покрыл стол горами хлеба и ветчины, налил себе и Седому кофе. Прихлёбывая ароматный горячий напиток и наблюдая за почти раблезианской атмосферой насыщения Седого, я принялся рассказывать.
Седой слушал и ел, почти как кот Васька из Крыловской басни.
— Пострадал из-за меня, значит, — подвёл он итог всей эпопее. — Не волнуйся, если надо, я тебе организую любую армию, наши мужики из Югославии за несколько марок кому угодно глотку перережут. Только не надо им говорить, что ты в интересах Израиля работаешь.
— Почему?
— Сам не понимаю, в чём дело, но в вашем мире какое-то странное отношение к евреям…
— Антисемитизм называется, — сказал я. — У вас этого нет, мне уже доложили.
— Да-да. Все верно. Невозможно работать, какое-то массовое помешательство. Примерно раз в неделю попадаются нам в Боснии убитые арабы или персы, а мужики все говорят, что против них сионисты воюют. Я даже перестал обращать внимание на эту глупость. А то ведь скажут, что агент сионистов.
— Вообще-то, я на Израиль не работаю, — заметил я. — Меня уволили.
— А на кого ты работаешь?
— Наверное, сам на себя. — Мне было наплевать на формальности. Какая-то сволочь подрядилась таскать в наш мир всякую дрянь, используя Дом. Прекратить это стало для меня делом чести, навязчивой идеей.
— Не жалей картины, Седой, — сказал я. — Заплачу тебе хорошо. Считай, что ты у меня теперь работаешь. Если я не исчезну внезапно, как мой отец, то всё будет нормально. Скажи, ты хочешь вернуться к себе в Новгородчину?
Седой задумался, но ненадолго.
— Я сам себя уже спрашивал об этом, — сказал он. — Когда ты рассказывал про наших, как они тебя поймали. И ждал всё время твоего вопроса. Но ты меня тогда не спросил, только сейчас. Понимаешь, разведка — дело очень тонкое. Человек, который отсутствовал четыре года неизвестно где, занимался неизвестно чем, да так, что ничего не проверить, — потерянный человек. Я не могу представить, что со мной там будет. Надиктую подробнейший отчёт о своей деятельности, о вашем мире. Потом ко мне прицепятся: почему я не захватил тебя? Проще всего, думаю, остаться тут у вас. Никаких старых долгов, никаких комплексов. Семьи у меня не было… Мир ваш выглядит довольно просто, я уже в нём ориентируюсь. Жизнь комфортабельней…
Седой почти убедил меня, что я живу в лучшем из миров. Закончить это благородное дело ему помешал зазвонивший телефон. Кто бы это мог быть на ночь глядя?
Звонил Семёнов.
— Вечер добрый, Серёжа, — сказал мой недавний мучитель. — Как дела?
— Более-менее, — услышать от сверхделового Семёнова пару слов «просто так» — настоящий подарок.
— Нашёл ты друга своего, Кирилла?
Я задумался, соврать или нет, потом решил не усложнять.
— Нашёл, рядом тут сидит у меня.
— Отлично! Отлично… Слушай, тут для тебя есть две новости. Хорошая и плохая. С какой начать?
— С плохой, конечно.
— У тебя непредвиденные расходы появились.
Я с облегчением вздохнул. Расходы меня уже давно не расстраивали. Но я, всё-таки, спросил, в чём дело.
— Нашли твоего чурку.
— Ну??? — насторожился я.
— Нашли в Москве, доложили мне. Я подрядил московский ОМОН, чтобы его для меня взяли. Не бесплатно, конечно. И ведь предупредил гадов, что мужик крутой. Не помогло. Три трупа у омоновцев, а чурка ушёл.
Я выругался. Седой посмотрел на меня с удивлением. Вот это плохие новости! А при чём тут дополнительные траты?
— Теперь с меня требуют отступного. По десять тысяч с головы. Семьям, начальству, туда-сюда…
— Слушай, гражданин начальник, а если я с тебя отступного потребую?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Итак, на одном из этажей управления останавливаются трое неизвестных, спортивно сложенных мужчин. У одного из них за спиной скованы руки, у двоих в руках автоматы неизвестной конструкции. И вдруг «скованный» начинает орать на ломаном испанском:
— Позовите Моше Толедано, он меня знает! Арестуйте этих двоих сзади меня! Осторожно, у них оружие! Осторожно, они могут меня убить! — и дальше в том же духе.
Через несколько минут двое полицаев, ошалевших от неожиданно направленной против них огневой мощи, сложили оружие. Я был раскован и отправился с Моше в его кабинет.
— Когда это кончится? — обрушился на меня опекун. — У тебя появилась дурацкая привычка таскать в наш мир всякую мразь из своего. Мало того, что ты перестал работать на нас, так ты стал ещё и мешать нам своими действиями.
— Если бы ты знал, как тяжело я на вас работаю! Если бы ты знал, как я рискую! — мне не оставалось ничего другого, как пустить пыль в глаза. — Только что меня арестовали в Германии, Ашкеназе, по-вашему…
— Да, это опасно, — кивнул Моше, — там всё время воюют, и в любом княжестве могут принять тебя за шпиона из другого княжества.
Я решил не разубеждать опекуна.
Примерно через час я с двумя телохранителями, переводчиком Вольфом и пленными полицейскими совершил переход в Дом, в мою квартиру. Глаза у немцев были завязаны, чтобы они не смогли даже заподозрить предназначение всех этих прогулок.
Я получил от полицаев их рабочие номера телефонов, код Ахена и код Германии. Через переводчика надиктовал им короткий текст, предупредил, чтобы ни один из них не ляпнул ничего лишнего (переводчик рядом), позвонил и передал трубку одному из немцев.
Полицейский позвал начальника, доложился, сунул трубку под нос напарнику, тот пробурчал что-то подтверждающее свою принадлежность к миру живых. Далее от моего имени был предложен обмен двух полицейских на моего недавно схваченного друга. Я потребовал, чтобы по этому номеру телефона начал дежурить человек, говорящий по-английски, для непосредственных переговоров со мной.
— Делайте все, как он говорит, — сказал напоследок пленный. — У них тут целая армия.
Я немного обдумал ситуацию после прекращения разговора. Конечно, немцы проследили, что звонок пришёл из России. Скорее всего, проследили и Питер. Но Дом? Черт его знает… Лучше не рисковать и звонить из другого места. Из какого? С Главпочтамта?
Поначалу я решил позвонить по телефону-автомату из Нью-Йорка (сто раз в кино видел, как оттуда звонят в любую точку мира). Выскочить в Нью-Йорк — пара пустяков… Потом до меня дошло, что я даже не знаю, каким образом звонят из автомата в Америке. Монетами, жетонами или какими-нибудь магнитными карточками? Кинофильмы, полезные для общего развития, не оставили в моей памяти конкретной информации. Тут я вспомнил, что в одной достаточно цивилизованной стране у меня есть вроде как консультант. Я об Израиле и о Борисе. Немедленно позвонил ему и стал выяснять, можно ли из Израиля позвонить в Германию по телефону-автомату и как это делается.
Борис ответил, что можно, но… У него на все случаи жизни было «но». Для таких звонков нужны специальные карточки «Телекарт», у Бориса только одна такая, а почты сейчас закрыты. Вот идиот! Забыл, с кем имеет дело. Через пять минут я уже был в Петах-Тикве, а ещё через две минуты — вновь у себя в Доме, но уже с «Телекартом» в руках. Когда я вернулся и принялся высыпать на стол груды «Телекартов», братец только развёл руками. И повёл меня к ближайшему телефону-автомату.
Перед тем как звонить, я надолго задумался. Легко сказать: «Меняю двух ваших полицаев на моего друга». Но как это осуществить? Если учесть, что я не знаю в Ахене ни одного здания, то как обговорить с полицией удобное место, где я не рискую оказаться под прицелом снайперов?
Топчась в нерешительности у телефона, я перебирал всевозможные варианты. Если бы у меня остались открытка Седого, которой мы воспользовались, когда выходили с картинами… Увы. Фотокарточки нет, а местность я не запомнил. Не хотел, видите ли, глубоко вникать в грязный бизнес. Зато сейчас закопался — глубже некуда.
Наконец до меня дошло, что я довольно неплохо помню второй этаж отеля, из которого я убежал при помощи Лестницы. Подходящее место для встречи.
Я позвонил. Сообщил, что двое полицейских чувствуют себя отлично. Самое лучшее место для их обмена — отель, где мы были арестованы. Полиция должна очистить отель от постояльцев и персонала, а потом — позволить Седому одному без сопровождения зайти в здание.
— Окружите отель, — сказал я, — хоть целую армию разместите вокруг. Но чтобы внутри — никого.
Торговля шла изнурительная. «Телекарты» кончались — как спички гасли на ветру. Беседа прерывалась, немцы мне не верили… Чтобы германская полиция не связалась с израильской и нас не арестовали прямо у телефона-автомата, я ухитрился (с помощью Дома и имевшихся у Бориса картинок) сбегать в Хайфу и Беэр-Шеву. В столице Негева мы ухитрились четверть часа искать телефон.
Англоязычный немец на другом конце провода не выдержал. Он спросил, не могу ли я разговаривать без перерывов.
— Не могу, — ответил я. И с детским простодушием добавил: — Я делаю так, чтобы вы меня не смогли обнаружить. А телефонная компьютерная программа даёт сбои.
Договорившись с немцами, я вернулся в Дом. За окном «заказал» панораму, запомнившуюся мне в номере отеля. Там у меня было время наблюдать…
В Ахене шёл дождь. Мигали огнями полицейские машины оцепления, сновали полицаи в дождевиках, выводя под зонтиками постояльцев отеля. Наконец все успокоилось. Я внимательно вглядывался в надвигающиеся сумерки. Не вижу никаких признаков ловушки. Может быть, их люди спрятались в отеле в момент эвакуации?
Подъехал микроавтобус. Из него вывели Седого. Полицейский снял с него наручники, указал в «мою» сторону, что-то сказал. Седой кивнул и пошёл к отелю.
В соседней комнате меня ждали двое пленных полицейских под опекой Рами и Йегуды. Я вручил телохранителям по «Узи», сам ограничился «Смит и Вессоном». Пленникам на головы накинули по мешку (школа частного детектива Семёнова).
Переход прошёл гладко. Седой со скучающим видом топтался около нашей бывшей комнаты. Телохранители с автоматами наизготовку озирались по сторонам, я оттолкнул немцев, схватил за руку Седого, позвал Рами с Йегудой, и всем дружным коллективом мы выскочили в Санкт-Петербург.
— Почему ты не потребовал, чтобы нам вернули картины? — хладнокровно спросил Седой.
Я схватился за голову и открыл рот, чтобы сообщить своё мнение о торговле краденым. Но передумал. В конце концов, если уж мать-природа освободила меня от необходимости добывать хлеб насущный в трудах праведных (и не очень), то надо, хотя бы, научиться понимать других.
15. Старые и новые союзники.
Последовавший за спасательной операцией разговор с Моше был очень тяжёл. Ничего не подозревающие хазары отчитались, что вытащили откуда-то человека со следующими приметами… Мой опекун по седым волосам сразу же разобрался «кто есть кто». И гром грянул. Не меняя фасона усов и бороды, только за счёт манеры говорить, Д'Артаньян уступил место кардиналу Ришелье.
— Я долго терпел, — Моше чеканил слова как монету. — Я принимал на себя все укоры со стороны начальства, я доставал, как из под земли, лучших специалистов. Я надеялся, что эта дурацкая история когда-нибудь кончится, и ты займёшься полезным делом. Мы работаем в лучшей разведке мира (плагиат, это я научил их так говорить!), и наша работа слишком важна, чтобы отвлекаться на случайно подвернувшихся фокусников вроде тебя. Скажи, ты можешь мне гарантировать через… э-э-э… неделю свою бомбу?
Интересно. Бомба уже стала моей.
— Нет, — честно ответил я.
— Тогда считай, что ты у нас больше не работаешь. Жить тебе, как я понимаю, есть где, так что в квартире твоей кого-то поселят. Там есть твои личные вещи?
Я задумался, но вспомнить ничего не смог.
— Итак, — продолжал Моше, — с жильём разобрались… За помощью больше не обращайся, у тебя теперь Кнут есть. И скажи спасибо, что работал с нами. В Балтии или у рязанцев тебя бы живьём не отпустили.
Недалеко от кабинета меня с видом нашкодивших школьников ждали Йегуда и Рами. Они каким-то образом догадались о моих неприятностях и теперь наперебой извинялись за свою болтливость. Говорили, что они нечаянно, что их надо было предупредить, и тогда они ни словом не обмолвились бы про седые волосы.
— Успокойтесь, ребята, не пропаду, — убеждал я своих бывших телохранителей.
Потом меня осенило, и я предложил Рами и Йегуде уволиться с работы и отправиться в мой мир, чтобы работать у меня. К сожалению, оба отказались. При этом оба с грустью вспомнили увиденные фильмы, повздыхали: «Эх, если бы не семьи», — и распрощались. В очередной раз я остался один.
Вру. Где-то в недрах Дома меня поджидал Седой, который даже один стоил целой армии.
— Где тут у вас еда? — таким вопросом встретил меня доблестный рыцарь плаща и кинжала. — Немецкая полиция деньги экономит, кроме стакана воды ничего во рту не было.
— А не били? — спросил я по дороге на кухню.
— Не успели. Даже допросить толком не успели. Ну, главное они получили, картины. Почему ты картины не вытащил?
Вот те раз! Сказка про белого бычка какая-то.
Я покрыл стол горами хлеба и ветчины, налил себе и Седому кофе. Прихлёбывая ароматный горячий напиток и наблюдая за почти раблезианской атмосферой насыщения Седого, я принялся рассказывать.
Седой слушал и ел, почти как кот Васька из Крыловской басни.
— Пострадал из-за меня, значит, — подвёл он итог всей эпопее. — Не волнуйся, если надо, я тебе организую любую армию, наши мужики из Югославии за несколько марок кому угодно глотку перережут. Только не надо им говорить, что ты в интересах Израиля работаешь.
— Почему?
— Сам не понимаю, в чём дело, но в вашем мире какое-то странное отношение к евреям…
— Антисемитизм называется, — сказал я. — У вас этого нет, мне уже доложили.
— Да-да. Все верно. Невозможно работать, какое-то массовое помешательство. Примерно раз в неделю попадаются нам в Боснии убитые арабы или персы, а мужики все говорят, что против них сионисты воюют. Я даже перестал обращать внимание на эту глупость. А то ведь скажут, что агент сионистов.
— Вообще-то, я на Израиль не работаю, — заметил я. — Меня уволили.
— А на кого ты работаешь?
— Наверное, сам на себя. — Мне было наплевать на формальности. Какая-то сволочь подрядилась таскать в наш мир всякую дрянь, используя Дом. Прекратить это стало для меня делом чести, навязчивой идеей.
— Не жалей картины, Седой, — сказал я. — Заплачу тебе хорошо. Считай, что ты у меня теперь работаешь. Если я не исчезну внезапно, как мой отец, то всё будет нормально. Скажи, ты хочешь вернуться к себе в Новгородчину?
Седой задумался, но ненадолго.
— Я сам себя уже спрашивал об этом, — сказал он. — Когда ты рассказывал про наших, как они тебя поймали. И ждал всё время твоего вопроса. Но ты меня тогда не спросил, только сейчас. Понимаешь, разведка — дело очень тонкое. Человек, который отсутствовал четыре года неизвестно где, занимался неизвестно чем, да так, что ничего не проверить, — потерянный человек. Я не могу представить, что со мной там будет. Надиктую подробнейший отчёт о своей деятельности, о вашем мире. Потом ко мне прицепятся: почему я не захватил тебя? Проще всего, думаю, остаться тут у вас. Никаких старых долгов, никаких комплексов. Семьи у меня не было… Мир ваш выглядит довольно просто, я уже в нём ориентируюсь. Жизнь комфортабельней…
Седой почти убедил меня, что я живу в лучшем из миров. Закончить это благородное дело ему помешал зазвонивший телефон. Кто бы это мог быть на ночь глядя?
Звонил Семёнов.
— Вечер добрый, Серёжа, — сказал мой недавний мучитель. — Как дела?
— Более-менее, — услышать от сверхделового Семёнова пару слов «просто так» — настоящий подарок.
— Нашёл ты друга своего, Кирилла?
Я задумался, соврать или нет, потом решил не усложнять.
— Нашёл, рядом тут сидит у меня.
— Отлично! Отлично… Слушай, тут для тебя есть две новости. Хорошая и плохая. С какой начать?
— С плохой, конечно.
— У тебя непредвиденные расходы появились.
Я с облегчением вздохнул. Расходы меня уже давно не расстраивали. Но я, всё-таки, спросил, в чём дело.
— Нашли твоего чурку.
— Ну??? — насторожился я.
— Нашли в Москве, доложили мне. Я подрядил московский ОМОН, чтобы его для меня взяли. Не бесплатно, конечно. И ведь предупредил гадов, что мужик крутой. Не помогло. Три трупа у омоновцев, а чурка ушёл.
Я выругался. Седой посмотрел на меня с удивлением. Вот это плохие новости! А при чём тут дополнительные траты?
— Теперь с меня требуют отступного. По десять тысяч с головы. Семьям, начальству, туда-сюда…
— Слушай, гражданин начальник, а если я с тебя отступного потребую?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43