Тут араб отклонился от темы, стал объяснять, что это бомба не против Израиля, он же сам оттуда, у него там родственники… Я поиграл ножом и посоветовал вернуться к Большому.
Для того, чтобы получить бомбу, надо было найти девушку или парней, чьи фотографии показал Большой. Халед и Фарук с другими партнёрами организовали сеть агентств по найму манекенщиков и манекенщиц. Халед контролировал Россию, Украину, Польшу, Чехословакию, Болгарию. Фарук пытался что-то сделать во Франции и Бельгии, но там такие убытки… В бывшем Союзе легче работать, все дешевле. Но тоже убыток. Шесть месяцев это длится, чуть-чуть удаётся подработать поставкой девиц из Союза на Запад, но все равно — прибыли нет. А нужных не найти. Пять раз уже появлялись похожие на фотографию, Большой забирал их с собой, но возвращался очень злой: клиент находил что-то «не то» и возвращал товар. Все.
— Почему ливанец в Питере, а не во Франции?
— Да нечего там делать, во Франции! Только деньги тратить. А в Москве он оружие закупает, взрывчатку, продаёт кое-что.
— Что?
— Ну… Наркотики. Деньги очень нужны. Плохо стало с деньгами. Большой шиитов не очень любит, я так думаю. Работает вместе, но не любит. Или просто у него денег нет.
— Сейчас я буду говорить с остальными. Если узнаю, что ты забыл о чем-нибудь, — пожалеешь. Ну? Где Большой собирается менять бомбу на людей?
— Клянусь! Не знаю.
— Где первая бомба, которую Большой уже выменял? Почему ты о ней не сказал?
Порозовевшее было лицо Халеда вновь посерело.
— Не знал! Не знал! Клянусь!
Это было похоже на правду. Не мог же Бахтияр настолько доверять такому ублюдку. А теперь — вопрос на сообразительность. Как бы его получше сформулировать? Хотя, араб достаточно напуган. Спрошу грубо, в лоб.
— Где находится «чистая страна»?
— Что?
— "Чистая страна". Может быть, — «страна чистых». Что это такое.
Халед пожевал нижнюю губу.
— Наверное — Пакистан, — сказал он.
— Посадите его в отдельную камеру, — попросил я Моше, — и не обижайте. Пока.
Тут я обратил внимание, что Моше как-то странно себя ведёт. Смотрит не на меня, а в сторону, говорит так, словно не он — мой опекун, а я — его главный начальник… Одним словом — нет обычного мушкетёрского задора.
— Сейчас пойду перекушу, — сказал я, — потом поговорю с остальными.
— Не спеши, — Моше вообще повернулся ко мне спиной, изучая в окне что-то очень интересное. — У тебя не будет никакого разговора после еды.
— Почему это?
— Маленький человек умер. В него попало шесть пуль со снотворным. Он не проснулся.
— А вы его будили?
— Ещё как! Слабый оказался.
— Та-ак. А жирный, волосатый? Фарук Джаббар? С ним что?
— Заболел.
— Тяжело?
— Очень. Сегодня и завтра говорить не сможет, а потом, если не умрёт, тоже вряд ли. Так врачи сказали. Может быть, через неделю.
— Чем это он так тяжело заболел? — Мне стала ясна причина странного поведения Моше, но причина болезни? Аллергия на снотворное? Мне кажется, из-за обычной болезни Моше бы так не смущался.
— Хочу видеть больного, — сказал я.
— Нельзя.
— Почему?
— Ты только не сердись. Эта его болезнь… Его очень сильно побил охранник.
Вот так фокусы!
— Как это получилось?
— Чиновник спросил его имя, а он кинулся на чиновника и стал его душить. Душит и кричит: «Аллах велик! Смерть евреям!» В кабинете был охранник-хиджазец. У них же все деды и прадеды занимались тем, что скакали по пустыне и били арабов. Для него услышать от араба: «Смерть евреям», — это… это… Ну, попробуй понять… Охранник же не знал, что твой герой может рассказать важное…
— Чем он его бил? — мне надоели идиотские оправдания.
— Чем мог. Руками, ногами… Может быть, — стулом. Ты же знаешь хиджазцев?
Теперь я знал. Совсем недурственно было бы выпустить какой-нибудь батальон хиджазцев в Хевроне нашего варианта. Кому-то жутко повезло, что не хиджазцы, а хазары охраняли мою персону в Хевроне.
Говорить больше было не с кем. Я попросил разрешения пройти в камеру с Халедом и потребовал у араба составить список всех своих контактов в Израиле, Ливане, Боснии и России.
Выйдя из Хевронского отделения я задумался. Захотелось куда-то закопаться и никого не видеть. Только ли плохое настроение от неудачной операции тому виной? Я крайне нуждался в одиночестве, чтобы придумать что-нибудь стоящее. Другая странность — одиночество моего коттеджика почему-то уже не устраивало. Я побывал в Доме, активно проэксплуатировал его и… пропал. Как излечившийся наркоман, не выдержавший искушения и вернувшийся к наркотику, не может без него, так и я больше не мог жить без Дома. Только в его стенах я чувствовал себя по-настоящему комфортно. Только там, если мне не изменяет память, меня посещали иногда умные мысли.
Я «заказал» за окном вид на Нью-Йорк, не понадобилось даже никаких открыток: знаменитый Эмпайр Стейтс Билдинг сидел в памяти лучше, чем Медный Всадник. Почему именно Нью-Йорк? Да просто рок-музыку хорошую захотелось услышать. Нормальные люди для этой цели используют магнитофоны, проигрыватели, а мне вот приспичило под радио побалдеть. Довольно любопытное применение Дома.
Подходящая музыкальная станция в конце концов нашлась, и теперь я размышлял под очень приличный рок. Только бы это помогло до чего-нибудь додуматься!
У меня было достаточно поводов для недовольства. Например, можно рвать и метать из-за неудачной операции с агентством «Фантазия». Какой след упущен! Какой шанс выскочить прямиком на Бахтияра и загадочную супер-бомбу! Досадно. Но ладно. Дело в другом. Главная причина недовольства — явное отупение. Моё. Как я использовал Дом в последнее время? Сходить куда-то — раз. Денег соорудить миллион-другой — два. И по части выпивки — три. Нет, вы только подумайте! ТАКОЙ Дом для ТАКИХ целей! Даже не смешно — стыдно.
Одна песня сменила другую, диктор понёс какую-то чепуху из рок-новостей. А я маленько остыл. Конечно же, я был частично неправ. Ведь если задуматься, чем занимаются несколько сотен (или тысяч) избранных обитателей Дома? Ходят, куда хотят, получают «на халяву» все, что им надо. Короче — живут в своё удовольствие. Если здесь уместно подобрать какие-то сравнения, то это: стрелять из пушки по воробьям, забивать гвозди микроскопом… Все — занятия исключительно плодотворные по части неэффективности. Грех, грех, грех — миллион раз грех так использовать Божий дар. А как надо?
Я вспомнил, что начинал своё знакомство с Домом совсем неплохо. Даже потряс отца, который, надо думать, прожил немало, а повидал ещё больше. Мой первый сюрприз — изменение собственного тела (рост, мускулатура). Второй — вызов Ветра, фантастического пса, который спас мне жизнь и помог в некоторых мелких делах. А в-третьих — я, каким-то образом, нарушил законы Дома: ходил в иные варианты истории, хоть это мне и не положено, и даже — выбрался из фантастического мира скелетов. То есть — работал не как третьэтажник, а на уровне семиэтажника или даже — обитателя мансард.
Юмор… Я вспомнил о Юморе и поёжился. Ведь я даже его ухитрился привлечь к делу! Тоже записать на свой счёт? Все. Стоп. Хватит. Нечего хвалиться, наоборот, надо осознать, что хвалиться нечем. Я должен тщательно обдумать, какие «новинки» я могу получить от Дома, чтобы успешно выступать в своей борьбе с исламским монстром.
Очередная песня оказалась такой забойной, что я чуть ли не начал под неё танцевать. Итак: какие есть предложения? Повторение трюка номер один с изменением внешности. Беру фото парня, который нужен Бахтияру и его команде. Смотрю на фотографию. Потом в зеркало. Представляю, что вижу себя, похожего на фото. Растягиваю время, как в прошлый раз… Стоп. Не хочу. Толку, что под чужой маской я попаду в странный мир, не так уж много. В одиночку не навоюешь, а как бегать за помощью в параллельный Израиль? Каждый раз доказывая, что я — это я? К тому же — противно. Надеть чудое лицо, чужое тело — в миллион раз противней, чем самую грязную чужую одежду.
Зазвонил телефон. Я подпрыгнул от неожиданности и выключил музыку. Первый звонок после такого отсутствия! И куда? В Нью-Йорк. Ну… Дому-то наплевать куда. А кто звонит? Братишка Борис, больше некому. А если Седой объявился?
Голос в телефонной трубке оказался женским. Незнакомка меня узнала, поздоровалась. Я её — нет.
— Это Света, — представилась моя рижская знакомая. — Несколько минут тому назад позвонил Кирилл. Я ему передала твою просьбу. Он сказал, что вырвется через день-два, просил передать, чтобы ты был готов к встрече.
— А где он находится? — мне не терпелось увидеть Седого немедленно. День-два казались немыслимо долгим сроком. (Это после четырех лет разлуки!)
— Не знаю. Слышимость был отличная, значит — из-за границы звонил.
Интересная логика… Знала бы Светик, с какой далёкой «заграницей» разговаривает сейчас! Возбуждение от рок-музыки смешалось с возбуждением от скорой встречи с Седым. Мне стало тесно в каменной клетке. Да и девочка на том конце линии заслуживала внимания.
— Света, как насчёт ещё одной экскурсии по Старой Риге?
— Когда?
— Конечно, сегодня.
— Сейчас три часа дня. У тебя есть личный самолёт?
— Лучше. Отодвинь подальше от уха телефонную трубку. Начинаю вылезать.
Похоже, Света хихикнула. Очень приятно. Раньше мне не удавалось её рассмешить. Но надо же придумать какое-то объяснение моему скоростному передвижению.
— Я сейчас нахожусь в машине недалеко от Риги. С санкт-петербургского телефона, что ты звонила, произошло автоматическое переключение на мой радиотелефон в машине. Не самолёт, конечно, но тоже помогает. Минут через сорок буду у тебя. Пока.
Включив радио погромче, я отправился в душ.
По неизвестной причине вечер получился крайне неудачный. Вначале всё шло хорошо, потом ещё лучше… Света раскрепостилась, смеялась моим шуткам… Увы. Уже незадолго до ухода из кафе её настроение резко ухудшилось. Вроде бы я не ляпнул ничего из своих традиционных глупостей, но девушка внезапно помрачнела, стала отвечать на мои вопросы односложно и даже невпопад. А я-то дурак, собирался сегодня её или в Риге навестить, или пригласить к себе, в Дом. Такую, пожалуй, и пригласишь, и навестишь.
Пару раз чуть было не нарвавшись на грубость, я, с грехом пополам, отвёз Свету домой на такси. Попрощался и оставшись один на улице, принялся оглядываться в поисках подходящего незапертого подъезда, необходимого мне для возвращения.
Боковым зрением я успел заметить, что из-за кустов у ближайшей скамейки появилась какая-то тень. Я попытался одновременно сделать три дела: повернуться лицом к «тени», вытащить пистолет и отпрыгнуть в сторону. Конечно, дилетанту не справиться с несколькими профессионалами. Хоть я и сделал всё, что хотел, но толку от этого не было никакого. «Тень» действовала не в одиночестве. Двое набросились на меня сзади (откуда? там же никого не было?), один захватил и больно вывернул руку с пистолетом, другой ударил по ногам. Через какую-то долю секунды я уже стоял коленями на мокром асфальте с руками выкрученными за спину. Нападавшие так и остались для меня «тенями»: уже через мгновенье после приземления мне нахлобучили на голову матерчатый мешок. Ни черты лица, ни одежду не удалось разглядеть. В довершение, почти одновременно с одеванием мешка на голову и наручников на руки я получил сильный удар в солнечное сплетение. Рядом тихо-тихо заурчал автомобильный мотор. Меня немного протащили ногами по земле и затолкали в машину.
Самое странное: несмотря на боль и внезапность нападения, я не испугался. Если не убили сразу — значит, нужен живым. А если я недавно ухитрился убежать, будучи прикован к стене за руки и за ноги, то убегу от кого угодно и из чего угодно.
Время было позднее. Машина ехала очень долго. Поначалу я ломал голову, кто организовал похищение. Потом задумался, нет ли какой-то связи между испортившимся настроением Светы и моим пленением. Может быть, она кому-то меня продала, а потом стала терзаться угрызениями совести? Езда все не прекращалась, похитители молчали. Я мечтал уснуть, но так далеко крепость моей психики не простиралась.
13. Умение пускать пыль в глаза.
— Здравствуй, дорогой, — сказал частный детектив Семёнов, когда мне сняли с головы мешок.
— Здравия желаю, гражданин начальник, — вежливо ответил я. — Мне бы руки освободили, я бы вам ещё спасибо сказал. Да и пожалел бы потом.
— Мне твоя жалость на… не нужна. Ты себя пожалей.
Я немедленно пожалел себя, но ещё сильнее — снятый с моей головы мешок. Пока от моего взгляда прятались, я имел все шансы выбраться из этой заварухи живым. Но если мои похитители не боятся раскрыть себя… Плохой признак. Они уверены, что я их никому не выдам. А кто лучше всех хранит тайны? Правильно, покойник. Как бы мне вовремя успеть применить моё искусство побега?
— У вас есть какие-то претензии ко мне? — спросил я. — По-моему, мы не ссорились. Вы сделали свою работу, я вам заплатил. Много заплатил. В чём дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43