Ай да папаша! Когда это он их «обкатывает» и где? А может, у него тихое помешательство? «Болезненное фантазирование» или что-то вроде.
— Ну-ка, ребятишки! — отец обратился ко мне с матерью, — давайте-ка, выйдем из комнаты.
Не знаю, что думала мать, но я вышел в коридор недоумевая. Отец тоже вышел, закрыл дверь в комнату и секунд через десять распахнул её театральным жестом.
— Прошу!
Я вошёл. Отец за мной.
— … — он сказал что-то совершенно непонятное, но больше всего напоминающее иностранное ругательство.
Я оглянулся. На отце, можно сказать, не было лица. Словно по комнате бегал живой поросёнок и даже не в одиночестве. Но ничего ведь не произошло! Комната как комната.
— Ты что, пап?
— Т-ты ничего не делал? — отец задал вопрос с оттенком недоумения, словно не верил сам себе.
— Ничего. А что я должен был делать? Ты сказал — я вышел, потом зашёл. Дел-то — в комнату входить.
— Да-а-а, — отец потёр щетину на подбородке, — в добрую старую привычную комнату. Возможно и такое. Тогда — силён, бродяга, отца родного пересилил, детка. Не зря я тебя в невинности держал.
Только я начал обижаться за «невинность» (откуда ему что-то про мою личную жизнь известно?), как отец продолжил свои аргументы.
— Стань так вот, — скомандовал он мне, — смотри на входную дверь, так… минуточку…
Он отошёл, послышался звук открывающейся двери.
— Пожалуйста! Можешь оглянуться.
Я оглянулся. Да, на этот раз папаня меня удивил. Он открыл дверь, о существовании которой я никогда и не подозревал. Фактически, это был кусок стены…. нет, всё-таки потайная дверь, замаскированная обоями.
— Что стоишь? Проходи.
Я оглянулся. Мать безмятежно сидела на диване и читала журнал. Словно мне старый, давно надоевший фокус показывают.
Потайная дверь, скрывала не маленький закуток и не жалкую кладовку. Я вошёл в огромную светлую комнату, словно скопированную из фильма о роскошной жизни миллионеров. Какие-то невысокие мягкие диванчики замысловатых форм, эфемерные столики, картины (в основном абстрактные) на стенах. Одна из картин меня поразила. Половина человеческого лица на ней была умело смонтирована с половиной собачьей морды. При этом переход был настолько плавен…
— Не туда смотришь, — вмешался отец. — Иди сюда.
Я подошёл к окну. За стеклом вместо щербатой серой стены соседнего дома открывался вид метров эдак с пятидесяти. Пейзаж включал в себя некоторое количество очень высоких домов, можно даже сказать — небоскрёбов, а также здания поменьше. В любом случае — не родная ленинградская архитектура.
Избежать удивления мне помогла случайная догадка.
— Увеличенный слайд с подсветкой? — спросил я.
— Даже с движущимися людьми и машинами, если окно откроешь, — сказал отец.
— Насколько я знаю, никакая подсветка в этом не поможет.
— Что это за город?
— Город… город, — замешательство отца было искренним. — На какой-то город я и не ориентировался. Представил себе общую картину… позаграничней, и чтобы время было дневное. Можно телевизор включить, по программе как-нибудь догадаемся.
Взгляд, словно сам по себе, скользнул в угол комнаты. Там стоял чудо-телевизор с преогромнейшим экраном. Зрение у меня приличное, и даже с большого расстояния я сумел прочитать столь нелюбимую отцом марку японского ширпотреба.
2. Отец всех домов и мать всех лестниц.
Я всегда считал себя атеистом. И учеником в советской школе был послушным, почти примерным, хорошо усвоил, что может быть, а чего быть не должно. Потому-то все рассказанное отцом я воспринял как шутку. Шутливую сказку если точнее. Нет, всё-таки вру. Сказки сказками, но небоскрёбы за окном, фирменная электроника и роскошный зал в недрах родной коммуналки существовали на самом деле. Это была не шутка и не сказка, а невероятная история типа легенд о Лох-Несском чудовище. С той только разницей, что из категории скептиков-слушателей я резко перескочил в оч-чень малочисленную и оч-чень привилегированную категорию случайных очевидцев чуда. Мне все ещё не удавалось воспринимать себя непосредственным участником событий.
История, рассказанная отцом, имела древние корни, теряющиеся в глубине веков. Героем этой истории был Дом. Я жил не в обыкновенном здании, построенном на каком-то конкретном месте раз и… на сто-двести лет. Дом был стар и испытывал охоту к перемене мест. Когда и где он возник — неизвестно. Отец (без особой уверенности) помнил такие этапы его размещения: Вавилон, Иерусалим, Рим, Константинополь, Мадрид, Лондон. Как правило, Дом находился в самом передовом для своего времени городе (европейской цивилизации). Лондон был покинут в середине прошлого века, а основными кандидатами выдвигались многообещающие Берлин, Петербург, Нью-Йорк. Петербург победил, загадочные жильцы явно опростоволосились с Октябрьской революцией. Как происходил перенос Дома, было для отца загадкой. Ну, а с местными властями проблем не возникало ни в Вавилоне, ни в Константинополе, ни у нас. Штука, кстати, даже более для меня загадочная, чем способность к перебазированию.
Кто и как становился жильцами Дома, отец мне не сказал, намекнув лишь, что фамилия Кононов такая же условность, как и место временного расположения Дома. То есть, мои корни уходили намного глубже, чем я могу подумать. Об этом говорит как ссылка на древнее имя Конан, так и на слово «коэн», что уже четыре тысячи лет назад на иврите означало «жрец». Мне обе аналогии показались притянутыми за уши, а еврейское происхождение в глазах простого обитателя Совдепии чуть ли не граничило с преступлением. Но для того, чтобы возражать отцу надо было знать о Доме намного больше, чем знал я. Пришлось сделать вид, что все услышанное принимается на веру.
Как оказалось, пользоваться благами Дома могли только его коренные жильцы (мать моя таковой не была) и то — разными благами, в зависимости от этажа. Блага были серьёзными. Действительно, и коронованные особы, и сверхбогачи рядом с жильцами Дома выглядели не такими уж могущественными.
Во-первых, Дом позволял жильцам попасть в любое место в мире, где находились хоть какие-то здания. Достаточно было, спускаясь по лестнице, чётко представить картину, ожидающую тебя на выходе из подъезда. Открытки и фотографии в этом здорово помогали. Они изображали улицы и площади городов, где жилец Дома никогда не был, но куда хотел попасть. Легко выполнялось и обратное. Зайдя в любое здание в мире, обитатель Дома мог подниматься по лестнице и представлять, что следующий пролёт — это уже его лестница, широкая, чистая, с решёткой, украшенной маленькими литыми собачьими головками. Если не после первого, так после второго поворота путешественник возвращался домой.
Отец сообщил, что возвращение — процедура самая трудная для начинающих, давит отдалённость от родных мест. Ему, в своё время, даже рекомендовали нечто вроде простейшей молитвы для концентрации внимания: « Отец всех, домов, Мать всех лестниц, помогите мне!» Легче всего удавалось менять местонахождение комнаты без выхода из Дома. Достаточно было представить картинку за окном. Все это отец называл транспортной функцией Дома. Ею владели все жильцы, но для обитателей второго этажа она была единственно доступной.
Во-вторых, (и в последних, для жильцов третьего этажа), у Дома была производственная функция. Это означало, что любая дверь нашей квартиры таила за собой бесконечное разнообразие помещений и вещей, в них находящихся. Все зависело только от фантазии.
— Помнишь случай с приёмником в детстве? — отец был возбуждён и резко жестикулировал. — Ты его представил, и он появился. До этого я очень боялся, ведь твоя мать не из Дома, ты мог обладать очень слабым даром власти над ним. А не дай Бог сделать несколько неудачных попыток! От неверия в свои силы уже не избавиться. Ну, тебе бояться нечего. Я хотел похвастаться, представить на месте нашей комнаты что-то роскошное. Так ведь не удалось! Твоё привычное представление о комнате пересилило. Значит, твоя власть над Домом даже больше моей! Но помни, не вздумай только объяснять свойства Дома с помощью науки. Владей, не задумываясь! Задумаешься — потеряешь власть. Знаешь ведь про сороконожку, которая разучилась ходить когда задумалась, в каком порядке переставлять все свои сорок ног?
Я знал. К счастью, природная доверчивость, позволявшая мне легко усваивать все дарованные официальной властью благоглупости: что Бога нет, что наше общество самое передовое и т.д. и т.п., — так же легко толкала меня в объятия историй куда более сомнительных. Тот же Бермудский треугольник, Атлантида, НЛО… Только научного анализа мне не хватает, как же! Буду я резать курицу, несущую золотые яйца…
Не покидая своего обжитого уютного мирка, я попадал в Страну Чудес. Конечно, это было несправедливо, что я, такой средний, ничем не выделяющийся, могу овладеть чем угодно без малейшей затраты сил, а другие обязаны трудиться в поте лица. Но разве жизнь не полна подобными несправедливостями? Разве справедливо, что один рождается в семье миллиардера, а другой — в семье безработного? Да и у нас… Тут я понял, что продавцы из пивных ларьков и слесаря автотехобслуживания перестали мне казаться такими уж круто обеспеченными людьми. Теперь, с высоты третьего этажа Дама, они были практически не видны. Да и подпольные миллионеры со своими пачками сторублевок, закатанными в банки и закопанными в землю, тоже. Но ещё не осмыслив до конца все свалившиеся на меня возможности, я проявил любознательность. Если я, обитатель третьего этажа, настолько всесилен, то что могут живущие на четвёртом — седьмом? Да там ещё какие-то мансарды есть…
Мой мудрый всезнающий отец (а каким лопухом он мне казался всю жизнь!) неожиданно спасовал.
— Кое-что я знаю, — бормотал он, — но не окончательно. Слишком уж невероятным это кажется. Я никогда не интересовался… Вот недавно пришлось. Возможно, понадобится твоя помощь… Очень неприятные вещи получаются.
Ответ меня не удовлетворил. Что уж невероятнее недавно мною узнанного? И тон у отца какой-то нехороший. Вообще, какие неприятности могут быть у жильцов Дома?
Но отец не дал мне загрустить. Мы приступили к тренировкам. Сначала я поэкспериментировал с комнатами. Из своей комнаты через дверь в стене, всегда казавшуюся мне наглухо заделанной, я посетил, для начала, палаты типа Эрмитажных. Лепка, позолота, рыцарские латы в углах… Ума не приложу, почему мне рыцари вспомнились. Пройдя сквозь все это великолепие (главное правило — всегда иметь в созданном помещении несколько дверей), я решил удивить отца резким контрастом. За дверью нас ждала моя родная армейская спальня. Кровати в два яруса, тумбочки, ровнейшие одеяла. Особенно удался запах влажных портянок! Отец нахмурился. Решив, наверное, что двух раз мне вполне хватит, следующую дверь он открыл сам. Честно говоря, за ней я обалдел. Не знаю, может быть это армейская тематика подтолкнула отца, но мы вошли в отлично оборудованный тир. На столике рядом с входной дверью грудой лежало разнообразное оружие. Отойдя от столика, отец протянул мне АКМС.
— Ну-ка покажи, как ты умеешь стрелять.
Даже пообещав себе ни над чем не задумываться, я мысленно отдал дань сомнению. Не галюки ли у меня? Как пятидесятиметровый коридор смог уместиться в Доме, не нарушив планировку бесчисленных чужих покоев?
Стрелял я, на этот раз, отвратительно. Мою мишень было просто неприлично показывать рядом с мишенью отца, стрелявшего после меня из какой-то английской штуковины. Вся «десятка» у него была измочалена в клочья.
— Плохо же ты служил, — глубокомысленно изрёк папаня.
Я хотел было возразить, причём грубо, но вовремя опомнился. Нет уж, нет уж, с таким отцом конфликт поколений устраивать ни к чему. Это вам не папа по системе «диван — газета», а Отец. С большой буквы, как и Дом. Даже внешне… Кого это он мне весь день напоминает? Господи, да этого самого, как его? Чарльза Бронсона! Ай да мы! Мой папа — супермен. Выглядит отлично, движения мягкие, кошачьи, а силища… Как он меня за шкирку взял!? А мама?.. Я понял, что образ родителей надо пересматривать полностью. Сколько матери лет? Чуть больше сорока. А как она выглядит? Фантастика! Это я привык: мама, мама… А была бы мне незнакома, принял бы за девчонку немногим старше меня. Красивую девчонку! Знакомиться бы попробовал…
Отец кончил копаться в куче оружия и прервал мой мысленный панегирик.
— С помещениями у тебя отлично получается, давай теперь поработаем с вещами.
С вещами, так с вещами. В войну играем — тоже согласен. Ну уж сейчас-то я папаню удивлю. Недаром я в ПВО служил. Почти все пространство соседней комнаты занимала туша ракеты «земля — воздух», снятой с моего родного зенитно-ракетного комплекса.
— Средневысотная, — хладнокровно сказал отец. Похоже, удивить его было невозможно. — И нечего надуваться от гордости. Думаешь, чем вещь крупнее, тем её труднее вызвать? Никак нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Ну-ка, ребятишки! — отец обратился ко мне с матерью, — давайте-ка, выйдем из комнаты.
Не знаю, что думала мать, но я вышел в коридор недоумевая. Отец тоже вышел, закрыл дверь в комнату и секунд через десять распахнул её театральным жестом.
— Прошу!
Я вошёл. Отец за мной.
— … — он сказал что-то совершенно непонятное, но больше всего напоминающее иностранное ругательство.
Я оглянулся. На отце, можно сказать, не было лица. Словно по комнате бегал живой поросёнок и даже не в одиночестве. Но ничего ведь не произошло! Комната как комната.
— Ты что, пап?
— Т-ты ничего не делал? — отец задал вопрос с оттенком недоумения, словно не верил сам себе.
— Ничего. А что я должен был делать? Ты сказал — я вышел, потом зашёл. Дел-то — в комнату входить.
— Да-а-а, — отец потёр щетину на подбородке, — в добрую старую привычную комнату. Возможно и такое. Тогда — силён, бродяга, отца родного пересилил, детка. Не зря я тебя в невинности держал.
Только я начал обижаться за «невинность» (откуда ему что-то про мою личную жизнь известно?), как отец продолжил свои аргументы.
— Стань так вот, — скомандовал он мне, — смотри на входную дверь, так… минуточку…
Он отошёл, послышался звук открывающейся двери.
— Пожалуйста! Можешь оглянуться.
Я оглянулся. Да, на этот раз папаня меня удивил. Он открыл дверь, о существовании которой я никогда и не подозревал. Фактически, это был кусок стены…. нет, всё-таки потайная дверь, замаскированная обоями.
— Что стоишь? Проходи.
Я оглянулся. Мать безмятежно сидела на диване и читала журнал. Словно мне старый, давно надоевший фокус показывают.
Потайная дверь, скрывала не маленький закуток и не жалкую кладовку. Я вошёл в огромную светлую комнату, словно скопированную из фильма о роскошной жизни миллионеров. Какие-то невысокие мягкие диванчики замысловатых форм, эфемерные столики, картины (в основном абстрактные) на стенах. Одна из картин меня поразила. Половина человеческого лица на ней была умело смонтирована с половиной собачьей морды. При этом переход был настолько плавен…
— Не туда смотришь, — вмешался отец. — Иди сюда.
Я подошёл к окну. За стеклом вместо щербатой серой стены соседнего дома открывался вид метров эдак с пятидесяти. Пейзаж включал в себя некоторое количество очень высоких домов, можно даже сказать — небоскрёбов, а также здания поменьше. В любом случае — не родная ленинградская архитектура.
Избежать удивления мне помогла случайная догадка.
— Увеличенный слайд с подсветкой? — спросил я.
— Даже с движущимися людьми и машинами, если окно откроешь, — сказал отец.
— Насколько я знаю, никакая подсветка в этом не поможет.
— Что это за город?
— Город… город, — замешательство отца было искренним. — На какой-то город я и не ориентировался. Представил себе общую картину… позаграничней, и чтобы время было дневное. Можно телевизор включить, по программе как-нибудь догадаемся.
Взгляд, словно сам по себе, скользнул в угол комнаты. Там стоял чудо-телевизор с преогромнейшим экраном. Зрение у меня приличное, и даже с большого расстояния я сумел прочитать столь нелюбимую отцом марку японского ширпотреба.
2. Отец всех домов и мать всех лестниц.
Я всегда считал себя атеистом. И учеником в советской школе был послушным, почти примерным, хорошо усвоил, что может быть, а чего быть не должно. Потому-то все рассказанное отцом я воспринял как шутку. Шутливую сказку если точнее. Нет, всё-таки вру. Сказки сказками, но небоскрёбы за окном, фирменная электроника и роскошный зал в недрах родной коммуналки существовали на самом деле. Это была не шутка и не сказка, а невероятная история типа легенд о Лох-Несском чудовище. С той только разницей, что из категории скептиков-слушателей я резко перескочил в оч-чень малочисленную и оч-чень привилегированную категорию случайных очевидцев чуда. Мне все ещё не удавалось воспринимать себя непосредственным участником событий.
История, рассказанная отцом, имела древние корни, теряющиеся в глубине веков. Героем этой истории был Дом. Я жил не в обыкновенном здании, построенном на каком-то конкретном месте раз и… на сто-двести лет. Дом был стар и испытывал охоту к перемене мест. Когда и где он возник — неизвестно. Отец (без особой уверенности) помнил такие этапы его размещения: Вавилон, Иерусалим, Рим, Константинополь, Мадрид, Лондон. Как правило, Дом находился в самом передовом для своего времени городе (европейской цивилизации). Лондон был покинут в середине прошлого века, а основными кандидатами выдвигались многообещающие Берлин, Петербург, Нью-Йорк. Петербург победил, загадочные жильцы явно опростоволосились с Октябрьской революцией. Как происходил перенос Дома, было для отца загадкой. Ну, а с местными властями проблем не возникало ни в Вавилоне, ни в Константинополе, ни у нас. Штука, кстати, даже более для меня загадочная, чем способность к перебазированию.
Кто и как становился жильцами Дома, отец мне не сказал, намекнув лишь, что фамилия Кононов такая же условность, как и место временного расположения Дома. То есть, мои корни уходили намного глубже, чем я могу подумать. Об этом говорит как ссылка на древнее имя Конан, так и на слово «коэн», что уже четыре тысячи лет назад на иврите означало «жрец». Мне обе аналогии показались притянутыми за уши, а еврейское происхождение в глазах простого обитателя Совдепии чуть ли не граничило с преступлением. Но для того, чтобы возражать отцу надо было знать о Доме намного больше, чем знал я. Пришлось сделать вид, что все услышанное принимается на веру.
Как оказалось, пользоваться благами Дома могли только его коренные жильцы (мать моя таковой не была) и то — разными благами, в зависимости от этажа. Блага были серьёзными. Действительно, и коронованные особы, и сверхбогачи рядом с жильцами Дома выглядели не такими уж могущественными.
Во-первых, Дом позволял жильцам попасть в любое место в мире, где находились хоть какие-то здания. Достаточно было, спускаясь по лестнице, чётко представить картину, ожидающую тебя на выходе из подъезда. Открытки и фотографии в этом здорово помогали. Они изображали улицы и площади городов, где жилец Дома никогда не был, но куда хотел попасть. Легко выполнялось и обратное. Зайдя в любое здание в мире, обитатель Дома мог подниматься по лестнице и представлять, что следующий пролёт — это уже его лестница, широкая, чистая, с решёткой, украшенной маленькими литыми собачьими головками. Если не после первого, так после второго поворота путешественник возвращался домой.
Отец сообщил, что возвращение — процедура самая трудная для начинающих, давит отдалённость от родных мест. Ему, в своё время, даже рекомендовали нечто вроде простейшей молитвы для концентрации внимания: « Отец всех, домов, Мать всех лестниц, помогите мне!» Легче всего удавалось менять местонахождение комнаты без выхода из Дома. Достаточно было представить картинку за окном. Все это отец называл транспортной функцией Дома. Ею владели все жильцы, но для обитателей второго этажа она была единственно доступной.
Во-вторых, (и в последних, для жильцов третьего этажа), у Дома была производственная функция. Это означало, что любая дверь нашей квартиры таила за собой бесконечное разнообразие помещений и вещей, в них находящихся. Все зависело только от фантазии.
— Помнишь случай с приёмником в детстве? — отец был возбуждён и резко жестикулировал. — Ты его представил, и он появился. До этого я очень боялся, ведь твоя мать не из Дома, ты мог обладать очень слабым даром власти над ним. А не дай Бог сделать несколько неудачных попыток! От неверия в свои силы уже не избавиться. Ну, тебе бояться нечего. Я хотел похвастаться, представить на месте нашей комнаты что-то роскошное. Так ведь не удалось! Твоё привычное представление о комнате пересилило. Значит, твоя власть над Домом даже больше моей! Но помни, не вздумай только объяснять свойства Дома с помощью науки. Владей, не задумываясь! Задумаешься — потеряешь власть. Знаешь ведь про сороконожку, которая разучилась ходить когда задумалась, в каком порядке переставлять все свои сорок ног?
Я знал. К счастью, природная доверчивость, позволявшая мне легко усваивать все дарованные официальной властью благоглупости: что Бога нет, что наше общество самое передовое и т.д. и т.п., — так же легко толкала меня в объятия историй куда более сомнительных. Тот же Бермудский треугольник, Атлантида, НЛО… Только научного анализа мне не хватает, как же! Буду я резать курицу, несущую золотые яйца…
Не покидая своего обжитого уютного мирка, я попадал в Страну Чудес. Конечно, это было несправедливо, что я, такой средний, ничем не выделяющийся, могу овладеть чем угодно без малейшей затраты сил, а другие обязаны трудиться в поте лица. Но разве жизнь не полна подобными несправедливостями? Разве справедливо, что один рождается в семье миллиардера, а другой — в семье безработного? Да и у нас… Тут я понял, что продавцы из пивных ларьков и слесаря автотехобслуживания перестали мне казаться такими уж круто обеспеченными людьми. Теперь, с высоты третьего этажа Дама, они были практически не видны. Да и подпольные миллионеры со своими пачками сторублевок, закатанными в банки и закопанными в землю, тоже. Но ещё не осмыслив до конца все свалившиеся на меня возможности, я проявил любознательность. Если я, обитатель третьего этажа, настолько всесилен, то что могут живущие на четвёртом — седьмом? Да там ещё какие-то мансарды есть…
Мой мудрый всезнающий отец (а каким лопухом он мне казался всю жизнь!) неожиданно спасовал.
— Кое-что я знаю, — бормотал он, — но не окончательно. Слишком уж невероятным это кажется. Я никогда не интересовался… Вот недавно пришлось. Возможно, понадобится твоя помощь… Очень неприятные вещи получаются.
Ответ меня не удовлетворил. Что уж невероятнее недавно мною узнанного? И тон у отца какой-то нехороший. Вообще, какие неприятности могут быть у жильцов Дома?
Но отец не дал мне загрустить. Мы приступили к тренировкам. Сначала я поэкспериментировал с комнатами. Из своей комнаты через дверь в стене, всегда казавшуюся мне наглухо заделанной, я посетил, для начала, палаты типа Эрмитажных. Лепка, позолота, рыцарские латы в углах… Ума не приложу, почему мне рыцари вспомнились. Пройдя сквозь все это великолепие (главное правило — всегда иметь в созданном помещении несколько дверей), я решил удивить отца резким контрастом. За дверью нас ждала моя родная армейская спальня. Кровати в два яруса, тумбочки, ровнейшие одеяла. Особенно удался запах влажных портянок! Отец нахмурился. Решив, наверное, что двух раз мне вполне хватит, следующую дверь он открыл сам. Честно говоря, за ней я обалдел. Не знаю, может быть это армейская тематика подтолкнула отца, но мы вошли в отлично оборудованный тир. На столике рядом с входной дверью грудой лежало разнообразное оружие. Отойдя от столика, отец протянул мне АКМС.
— Ну-ка покажи, как ты умеешь стрелять.
Даже пообещав себе ни над чем не задумываться, я мысленно отдал дань сомнению. Не галюки ли у меня? Как пятидесятиметровый коридор смог уместиться в Доме, не нарушив планировку бесчисленных чужих покоев?
Стрелял я, на этот раз, отвратительно. Мою мишень было просто неприлично показывать рядом с мишенью отца, стрелявшего после меня из какой-то английской штуковины. Вся «десятка» у него была измочалена в клочья.
— Плохо же ты служил, — глубокомысленно изрёк папаня.
Я хотел было возразить, причём грубо, но вовремя опомнился. Нет уж, нет уж, с таким отцом конфликт поколений устраивать ни к чему. Это вам не папа по системе «диван — газета», а Отец. С большой буквы, как и Дом. Даже внешне… Кого это он мне весь день напоминает? Господи, да этого самого, как его? Чарльза Бронсона! Ай да мы! Мой папа — супермен. Выглядит отлично, движения мягкие, кошачьи, а силища… Как он меня за шкирку взял!? А мама?.. Я понял, что образ родителей надо пересматривать полностью. Сколько матери лет? Чуть больше сорока. А как она выглядит? Фантастика! Это я привык: мама, мама… А была бы мне незнакома, принял бы за девчонку немногим старше меня. Красивую девчонку! Знакомиться бы попробовал…
Отец кончил копаться в куче оружия и прервал мой мысленный панегирик.
— С помещениями у тебя отлично получается, давай теперь поработаем с вещами.
С вещами, так с вещами. В войну играем — тоже согласен. Ну уж сейчас-то я папаню удивлю. Недаром я в ПВО служил. Почти все пространство соседней комнаты занимала туша ракеты «земля — воздух», снятой с моего родного зенитно-ракетного комплекса.
— Средневысотная, — хладнокровно сказал отец. Похоже, удивить его было невозможно. — И нечего надуваться от гордости. Думаешь, чем вещь крупнее, тем её труднее вызвать? Никак нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43