Уолтерс был слишком поражен, чтобы нахмуриться или ответить. Что за
глупая мысль! Конечно, Вэн захочет вернуться в отель, и, конечно, Долли
просто проявляет вежливость; ведь не может же она так повести дело, что
они не останутся наедине ночью. В последнюю ночь. Ведь утром ему предстоит
лететь в буш с этими раздражительными арабами. Поэтому он уверенно ждал,
что Вэн сейчас извинится, а жена его примет извинения, потом уверенность
становилась меньше, потом ее совсем не стало. Уолтерс не очень высок, но
диван еще короче, и всю ночь он метался и ворочался на нем, жалея о том,
что услышал имя Хуана Генриетты Сантос-Шмитца.
И сожаление это разделяло все человечество, включая меня.

Вэн не просто неприятный человек - о, это не его вина, конечно (да,
да, Зигфрид, я знаю, убирайся из моей головы!). Он к тому же скрывался от
правосудия, вернее, скрывался бы, если бы стало известно, что именно он
прихватил из артефактов хичи.
Говоря Уолтерсу, что он богат, Вэн не солгал. У него с рождения было
право на долю прибылей от любой технологии хичи, просто потому что мама
родила его на корабле хичи и рядом не оказалось ни одного другого
человека. Когда суды во всем разобрались, он получил очень много денег. По
мнению Вэна, это означало также, что он имеет право на любую находку,
касающуюся хичи, о которой раньше не было известно. Он взял себе корабль
хичи - все это знали, - но на его деньги лучшие адвокаты поставили в тупик
Корпорацию Врата в судах. Он прихватил также некоторые аппараты хичи, не
доступные большинству людей, и если бы стало известно, что это за
аппараты, дело тут же передали бы в суд и Вэн немедленно стал бы Врагом
Общества Номер Один, а не просто помехой и причиной раздражения. Поэтому у
Уолтерса были все права ненавидеть его, хотя, конечно, совсем по другим
причинам.
Когда Уолтерс на следующее утро увидел ливийцев, они страдали от
похмелья и были раздражительны. Он тоже, но разница заключалась в том, что
у него раздражение было глубже и не было похмелья. Кстати, отчасти этим и
объяснялось его раздражение.
Пассажиры не спрашивали его о прошлом вечере; они вообще почти не
разговаривали, когда судно летело над широкой саванной, редкими полянами и
очень редкими фермами планеты Пегги. Лукман и еще один араб погрузились в
изучение сделанных со спутника цветных снимков этого района, один из
остальных спал, четвертый просто держался за голову и смотрел в окно.
Самолет летел почти сам по себе: в это время года погода обычно очень
хорошая. У Уолтерса было достаточно времени, чтобы думать о себе и своей
жене. Когда они поженились, это было его личным триумфом, но почему потом
у них так мало счастья?
Конечно, у Долли жизнь была нелегкая. Девушка из Кентукки, без денег,
без семьи, без работы - без особых талантов и без особого ума, такой
девушке нужно использовать все свои данные, чтобы выбраться из угольной
местности. Единственным, что в Долли было пригодно для коммерции,
оказалась ее внешность. Хорошая внешность, хотя и с недостатком. У нее
стройная фигура, яркие глаза, но кривые зубы. В четырнадцать лет она
начала танцевать в барах Цинцинатти, но этим на жизнь не заработаешь, если
не подрабатываешь проституткой на стороне. Долли этого не хотела. Она
берегла себя. Пыталась петь, но для этого ее голоса не хватало. К тому же,
пытаясь петь не раскрывая губ, чтобы не показывать зубы, она выглядела
чревовещателем... И когда один из посетителей, чьи посягательства она
отвергла, сказал ей об этом, перед Долли блеснул свет. Распорядитель этого
клуба считал себя комиком. Долли стиркой и шитьем заработала денег, чтобы
закупить некоторые старые комические сцены, сама изготовила кукол, изучила
все, какие могла, кукольные представления на ПВ и в записях и попыталась
дать представление в субботний вечер перед тем, как в воскресенье ее
должна была сменить другая певица. Выступление не было очень успешным, но
очередная певица оказалась еще хуже Долли, так что она получила передышку.
Две недели в Цинцинатти, месяц в Луисвилле, почти три месяца в маленьких
клубах на окраинах Чикаго - если бы ангажементы следовали непрерывно, она
неплохо бы зарабатывала, но их разделяли недели и даже месяцы без работы.
Впрочем, с голоду она не умирала. К тому времени как Долли добралась до
планеты Пегги, ее представление пообтерлось о такое количество враждебных
и пьяных аудиторий, что приобрело вполне пригодную для продажи форму.
Конечно, недостаточно для хорошей карьеры. Достаточно, чтобы поддерживать
жизнь. Звезд здесь не было, а она не хуже других. И если она больше себя
не берегла, то и не тратила слишком расточительно. Когда появился Оди
Уолтерс, Младший, он предложил более высокую плату, чем другие клиенты, -
замужество. И она согласилась. В восемнадцать лет. Вышла замуж за
человека, вдвое старше ее.
Трудна была жизнь Долли, однако, не труднее, чем у остальных жителей
Пегги - не считая, конечно, таких, как нефтеразведчики Оди. Эти - или их
компания - платили полностью за билет до Пегги, и у каждого из них в
кармане лежал оплаченный обратный билет.
Это не делало их более жизнерадостными. До места на Западном Острове,
которое они выбрали в качестве свой базы, шесть часов полета. К тому
времени как они поели, поставили свои палатки, раз или два помолились, не
без споров о направлении молитвы, похмелье их развеялось, но было уже
поздно заниматься чем-то в этот день. Для них. Не для Уолтерса. Ему
приказали летать поперечными маршрутами над двадцатью тысячами гектаров
поросших кустарником холмов. Так как ему предстояло просто тащить за собой
детектор массы и измерять гравитационные аномалии, темнота не могла ему
помешать. Не мешала мистеру Лукману, во всяком случае, но не Уолтерсу,
потому что именно такие полеты он не любил больше всего; лететь
приходилось на очень небольшой высоте, а некоторые из холмов довольно
высоки. И вот он постоянно держал включенными и радар, и прожекторы,
распугивая медлительных глупых животных, населяющих саванны Западного
Острова, и пугаясь сам, когда он начинал дремать и, очнувшись, видел
устремившуюся навстречу поросшую кустарником вершину холма.
Ему удалось поспать пять часов, прежде чем Лукман разбудил его и
приказал повторить разведку нескольких неясных снимков, а когда это было
сделано, ему пришлось разбрасывать копья по всей местности. Эти копья не
просто металл; это геофоны и должны размещаться в километрах друг от
друга. Больше того, они должны углубиться не менее чем на двадцать метров
и стоять вертикально, чтобы их данные можно было использовать, и каждый
геофон нужно было разместить с точностью до двух метров. Уолтерсу не
помогло, когда он указал, что эти требования взаимно противоречат друг
другу, поэтому для него не было неожиданностью, что когда выполнили свою
задачу размещенные на грузовике вибраторы, петрологические данные
оказались бесполезны. Делайте заново, сказал Лукман, и Уолтерсу пришлось
весь маршрут повторить пешком, вытаскивая геофоны и забивая их вручную.
Он нанялся пилотом, но у мистера Лукмана оказался более широкий
подход. И не просто таскать геофоны. Однажды ему приказали копать землю в
поисках похожих на клещей насекомых, которые на Пегги служили аналогом
дождевых червей, аэрируя почву. В другой раз он управлял инструментом,
который углублялся на несколько десятков метров и добывал образцы породы.
Его заставили бы чистить картошку, если бы они ели картошку, и
действительно попытались взвалить на него все мытье посуды. И отступили,
только договорившись делать это строго по очереди. (Впрочем, Уолтерс
заметил, что очередь мистера Лукмана почему-то все не наступала). Не в том
дело, что работы эти были неинтересны. Клещеобразные насекомые попадали в
сосуд с раствором, который потом подвергали электрофорезу на
фильтровальной бумаге. А еще этих насекомых помещали в маленькие
инкубаторы во стерильной водой, стерильным воздухом и стерильными
углеводородными парами. Это были тесты на наличие нефти. Насекомые,
подобно термитам, закапывались глубоко под поверхность. Кое-что они
выносили с собой наружу, и электрофорез показывал, что именно. Инкубаторы
проверяли то же самое по-другому. На Пегги, как и на Земле, существовали
микрооганизмы, способные жить на диете из чистого углеводорода. И если в
инкубаторах такие микроорганизмы обнаруживались, они не могли существовать
без источника чистого углеводорода в почве.
И в том и в другом случае это означало нефть.
Но для Уолтерса это была просто утомительная работа, и освобождением
от нее были только приказы тащить на буксире магнетометр или разбросать
больше копий. После трех дней работы, вернувшись в свою палатку, он достал
свой контракт и проверил, есть ли там все это. Оказывается, есть. Он
решил, вернувшись в порт Хеграмет, поговорить со своим агентом; после пяти
дней он передумал. Нужно просто убить этого агента... Но дополнительные
полеты имели и благотворные последствия. Через восемь дней этой
трехнедельной экспедиции Уолтерс с радостью сообщил Лукману, что у него
кончается горючее и ему придется лететь на базу.

Когда он явился в свою маленькую квартиру, было уже темно; но
квартира аккуратно прибрана, а это приятная неожиданность; Долли дома, а
это еще лучше; а лучше всего то, что она была в хорошем настроении и явно
обрадовалась ему.
Вечер прошел превосходно. Они занимались любовью; Долли приготовила
ужин; снова занимались любовью, и вот в полночь они сидели в постели,
опираясь спиной на подушки, вытянув ноги, держась за руки, и пили вино.
- Я бы хотела, чтобы ты взял меня с собой, - сказала Долли, когда он
рассказал ей о своем чартере в Новом Делавере. Долли не смотрела на него;
она лениво перебирала кукольными головами, надетыми на пальцы, выражение у
нее было спокойное и расслабленное.
- Никакой возможности, дорогая. - Он рассмеялся. - Ты слишком
красива, чтобы везти тебя в буш к четырем изнывающим арабам. Я сам там
себя не чувствую в безопасности.
Она подняла руку; по-прежнему лицо расслаблено. На пальце у нее
кошачья морда с ярко-красными блестящими усами. Розовый рот раскрылся, и
послышался кошачий голос:
- Вэн говорит, что они очень грубые. Говорит, что они готовы были
убить его только за разговор о религии. Говорит, что боялся: они его
убьют.
- Да? - Уолтерс подвинулся, спинка кровати больше не казалась ему
удобной.
Он не задал вопроса, который прежде всего пришел ему в голову (этот
вопрос был "Значит, ты видишься с Вэном?"), потому что это означало бы,
что он ревнует. Он только спросил: "Как Вэн?" Но тот, другой, вопрос
содержался в этом, и Уолтерс получил ответ. Вэну гораздо лучше. Синяк под
глазом почти не заметен. У Вэна корабль на орбите - хичи-пять, но это его
личная собственность, и он специально оборудован - так он говорит, она
сама не видела. Конечно. Вэн намекал, что некоторые приборы - старые
приборы самих хичи, и, может, он приобрел их не очень честно. Вэн говорит,
что есть еще много неизвестных приборов хичи, потому что люди, их
нашедшие, ничего не сообщают, чтобы не делиться доходами с Корпорацией
"Врата", понимаешь? Вэн считает, что у него есть на это право - из-за его
невероятной жизни, ведь его воспитали практически сами хичи...
И Уолтерс, не желая того, все-таки произнес свой вопрос:
- Похоже, ты часто видишься с Вэном. - Он старался говорить небрежно,
но голос его выдавал. Уолтерс был обеспокоен и рассержен, скорее
рассержен, чем обеспокоен - в сущности это не имеет смысла! Вэн совсем не
красив. И характер у него плохой. Конечно, он богат, к тому же по возрасту
гораздо ближе к Долли...
- О, милый, не ревнуй, - сказала Долли собственным голосом, и
говорила она довольным тоном - это слегка успокоило Уолтерса. - Он скоро
улетит. Не хочет быть здесь, когда вернется транспорт. Сейчас он как раз
запасает припасы для следующего полета. Только поэтому он здесь оказался.
- Она снова подняла руку с куклой, и детский кошачий голос пропел: -
Млад-ший ревнует Дол-ли!
- Нет, - инстинктивно ответил он и тут же признался: - Да. Не вини
меня, Долли.
Она придвинулась в постели, пока губы ее не оказались возле его уха,
он ощутил ее мягкое дыхание, послышался кошачий голос:
- Не буду, мистер Младший, но я ужасно обрадуюсь, если вы будете... -
И примирение прошло очень хорошо;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43