- Пока вы находитесь под
моей юрисдикцией, я позабочусь об охране. Но за ее пределами могу только
посоветовать вам быть осторожнее, потому что считаю: вам угрожает
серьезная опасность.
- Она всем угрожает, - сказал я.
- Всем случайно, да. Но вы теперь - особый случай.

Наш отель построен в цветущие дни богатых туристов и нефтяных
магнатов. Номера убраны в соответствии с их вкусами. Но не всегда - с
нашими. Ни я, ни Эсси не оценили соломенные матрацы и деревянные подушки,
но все это убрали и нас поместили в номер с настоящей большой кроватью.
Круглой и огромной. Я с нетерпением ждал возможности испытать ее. От фойе
толку меньше: такую архитектуру я ненавижу: консольные переходы, больше
фонтанов, чем в Версале, зеркал столько, что, глядя в них, можно подумать,
что ты в открытом космосе. Впрочем благодаря любезности комиссара или
молодой женщины-полицейского, которой он поручил нас сопровождать, мы были
избавлены от всего этого. Нас провели через служебный ход и подняли в
лифте, в котором пахло пищей. Возле нашего номера произошли перемены. Как
раз напротив двери в лестничном пролете стояла мраморная крылатая Венера.
Теперь у нее появился напарник в синем костюме, внешне совершенно
неприметный человек, который упорно не желал встречаться со мной взглядом.
Я взглянул на сопровождавшую нас полицейскую. Она в замешательстве
улыбнулась, кивнула своему коллеге в лестничном пролете и закрыла за нами
дверь.
Да, мы действительно особый случай.
Я сел и посмотрел на Эсси. Нос у нее еще распухший, но это, кажется,
ее не тревожит. Все же:
- Может, тебе лечь? - предложил я.
Она с терпеливой улыбкой ответила:
- Из-за крови из носа, Робин? Очень глупо. Или у тебя что-то более
интересное на уме?
Надо отдать должное моей дорогой жене. Как только она подняла эту
тему, несмотря на трудный день и состояние моей прямой кишки, у меня
действительно что-то появилось на уме. За двадцать пять лет, можно
подумать, даже секс станет скучным. Мой информационный друг Альберт
рассказывал об опытах с животными, которые доказали это. Самцов крыс
оставили с самками, и частота их половых контактов все время измерялась.
Обнаружили, что с течением времени она уменьшается. Скука. Тогда старых
самок убрали и поселили новых. Крысы приободрились и снова занялись делом.
Это установленный научный факт - относительно крыс, но мне кажется, я не
крыса, по крайней мере в некоторых отношениях. Должен признать, что я
испытывал большое наслаждение, когда без всякого предупреждения кто-то
всадил мне кинжал в живот.
Я не мог сдержаться. Закричал.
Эсси оттолкнула меня. Быстро села. Вызвала по-русски Альберта.
Послушно появилась его голограмма. Он взглянул на меня и кивнул.
- Да, миссис Броадхед, пожалуйста, прижмите запястье Робина к
фармацевтическому устройству в спинке кровати.
Я вдвое согнулся от боли. Мне показалось, что сейчас меня вырвет, но,
очевидно, от содержимого моих внутренностей не так-то легко избавиться.
- Сделай что-нибудь! - воскликнула Эсси, отчаянно прижимая меня к
своей обнаженной груди, а руку - к спинке кровати.
- Я уже делаю, миссис Броадхед, - ответил Альберт, и действительно, я
почувствовал укол в руку. Боль уменьшилась и стала терпимой. - Не стоит
напрасно тревожиться, Робин, - благожелательно сказал Альберт. - Вам тоже,
миссис Броадхед. Я уже несколько часов назад предвидел такой болевой
приступ. Это всего лишь симптом.
- Проклятая высокомерная программа, - воскликнула Эсси, написавшая
эту программу, - симптом чего?
- Начала последней стадии процесса отторжения, миссис Броадхед.
Положение пока не критическое, тем более что я вместе с обезболивающим
ввожу и другие препараты. Но все же предлагаю завтра произвести операцию.
Я теперь чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы сесть на краю
постели. Провел пальцем ноги по стрелам в ковре, указывающим в сторону
Мекки, дань нефтяным магнатам, и сказал:
- А как с подбором тканей?
- Все уже подготовлено, Робин.
Я осторожно пощупал живот. Он не взорвался.
- На завтра у меня назначено много встреч, - указал я.
Эсси, которая мягко покачивала меня, отпустила и вздохнула:
- Упрямый человек! Зачем откладывать? Можно было провести
трансплантацию несколько недель назад, и ничего этого бы не было.
- Мне не хотелось, - объяснил я, - к тому же Альберт заверил, что у
меня было еще время.
- Было время! Конечно, было время! Неужели нужно тянуть до тех пор,
пока не произойдет что-то непредвиденное? И тут ты понимаешь, что времени
уже нет и приходится умирать. Я тебя люблю живого и теплого, Робин, а не
программу из "Здесь и Потом"!
Я потерся о нее носом и подбородком.
- Больной! Убирайся от меня! - рявкнула она, но не отстранилась. -
Ха! Теперь тебе лучше!
- Гораздо лучше.
- Достаточно, чтобы поговорить серьезно и назначить время операции?
Я подул ей в ухо.
- Эсси, - сказал я, - обязательно, но не в данную минуту, потому что,
если я правильно помню, мы с тобой не закончили одно дело. Не с Альбертом.
Будь добр, старый друг, отключись.
- Конечно, Робин. - Он улыбнулся и исчез. Но Эсси держала меня, долго
глядела мне в лицо, потом покачала головой.
- Робин, - сказала она. - Ты хочешь, чтобы я записала тебя как
программу "Здесь и После"?
- Нисколько, - ответил я, - и вообще я сейчас хочу поговорить не об
этом.
- Поговорить! - фыркнула она. - Ха, знаю я, как ты говоришь... Я хочу
сказать, Робин, что если я тебя запишу, то кое-что обязательно изменю!

Ну и денек получился! Неудивительно, что некоторые незначительные
обстоятельства я забыл. Моя секретарская программа, конечно, мне
напоминала, так что я не удивился, когда отворилась дверь и появилась
процессия официантов во главе с дворецким. Принесли обед. Не на двоих. На
четверых.
- О, мой Бог! - воскликнула Эсси, ударив себя по лбу тыльной стороной
ладони. - Твой бедный друг с лягушечьим лицом, Робин! Ты пригласил его на
обед. И только взгляни на себя! Босые ноги! Сидишь в белье! Ты
некультурный, Робин. Иди одеваться немедленно!
Я встал, потому что спорить бессмысленно, но все же сказал:
- Я в белье, а ты разве нет?
Она презрительно взглянула на меня. На самом деле на ней такая
китайская штука с разрезом на боку. Похоже и на платье, и на ночную
рубашку, и она использовала ее в обоих качествах.
- Нобелевский лауреат, - укоризненно сказала она, - сам определяет,
что ему прилично носить, а что нет. К тому же я уже приняла душ, а ты нет
и потому пахнешь сексуальной деятельностью... и, о Боже! - добавила она,
наклонив голову и прислушиваясь, - я думаю, они уже здесь!
Я направился к ванной, а она к двери, но я еще услышал звуки спора.
Один из слуг тоже внимательно слушал, причем рука его бессознательно
устремилась к выпуклости под мышкой. Я вздохнул и направился в ванную.
На самом деле это не ванная. Можно назвать купальным номером. Ванна
по размерам достаточна для двоих. Может, даже для троих или четверых, но я
о большем, чем двое, не мог думать. Иногда я гадаю, что эти арабские
туристы делали в таких ванных. В самой ванной имелось скрытое освещение,
из окружающих статуй лилась холодная или горячая вода, весь пол покрыт
толстым ковром. И все вульгарные туалетные принадлежности скрыты в
собственных декорированных помещениях. Все очень аккуратно.
- Альберт! - окликнул я, снимая рубашку через голову, и он тут же
отозвался:
- Да, Робин?
В ванной нет видео, только голос. Я сказал:
- Мне тут нравится. Проследи, чтобы нечто подобное было установлено
на Таппановом море.
- Конечно, Робин. Но пока не могу ли я напомнить вам, что гости уже
ждут?
- Можешь, потому что ты уже напомнил.
- К тому же, Робин, вам нельзя переутомляться. Те медикаменты, что я
вам дал, это только временное средство, и потому...
- Отключись, - приказал я и пошел в гостиную, где ждали гости. Стол
был уставлен хрусталем и фарфором, горели свечи, вино в охладителе,
вежливо дожидались официанты. Даже тот, с выпуклостью под мышкой. -
Прости, что заставил тебя ждать, Оди, - сказал я, улыбаясь, - но у меня
был тяжелый день.
- Я уже говорила им, - сказала Эсси, передавая тарелку восточного
вида девушке. - Пришлось: этот глупый полицейский у двери счел их
террористами.
- Я попытался объяснить, - подхватил Уолтерс, - но он не понимает
по-английски. Миссис Броадхед разобралась с ним. Хорошо, что вы говорите
по-голландски.
Она изящно пожала плечами.
- Если знаешь немецкий, знаешь и голландский. Это одно и то же, если
говорить громко. К тому же, - добавила она, - это всего лишь состояние
ума. Скажите, капитан Уолтерс. Вы что-то говорите, собеседник вас не
понимает. Что вы подумаете?
- Ну, я подумаю, что сказал что-то неправильно.
- Ха! Совершенно верно! Ну, а я подумаю, что он неправильно меня
понял. Это главное правило для разговора на иностранном языке.
Я потер живот.
- Давайте поедим, - предложил я и направился к столу. Но все же не
пропустил взгляда Эсси и постарался быть гостеприимным. - Ну, мы печально
выглядим. - Я имел в виду гипс на руке Уолтерса, синяк на щеке Джи-ксинг и
распухший нос Эсси. - Вы колотили друг друга?
Оказалось, что это не совсем тактично: Уолтерс тут же подтвердил, что
так оно и есть - под воздействием ТПП террористов. И мы немного поговорили
о террористах. А потом о том печальном состоянии, в котором находится все
человечество. Не очень веселый разговор, особенно когда Эсси решила
пофилософствовать.
- Что за жалкое создание человек, - сказала она, но потом
поправилась. - Нет. Я несправедлива. Один человек может быть вполне хорош,
как мы четверо, сидящие здесь. Не совершенен, конечно. Но в среднем
статистическом смысле из ста случаев проявления таких качеств, как
доброта, альтруизм, приличное поведение - всего того, что люди ценят, мы
способны на двадцать пять. Но нации! Политические группы! Террористы! -
Она покачала головой. - Из ста случаев - ноль. Или, может быть, один шанс,
но тогда, можете быть уверены, с камнем за пазухой. Видите ли, зло
заразительно. В каждом человеке, вероятно, есть его зерно. Но с
увеличением количества - скажем, десять миллионов человек или небольшая
страна способны своим злом погубить все человечество.
- Можно приниматься за десерт, - я сделал знак официантам.
Всякий гость понял бы намек, особенно после упоминания о тяжелом дне,
но Уолтерс оказался упрям. Он задержался за десертом. Настоял на том,
чтобы рассказать мне историю своей жизни, и все время многозначительно
поглядывал на официантов, и мне становилось все более неприятно, и не
только в желудке.
Эсси говорит, что я нетерпим к людям. Может быть. Я легче общаюсь с
компьютерными программами, чем с людьми из плоти и крови, и их нельзя
обидеть - впрочем, не уверен, справедливо ли это по отношению к Альберту.
Но вполне подходит к моему секретарю или шеф-повару. Так что я начал
терять терпение с Оди Уолтерсом. Его жизнь - довольно скучная мыльная
опера. Он утратил жену и все сбережения. Незаконно с помощью Джи-ксинг
воспользовался приборами на "С.Я." и был за это уволен. Последние деньги
потратил в Роттердаме - причина неясна, но явно имеет отношение ко мне.
Что ж, я готов "ссудить" деньги другу, которому не повезло, но видите
ли, я был не в настроении. И не просто из-за страха за Эсси, из-за
испорченного дня или мысли о том, что следующий псих с пистолетом может до
меня добраться. У меня снова начали болеть внутренности. Наконец я велел
официантам убирать со стола, хотя Уолтерс еще пил свою четвертую чашку
кофе. Я направился к столику с ликерами и сигарами и сердито посмотрел на
него, когда он пошел за мной.
- В чем дело, Оди? - спросил я, уже не очень вежливо. - Деньги?
Сколько тебе нужно?
Как же он посмотрел на меня! Помолчал, дожидаясь, пока выйдут все
официанты, и потом выдал:
- Мне не это нужно, - дрожащим голосом сказал он, - ты заплатишь за
то, что нужно тебе. Ты очень богатый человек, Броадхед. Может, ты не
думаешь о тех, кто тебе оказывает услуги. Но я оказал их тебе дважды.
Я не люблю, когда мне напоминают о моих долгах, но у меня не было
возможности ответить. Джейни Джи-ксинг положила руку на его забинтованное
запястье - мягко.
- Просто скажи ему, что мы знаем, - приказала она.
- Что сказать? - спросил я, и этот сукин сын пожал плечами и сказал
так, словно нашел мои ключи у двери:
- Мне кажется, я нашел настоящего живого хичи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43