Нет
ничего. Ни Альберта, ни трубки.
И меня нет. Я не могу быть богоподобен, потому что у меня нет
осязаемого существования. Я не могу ни создать небо и землю, ни уничтожить
их. Я вообще физически не могу воздействовать даже на ничтожную часть их.
Но тем лучше я могу созерцать их. Могу стоять в центре своей системы
и смотреть на миллионы и миллиарды других групп и галактик, протянувшихся
до оптического конца вселенной, где звезды удаляются быстрее, чем об этом
рассказывает их свет... а дальше... я могу заглянуть и за эти оптические
пределы, но это уже неважно. Альберт говорит мне, что это всего лишь
гипотеза в записях хичи, оттуда я сейчас черпаю информацию.
Конечно, старый Робин не расширился вдруг до бесконечности. Всего
лишь ничтожные остатки Робинетта Броадхеда, не более чем какое-то
количество битов воспоминаний в море данных библиотеке "Истинной любви".
Мою бесконечную вечную задумчивость нарушил голос Альберта.
- Робин, все в порядке?
Я не хотел лгать ему.
- Нет. Ничего не в порядке.
- Будет лучше, Робин.
- Надеюсь... Альберт?
- Да?
- Я не виню тебя за то, что ты спятил, - сказал я, - если ты прошел
через это.
Недолгое молчание, потом призрачный смешок.
- Робин, - ответил он, - вы еще не видели, что свело меня с ума.

Не могу сказать, как долго это продолжалось. Не знаю, каково значение
концепции "времени", потому что на электронном уровне, на котором я сейчас
нахожусь, временная шкала не очень увязывается с чем-то "реальным". Много
времени тратится зря. Электронный разум действует не так эффективно, как
механизм, с которым мы рождаемся, алгоритм не очень хорошая замена
синапсов. С другой стороны, в мире элементарных частиц все происходит
гораздо быстрее, и там фемтосекунда - это ощутимый промежуток. Если учесть
все плюсы и минусы, можно сказать, что я живу от тысячи до десяти тысяч
раз быстрее, чем раньше.
Конечно, существуют объективные измерения реального времени - я имею
в виду время на "Истинной любви". Эсси очень тщательно отмечает минуты.
Чтобы подготовить труп к тошнотворной процедуре в ее цепях "Здесь и
После", необходимо много часов. Для подготовки к записи особого клиента -
меня, чтобы запись в банке данных, подобном банку Альберта, была
значительно качественнее - для этого нужно соответственно больше времени.
Когда ее задача была выполнена, она сидела и ждала, в руке у нее был
стакан с выпивкой, но она не пила, и не слышала попыток Оди, Джейни и
Долли завязать разговор, хотя иногда отвечала невпопад. Невесело было
ждать, пока станет ясно, сохранилось ли хоть что-то от покойного Робинетта
Броадхеда, и все это заняло три с половиной дня.
Для меня, в мире спинов, и шармов, и цветов, и запрещенных орбит
[Спин, шарм, цвет, запрещенная орбита - термины квантовой механики,
различные характеристики элементарных частиц], куда я переместился, это
была - назовем так - вечность. Так мне показалось.
- Вы должны научиться использовать свои вводы и выводы, - сказал
Альберт.
- Прекрасно! - воскликнул я. - И это все? Здорово! Да это просто
пустяк!
Вздох.
- Я рад, что к вам вернулось чувство юмора, - сказал он, а я еще
услышал: "потому что вам оно чертовски понадобится". - Боюсь, что теперь
придется поработать. Мне не легко все время инкапсулировать вас...
- Ин-что?
- Защищать вас, Робин, - нетерпеливо сказал он. - Ограничивать доступ
к вам информации, чтобы вы не слишком страдали от смятения и потери
ориентации.
- Альберт, - сказал я, - ты что, спятил? Да я видел всю вселенную.
- Вы видели только то, что я позволяю вам видеть, Робин. И это очень
мало. Но больше я не могу контролировать ваше восприятие. Вам придется
самому научиться этому. Поэтому подготовьтесь, я буду постепенно снимать
изоляцию.
Я напрягся.
- Я готов.
Но я недостаточно напрягся.
Вы не поверите, как было больно. На меня обрушились орущие, визжащие,
вопящие, лепечущие голоса всех вводов - находясь во внепространственной
геометрии, я все еще представлял себе их ушами. Были ли так же плохо, как
первое соприкосновение со всем сразу? Нет, было гораздо хуже. Тогда, в
первый момент, я еще не умел распознавать шум как звук или боль как боль.
Теперь я знал. Я узнавал боль, когда испытывал ее.
- Альберт, - закричал я, - что это?
- Вам всего лишь становятся доступными базы данных, - успокаивающе
сказал он. - Только веера на борту "Истинной любви", плюс телеметрия, плюс
вводы от самого корабля и экипажа.
- Прекрати это!
- Не могу. - В голосе его звучало искреннее сочувствие, хотя на самом
деле никакого голоса не было. - Вам придется справиться с этим, Робин.
Придется самому выбрать, какие базы данных вам сейчас нужны. Отберите их,
а остальные заблокируйте.
- Что сделать? - спросил я, еще более сбитый с толку.
- Выберите только одну, - терпеливо сказал он. - Тут есть наши
собственные базы данных, есть записи хичи, есть и другие. Вам придется
научиться разграничивать их.
- Разграничивать?
- Справляться в них, Робин. Как будто это разделы библиотечной
классификации. Как будто это книги на полках.
- Книги на меня не орут! А эти орут!
- Конечно. Они дают о себе знать. Точно так же книги на полках дают о
себе знать вашему зрению. Но вы можете смотреть только на те, что вам
нужны. Тут есть одна, которая, я думаю, облегчит вам задачу. Попробуйте
найти ее.
- Найти? Да как мне искать?
Послышался звук, похожий на вздох.
- Что ж, - сказал Альберт, - эту задачу вы должны решить сами. Я не
могу сказать, вверху это, внизу или по бокам, потому что вы не
ориентируетесь в данной системе координат...
- Ты дьявольски прав!
- Но есть одна старая хитрость у дрессировщиков. Им нужно заставить
животное выполнять сложные действия, сути которых животные не понимают.
Был такой кудесник, который заставлял собаку спуститься в зал, найти
определенного человека и взять у него определенный предмет...
- Альберт, - взмолился я, - сейчас не время для твоих длинных
многословных анекдотов.
- Это не анекдот. Психологический эксперимент. На собаках получается.
Не думаю, чтобы его использовали на взрослых людях, но посмотрим. Вот что
вы сделайте. Двигайтесь в любом направлении. Если направление верное, я
скажу, чтобы вы продолжали. Когда я замолчу, вы перестаете делать то, что
делали. Поворачиваете. Пытаетесь делать что-то другое. Если это новое
занятие, новое направление правильное, вы продолжаете. Можете это сделать?
Я спросил:
- А когда я кончу, ты мне дашь кусочек сахара, Альберт?
Слабый смешок.
- Его электронный аналог, Робин. Начинайте.
Начинать! Как? Но нет смысла спрашивать, потому что если бы Альберт
был способен объяснить это на словах, он не стал бы пробовать "собачий"
способ. И вот я начал - что-то делать.
Не могу вам объяснить, что я делал. Возможно, поможет аналогия. Когда
я учился в школе, нам показали электроэнцефалограф, он демонстрирует, как
наш мозг генерирует альфа-волны. Можно, сказали нам, сделать волны больше
или чаще, увеличить частоту или амплитуду, но невозможно объяснить нам,
как это сделать. Мы все пробовали по очереди, все ребята, И каждый мог
изменить синусоиду на экране, но все описывали это по-разному. Один
сказал, что задержал дыхание, другой - что напряг мышцы; еще один подумал
о еде, другой попытался зевнуть, не открывая рта. Ничего из этого не было
реальным. Но все подействовало; и то, что я сейчас делал, тоже не было
реальным.
Но я двинулся. Каким-то образом я двинулся. И все время голос
Альберта продолжал произносить:
- Нет. Нет. Нет. Нет, это не то. Нет. Нет...
А потом:
- Да! Да, Робин, продолжайте это делать.
- Я продолжаю.
- Не разговаривайте, Робин. Продолжайте. Идите. Идитеидитеидите...
нет. Стоп.
- Нет.
- Нет.
- Нет.
- Нет.
- Нет - да! Идитеидитеидитеидитеидитеидите... нет - да! Идите - стоп!
Вот оно, Робин. Это вы должны открыть.
- Здесь? Вот это? Этот голос, звучащий как...
Я остановился. Не смог продолжать. Видите ли, я принял факт, что я
умер, что я всего лишь электроны в информационном веере, и могу говорить
только с другими электронными записями, как Альберт.
- Раскройте объем! - приказал Альберт. - Пусть она заговорит с вами!
Ей не требовалось разрешения.
- Здравствуй, Робин, любимый, - сказал неживой голос моей дорогой
жены Эсси - странный, напряженный, но, несомненно, голос Эсси. - Мы с
тобой теперь в прекрасном месте, правда?

Вряд ли что-нибудь, даже факт моей собственной смерти, было для меня
таким ужасным шоком, как Эсси среди мертвых.
- Эсси, - закричал я, - что с тобой случилось?
И тут же, быстрый, успокоительный, вмешался Альберт.
- С ней все в порядке, Робин. Она не мертва.
- Но как же иначе? Она здесь!
- Нет, мой дорогой мальчик, на самом деле не здесь - сказал Альберт.
- Она частично записала себя, в ходе экспериментов над проектом "Здесь и
После". Кстати, этот эксперимент привел и ко мне в моем нынешнем
состоянии.
- Ублюдок, ты заставил меня подумать, что она умерла!
Он мягко сказал:
- Робин, вы должны отвыкать от плотской одержимости биологией. Разве
так уж важно, что ее метаболизм по-прежнему действует на органическом
уровне, вдобавок к той версии, что записана здесь?
И прозвенел странный голос Эсси:
- Будь терпелив, дорогой Робин. Будь спокоен. Все будет хорошо.
- Очень в этом сомневаюсь, - горько сказал я.
- Верь мне, Робин, - прошептала она. - Слушайся Альберта. Он скажет,
что тебе нужно делать.
- Самое трудное позади, - заверил меня Альберт. - Прошу прощения за
полученные вами травмы. Но это было необходимо... я думаю.
- Ты думаешь.
- Да, только думаю, Робин, потому что это никогда не делалось раньше,
и я действую преимущественно вслепую. Я понимаю, что вы испытали шок,
встретив записанный аналог миссис Броадхед именно таким образом, но это
подготовит вас к встрече с ней во плоти.
Если бы у меня было тело, я бы испытывал сильное желание ударить его
- и если бы у Альберта было по чему ударить.
- Ты более сумасшедший, чем я! - закричал я.
Призрак смеха.
- Нет, Робин. Такой же. Вы сможете видеть ее и говорить с нею, как я
- с вами, когда вы были ... живы. Обещаю это, Робин. Получится... я думаю.
- Я не могу!
Пауза.
- Это нелегко, - согласился он. - Но подумайте вот о чем. Я могу это.
Почему же вы не можете сделать то же, что и такая компьютерная программа,
как я?
- Не смейся надо мной, Альберт! Я понимаю тебя. Ты думаешь, что я
буду изображен голограммой и смогу разговаривать с живыми людьми. Но я не
знаю, как это сделать!
- Да, еще не знаете, Робин, потому что в вашей программе нет еще
соответствующих подпрограмм. Но я научу вас. Вы будете видны. Может, не с
такой убедительностью и быстротой, как моя голограмма, - похвастал он, -
но вас можно будет узнать. Готовы вы начать учиться?
И голос Эсси - вернее, копия голоса Эсси - прошептал:
- Пожалуйста, дорогой Робин, я жду тебя с нетерпением.

Как тяжело рождаться! Тяжело для новорожденного, но еще тяжелее для
слушателя, который способен только прислушиваться к бесконечным горестям.
Они были бесконечны, а постоянные приставания моих повитух их еще
усиливали.
- Ты это сможешь, - обещал голос Эсси с одной стороны (конечно, если
представить себе, что у меня есть "сторона").
- Это легче, чем кажется, - подтверждал голос Альберта с другой. Не
было во вселенной двух других голосов, которым я поверил бы охотнее. Но
мне пришлось использовать всю свою способность верить. И ничего от нее не
осталось. И я испугался. "Легче?" Какая нелепость!
Потому что я увидел каюту, как ее всегда видел Альберт. У меня не
было двух глаз, фокусирующихся в одном направлении, не было ушей,
размещенных в определенной точке пространства. Я видел и слышал все
одновременно. Когда-то давно старый художник Пикассо рисовал такие
картины, части изображения размещены в беспорядке. Они все здесь, но так
перепутаны, что видишь только беспорядочную мозаику кусков. Я часто ходил
с Эсси в галерею Тейт и Метрополитен, чтобы взглянуть на эти картины, и
они мне нравились. Они меня забавляли. Но увидеть так реальный мир, словно
весь из частей на конвейере, - это совсем не забавно.
- Позволь мне помочь тебе, - прошептал аналог Эсси. - Видишь меня
здесь, Робин? Я сплю в большой кровати. Много дней не спала, Робин,
переливала твою старую органику в новую бутылку-веер, а теперь выдохлась.
Смотри, я пошевелила рукой и почесала нос. Руку видишь? А нос? Узнаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43