- Он вздохнул, пальцы его сплетались и расплетались. - Скажите мне.
Вы просите меня помочь вам самому?
- Не совсем, Зигфрид, - признался я. В этот момент вся игра могла
рухнуть. Мне кажется, она чуть не рухнула. Зигфрид какое-то время молчал,
но не сидел неподвижно - пальцы его сплетались, а когда он шевелился,
вокруг его тела в воздухе появлялся голубоватый ореол. Я сказал: - Это мой
друг, Зигфрид, может, самый близкий друг в этом мире, и у него серьезные
неприятности.
- Понятно, - сказал он, кивая, словно действительно понял. Но, я
думаю, так оно и было. - Вероятно, вы знаете, - заметил он, - что вашему
другу нельзя помочь, если он не присутствует здесь.
- Он присутствует, Зигфрид, - негромко ответил я.
- Да, - сказал он, - я так и думал. - Пальцы его теперь были
неподвижны, и он откинулся, словно на спинку стула. - Ну, а теперь
расскажите мне о нем и, - с улыбкой, которой я обрадовался, как ничему в
жизни, - на этот раз, Робин, если хотите, можете пользоваться специальными
терминами.
Я услышал, как за мной негромко выдохнула Эсси, и понял, что мы оба
затаили дыхание. Я взял ее за руку.
- Зигфрид, - сказал я, начиная надеяться, - я понимаю, что термином
"фуга" обозначается бегство от реальности. Если кто-то оказывается в
двусмысленной ситуации, прости, я хочу сказать, если он оказывается в
положении, когда одно мощное побуждение противостоит другому столь же
мощному, он не выдерживает этого конфликта и отворачивается от него.
Делает вид, что конфликта не существует. Я знаю, что смешиваю несколько
школ психотерапии, Зигфрид, но правильно ли я выразил общую мысль?
- Достаточно близко, Робин. Во всяком случае я понял, что вы хотите
сказать.
- Например, - я помолчал, - человек глубоко любит жену. Он узнает,
что у нее связь с его близким другом. - Я почувствовал, как Эсси сжала мне
руку. Я ее не обидел: она просто подбадривала меня.
- Вы смешиваете побуждения и эмоции, Робин, но это неважно. К чему вы
ведете?
Я не позволил ему торопить себя.
- Или другой пример, - сказал я, - религиозный. Человек, искренне
верующий, обнаруживает, что Бога нет. Ты следишь за мной, Зигфрид? Он
искренне верил, хотя знал, что многие умные люди не разделяют его веру, и
вот понемногу он начинает убеждаться, что они правы, и наконец эти
доказательства становятся настолько убедительны...
Он вежливо кивнул, слушая, но пальцы его снова начали извиваться.
- ...что он наконец принимает квантовую механику, - сказал я.
Это второй момент, когда вся игра могла провалиться. И, мне кажется,
едва не провалилась. Голограмма сильно замерцала, и выражение лица
Зигфрида изменилось. Не могу сказать, каким оно стало. Я не узнал его,
лицо словно смягчилось и потеряло четкость.
Но когда он заговорил, голос его звучал устойчиво.
- Говоря о побуждениях и фуге, Робин, - сказал он, - вы говорите о
людях. Допустим, интересующий нас пациент не человек. - Он помолчал, потом
добавил: - Совсем. - Я подбадривающе кашлянул, потому что не понимал, что
последует дальше. - Допустим, эти побуждения и эмоции... гм...
запрограммированы в нем, примерно так, как программируется человек, когда
ему, уже взрослому, нужно изучить иностранный язык. Он изучил язык, он его
знает, но усвоил не очень хорошо. Говорит с акцентом. - Он помолчал. - Мы
не люди, - сказал он.
Эсси еще сильнее сжала мне руку. Предупреждение.
- Альберт запрограммирован, как человеческая личность, - сказал я.
- Да. Насколько возможно. Очень во многом, - согласился Зигфрид, но
лицо его оставалось серьезным. - Но Альберт все же не человек: ни одна
компьютерная программа не может стать человеком. Например, никто из нас не
испытывает воздействия ТПП. Когда все человечество сходит с ума от
чьего-то безумия, мы ничего не чувствуем.
Почва стала очень скользкой, над трясиной похрустывал ледок; если я
сделаю неверный шаг, куда мы все провалимся? Эсси крепко сжимала мне руку,
остальные затаили дыхание. Я сказал:
- Зигфрид, люди все отличаются друг от друга. Но ты часто говорил
мне, что это не имеет особого значения. Ты говорил, что проблемы сознания
заключены в сознании, и средство для решения этих проблем там же. А ты
лишь помогал пациентам вынести эти проблемы на поверхность, где они могут
справиться с ними, покончить с одержимостью, неврозами... и фугой.
- Да, я так говорил, Робин.
- Ты просто пинал старую машину, Зигфрид. И она от толчка снова
начинала действовать.
Он улыбнулся - вымученная улыбка, но все же улыбка.
- Достаточно близко, я думаю.
- Хорошо. Позволь мне изложить свою теорию. Позволь предположить, что
у этого моего друга, - я не смел тогда снова назвать его по имени, - у
моего друга конфликт, который он не может разрешить. Мой друг очень умен и
исключительно хорошо информирован. У него доступ к самым свежим
достижениям науки, ко всем отраслям науки, и особенно к физике,
астрофизике и космологии. Поскольку квантовая механика составляет основу
этих наук, он принимает квантовую механику; без этого он не мог бы
выполнять работу, для которой запрограммирован. Она является основой
его... программы. - Я чуть не сказал "личности".
Теперь в его улыбке было больше боли, чем веселья, но он по-прежнему
слушал.
- В то же время, Зигфрид, у него есть другой слой программирования.
Его научили думать и вести себя, как - вообще быть, насколько он может, -
как очень образованный и мудрый человек, который умер уже давно и который
очень сильно верил, что квантовая механика неверна. Не знаю, достаточно ли
такого конфликта, чтобы повредить человеку, - сказал я, - но он может
причинить большой ущерб... гм... компьютерной программе.
На лице Зигфрида выступили настоящие капли пота. Он молча кивнул, и
передо мной встала картина прошлого: неужели Зигфрид выглядит сейчас так,
как выглядел я когда-то, во время сеансов с ним?
- Возможно ли это? - спросил я.
- Это серьезное противоречие, - прошептал он.
И тут я провалился.
Лед треснул. Я по колено погрузился в трясину. Я еще не тонул, но
застрял. Не знал, что делать дальше.
Это нарушило мою сосредоточенность. Я беспомощно взглянул на Эсси и
остальных, чувствуя себя очень старым и уставшим - и не очень здоровым к
тому же. Я так погрузился в специальные проблемы психоанализа моего
собственного психоаналитика, что забыл о боли в животе и об онемении рук;
но теперь все это напомнило мне о себе. Не получается. Я ничего не знаю. Я
был абсолютно уверен, что вскрыл основную проблему, приведшую Альберта к
фуге, - и ничего не случилось!
Не знаю, долго ли сидел бы я, как дурак, если бы не получил помощь.
Она пришла одновременно от двоих.
"Взрывай", - настойчиво прошептала мне на ухо Эсси, и в тот же самый
момент Джейни Джи-ксинг пошевелилась и осторожно сказала:
- Но должно было еще что-то неожиданно случиться, верно?
Лицо Зигфрида застыло. Попадание. Явное попадание.
- Что это было, Зигфрид? - спросил я. Никакого ответа. - Послушай,
Зигфрид, старина, выкладывай. Что заставило Альберта броситься в пропасть?
Он посмотрел мне прямо в глаза, но я не мог понять их выражения,
потому что лицо его начало расплываться. Как изображение на ПВ, когда
что-то неисправно и картинка расплывается.
Расплывается? Или убегает? Опять фуга?
- Зигфрид, - закричал я, - пожалуйста! Скажи мне, от чего бежал
Альберт! Или если не можешь, сделай так, чтобы мы могли поговорить с ним!
Еще больше неясности. Я даже не мог определить, на что он смотрит.
- Скажи мне! - приказал я, и расплывчатая голографическая тень
ответила:
- Кугельблитц [Шаровая молния (нем.)].
- Что? Что такое кугельблитц? - Я раздраженно оглянулся. - Черт
побери, давай его сюда, пусть он сам скажет!
- Он здесь, Робин, - прошептала мне на ухо Эсси.
Изображение прояснилось, но это уже был не Зигфрид. Аккуратное лицо
Фрейда смягчилось и расширилось, превратившись в лицо дирижера немецкого
оркестра, седые волосы падали на печальные глаза моего лучшего и
ближайшего друга.
- Я здесь, Робин, - печально сказал Альберт Эйнштейн. - Спасибо за
помощь. Не знаю, однако, будете ли благодарить меня вы.
Альберт оказался прав. Я его не поблагодарил.
Но Альберт оказался и неправ, или прав, но не по тем причинам:
причина того, что я его не поблагодарил, не в том, что он сказал нам нечто
очень страшное, нечто непредставимое, но потому, что, когда он кончил, я
был не в состоянии благодарить его.
Мое положение, когда он начал, было немногим лучше, потому что его
появление очень сильно на меня подействовало. Я был истощен. Так и должно
быть, говорил я себе, потому что Бог знает, давно я не испытывал такого
напряжения, но мне было хуже, чем просто от перенапряжения. Я чувствовал,
что приближается конец. И дело не только в животе, или руках, или голове.
Как будто все мои батареи одновременно разрядились, и мне приходилось
собирать все силы, чтобы сосредоточиться и услышать, что он говорит.
- То, что я испытал, не совсем фуга, как вы назвали, - говорил он,
вертя в руках трубку. Он не потрудился выглядеть комично. На нем был
свитер и брюки, но на ногах ботинки, и шнурки завязаны. - Правда, что
такое противоречие возникло и сделало меня уязвимым - вы поймете, миссис
Броадхед, это противоречие в программе; я обнаружил, что запутался. И так
как вы придали мне особенности гомеостата [Система, способная
саморегулироваться, приспосабливаясь к изменениям окружающей среды], - у
меня возникло непреодолимое побуждение: преодолеть неисправность.
Эсси с сожалением кивнула.
- Гомеостат, да. Но самовосстановление включает и способность
самодиагностирования. Ты мог посоветоваться со мной.
- Нет, миссис Броадхед, - ответил он. - Со всем уважением, но
трудность заключена в области, в которой я разбираюсь гораздо лучше вас.
- Космология, ха!
Я пошевелился, собираясь заговорить - это нелегко, потому что моя
летаргия усиливалась.
- Пожалуйста, Альберт, просто скажи, что ты сделал.
Он медленно ответил:
- Очень просто, Робин. Я захотел разрешить противоречие. Я знаю: мне
это кажется более важным, чем вам; вы можете быть счастливы без решения
космологических проблем, но я не могу. Все больше и больше своих
возможностей я уделял этой проблеме. Как вы знаете, я могу использовать на
этом корабле множество информационных вееров хичи. Некоторые из них
никогда основательно не изучались. Очень трудная задача. В то же время я
вел собственные наблюдения.
- Что ты сделал, Альберт? - взмолился я.
- Именно это я и сделал. В записях хичи я нашел много упоминаний
того, что мы называем проблемой недостающей массы. Вы помните, Робин.
Масса, которой должна обладать вселенная для объяснения ее гравитационного
поведения, но которую астрономы не сумели найти...
- Помню!
- Да. Ну так вот, я ее нашел. - Он на некоторое время задумался. - Но
боюсь, мою проблему это не решило. Наоборот, сделало ее еще более трудной.
И если бы вы не добрались до меня через мою подпрограмму Зигфрида, я все
еще плутал бы...
- Что ты нашел? - воскликнул я. Приток адреналина почти - но не
совсем - заставил меня забыть, что тело подает сигналы бедствия.
Он указал на экран, и я увидел, что на нем что-то есть.
На первый взгляд то, что я увидел на экране, не имело никакого
смысла. На при втором взгляде, более внимательном, что-то заставило меня
похолодеть.
Экран в основном был пуст. В одном его краю водоворот света -
конечно, галактика; мне показалось, что она похожа на М-31 в Андромеде, но
я в этих делах не специалист. Особенно если вижу галактику без окружающих
ее звезд, а звезд на экране не было.
Было что-то похожее на звезды. Тут и там маленькие светлые точки. Но
это не звезды, потому что они мигают, как огоньки на рождественской елке.
Представьте себе несколько десятков светлячков в холодную ночь, когда они
зажигают свои фонарики не очень часто, к тому же они далеко, и их нелегко
увидеть. Вот как это выглядело. Самый заметный объект среди них немного
походил на невращающуюся черную дыру, такую, в какой я некогда потерял
Клару, но не такую большую и страшную. Все это выглядело очень странно, но
не это заставило меня удивленно ахнуть. Я услышал возгласы остальных.
- Корабль! - потрясенно сказала Долли. Так оно и было.
Альберт серьезно взглянул на нас.
- Да, миссис Уолтерс, - сказал он, - это корабль. Я уверен, этот тот
самый корабль хичи, который мы видели раньше. И сейчас я думаю, не удастся
ли установить с ним связь.
- Связь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Вы просите меня помочь вам самому?
- Не совсем, Зигфрид, - признался я. В этот момент вся игра могла
рухнуть. Мне кажется, она чуть не рухнула. Зигфрид какое-то время молчал,
но не сидел неподвижно - пальцы его сплетались, а когда он шевелился,
вокруг его тела в воздухе появлялся голубоватый ореол. Я сказал: - Это мой
друг, Зигфрид, может, самый близкий друг в этом мире, и у него серьезные
неприятности.
- Понятно, - сказал он, кивая, словно действительно понял. Но, я
думаю, так оно и было. - Вероятно, вы знаете, - заметил он, - что вашему
другу нельзя помочь, если он не присутствует здесь.
- Он присутствует, Зигфрид, - негромко ответил я.
- Да, - сказал он, - я так и думал. - Пальцы его теперь были
неподвижны, и он откинулся, словно на спинку стула. - Ну, а теперь
расскажите мне о нем и, - с улыбкой, которой я обрадовался, как ничему в
жизни, - на этот раз, Робин, если хотите, можете пользоваться специальными
терминами.
Я услышал, как за мной негромко выдохнула Эсси, и понял, что мы оба
затаили дыхание. Я взял ее за руку.
- Зигфрид, - сказал я, начиная надеяться, - я понимаю, что термином
"фуга" обозначается бегство от реальности. Если кто-то оказывается в
двусмысленной ситуации, прости, я хочу сказать, если он оказывается в
положении, когда одно мощное побуждение противостоит другому столь же
мощному, он не выдерживает этого конфликта и отворачивается от него.
Делает вид, что конфликта не существует. Я знаю, что смешиваю несколько
школ психотерапии, Зигфрид, но правильно ли я выразил общую мысль?
- Достаточно близко, Робин. Во всяком случае я понял, что вы хотите
сказать.
- Например, - я помолчал, - человек глубоко любит жену. Он узнает,
что у нее связь с его близким другом. - Я почувствовал, как Эсси сжала мне
руку. Я ее не обидел: она просто подбадривала меня.
- Вы смешиваете побуждения и эмоции, Робин, но это неважно. К чему вы
ведете?
Я не позволил ему торопить себя.
- Или другой пример, - сказал я, - религиозный. Человек, искренне
верующий, обнаруживает, что Бога нет. Ты следишь за мной, Зигфрид? Он
искренне верил, хотя знал, что многие умные люди не разделяют его веру, и
вот понемногу он начинает убеждаться, что они правы, и наконец эти
доказательства становятся настолько убедительны...
Он вежливо кивнул, слушая, но пальцы его снова начали извиваться.
- ...что он наконец принимает квантовую механику, - сказал я.
Это второй момент, когда вся игра могла провалиться. И, мне кажется,
едва не провалилась. Голограмма сильно замерцала, и выражение лица
Зигфрида изменилось. Не могу сказать, каким оно стало. Я не узнал его,
лицо словно смягчилось и потеряло четкость.
Но когда он заговорил, голос его звучал устойчиво.
- Говоря о побуждениях и фуге, Робин, - сказал он, - вы говорите о
людях. Допустим, интересующий нас пациент не человек. - Он помолчал, потом
добавил: - Совсем. - Я подбадривающе кашлянул, потому что не понимал, что
последует дальше. - Допустим, эти побуждения и эмоции... гм...
запрограммированы в нем, примерно так, как программируется человек, когда
ему, уже взрослому, нужно изучить иностранный язык. Он изучил язык, он его
знает, но усвоил не очень хорошо. Говорит с акцентом. - Он помолчал. - Мы
не люди, - сказал он.
Эсси еще сильнее сжала мне руку. Предупреждение.
- Альберт запрограммирован, как человеческая личность, - сказал я.
- Да. Насколько возможно. Очень во многом, - согласился Зигфрид, но
лицо его оставалось серьезным. - Но Альберт все же не человек: ни одна
компьютерная программа не может стать человеком. Например, никто из нас не
испытывает воздействия ТПП. Когда все человечество сходит с ума от
чьего-то безумия, мы ничего не чувствуем.
Почва стала очень скользкой, над трясиной похрустывал ледок; если я
сделаю неверный шаг, куда мы все провалимся? Эсси крепко сжимала мне руку,
остальные затаили дыхание. Я сказал:
- Зигфрид, люди все отличаются друг от друга. Но ты часто говорил
мне, что это не имеет особого значения. Ты говорил, что проблемы сознания
заключены в сознании, и средство для решения этих проблем там же. А ты
лишь помогал пациентам вынести эти проблемы на поверхность, где они могут
справиться с ними, покончить с одержимостью, неврозами... и фугой.
- Да, я так говорил, Робин.
- Ты просто пинал старую машину, Зигфрид. И она от толчка снова
начинала действовать.
Он улыбнулся - вымученная улыбка, но все же улыбка.
- Достаточно близко, я думаю.
- Хорошо. Позволь мне изложить свою теорию. Позволь предположить, что
у этого моего друга, - я не смел тогда снова назвать его по имени, - у
моего друга конфликт, который он не может разрешить. Мой друг очень умен и
исключительно хорошо информирован. У него доступ к самым свежим
достижениям науки, ко всем отраслям науки, и особенно к физике,
астрофизике и космологии. Поскольку квантовая механика составляет основу
этих наук, он принимает квантовую механику; без этого он не мог бы
выполнять работу, для которой запрограммирован. Она является основой
его... программы. - Я чуть не сказал "личности".
Теперь в его улыбке было больше боли, чем веселья, но он по-прежнему
слушал.
- В то же время, Зигфрид, у него есть другой слой программирования.
Его научили думать и вести себя, как - вообще быть, насколько он может, -
как очень образованный и мудрый человек, который умер уже давно и который
очень сильно верил, что квантовая механика неверна. Не знаю, достаточно ли
такого конфликта, чтобы повредить человеку, - сказал я, - но он может
причинить большой ущерб... гм... компьютерной программе.
На лице Зигфрида выступили настоящие капли пота. Он молча кивнул, и
передо мной встала картина прошлого: неужели Зигфрид выглядит сейчас так,
как выглядел я когда-то, во время сеансов с ним?
- Возможно ли это? - спросил я.
- Это серьезное противоречие, - прошептал он.
И тут я провалился.
Лед треснул. Я по колено погрузился в трясину. Я еще не тонул, но
застрял. Не знал, что делать дальше.
Это нарушило мою сосредоточенность. Я беспомощно взглянул на Эсси и
остальных, чувствуя себя очень старым и уставшим - и не очень здоровым к
тому же. Я так погрузился в специальные проблемы психоанализа моего
собственного психоаналитика, что забыл о боли в животе и об онемении рук;
но теперь все это напомнило мне о себе. Не получается. Я ничего не знаю. Я
был абсолютно уверен, что вскрыл основную проблему, приведшую Альберта к
фуге, - и ничего не случилось!
Не знаю, долго ли сидел бы я, как дурак, если бы не получил помощь.
Она пришла одновременно от двоих.
"Взрывай", - настойчиво прошептала мне на ухо Эсси, и в тот же самый
момент Джейни Джи-ксинг пошевелилась и осторожно сказала:
- Но должно было еще что-то неожиданно случиться, верно?
Лицо Зигфрида застыло. Попадание. Явное попадание.
- Что это было, Зигфрид? - спросил я. Никакого ответа. - Послушай,
Зигфрид, старина, выкладывай. Что заставило Альберта броситься в пропасть?
Он посмотрел мне прямо в глаза, но я не мог понять их выражения,
потому что лицо его начало расплываться. Как изображение на ПВ, когда
что-то неисправно и картинка расплывается.
Расплывается? Или убегает? Опять фуга?
- Зигфрид, - закричал я, - пожалуйста! Скажи мне, от чего бежал
Альберт! Или если не можешь, сделай так, чтобы мы могли поговорить с ним!
Еще больше неясности. Я даже не мог определить, на что он смотрит.
- Скажи мне! - приказал я, и расплывчатая голографическая тень
ответила:
- Кугельблитц [Шаровая молния (нем.)].
- Что? Что такое кугельблитц? - Я раздраженно оглянулся. - Черт
побери, давай его сюда, пусть он сам скажет!
- Он здесь, Робин, - прошептала мне на ухо Эсси.
Изображение прояснилось, но это уже был не Зигфрид. Аккуратное лицо
Фрейда смягчилось и расширилось, превратившись в лицо дирижера немецкого
оркестра, седые волосы падали на печальные глаза моего лучшего и
ближайшего друга.
- Я здесь, Робин, - печально сказал Альберт Эйнштейн. - Спасибо за
помощь. Не знаю, однако, будете ли благодарить меня вы.
Альберт оказался прав. Я его не поблагодарил.
Но Альберт оказался и неправ, или прав, но не по тем причинам:
причина того, что я его не поблагодарил, не в том, что он сказал нам нечто
очень страшное, нечто непредставимое, но потому, что, когда он кончил, я
был не в состоянии благодарить его.
Мое положение, когда он начал, было немногим лучше, потому что его
появление очень сильно на меня подействовало. Я был истощен. Так и должно
быть, говорил я себе, потому что Бог знает, давно я не испытывал такого
напряжения, но мне было хуже, чем просто от перенапряжения. Я чувствовал,
что приближается конец. И дело не только в животе, или руках, или голове.
Как будто все мои батареи одновременно разрядились, и мне приходилось
собирать все силы, чтобы сосредоточиться и услышать, что он говорит.
- То, что я испытал, не совсем фуга, как вы назвали, - говорил он,
вертя в руках трубку. Он не потрудился выглядеть комично. На нем был
свитер и брюки, но на ногах ботинки, и шнурки завязаны. - Правда, что
такое противоречие возникло и сделало меня уязвимым - вы поймете, миссис
Броадхед, это противоречие в программе; я обнаружил, что запутался. И так
как вы придали мне особенности гомеостата [Система, способная
саморегулироваться, приспосабливаясь к изменениям окружающей среды], - у
меня возникло непреодолимое побуждение: преодолеть неисправность.
Эсси с сожалением кивнула.
- Гомеостат, да. Но самовосстановление включает и способность
самодиагностирования. Ты мог посоветоваться со мной.
- Нет, миссис Броадхед, - ответил он. - Со всем уважением, но
трудность заключена в области, в которой я разбираюсь гораздо лучше вас.
- Космология, ха!
Я пошевелился, собираясь заговорить - это нелегко, потому что моя
летаргия усиливалась.
- Пожалуйста, Альберт, просто скажи, что ты сделал.
Он медленно ответил:
- Очень просто, Робин. Я захотел разрешить противоречие. Я знаю: мне
это кажется более важным, чем вам; вы можете быть счастливы без решения
космологических проблем, но я не могу. Все больше и больше своих
возможностей я уделял этой проблеме. Как вы знаете, я могу использовать на
этом корабле множество информационных вееров хичи. Некоторые из них
никогда основательно не изучались. Очень трудная задача. В то же время я
вел собственные наблюдения.
- Что ты сделал, Альберт? - взмолился я.
- Именно это я и сделал. В записях хичи я нашел много упоминаний
того, что мы называем проблемой недостающей массы. Вы помните, Робин.
Масса, которой должна обладать вселенная для объяснения ее гравитационного
поведения, но которую астрономы не сумели найти...
- Помню!
- Да. Ну так вот, я ее нашел. - Он на некоторое время задумался. - Но
боюсь, мою проблему это не решило. Наоборот, сделало ее еще более трудной.
И если бы вы не добрались до меня через мою подпрограмму Зигфрида, я все
еще плутал бы...
- Что ты нашел? - воскликнул я. Приток адреналина почти - но не
совсем - заставил меня забыть, что тело подает сигналы бедствия.
Он указал на экран, и я увидел, что на нем что-то есть.
На первый взгляд то, что я увидел на экране, не имело никакого
смысла. На при втором взгляде, более внимательном, что-то заставило меня
похолодеть.
Экран в основном был пуст. В одном его краю водоворот света -
конечно, галактика; мне показалось, что она похожа на М-31 в Андромеде, но
я в этих делах не специалист. Особенно если вижу галактику без окружающих
ее звезд, а звезд на экране не было.
Было что-то похожее на звезды. Тут и там маленькие светлые точки. Но
это не звезды, потому что они мигают, как огоньки на рождественской елке.
Представьте себе несколько десятков светлячков в холодную ночь, когда они
зажигают свои фонарики не очень часто, к тому же они далеко, и их нелегко
увидеть. Вот как это выглядело. Самый заметный объект среди них немного
походил на невращающуюся черную дыру, такую, в какой я некогда потерял
Клару, но не такую большую и страшную. Все это выглядело очень странно, но
не это заставило меня удивленно ахнуть. Я услышал возгласы остальных.
- Корабль! - потрясенно сказала Долли. Так оно и было.
Альберт серьезно взглянул на нас.
- Да, миссис Уолтерс, - сказал он, - это корабль. Я уверен, этот тот
самый корабль хичи, который мы видели раньше. И сейчас я думаю, не удастся
ли установить с ним связь.
- Связь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43