Спускаясь ниже, птица чувствовала, что становится тяжелее. Земля внизу была хорошо видна, с рощицами деревьев, озерами и редкими облачками тумана в долинах. Она видела страннее здания с острыми углами, в которых жили люди, границу, разделяющую день и ночь.
Сокол продолжал лететь горизонтально. Он понимал, что орел преследует его, но не решался повторить свой рискованный маневр.
Птица пересекла невидимую линию, разделяющую дневную и ночную половину Острова, и взглянула вверх, в сторону своего дома, где еще не погас сумеречный свет. Оглянувшись через плечо, она увидела, как ее преследователь из ярко освещенного пространства попал в почти полную темноту и, казалось, исчез.
Сначала сокол принял решение подняться вверх. Может быть, в темноте удастся оторваться от преследователя и затеряться среди папоротников и кустов в зоне нулевой гравитации.
Птица несколько раз взмахнула крыльями. Если подняться достаточно высоко, то ее вес сильно уменьшится. Чем выше взлетишь, тем быстрее и легче становится подъем.
Но израненное крыло, поврежденное орлом в первой атаке, ослабело и стало неметь. Вместо подъема птица описывала круги. У нее не было сил взлететь.
Она понимала, что даже в горизонтальном полете долго не продержится. Ее единственная надежда — спуститься на землю и спрятаться там, прежде чем орел вновь успеет настигнуть ее. Она знала, что враг продолжает преследовать ее в темноте. Орел находился немного ниже, и, чтобы достичь сомнительного убежища на земле, придется миновать его.
Одним быстрым движением сокол пригнул голову, взмахнул крыльями и понесся вниз со всей скоростью, на которую был способен. В темноте орла не было видно, но и тот, в свою очередь, не видел жертвы, что уравнивало их шансы. Далеко внизу птица видела сверкающие огоньки. Она знала, что в месте живут люди. Она не понимала назначения огней, но инстинктивно предпочитала держаться от них подальше.
В темноте воздух был прохладнее. Поврежденное крыло, прижатое к телу, глухо ныло. Боль появлялась только тогда, когда птица начинала работать им, но эту боль приходилось
крыло.
Птица падала все ниже и ниже. Вес увеличивался, и это помогало ускорить спуск. Но с ее более тяжелым противником происходило то же самое. Недостаточная видимость компенсировалась преимуществом в весе и скорости.
Дыхание с громким свистом вырывалось из глотки сокола, а дергающая боль в раненом крыле эхом отдавалась в висках.
Сильный удар заставил птицу перевернуться в воздухе. Она расправила крылья и распушила хвост, тщетно пытаясь выровнять свой полет. По спине ее текло что-то горячее. Она еще раз повернулась и увидела, что враг находится выше ее и его силуэт четко выделяется на фоне светлых верхних слоев атмосферы.
У нее оставалось время еще на одну попытку спикировать к земле подальше от врага, прежде чем тот снова атакует ее. Она старалась не обращать внимания на свое израненное тело, а вслушивалась в звуки хлопающих крыльев орла, вновь пустившегося в погоню.
При приближении врага она бросилась навстречу, держа перед собой поврежденное крыло и используя для маневра хвост. Когти орла вонзились в нее, но и она успела ударить нападавшего своими загнутыми когтями, острыми как бритва.
Она испытала наслаждение, почувствовав, что ее когти вспороли брюхо орла, сначала разорвав грудные мышцы, а затем глубоко вонзившись в мягкую плоть под ребрами и застряв там. Сокол издал торжествующий крик. Все его существо переполнилось гордостью от победы над более сильным врагом. О убил орла! Он убил орла!
Крик оборвался, когда орел погрузил свой мощный загнутый клюв в горло жертвы, разорвав его одним быстрым движением. Орел был еще жив, но смертельно ранен и не способен освободиться от объятий врага, ставшего одновременно его жертвой и убийцей.
Он дергался и изгибался, но когти мертвого сокола глубоко засели в его брюхе. Он чувствовал мучительную боль и слабость и больше не мог им сопротивляться.
Орел изо всех сил бил крыльями, стараясь подняться в верхние слои атмосферы. Здесь он вылупился из яйца и провел всю свою жизнь. Так низко он никогда не спускался, и теперь кроме слабости, боли от ран и сводящей с ума хватки мертвого сокола орел ощущал пугающую, все увеличивающуюся тяжесть.
Он попытался перейти в горизонтальный полет и затуманенным взглядом окинул землю под ним. Там было темно, но орел видел, что не успел далеко углубиться в ночную зону. Не очень далеко он заметил освещенное пространство и группу деревьев. Если удастся долететь туда, то можно попытаться сесть на дерево. Там он освободится от мертвого сокола, съест добычу и после отдыха, восстановив силы, сделает еще одну попытку взлететь.
Тяжесть и тепло в его животе сменялись невыносимой болью. Голова и крылья стали холодеть и плохо слушались. Тьма под ним, казалось, становится гуще и охватывает его самого. Он летел вперед, не прекращая попыток освободиться от своей ноши.
Светлая зона приближалась. Теперь орел летит над лесом. Верхушки деревьев напоминали ему растения в зоне нулевой гравитации.
Свет ослепил его. Он моргнул, взмахнул крыльями и крепко сжал добычу. Орел ударился о верхушку дерева и полетел вниз сквозь покрытые листьями ветки, затем снова ударился о дерево и продолжал падать, чувствуя, как листья и ветки хлещут по его телу, пока, наконец, не ощутил сильный удар о покрытую травой землю.
Он ничего не видел, не слышал и почти ничего не чувствовал. Сквозь придавившую его тяжесть и мучительную боль он ощущал запах зеленой растительности. Совсем как в гнезде, где он вылупился из яйца. Чувство беспомощности не было неприятным. Как будто он опять стал птенцом. Беззащитным, но в безопасности. О нем заботятся. Кормят.
Его мать должна прийти и накормить его. Она держит в клюве самый вкусный кусок. Прекрасный, сочащийся кровью комок мяса, который она положит в его голодный, жадно раскрытый клюв. В нетерпеливом ожидании он открыл рот. Своими слабыми глазами птенца он старался разглядеть мать. Он был таким маленьким и беспомощным, что даже не знал, как она выглядит. Он знал только, что она будет заботиться о нем, защищать и любить его.
Она накормит его.
Вот она появилась — огромная, странная фигура, возвышавшаяся над ним. Она наклонилась. Он моргнул и еще шире раскрыл рот. Она будет кормить его. Она будет любить его.
Женщина посмотрела вниз, на необычную картину, и почувствовала, как ее тело сотрясает холодная дрожь. Как странно. Две птицы — большие хищные птицы, а не маленькие чирикающие пичужки, что придают такую прелесть парку вокруг госпиталя. Размах крыльев одной из них был не меньше размаха ее рук. Вторая была еще крупнее. Ее расправленные крылья были больше человеческого роста.
Меньшая из птиц не двигалась после падения с дерева, более крупная» была жива, когда они ударились о землю. Птица смотрела на нее, широко раскрыв клюв, но явно не собираясь напасть. Что она делала, вернее, пыталась сделать?
Она вспомнила видеофильм о птицах, кормивших своих птенцов. Птенцы были совсем беспомощными, но умели раскрывать клювы, чтобы мать вложила в них наполовину прожеванную пищу.
Чего же хочет эта огромная птица? Неужели орлу кажется, что он опять стал птенцом? Он что, принимает ее за мать? Эта мысль показалась ей странной, но в то же время трогательной.
Гигантские птицы в момент смерти возвращаются в состояние, близкое к младенчеству. Может быть, смерть для этих существ — возвращение в состояние яйца, подобно тому как, по некоторым теориям, для человека — к уровню эмбриона?
Она опустилась на колени у переплетенных тел двух птиц. Они не принадлежали к видам, водившимся в этой местности. Ройс знала обитателей парка вокруг медицинского центра, и
среди них не было таких огромных хищны птиц. Они, наверное, прилетели из других районов Острова или, скорее всего, из зоны с нулевой гравитацией в центре станции.
Если животные всю жизнь провели в отсутствии силы тяготения, то, приблизившись к земле и впервые почувствовав свой вес, они не в состоянии подняться вверх. Но эти двое пали жертвой не силы тяготения, а страшного оружия, которым снабдила их природа — острых как скальпель когтей и мощных клювов.
— Доктор Ройс! — услышала она взволнованный голос и почувствовала чью-то руку на своем плече.
Не поднимаясь с колен, она повернулась и увидела стоящего рядом с ней лаборанта. Он тяжело дышал.
— Что случилось?
— Вам лучше вернуться, доктор. Вас разыскивают несколько человек. Срочно!
Она встала и поинтересовалась, в чем дело.
— Мистер Китаяма. Они испытывали новое устройство, разработанное Мимиром Монро вместе с людьми Китаямы. Что-то там не так.
— Вы знаете, что произошло?
— Он как бы отключился во время эксперимента. Мистер Китаяма сидел и смотрел в окно, как вдруг кто-то заметил, что он отсутствует. Он не ушел и не растворился в воздухе, а просто перестал реагировать на окружающую обстановку.
Ройс повернулась и побежала к госпиталю. Лаборант, тяжело дыша, следовал за ней.
Она помчалась по коридору в оснащенную
новейшей аппаратурой лабораторию, где они работали с Китаямой. Его здесь не было. Он сидел в соседнем конференц-зале спиной к двери, а вокруг него собрались люди.
Ройс обогнула стол, чтобы оказаться лицом к Дэниелу, не побеспокоив его. Его никто не передвигал и даже не прикасался к нему. Это было и хорошо, и плохо. Они не причинили ему вреда, но и ничем не помогли.
Из крышки стола были выломаны два кусочка дерева овальной формы — там, где Ки-таяма сжал стол своими пальцами. У Ройс перехватило дыхание при виде этой картины.
Мимир Монро стоял рядом с Дэниелом, в волнении теребя обеими руками кончики своих усов. Сходство с викингом мгновенно исчезло Когда он дергал себя за усы, лицо его искажали странные гримасы.
— Мы ни к чему не прикасались, — сказал Монро. — А вызвали вас и доктора Кимуру. Он еще не прибыл. Мы...
— Расскажите мне вкратце, что случилось, — перебила Ройс.
Монро тяжело опустился на стул.
— Мы просто испытывали новую функцию преобразователя для мистера Китаямы. Панорамное зрение. Ничего особенного, просто еще одна способность, которая, как он полагал, ему пригодится.
Монро наклонился над столом, взглянул в расслабленное лицо Дэниела Китаямы, затем покачал головой и продолжил:
— Все, казалось, шло прекрасно. Мы подали питание, а затем мистер Китаяма отключился.
— Вы оставили новую функцию включенной? — спросила Ройс.
— Да. Все осталось без изменений. Мистер Китаяма не реагировал на прикосновения. Мы решили не рисковать и вызвали вас и доктора Кимуру.
— Хорошо. Она кивнула и сделала неопределенный жест рукой. Монро немного успокоился и теперь дергал себя только за один ус. Помощники Китаямы, Десертис и ХаддаДг тихими голосами обсуждали подробности работы изображенных на экране схем.
— Вы что-нибудь обнаружили? — спросила их Ройс.
Десертис подняла свою гладко зачесанную свеалую голову от экрана, бросавшего разноцветные отблески на одну половину ее лица.
— Пока нет. Все выглядит нормально, кроме.. — она кивнула в сторону неподвижно сидящего Китаямы.
Ройс наклонилась и пальцами открыла один глаз Дэниела. Уже сделав это, женщина поняла всю бессмысленность своих действий — она сама устанавливала эти оптические сенсоры в его голове.
Китаяма увидел, что доктор Ройс с состраданием, сомнением и страхом смотрит на него. Он слабо улыбнулся и тут же был вознагражден ответным взглядом, в котором читалось огромное облегчение.
Он стал выпрямляться, отталкиваясь руками от крышки стола. Дэниел увидел на своих коленях деревянные щепки. Это были не опилки, а отломанные и расщепленные кусочки де рева. На крышке стола он заметил овальны царапины.
— Я только... — на мгновение он почувствовал, что потерял ориентацию. Дэниел видел, как Ройс показывает что-то Монро, склонившемуся над аппаратурой. Слабость быстро прошла, и он вернулся в нормальное состояние.
— Мне хотелось бы осмотреть вас, — сказала Ройс. — Полагаю, что сейчас с вами все в порядке, мистер Китаяма, но проверить все равно нужно. Вы согласны?
Дэниел кивнул.
— Только не сейчас. Я действительно в порядке и хочу еще немного поработать. Думаю, это может быть полезным.
Монро хлопнул Дэниела по плечу.
— Вы хладнокровный парень! Сначала отключились и напугали нас до полусмерти, а теперь спокойно сидите, оглядываетесь и хотите вернуться к работе. За это стоит выпить! Что случилось? Была минута, кохда я подумал, что вы собираетесь броситься на нас!
— Нет. Это все новая функция. То самое панорамное зрение. Оно действует... слишком хорошо! Я смотрел в окно, когда вы включили его, так?
Монро кивнул.
— Я видел белку. Внезапно я сам стал белкой.
— Понятно, вы как бы смотрели в обратную сторону, на госпиталь.
— Нет! Так мы предполагали, но получилось гораздо лучше. Я был белкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41