Снег и сумрак мешали разглядеть его, но по мере того, как он приближался, я поняла, что это одномачтовое и однопарусное гребное судно, очертаниями похожее на морскую галеру, но поменьше, хотя и крупнее, чем ройк. На крутом носу гордо вздымалась оскаленная деревянная голова твурка. По причине безветрия парус был убран, и корабль поднимался по течению на веслах.
Должно быть, даже мои чувства успели закоченеть, поскольку несколько мгновений я смотрела на корабль тупым, равнодушным взглядом. Еще одни гантрусы, только и всего. Но затем разум все же вырвался из кокона, в котором он прятался от страха, и заработал на полную мощность. Если это обычный гантруский корабль, тогда почему он подходит к городу ранним утром? Ведь для этого, очевидно, он должен был идти на веслах всю ночь. На гребных судах редко бывают столь большие команды, чтобы можно было грести круглосуточно, в несколько смен; обычно ночью делают отдых. Тем более что идти ночью по извилистой реке, да еще когда видимость ухудшена снегопадом, — дело нелегкое и опасное, того и гляди сядешь на мель или налетишь на какую-нибудь корягу. И, главное, как можно идти в таких условиях без бортовых огней — это же нарушение всех правил безопасности? Я еще не знала, что из всего этого следует, но горячая волна надежды уже захлестнула меня.
Мои враги тем временем ничего еще не замечали. Они смотрели на меня и на жреца, который, кажется, уже заканчивал ритуал. Неожиданно меня освободили от кандалов. Неужели я все-таки помилована?! Но нет, двое стражников крепко держали меня за руки, а еще четверо их товарищей стояли вокруг с теми же каменными лицами. Гантруская рачительность, поняла я. Если всех узников топить в цепях, железа не напасешься… Корабль подходил с юго-запада, а жрец глядел на северо-восток, выбирая, очевидно, момент, наиболее соответствующий «первому лучу солнца». Вот он начал поднимать руку… Нет, ждать больше нельзя!
— Смотрите! — крикнула я, указывая крылом на корабль. По гомону, поднявшемуся пару мгновений спустя, я поняла, что попала в точку. Кто бы ни плыл на этом корабле, дорготцам они не друзья. Кстати, за первым кораблем уже показался второй…
Была, конечно, опасность, что меня предпочтут поскорей столкнуть с обрыва, чтобы потом уже без помех разбираться с новой проблемой, но теперь я изготовилась бороться за жизнь всеми шестью конечностями. Да, именно шестью — пару из них, и притом самую длинную, мои враги постоянно недооценивали. Одни лишь Гарвумы в свое время догадались связать мне не только руки, но и крылья — очевидно, потому, что хозяевам зверинца приходилось иметь дело и с другими крылатыми узниками, пусть и не разумнмми. Все же прочие мыслили стереотипно, исходя из анатомии обычного аньйо. Действительно, когда крылья сложены, они выглядят не особенно грозно…
Первый корабль находился уже в каких-нибудь полутораста локтях, и там уже поняли, что их заметили. Что-то коротко свистнуло, и жрец, хрипя и захлебываясь собственной кровью, повалился наземь с арбалетной стрелой в горле. Отличный выстрел! Корабельщики безошибочно угадали в нем важную шишку. Я не знала, есть ли на борту огнестрельное оружие, но, если оно и было, его, должно быть, не торопились пускать в ход, чтобы не предупредить раньше времени Доргот.
У стражников, однако, интересы были прямо противоположными. Храмовые были вооружены лишь мечами, но у городских имелись пистолеты. Нестройно захлопали выстрелы. Меня удивило это сопротивление — уж, наверное, на кораблях приплыло не меньше сотни воинов, дорготцам следовало бежать… С другой стороны, дали бы им убежать? В обычных условиях — конечно, но теперь, когда они собирались поднять в городе тревогу, их бы скорее перестреляли в спину! Первый корабль уже подходил к берегу, и я видела изготовившийся к высадке десант.
Стражники все еще держали меня, но хватка их непроизвольно ослабла, ибо все внимание было переключено на вражеский корабль. У меня был выбор — или принять сторону дорготцев, обрекших меня на смерть, и предложить им помощь, которая была для них теперь совсем не лишней, в обмен на помилование, или встать на сторону их врагов, от которых вообще неизвестно, чего ожидать. Я не колебалась ни мгновения. Рывком я расправила крылья и со всей силы хлестнула ими стоявших сзади стражников, одновременно рванувшись вперед. Мне удалось высвободить из захвата обе руки. Я подхватила свой камень и в развороте ударила им ближайшего стражника по голове.
Он был в шлеме, но удар пришелся в незащищенную скулу, и я услышала, как хрустнули кости. Следующего я ударила в грудь. Под его синим церемониальным плащом не было доспеха, и он завалился назад как минимум с парой сломанных ребер. Продолжая двигаться, я бросилась под ноги третьему. Когда он рухнул с переломанной голенью, в моей левой руке уже был меч, оброненный его предшественником, а сама я, лежа грудью на камне и упираясь пальцами ног в землю, отчаянно сдирала концами крыльев тесную юбку. Пара движений мечом — и веревки, удерживавшие камень, разрезаны; как раз вовремя, чтобы увернуться от двух других стражников, бросившихся ко мне! Юбка все еще была у меня на бедрах, но, перекатившись на спину, я саданула ближайшему врагу пятками в живот и, пока он ловил ртом воздух, наконец избавилась от мешковины.
Вот теперь, вскочив с мечом в руке, я могла продолжать разговор на равных. И даже более чем, ибо наконец поняла, как использовать крылья в ближнем бою. Это было что-то вроде вдохновения…
Четверо стражников валялись вокруг, мертвые или серьезно раненные, еще один, уворачиваясь от моего меча, сорвался с обрыва в воду. Последний из шести предпочел бежать; спасались бегством и его сограждане, израсходовавшие боезапас, а за ними, размахивая широкими прямыми мечами, гнались десантники с корабля. Издав грозный боевой клич, я помчалась с бугра, присоединяясь к погоне. Точнее, возглавив ее, ибо была ближе к дорготцам, чем приплывшие.
Мною двигала не только жажда мести. Я не знала, как эти корабельщики относятся к крылатым, но собиралась зарекомендовать себя с лучшей стороны. Конечно, вздумай я сейчас просто убежать в лес, вряд ли кто-то стал бы мне препятствовать. Но бегать голой зимой по лесам, пусть даже и с мечом, — нет уж, как говорят в Ранайе, предложите это своей йупе.
Расстояние между мной и врагами довольно быстро сокращалось. Бегать босиком по пересеченной местности не слишком удобно, зато мне не приходилось путаться в полах тяжелой хламиды. Готовясь к бою, гантрусы, конечно, одеваются удобнее, но в данном случае даже на стражниках были длинные церемониальные наряды. Первым я настигла одного из зевак — громко пыхтевшего коротышку. Я рубанула его мечом и побежала дальше, не останавливаясь. Мелькнула мысль забрать его одежду, хотя бы обувь, но — некогда, надо перебить врагов, прежде чем они добегут до ворот Доргота! Еще один любитель смотреть на казни крылатых упал с разрубленным плечом. А вот и один из чиновников… Получай, тварь!
Первые крики агонии лишь подхлестнули бегущих, но вот кто-то из стражников догадался обернуться и увидел, что основные силы врага еще далеко, а урон арьергарду наносит всего лишь та самая крылатая девчонка, которую они только что чуть не утопили. Он крикнул об этом и остановился, разворачиваясь. Он не видел, как я орудовала на бугре, и рассчитывал справиться со мной один.
Наши клинки скрестились сперва в верхней, потом в нижней позиции. Тут-то я хлестнула его крылом по глазам, а когда он инстинктивно зажмурился и отшатнулся, нанесла ему прямой колющий в грудь.
Обернувшись на мгновение, я отсалютовала мечом своим потенциальным друзьям и побежала догонять врагов.
На этот раз меня попытались остановить сразу трое. Первый, правда, атаковал решительно, надеясь покончить со мной одним ударом. Удар был действительно страшной силы — я бы не смогла его парировать, но для такого удара ему потребовался слишком широкий замах, так что я десять раз успела вычислить направление и легко уклонилась, тут же перерубив ему кисть мечом, а в следующий миг мой клинок перерезал горло противника. Но двое других были опытнее и задали мне серьезную задачку. Как чертовски прав был отчим, заставлявший меня учиться меч-ному бою!
Я успевала парировать удары нападающих на меня гантрусов, но мне не удавалось выбрать удобный момент для атаки. Я перехватила меч левой рукой — во-первых, правше труднее биться с таким противником, а во-вторых, честно говоря, правой уже требовался отдых. Все-таки в последнее время у меня было не слишком много возможностей для тренировок! Однако мне удалось выбить меч у одного из противников, и он предпочел обратиться в бегство, заметив приближающихся корабельщиков. Второй не успел защитить внезапно открывшийся бок, и я достала его в бедро. Он оступился, потом запрыгал на одной ноге в сторону; я оставила его корабельщикам, сделав еще один рывок за убегающими. С учетом урона, нанесенного мной и стрелками с корабля, их осталось менее тридцати. Однако последняя стычка отняла у меня достаточно много времени и шансов догнать еще кого-нибудь было мало. Разве что того, который бежал, потеряв оружие, но он вдруг вильнул вправо и понесся в сторону леса, справедливо рассудив, что за ним одним погони устраивать не будут.
Городские стены были уже близко, и стражники в городе не могли не понимать, что происходит. Но они, очевидно, не хотели лишать бегущих шанса, поэтому ворота оставались открытыми. Я слышала за спиной тяжелый топот почти нагнавших меня союзников.
Я не знала, успеем мы ворваться в город на плечах беглецов или нет, но дорготский командир, как видно, решил, что успеем. И предпочел выслать нам навстречу своих бойцов. Правда, лишь два десятка — больше, очевидно, за столь короткий срок было не собрать, но они, должно быть, рассчитывали на помощь бежавших от нас стражников и подкрепление из города. Судя по неоднородной одежде, среди них были и городские стражники, и ополченцы. У половины из них были пистолеты, но гантрусы не стреляли, боясь попасть в своих.
Меня обогнали слева и справа, и через несколько мгновений бойцы с обеих сторон схлестнулись у ворот. Я оказалась в самом центре схватки. Где-то рядом грохнуло несколько выстрелов, кто-то застонал, кто-то рухнул мне прямо под ноги, веером разбрызгивая по снегу кровь, но мне уже было не до того — я рубилась на мечах с очередным врагом и не могла отвлекаться по пустякам. Мой противник, впрочем, сидел в глухой обороне; похоже, я внушала ему трепет. И немудрено. Нагая, с окровавленным мечом, с распахнутыми крыльями, с ног до головы забрызганная кровью я, должно быть, представляла собой впечатляющее зрелище. Жаль, что поблизости не было художника, ищущего модель для богини войны…
Схватка у ворот была жаркой и стремительной. Подкрепление к защитникам подошло, но запоздало. Мы уже ворвались внутрь и продолжали теснить противника в глубь улицы. Нас встретили мушкетным огнем сверху, с висячей галереи. Но тут уже и корабельщики наконец пустили в ход огнестрельное оружие. Поскольку оборонявшиеся могли разместиться на галерее лишь в один ряд, а нападающие на улице — в несколько, в перестрелке дорготцы проиграли. После чего все кончилось. Уцелевшие защитники города побросали оружие, признавая свое поражение, — немудрено, ведь их потери вместе с ранеными составили почти четыре десятка аньйо! Для небольшого городка число огромное; только офицер, одержимый безумием брачного сезона, решился бы продолжать бой. Теперь, очевидно, между градоправителем и предводителем нападавших должны были состояться переговоры о контрибуции.
Но этого я уже не увидела. После того физического и психического напряжения, что я пережила, силы вдруг оставили меня. Меч безвольно опустился; я пошатнулась и ухватилась за чье-то плечо, чтобы не упасть. У меня мягко отобрали оружие, и чьи-то сильные руки подняли меня, как ребенка, — что вовсе не показалось мне унизительным. Вскоре я уже лежала на этих руках, укутанная в нагретую чужим теплом безразмерную куртку, пахнущую кожей, и доверчиво обнимала чужеземного воина за шею. Потом меня куда-то несли…
Дальнейшее помню смутно. Помню, как лежала, завернутая в теплый, приятно щекочущий голое тело мех, и чьи-то крепкие горячие ладони растирали мои замерзшие ступни, а у меня не было ни сил, ни желания даже открыть глаза, и я лишь тихо урчала от удовольствия. Помню сладкое душистое питье, согревавшее изнутри, — должно быть, там присутствовал алкоголь, но на вкус он совершенно не ощущался. Помню красивую песню на незнакомом языке, которую напевал мужской голос у моего изголовья. Помню мягкое покачивание и уютное поскрипывание плывущего корабля…
Наконец я отоспалась, отлежалась и пришла в себя окончательно. Я села на кровати, изучая дощатый потолок, такой же пол и слегка изогнутую стену с иллюминатором, откуда лился мягкий белый свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Должно быть, даже мои чувства успели закоченеть, поскольку несколько мгновений я смотрела на корабль тупым, равнодушным взглядом. Еще одни гантрусы, только и всего. Но затем разум все же вырвался из кокона, в котором он прятался от страха, и заработал на полную мощность. Если это обычный гантруский корабль, тогда почему он подходит к городу ранним утром? Ведь для этого, очевидно, он должен был идти на веслах всю ночь. На гребных судах редко бывают столь большие команды, чтобы можно было грести круглосуточно, в несколько смен; обычно ночью делают отдых. Тем более что идти ночью по извилистой реке, да еще когда видимость ухудшена снегопадом, — дело нелегкое и опасное, того и гляди сядешь на мель или налетишь на какую-нибудь корягу. И, главное, как можно идти в таких условиях без бортовых огней — это же нарушение всех правил безопасности? Я еще не знала, что из всего этого следует, но горячая волна надежды уже захлестнула меня.
Мои враги тем временем ничего еще не замечали. Они смотрели на меня и на жреца, который, кажется, уже заканчивал ритуал. Неожиданно меня освободили от кандалов. Неужели я все-таки помилована?! Но нет, двое стражников крепко держали меня за руки, а еще четверо их товарищей стояли вокруг с теми же каменными лицами. Гантруская рачительность, поняла я. Если всех узников топить в цепях, железа не напасешься… Корабль подходил с юго-запада, а жрец глядел на северо-восток, выбирая, очевидно, момент, наиболее соответствующий «первому лучу солнца». Вот он начал поднимать руку… Нет, ждать больше нельзя!
— Смотрите! — крикнула я, указывая крылом на корабль. По гомону, поднявшемуся пару мгновений спустя, я поняла, что попала в точку. Кто бы ни плыл на этом корабле, дорготцам они не друзья. Кстати, за первым кораблем уже показался второй…
Была, конечно, опасность, что меня предпочтут поскорей столкнуть с обрыва, чтобы потом уже без помех разбираться с новой проблемой, но теперь я изготовилась бороться за жизнь всеми шестью конечностями. Да, именно шестью — пару из них, и притом самую длинную, мои враги постоянно недооценивали. Одни лишь Гарвумы в свое время догадались связать мне не только руки, но и крылья — очевидно, потому, что хозяевам зверинца приходилось иметь дело и с другими крылатыми узниками, пусть и не разумнмми. Все же прочие мыслили стереотипно, исходя из анатомии обычного аньйо. Действительно, когда крылья сложены, они выглядят не особенно грозно…
Первый корабль находился уже в каких-нибудь полутораста локтях, и там уже поняли, что их заметили. Что-то коротко свистнуло, и жрец, хрипя и захлебываясь собственной кровью, повалился наземь с арбалетной стрелой в горле. Отличный выстрел! Корабельщики безошибочно угадали в нем важную шишку. Я не знала, есть ли на борту огнестрельное оружие, но, если оно и было, его, должно быть, не торопились пускать в ход, чтобы не предупредить раньше времени Доргот.
У стражников, однако, интересы были прямо противоположными. Храмовые были вооружены лишь мечами, но у городских имелись пистолеты. Нестройно захлопали выстрелы. Меня удивило это сопротивление — уж, наверное, на кораблях приплыло не меньше сотни воинов, дорготцам следовало бежать… С другой стороны, дали бы им убежать? В обычных условиях — конечно, но теперь, когда они собирались поднять в городе тревогу, их бы скорее перестреляли в спину! Первый корабль уже подходил к берегу, и я видела изготовившийся к высадке десант.
Стражники все еще держали меня, но хватка их непроизвольно ослабла, ибо все внимание было переключено на вражеский корабль. У меня был выбор — или принять сторону дорготцев, обрекших меня на смерть, и предложить им помощь, которая была для них теперь совсем не лишней, в обмен на помилование, или встать на сторону их врагов, от которых вообще неизвестно, чего ожидать. Я не колебалась ни мгновения. Рывком я расправила крылья и со всей силы хлестнула ими стоявших сзади стражников, одновременно рванувшись вперед. Мне удалось высвободить из захвата обе руки. Я подхватила свой камень и в развороте ударила им ближайшего стражника по голове.
Он был в шлеме, но удар пришелся в незащищенную скулу, и я услышала, как хрустнули кости. Следующего я ударила в грудь. Под его синим церемониальным плащом не было доспеха, и он завалился назад как минимум с парой сломанных ребер. Продолжая двигаться, я бросилась под ноги третьему. Когда он рухнул с переломанной голенью, в моей левой руке уже был меч, оброненный его предшественником, а сама я, лежа грудью на камне и упираясь пальцами ног в землю, отчаянно сдирала концами крыльев тесную юбку. Пара движений мечом — и веревки, удерживавшие камень, разрезаны; как раз вовремя, чтобы увернуться от двух других стражников, бросившихся ко мне! Юбка все еще была у меня на бедрах, но, перекатившись на спину, я саданула ближайшему врагу пятками в живот и, пока он ловил ртом воздух, наконец избавилась от мешковины.
Вот теперь, вскочив с мечом в руке, я могла продолжать разговор на равных. И даже более чем, ибо наконец поняла, как использовать крылья в ближнем бою. Это было что-то вроде вдохновения…
Четверо стражников валялись вокруг, мертвые или серьезно раненные, еще один, уворачиваясь от моего меча, сорвался с обрыва в воду. Последний из шести предпочел бежать; спасались бегством и его сограждане, израсходовавшие боезапас, а за ними, размахивая широкими прямыми мечами, гнались десантники с корабля. Издав грозный боевой клич, я помчалась с бугра, присоединяясь к погоне. Точнее, возглавив ее, ибо была ближе к дорготцам, чем приплывшие.
Мною двигала не только жажда мести. Я не знала, как эти корабельщики относятся к крылатым, но собиралась зарекомендовать себя с лучшей стороны. Конечно, вздумай я сейчас просто убежать в лес, вряд ли кто-то стал бы мне препятствовать. Но бегать голой зимой по лесам, пусть даже и с мечом, — нет уж, как говорят в Ранайе, предложите это своей йупе.
Расстояние между мной и врагами довольно быстро сокращалось. Бегать босиком по пересеченной местности не слишком удобно, зато мне не приходилось путаться в полах тяжелой хламиды. Готовясь к бою, гантрусы, конечно, одеваются удобнее, но в данном случае даже на стражниках были длинные церемониальные наряды. Первым я настигла одного из зевак — громко пыхтевшего коротышку. Я рубанула его мечом и побежала дальше, не останавливаясь. Мелькнула мысль забрать его одежду, хотя бы обувь, но — некогда, надо перебить врагов, прежде чем они добегут до ворот Доргота! Еще один любитель смотреть на казни крылатых упал с разрубленным плечом. А вот и один из чиновников… Получай, тварь!
Первые крики агонии лишь подхлестнули бегущих, но вот кто-то из стражников догадался обернуться и увидел, что основные силы врага еще далеко, а урон арьергарду наносит всего лишь та самая крылатая девчонка, которую они только что чуть не утопили. Он крикнул об этом и остановился, разворачиваясь. Он не видел, как я орудовала на бугре, и рассчитывал справиться со мной один.
Наши клинки скрестились сперва в верхней, потом в нижней позиции. Тут-то я хлестнула его крылом по глазам, а когда он инстинктивно зажмурился и отшатнулся, нанесла ему прямой колющий в грудь.
Обернувшись на мгновение, я отсалютовала мечом своим потенциальным друзьям и побежала догонять врагов.
На этот раз меня попытались остановить сразу трое. Первый, правда, атаковал решительно, надеясь покончить со мной одним ударом. Удар был действительно страшной силы — я бы не смогла его парировать, но для такого удара ему потребовался слишком широкий замах, так что я десять раз успела вычислить направление и легко уклонилась, тут же перерубив ему кисть мечом, а в следующий миг мой клинок перерезал горло противника. Но двое других были опытнее и задали мне серьезную задачку. Как чертовски прав был отчим, заставлявший меня учиться меч-ному бою!
Я успевала парировать удары нападающих на меня гантрусов, но мне не удавалось выбрать удобный момент для атаки. Я перехватила меч левой рукой — во-первых, правше труднее биться с таким противником, а во-вторых, честно говоря, правой уже требовался отдых. Все-таки в последнее время у меня было не слишком много возможностей для тренировок! Однако мне удалось выбить меч у одного из противников, и он предпочел обратиться в бегство, заметив приближающихся корабельщиков. Второй не успел защитить внезапно открывшийся бок, и я достала его в бедро. Он оступился, потом запрыгал на одной ноге в сторону; я оставила его корабельщикам, сделав еще один рывок за убегающими. С учетом урона, нанесенного мной и стрелками с корабля, их осталось менее тридцати. Однако последняя стычка отняла у меня достаточно много времени и шансов догнать еще кого-нибудь было мало. Разве что того, который бежал, потеряв оружие, но он вдруг вильнул вправо и понесся в сторону леса, справедливо рассудив, что за ним одним погони устраивать не будут.
Городские стены были уже близко, и стражники в городе не могли не понимать, что происходит. Но они, очевидно, не хотели лишать бегущих шанса, поэтому ворота оставались открытыми. Я слышала за спиной тяжелый топот почти нагнавших меня союзников.
Я не знала, успеем мы ворваться в город на плечах беглецов или нет, но дорготский командир, как видно, решил, что успеем. И предпочел выслать нам навстречу своих бойцов. Правда, лишь два десятка — больше, очевидно, за столь короткий срок было не собрать, но они, должно быть, рассчитывали на помощь бежавших от нас стражников и подкрепление из города. Судя по неоднородной одежде, среди них были и городские стражники, и ополченцы. У половины из них были пистолеты, но гантрусы не стреляли, боясь попасть в своих.
Меня обогнали слева и справа, и через несколько мгновений бойцы с обеих сторон схлестнулись у ворот. Я оказалась в самом центре схватки. Где-то рядом грохнуло несколько выстрелов, кто-то застонал, кто-то рухнул мне прямо под ноги, веером разбрызгивая по снегу кровь, но мне уже было не до того — я рубилась на мечах с очередным врагом и не могла отвлекаться по пустякам. Мой противник, впрочем, сидел в глухой обороне; похоже, я внушала ему трепет. И немудрено. Нагая, с окровавленным мечом, с распахнутыми крыльями, с ног до головы забрызганная кровью я, должно быть, представляла собой впечатляющее зрелище. Жаль, что поблизости не было художника, ищущего модель для богини войны…
Схватка у ворот была жаркой и стремительной. Подкрепление к защитникам подошло, но запоздало. Мы уже ворвались внутрь и продолжали теснить противника в глубь улицы. Нас встретили мушкетным огнем сверху, с висячей галереи. Но тут уже и корабельщики наконец пустили в ход огнестрельное оружие. Поскольку оборонявшиеся могли разместиться на галерее лишь в один ряд, а нападающие на улице — в несколько, в перестрелке дорготцы проиграли. После чего все кончилось. Уцелевшие защитники города побросали оружие, признавая свое поражение, — немудрено, ведь их потери вместе с ранеными составили почти четыре десятка аньйо! Для небольшого городка число огромное; только офицер, одержимый безумием брачного сезона, решился бы продолжать бой. Теперь, очевидно, между градоправителем и предводителем нападавших должны были состояться переговоры о контрибуции.
Но этого я уже не увидела. После того физического и психического напряжения, что я пережила, силы вдруг оставили меня. Меч безвольно опустился; я пошатнулась и ухватилась за чье-то плечо, чтобы не упасть. У меня мягко отобрали оружие, и чьи-то сильные руки подняли меня, как ребенка, — что вовсе не показалось мне унизительным. Вскоре я уже лежала на этих руках, укутанная в нагретую чужим теплом безразмерную куртку, пахнущую кожей, и доверчиво обнимала чужеземного воина за шею. Потом меня куда-то несли…
Дальнейшее помню смутно. Помню, как лежала, завернутая в теплый, приятно щекочущий голое тело мех, и чьи-то крепкие горячие ладони растирали мои замерзшие ступни, а у меня не было ни сил, ни желания даже открыть глаза, и я лишь тихо урчала от удовольствия. Помню сладкое душистое питье, согревавшее изнутри, — должно быть, там присутствовал алкоголь, но на вкус он совершенно не ощущался. Помню красивую песню на незнакомом языке, которую напевал мужской голос у моего изголовья. Помню мягкое покачивание и уютное поскрипывание плывущего корабля…
Наконец я отоспалась, отлежалась и пришла в себя окончательно. Я села на кровати, изучая дощатый потолок, такой же пол и слегка изогнутую стену с иллюминатором, откуда лился мягкий белый свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93