Я растерянно оглянулась, ища, чем бы забаррикадировать дверь.
Увы, вся немногочисленная мебель в каюте была привинчена.
— Что вам нужно? — крикнула я, поспешно натягивая штаны и выхватывая шпагу.
— Довольно бед ты навлекла на корабль! — раздалось из-за двери. — Теперь еще и шторм!
Оценив расстановку сил, — а врагов явно было не один и не два, — я попыталась воззвать к их благоразумию:
— Если бы я даже и могла такое сделать, зачем бы я стала вредить кораблю, на котором плыву сама?
— А кто тебя знает! — последовал железный ответ. — Может быть, сам дьявол поможет тебе спастись!
— В таком случае какой смысл вам сюда ломиться? Если дьявол ни при чем, то я невиновна, а если он защищает меня, вам со мной не справиться.
Я удовлетворенно замолчала, полагая, что этот аргумент сразит их наповал. В самом деле, трудно было на это что-то возразить.
Увы, у них возражение нашлось моментально:
— Не заговаривай нам зубы! — и на дверь обрушились новые удары.
Что ж, оставалось только драться. Я встала напротив двери, приготовившись пронзить шпагой первого, кто ворвется. Через несколько секунд щеколду вырвало из косяка и дверь резко распахнулась.
Тот, кто ее выбил, видимо, сам не ожидал такого эффекта и растянулся на полу у моих ног. Я могла пригвоздить его к полу, но не сделала этого — то ли подсознательно сработали остатки дуэльного кодекса, не позволяющего колоть лежачего, то ли просто здравый смысл подсказал, что остающиеся на ногах представляют большую опасность. Все происходило настолько быстро, что теперь я уже не могу сказать, о чем думала в тот момент.
Следующим оказался тот самый ремесленник, причем, похоже, в дверь его просто пропихнули. Я с превеликим удовольствием устремила шпагу ему в грудь, но он с проворством йитла метнулся в сторону и прижался к стене, а на мою шпагу напоролся дородный торговец. Даже пронзенный насквозь, он чуть не повалил меня. Мне пришлось отступить, и я едва успела выдернуть шпагу, чтобы встретить следующего врага. Это оказался матрос с топором на длинной ручке; мне пришлось уклониться от удара, который я никак не смогла бы парировать, но, пока противник, поворачиваясь, делал новый замах, я скользнула в другую сторону и проткнула его сбоку. За это время в каюте оказались еще двое — пассажир со шпагой и матрос с саблей. Как я знала из книг, такие сабли обычно применяются в абордажном бою. Это было уже действительно скверно. Однако они явно не упражнялись прежде в парном бою и больше мешали, чем помогали друг другу. Но все же сабля — это сабля, шпагой ее не отразишь, а для маневра в тесной каюте мало места. Только тут я подумала о метательных ножах, но они были в жакете, а жакет — в шкафу недалеко от двери; я же дралась уже почти возле иллюминатора. Мне удалось обманным финтом спровоцировать рубящий удар матроса и уйти из-под него влево, под руку пассажира, одновременно отбивая вверх его шпагу. Маневр был рискованным, но оправдал себя — матрос, пытаясь достать меня, не смог вовремя остановить руку и ранил своего союзника в предплечье. Тот с проклятием шарахнулся назад, выронив оружие, а я рванулась мимо него к шкафу, готовясь следующим ударом проткнуть уже поднявшегося с пола первого из ворвавшихся, который загораживал мне путь. За это мгновение, по моей прикидке, матрос уже не успевал сделать серьезный замах — в худшем случае он успел бы уколоть меня острым концом сабли, но не серьезно ранить.
Но он поступил иначе. Сильный рывок за правое крыло отбросил меня назад. Прыгая и уворачиваясь, я инстинктивно помогала себе крыльями сохранять равновесие, а лучше было бы держать их сложенными за спиной… Одно дело рассуждать о пользе лишней пары конечностей в теории и другое — использовать их в реальном бою. На самом-то деле при грамотном подходе крылья можно превратить в грозное оружие, но беда в том, что меня не учили специальной технике боя, предназначенной для крылатых. Такой техники просто не существует или, во всяком случае, мне о ней ничего не известно. Крылатых во все времена было слишком мало, чтобы сформировать собственную культуру, особенно крылатых с нормально развитыми крыльями…
Но, естественно, в тот миг мне было не до философских размышлений. Будь у меня шпага в левой руке, — а я одинаково хорошо владею обеими, — я бы тут же вонзила ее в бок матросу. Но она была в правой, и я никак не могла вывернуть ее для укола. Мне удалось лишь хлестнуть его шпагой по лицу, до крови рассекая щеку, — увы, он успел мотнуть головой, и в глаз я не попала. Но его это не остановило. Продолжая крепко держать меня за крыло выше первого сустава, он замахнулся саблей с явным намерением снести мне голову. Все, что я еще успела сделать, — ударить его коленом в пах. Он охнул, но рука с саблей дернулась в ранее выбранном направлении.
И в этот момент грохнул выстрел. Голова матроса взорвалась, как гнилой йовул, когда по нему ударят палкой. Осколки костей, клочья волос, брызги крови и ошметки мозга — все это полетело во все стороны, в том числе и мне в лицо. Сабля скользнула плашмя по моему голому плечу, не причинив вреда; пальцы, сжимавшие крыло, конвульсивно дернулись и разжались. Труп стал падать на меня; я инстинктивно отпихнула его обеими руками, не выпуская шпаги, и он рухнул навзничь.
В дверях каюты стоял капитан. В каждой руке у него было по пистолету; один из них дымился, второй смотрел в сторону коридора, где, очевидно, оставались другие мои враги — в каюте их в тот момент было двое, включая раненого и исключая убитых. На поясе капитана висела внушительного вида сабля.
— Кто-то желает быть следующим? — осведомился капитан, направляя заряженный пистолет в каюту, затем снова в коридор. — Если кто забыл, бунт на корабле карается смертью. Оружие на пол, если хотите жить.
«Капитан — второй после бога на корабле!» — говорят илсудрумские моряки. На что ранайские отвечают: «Бог первый на небе, а на корабле первый — капитан!» И все же он был один, и у него была только одна пуля и сабля, а дисциплина была слишком подорвана этим долгим мучительным дрейфом. Хуже всего было то, что среди линчевателей оказались члены экипажа — уж если они нарушили приказ капитана, что говорить о пассажирах. В первый момент после выстрела и властного окрика капитана кто-то бросил оружие, но таковые оказались в меньшинстве, и прочие не спешили последовать их примеру. Не решались они, впрочем, и напасть — теперь уже не только на меня, но и на своего шкипера. Стало совсем тихо. Пауза затягивалась. Опасно затягивалась.
И вдруг тишину раскололи частые удары тревожного колокола.
— Шквал! — услышала я. — Шквал по левому борту! Капитан бросил короткий взгляд в иллюминатор за моей спиной, и то, что он там увидел, понравилось ему еще меньше, чем зрелище в моей каюте.
— Все по местам! — гаркнул он. — Пассажирам пристегнуться к койкам и молиться!
Двое моих врагов, находившихся в каюте, проследили направление взгляда капитана и, изменившись в лице, торопливо прошмыгнули в коридор. Я, брезгливо переступая босыми ногами через трупы и лужи крови, подошла к своей койке, подобрала скомканную простыню и наконец стерла с лица и груди липкую мерзость. Почему-то в тот момент именно это казалось мне самым важным. Когда я бросила это импровизированное полотенце-, из кровавых складок на меня смотрел глаз матроса.
Этот мертвый взгляд словно вернул меня к реальности, напомнив, что проблемы не кончились. Я посмотрела в иллюминатор.
На нас шла сплошная стена воды. Высотой, наверное, локтей тридцать, если не больше. Ее слегка вогнутая поверхность глянцевито лоснилась, а наверху кипела ярящаяся пена.
Я слышала топот бегущих по коридору и палубе ног. Когда я отвернулась от иллюминатора, капитана уже не было видно. Мне совсем не хотелось оставаться в каюте с тремя мертвецами и выбитой дверью, но времени на поиски иного прибежища, похоже, не оставалось. Я упала на койку и кое-как затянула ремни.
Затем я услышала шум, словно где-то закипали тысячи больших котлов. А затем корабль осел вниз, резко завалился набок и помчался вверх. У меня перехватило дыхание от этого кульбита, ремни врезались в тело. С треском распахнулись дверцы шкафа, в коридор, звеня и кувыркаясь, вылетела миска, а за нею туда же покатились трупы…
Если бы у нас были мачты, нас бы наверняка опрокинуло. Но без них центр тяжести находился куда ближе к килю. Поэтому уже на гребне волны бриг выровнялся, а затем завалился на левый борт и помчался вниз по спине волны. Ощущение было такое, что мы валимся в пропасть. Мои крылья непроизвольно напряглись, словно пытаясь удержать меня в воздухе…
Наконец жуткий спуск с горы закончился, но оказались мы отнюдь не на равнине. Таких огромных валов больше не было, но за авангардом шквала шел шторм.
Хватаясь за стены, я все-таки выбралась из своей каюты. Шторм может затянуться на несколько дней, и оставаться все это время среди трупов и размазанной повсюду крови… Оказавшись в кренящемся с боку на бок коридоре, я услышала, как в конце его со скрипом распахивается дверь. Затем корабль завалился на другой бок, и дверь захлопнулась. На следующей волне все повторилось. Шарахаясь зигзагами от стены к стене, я поспешила туда.
На сей раз мне наконец повезло. Каюта и впрямь оказалась пустой, хотя и не нежилой — как видно, она принадлежала убитому мной пассажиру. Я вошла внутрь и заперлась.
В этой каюте я провела три дня. Все это время шторм продолжал бушевать, и за эти дни я не видела ни одного аньйо, как, разумеется, никто не видел и меня. Мне даже не пришлось выбираться за водой — хоть предыдущий хозяин помещения и оказался достаточно невежествен, чтобы верить, будто убийство крылатой может остановить бурю (а может, просто нашел удобный повод сорвать злость), но в практической сметке ему трудно было отказать: он умудрился запасти здоровенную бутыль воды, и, когда я ее нашла, в ней оставалось еще пинты четыре. Что до еды, то во время этой жуткой качки одна мысль о таковой вызывала у меня дурноту. Так что из каюты я выходила только, чтобы… ну, вы понимаете. Кстати, это тоже непросто делать в шторм.
К вечеру третьего дня буря вроде бы начала стихать. Дождь уже не хлестал в иллюминатор, который, правда, периодически окатывало пеной волн, но и те уже словно подустали и исполняли свою работу только по обязанности, без прежнего энтузиазма. Я валялась в полудреме, пристегнутая к койке, и тщетно пыталась заснуть: больше делать все равно было нечего. Корабль в очередной раз задрал нос, карабкаясь на волну, потом скользнул вниз…
И вдруг койка резко толкнула меня в ребра, и я не столько даже услышала, сколько всем телом ощутила раздирающий треск. Мне не надо было объяснять, что это значит. Отбросив ремни, я кое-как оделась, подхватила шпагу и выскочила из каюты. Из дверей слева и справа высовывались встрепанные головы, кто-то спрашивал, что случилось, кто-то выскакивал в коридор полураздетым…
Когда я выбежала на палубу, бриг уже заметно опустил нос и с каждой секундой зарывался все глубже. Если бы скала, на которую мы напоролись, подвернулась нам в более спокойную погоду, корабль бы так и остался на ней, как насекомое на булавке, и мог продержаться в таком виде довольно долго; но в шторм следующая же волна сняла нас с рифа, обнажив здоровенную, судя по скорости погружения, пробоину в носовой части… Воистину это был несчастливый рейс!
Колокол трезвонил как сумасшедший, полуголые пассажиры в панике метались в полумраке по мокрой кренящейся палубе. На меня, узнав, зыркали безумными глазами — как я сказала, в эти три дня меня никто не видел, и, должно быть, на судне и впрямь решили, что меня унес дьявол. Но теперь уже никто не пытался сводить со мной счеты.
Кто-то не удержал равновесия и с криком свалился за борт, но на это не обратили внимания. Матросы, подгоняемые отборной бранью капитана, готовили к спуску шлюпки, пинками и кулаками пытаясь навести порядок среди рвущихся туда пассажиров. Грохнул выстрел, чье-то тело свалилось под ноги дерущихся, его топтали…
У меня пропало всякое желание лезть в эту кучу-малу; я просто стояла, держась одной рукой за фальшборт, и смотрела, надеясь, что после первой волны паники они успокоятся. Вдруг из двери, ведущей на корму, донесся громкий женский крик. Затем на палубу выбежала девчонка, дочь толстой купчихи.
— Помогите! — кричала она. — Там моя мама, у нее сломана нога, она не может выбраться! Помогите ее вынести, кто-нибудь!
Ей уделили не больше внимания, чем свалившемуся за борт; когда она пыталась схватить кого-то за руку, ее просто отшвыривали. Тут она заметила, что я стою без дела, и вцепилась в меня мертвой хваткой.
— Помоги мне! Надо спасти мою маму!
— Даже если б я и хотела, чтобы сдвинуть ее с места, понадобится пять таких, как я, — ответила я, пытаясь отодрать ее от себя.
— Эй, девчонки! — крикнул пробегавший мимо капитан. — Быстро в шлюпку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93