Пожалуй, шансов добраться до острова было не больше, чем у меня самой, когда я оказалась в воде после гибели «Звезды тропиков».
Но во время наших бесед, когда я замечала, как быстро схватывают новое самые способные из туземной молодежи, у меня возникла другая идея. А нужно ли им вообще возвращаться? Было бы жалко, если бы знания из области математики, физики, истории, ранайского языка, бесполезные при образе жизни островитян, так и забылись через несколько лет. Вот бы отправить этих ребят учиться в метрополию…
В колониях им, конечно, делать нечего — там туземец может в лучшем случае рассчитывать на участь поденщика, а в худшем и вовсе раба. Но в Ранайе имеются туземные диаспоры, образовавшиеся после того, как два столетия назад в метрополии отменили рабство, совсем, впрочем, небольшие. В те годы колонизация только начиналась, с севера успели привезти мало невольников; большинство ранайских рабов были родом из самой Ранайи или других стран Инйалгдара. Они помогут своим…
Тогда мне и в голову не пришло, что ранайские потомки северных туземцев принадлежат к совсем другим племенам, и нгарэйху для них не более свои, чем для меня гантрусы или живущие на юго-востоке Инйалгдара шакабары. Впрочем, среди аньйо чужой расы представители разных племен, наверное, все же чувствуют себя ближе друг к другу, чем у себя на исторической родине.
Однако для того, чтобы отправить их на корабле в Ранайу и дать возможность обустроиться на новом месте, нужны деньги, а с этим наблюдались серьезные проблемы. Помимо почти бесполезного желтого металла, в моем распоряжении были гантруские векселя, но мне доводилось читать, что в колониях признают только наличные, а если колония, куда мы доберемся, будет не гантруской, на эти бумажки тем более никто и смотреть не станет. Еще у меня имелось несколько серебряных монет, найденных под ритуальным деревом, но там не набралось бы и двух десятков йонков. Хотя на «Звезде тропиков» плыли в основном торговцы, такая скудость добычи меня не удивила: бриг затонул слишком быстро, и аньйо, первыми попрыгавшие в шлюпку, думали о спасении своей жизни, а не финансов. Если бы хоть был сезон для плодов кура, их можно было бы взять с собой и продать, но до сезона, как я узнала от туземцев, оставалось еще почти пять месяцев, да и все равно, учитывая малую вместимость нашего суденышка, много мы бы на этом не заработали.
В общем, это была проблема. Тем не менее я продолжала реализовывать свой план и сместила акцент в своих рассказах на географию, так что скоро мои подопечные уже мечтали побывать за морем и увидеть удивительные страны, где строят каменные хижины высотой в несколько этажей. Побывать в селении, именуемом «город», где может жить больше десяти тысяч аньйо (нгарэйху, не учившиеся у меня, и чисел-то таких представить не могли), зверей не только едят, но и запрягают в ездящие по земле лодки, а цепные птицы сторожат дома. Представьте себе, им даже захотелось увидеть, что такое зима и снег — вот уж воистину не понимают аньйо своего счастья.
Непогода, пришедшая с севера, вынудила нас прервать мореходные упражнения. Три дня бушевал шторм, даже более сильный, чем тот, что выбросил меня на остров за три месяца до этого. Сидя на краю джунглей, мы смотрели, как огромные волны, грязно-бурые от взбаламученного песка, с грохотом рушатся на берег, и жадные языки кипящей пены вытягиваются через весь пляж, норовя облизать стволы крайних пальм, а потом бессильно откатываются обратно, сталкиваясь по пути с пеной пришедшей следом волны и вспухая бурунами. Буро-зеленые мочалки высыхающих водорослей обозначали границу, до которой доставала вода. Иногда волна выносила на пляж какой-нибудь предмет: большую дохлую рыбину, или пальмовый орех, или даже целый ствол пальмы. Как правило, следующая волна утаскивала это обратно. Я подумала, как было бы здорово, если бы шторм выбросил на берег сундук с сокровищами затонувшего корабля — хотя бы и того, что взорвался здесь пятнадцать лет назад, ведь были же там, наверное, какие-то деньги в капитанской каюте. Но, конечно, подобные мечты сбываются только в сказках.
О том, что будет с нами, если такая буря застанет нас посреди океана, и думать не хотелось. Наверняка мое суденышко или рассыплется, или перевернется. Правда, с прошлого шторма прошло три месяца, а я рассчитываю лишь на двухдекадное плавание, но где гарантия, что следующая буря заставит себя ждать столь же долго?
В бурлящей пене мелькнуло длинное, в пару локтей, темное тело очередной рыбины. Лежа среди обтекающих ее пузырчатых потоков, она вдруг вяло приподняла тяжелый хвост и шлепнула им по воде. Живая!
— Я ее достану! — вскочил с места Нэн и побежал прямо навстречу волнам.
— Стой, стой! — крикнули одновременно и я, и несколько нгарэйху, но его было не остановить. Разбрызгивая пену, он помчался через залитый волной пляж и добежал до рыбы как раз в тот момент, когда обрушился очередной вал. Нэн даже успел подхватить свою добычу (весившую, наверное, фунтов под сорок) и повернуться к нам, прижимая ее к груди. Рыба меланхолично открыла зубастый рот, куда явно не следовало класть палец. Но тут сплошная стена клокочущей пены, налетев сзади, сбила Нэна с ног. Кто-то вскрикнул, многие, включая меня, вскочили; опасность, что его унесет в море, была нешуточной.
Несколько секунд в пене не было ничего видно, но затем в воздухе мелькнула рука, потом нога, и вот мокрый Нэн поднялся на четвереньки уже заметно ближе к нам. Пена, откатываясь назад, вскипала белыми валиками вокруг его рук и коленей. Свою добычу он потерял. Встав на ноги, он поспешил к нам — сверкая зубами в улыбке, несмотря на неудачу.
— Можно подумать, племя голодает! — накинулась я на него. Действительно, еды хватало и на суше, не говоря уже о реке.
— Никому еще не удавалось поймать голыми руками унэ-чу, — оправдывался он.
— И ты только что подтвердил эту истину, — констатировала я. — Хорошо еще, что не догадался взять с собой и утопить шпагу. Завтра твое оружие будет деревянным.
— Прости, Эййэ. — Он смиренно наклонил голову, но глаза его по-прежнему смеялись. — Я понадеялся на твое покровительство, но забыл, что над стихией воды ты не властна.
Я оценила по достоинству эту контратаку, намекавшую не только на мое «божественное» происхождение от солнца и неба, но и на мою первоначальную неумелость в управлении лодкой, но все же проворчала:
— Если ты жить не можешь без рыбалки, потренируйся лучше ловить рыбу на крючок. Боюсь, когда мы будем в море одни, от сетей будет мало проку.
Действительно, удочка была нгарэйху столь же в диковину, как и лук. Они либо ловили рыбу сетями, растягивая их между несколькими идущими параллельным курсом пирогами, либо били острогой на мелководье. Первая удочка на острове была изготовлена под моим руководством: леска из жил, как и тетивы луков, деревянный поплавок, камушек-грузило и крючок из рыбьих же крупных костей. Изобретение, впрочем, не прижилось — в отличие от луков, оно было менее эффективным по сравнению с традиционными способами ловли. Однако во время плавания могло пригодиться — сети хороши, когда протянуты на большое расстояние, а для этого при ловле на ходу нужно минимум два корабля.
— Я чту твою небесную мудрость, Эййэ, — философским тоном изрек Нэн, — но мне до сих пор кажется странным скармливать большого белого червяка рыбе, если можно съесть его самому. Рыба, конечно, больше, зато червяк вкуснее и без костей.
Я поморщилась. Эти жирные белые червяки — личинки огромных, с ладонь, лиловых жуков — должно быть, действительно очень питательны, но, когда я видела туземцев, с аппетитом уплетающих их, мне приходилось делать усилие, чтобы удержать в желудке собственный обед.
— В самом деле, Эййэ, — поддержала Нэна Ийхэ, — ты ведь ешь другую нашу пищу, почему ты не любишь червяков? Ты же не можешь знать, что это невкусно, пока не попробовала.
— Червяки напоминают мне о Шуше, — усмехнулась я. — И брать целую корзину их с собой в море, наверное, не слишком удобно. Куда проще ловить на блесну, но я пока не решила, из чего ее можно изготовить.
Ученики, естественно, поинтересовались, что такое блесна. Я объяснила, и на некоторое время нгарэйху погрузились в раздумье: они пытались припомнить предметы, блестящие, как рыбья чешуя, но, как и мне, им не приходило в голову ничего подходящего.
Вечером, когда я уже забыла об этом эпизоде, ко мне вдруг подошел Нэн.
— Эййэ, ты больше не сердишься на меня?
— Нет, — ответила я рассеянно, погруженная в свои мысли о будущем плавании.
— Значит, я могу снова взять настоящую шпагу?
Я вспомнила, что он наказан, и строго сдвинула брови:
— Настоящая шпага — оружие взрослых воинов, а не легкомысленных мальчишек.
— А если я скажу, что нашел для тебя блесну?
— Вот как? — заинтересовалась я, только тут заметив, что он прячет что-то за спиной. — Ну-ка, покажи.
Он протянул руку и с гордым видом разжал кулак. На ладони у него лежала большая, как медаль, серебряная монета в десять йонков.
— Где ты это взял?!
— В лесу, — беспечно ответил Нэн. — Там, где наши воины схватили врагов в тот день, когда ты спустилась с неба. Там таких еще много.
Действительно, я видела место боя лишь один раз из-за деревьев и была слишком напугана, чтобы рассмотреть все подробно, да и то, что видела, запомнила весьма смутно. После этого я туда уже не возвращалась, да и не нашла бы дороги без провожатых. Выходит, кто-то из торговцев все же подсуетился и успел прихватить с собой наличность… Я велела Нэну немедленно отвести меня на то место.
Угли кострища уже почти скрыла трава — в джунглях она растет удивительно быстро, — но вещи убитых валялись на прежних местах. Увидев их во второй раз, я ярко вспомнила ту жуткую картину, что открылась мне десять декад назад. Теперь при моем приближении из сапога выскочил какой-то грызун и скрылся в траве, а камзол, переживший несколько дождей, больше походил на тряпку. Впрочем, добротная дорогая ткань еще не начала гнить, и я решила взять его с собой: на острове мой гардероб ограничивался штанами, но перед прибытием в цивилизованный мир мне все же придется что-то надеть сверху, а у этого камзола хотя бы нет прожженной дыры, как у того, что остался от Каайле. В карманах я обнаружила кремень и огниво, а также формочку для отливки пуль и кисет с отсыревшим порохом. Прихватила я и шляпу — пригодится от солнца. Но Нэн уже указывал мне на то, что я проглядела в прошлый раз, — притаившийся под кустами коричневый саквояж из тайуловой кожи, некогда, очевидно, аккуратно застегнутый на три ремня с замочками. Теперь два из этих ремней были перерезаны — наверняка ножом моего провожатого. Нэн непочтительно пихнул саквояж пяткой, и внутри глухо и дробно звякнуло.
Там было почти две тысячи сто йонков серебром. Больше, чем сулил за мою голову губернатор Лланкеры. Больше, чем мог рассчитывать заработать в своем рейсе Тнай Лаарен… На эти деньги я могла не просто оплатить каюты первого класса для себя и своих подопечных на судне, идущем в любой порт мира, я могла нанять корабль целиком, а какой попроще, так и вовсе купить. Впрочем, у меня были более разумные планы, чем покупка корабля: моим спутникам этих денег хватило бы на обустройство, а мне — на дальнейшее путешествие до острова пришельцев. Даже не потребуется высаживаться в Гантру, чтобы обналичить векселя. Теперь только бы добраться до ближайшей северной колонии…
Интересно, подумала я, как сложилась бы судьба этих денег, если бы не туземцы? Их обладатель не смог бы долго скрывать от остальных, что лежит в саквояже, а ранайские суды и полиция далеко… Его спутники сначала прирезали бы его, а потом передрались бы друг с другом из-за такой добычи? Или, может, они осознали бы бесполезность денег на отрезанном от цивилизации острове и использовали бы их так, как предлагал Нэн, — в качестве блесен?
Так или иначе, последняя беспокоившая меня проблема была решена, и я решила отплыть как можно скорее, как только закончится шторм. Ах да, оставалось еще объявить мой план нгарэйху и утвердить окончательный состав экипажа. Когда мы с Нэном дотащили тяжеленный саквояж до селения (точнее, тащила я, а он скакал вприпрыжку впереди и даже не подумал поинтересоваться, не тяжело ли мне — все же статус богини имеет и свои отрицательные стороны), так вот, когда мы пришли, уже смеркалось, но я не захотела ждать до утра и велела ему собрать остальных из нашей компании.
Не желая проводить собрание на виду у всего племени, я отвела учеников на берег реки, где мы разожгли собственный огонь. Мысль о погребальных кострах, недавно горевших на этом месте, неприятно царапнула меня, но я отогнала ее. Я объявила, что отправляюсь в настоящее плавание к другим землям, о которых рассказывала раньше, и что мне нужна команда. Как я и предполагала, почти все загалдели, наперебой предлагая себя. Не пожелали расставаться с островом лишь старшие охотники, уже вышедшие из юношеского возраста, но я и так не собиралась брать их с собой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Но во время наших бесед, когда я замечала, как быстро схватывают новое самые способные из туземной молодежи, у меня возникла другая идея. А нужно ли им вообще возвращаться? Было бы жалко, если бы знания из области математики, физики, истории, ранайского языка, бесполезные при образе жизни островитян, так и забылись через несколько лет. Вот бы отправить этих ребят учиться в метрополию…
В колониях им, конечно, делать нечего — там туземец может в лучшем случае рассчитывать на участь поденщика, а в худшем и вовсе раба. Но в Ранайе имеются туземные диаспоры, образовавшиеся после того, как два столетия назад в метрополии отменили рабство, совсем, впрочем, небольшие. В те годы колонизация только начиналась, с севера успели привезти мало невольников; большинство ранайских рабов были родом из самой Ранайи или других стран Инйалгдара. Они помогут своим…
Тогда мне и в голову не пришло, что ранайские потомки северных туземцев принадлежат к совсем другим племенам, и нгарэйху для них не более свои, чем для меня гантрусы или живущие на юго-востоке Инйалгдара шакабары. Впрочем, среди аньйо чужой расы представители разных племен, наверное, все же чувствуют себя ближе друг к другу, чем у себя на исторической родине.
Однако для того, чтобы отправить их на корабле в Ранайу и дать возможность обустроиться на новом месте, нужны деньги, а с этим наблюдались серьезные проблемы. Помимо почти бесполезного желтого металла, в моем распоряжении были гантруские векселя, но мне доводилось читать, что в колониях признают только наличные, а если колония, куда мы доберемся, будет не гантруской, на эти бумажки тем более никто и смотреть не станет. Еще у меня имелось несколько серебряных монет, найденных под ритуальным деревом, но там не набралось бы и двух десятков йонков. Хотя на «Звезде тропиков» плыли в основном торговцы, такая скудость добычи меня не удивила: бриг затонул слишком быстро, и аньйо, первыми попрыгавшие в шлюпку, думали о спасении своей жизни, а не финансов. Если бы хоть был сезон для плодов кура, их можно было бы взять с собой и продать, но до сезона, как я узнала от туземцев, оставалось еще почти пять месяцев, да и все равно, учитывая малую вместимость нашего суденышка, много мы бы на этом не заработали.
В общем, это была проблема. Тем не менее я продолжала реализовывать свой план и сместила акцент в своих рассказах на географию, так что скоро мои подопечные уже мечтали побывать за морем и увидеть удивительные страны, где строят каменные хижины высотой в несколько этажей. Побывать в селении, именуемом «город», где может жить больше десяти тысяч аньйо (нгарэйху, не учившиеся у меня, и чисел-то таких представить не могли), зверей не только едят, но и запрягают в ездящие по земле лодки, а цепные птицы сторожат дома. Представьте себе, им даже захотелось увидеть, что такое зима и снег — вот уж воистину не понимают аньйо своего счастья.
Непогода, пришедшая с севера, вынудила нас прервать мореходные упражнения. Три дня бушевал шторм, даже более сильный, чем тот, что выбросил меня на остров за три месяца до этого. Сидя на краю джунглей, мы смотрели, как огромные волны, грязно-бурые от взбаламученного песка, с грохотом рушатся на берег, и жадные языки кипящей пены вытягиваются через весь пляж, норовя облизать стволы крайних пальм, а потом бессильно откатываются обратно, сталкиваясь по пути с пеной пришедшей следом волны и вспухая бурунами. Буро-зеленые мочалки высыхающих водорослей обозначали границу, до которой доставала вода. Иногда волна выносила на пляж какой-нибудь предмет: большую дохлую рыбину, или пальмовый орех, или даже целый ствол пальмы. Как правило, следующая волна утаскивала это обратно. Я подумала, как было бы здорово, если бы шторм выбросил на берег сундук с сокровищами затонувшего корабля — хотя бы и того, что взорвался здесь пятнадцать лет назад, ведь были же там, наверное, какие-то деньги в капитанской каюте. Но, конечно, подобные мечты сбываются только в сказках.
О том, что будет с нами, если такая буря застанет нас посреди океана, и думать не хотелось. Наверняка мое суденышко или рассыплется, или перевернется. Правда, с прошлого шторма прошло три месяца, а я рассчитываю лишь на двухдекадное плавание, но где гарантия, что следующая буря заставит себя ждать столь же долго?
В бурлящей пене мелькнуло длинное, в пару локтей, темное тело очередной рыбины. Лежа среди обтекающих ее пузырчатых потоков, она вдруг вяло приподняла тяжелый хвост и шлепнула им по воде. Живая!
— Я ее достану! — вскочил с места Нэн и побежал прямо навстречу волнам.
— Стой, стой! — крикнули одновременно и я, и несколько нгарэйху, но его было не остановить. Разбрызгивая пену, он помчался через залитый волной пляж и добежал до рыбы как раз в тот момент, когда обрушился очередной вал. Нэн даже успел подхватить свою добычу (весившую, наверное, фунтов под сорок) и повернуться к нам, прижимая ее к груди. Рыба меланхолично открыла зубастый рот, куда явно не следовало класть палец. Но тут сплошная стена клокочущей пены, налетев сзади, сбила Нэна с ног. Кто-то вскрикнул, многие, включая меня, вскочили; опасность, что его унесет в море, была нешуточной.
Несколько секунд в пене не было ничего видно, но затем в воздухе мелькнула рука, потом нога, и вот мокрый Нэн поднялся на четвереньки уже заметно ближе к нам. Пена, откатываясь назад, вскипала белыми валиками вокруг его рук и коленей. Свою добычу он потерял. Встав на ноги, он поспешил к нам — сверкая зубами в улыбке, несмотря на неудачу.
— Можно подумать, племя голодает! — накинулась я на него. Действительно, еды хватало и на суше, не говоря уже о реке.
— Никому еще не удавалось поймать голыми руками унэ-чу, — оправдывался он.
— И ты только что подтвердил эту истину, — констатировала я. — Хорошо еще, что не догадался взять с собой и утопить шпагу. Завтра твое оружие будет деревянным.
— Прости, Эййэ. — Он смиренно наклонил голову, но глаза его по-прежнему смеялись. — Я понадеялся на твое покровительство, но забыл, что над стихией воды ты не властна.
Я оценила по достоинству эту контратаку, намекавшую не только на мое «божественное» происхождение от солнца и неба, но и на мою первоначальную неумелость в управлении лодкой, но все же проворчала:
— Если ты жить не можешь без рыбалки, потренируйся лучше ловить рыбу на крючок. Боюсь, когда мы будем в море одни, от сетей будет мало проку.
Действительно, удочка была нгарэйху столь же в диковину, как и лук. Они либо ловили рыбу сетями, растягивая их между несколькими идущими параллельным курсом пирогами, либо били острогой на мелководье. Первая удочка на острове была изготовлена под моим руководством: леска из жил, как и тетивы луков, деревянный поплавок, камушек-грузило и крючок из рыбьих же крупных костей. Изобретение, впрочем, не прижилось — в отличие от луков, оно было менее эффективным по сравнению с традиционными способами ловли. Однако во время плавания могло пригодиться — сети хороши, когда протянуты на большое расстояние, а для этого при ловле на ходу нужно минимум два корабля.
— Я чту твою небесную мудрость, Эййэ, — философским тоном изрек Нэн, — но мне до сих пор кажется странным скармливать большого белого червяка рыбе, если можно съесть его самому. Рыба, конечно, больше, зато червяк вкуснее и без костей.
Я поморщилась. Эти жирные белые червяки — личинки огромных, с ладонь, лиловых жуков — должно быть, действительно очень питательны, но, когда я видела туземцев, с аппетитом уплетающих их, мне приходилось делать усилие, чтобы удержать в желудке собственный обед.
— В самом деле, Эййэ, — поддержала Нэна Ийхэ, — ты ведь ешь другую нашу пищу, почему ты не любишь червяков? Ты же не можешь знать, что это невкусно, пока не попробовала.
— Червяки напоминают мне о Шуше, — усмехнулась я. — И брать целую корзину их с собой в море, наверное, не слишком удобно. Куда проще ловить на блесну, но я пока не решила, из чего ее можно изготовить.
Ученики, естественно, поинтересовались, что такое блесна. Я объяснила, и на некоторое время нгарэйху погрузились в раздумье: они пытались припомнить предметы, блестящие, как рыбья чешуя, но, как и мне, им не приходило в голову ничего подходящего.
Вечером, когда я уже забыла об этом эпизоде, ко мне вдруг подошел Нэн.
— Эййэ, ты больше не сердишься на меня?
— Нет, — ответила я рассеянно, погруженная в свои мысли о будущем плавании.
— Значит, я могу снова взять настоящую шпагу?
Я вспомнила, что он наказан, и строго сдвинула брови:
— Настоящая шпага — оружие взрослых воинов, а не легкомысленных мальчишек.
— А если я скажу, что нашел для тебя блесну?
— Вот как? — заинтересовалась я, только тут заметив, что он прячет что-то за спиной. — Ну-ка, покажи.
Он протянул руку и с гордым видом разжал кулак. На ладони у него лежала большая, как медаль, серебряная монета в десять йонков.
— Где ты это взял?!
— В лесу, — беспечно ответил Нэн. — Там, где наши воины схватили врагов в тот день, когда ты спустилась с неба. Там таких еще много.
Действительно, я видела место боя лишь один раз из-за деревьев и была слишком напугана, чтобы рассмотреть все подробно, да и то, что видела, запомнила весьма смутно. После этого я туда уже не возвращалась, да и не нашла бы дороги без провожатых. Выходит, кто-то из торговцев все же подсуетился и успел прихватить с собой наличность… Я велела Нэну немедленно отвести меня на то место.
Угли кострища уже почти скрыла трава — в джунглях она растет удивительно быстро, — но вещи убитых валялись на прежних местах. Увидев их во второй раз, я ярко вспомнила ту жуткую картину, что открылась мне десять декад назад. Теперь при моем приближении из сапога выскочил какой-то грызун и скрылся в траве, а камзол, переживший несколько дождей, больше походил на тряпку. Впрочем, добротная дорогая ткань еще не начала гнить, и я решила взять его с собой: на острове мой гардероб ограничивался штанами, но перед прибытием в цивилизованный мир мне все же придется что-то надеть сверху, а у этого камзола хотя бы нет прожженной дыры, как у того, что остался от Каайле. В карманах я обнаружила кремень и огниво, а также формочку для отливки пуль и кисет с отсыревшим порохом. Прихватила я и шляпу — пригодится от солнца. Но Нэн уже указывал мне на то, что я проглядела в прошлый раз, — притаившийся под кустами коричневый саквояж из тайуловой кожи, некогда, очевидно, аккуратно застегнутый на три ремня с замочками. Теперь два из этих ремней были перерезаны — наверняка ножом моего провожатого. Нэн непочтительно пихнул саквояж пяткой, и внутри глухо и дробно звякнуло.
Там было почти две тысячи сто йонков серебром. Больше, чем сулил за мою голову губернатор Лланкеры. Больше, чем мог рассчитывать заработать в своем рейсе Тнай Лаарен… На эти деньги я могла не просто оплатить каюты первого класса для себя и своих подопечных на судне, идущем в любой порт мира, я могла нанять корабль целиком, а какой попроще, так и вовсе купить. Впрочем, у меня были более разумные планы, чем покупка корабля: моим спутникам этих денег хватило бы на обустройство, а мне — на дальнейшее путешествие до острова пришельцев. Даже не потребуется высаживаться в Гантру, чтобы обналичить векселя. Теперь только бы добраться до ближайшей северной колонии…
Интересно, подумала я, как сложилась бы судьба этих денег, если бы не туземцы? Их обладатель не смог бы долго скрывать от остальных, что лежит в саквояже, а ранайские суды и полиция далеко… Его спутники сначала прирезали бы его, а потом передрались бы друг с другом из-за такой добычи? Или, может, они осознали бы бесполезность денег на отрезанном от цивилизации острове и использовали бы их так, как предлагал Нэн, — в качестве блесен?
Так или иначе, последняя беспокоившая меня проблема была решена, и я решила отплыть как можно скорее, как только закончится шторм. Ах да, оставалось еще объявить мой план нгарэйху и утвердить окончательный состав экипажа. Когда мы с Нэном дотащили тяжеленный саквояж до селения (точнее, тащила я, а он скакал вприпрыжку впереди и даже не подумал поинтересоваться, не тяжело ли мне — все же статус богини имеет и свои отрицательные стороны), так вот, когда мы пришли, уже смеркалось, но я не захотела ждать до утра и велела ему собрать остальных из нашей компании.
Не желая проводить собрание на виду у всего племени, я отвела учеников на берег реки, где мы разожгли собственный огонь. Мысль о погребальных кострах, недавно горевших на этом месте, неприятно царапнула меня, но я отогнала ее. Я объявила, что отправляюсь в настоящее плавание к другим землям, о которых рассказывала раньше, и что мне нужна команда. Как я и предполагала, почти все загалдели, наперебой предлагая себя. Не пожелали расставаться с островом лишь старшие охотники, уже вышедшие из юношеского возраста, но я и так не собиралась брать их с собой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93