Дикая злоба…
— Но вам все-таки дали уйти.
— Да. И мы улетели на Северный Аррен, почти все однокрылые. Вэл повел нас на обширную равнину — старое ратное поле, — поднялся на вершину развалившегося укрепления и обратился с призывом держать наш собственный Совет. Там присутствовала четвертая часть всех летателей Гавани Ветров, и мы проголосовали за наложение запрета на Тайос, пусть это и шло вразрез с мнением остальных. Вот почему Катинн прилетел сюда со мной. Мы должны были вместе предупредить Правителя. О решении того Совета ему уже сообщили, но мы с Катинн должны были поставить его в известность о намерении однокрылых. — Она горько усмехнулась. — Он холодно выслушал нас, а потом сказал, что мы и все нам подобные не достойны быть летателями, и он будет только рад, если ни один однокрылый больше не опустится на Тайос. Он обещал показать нам, что думает о нас — о Вэле, обо всех однокрылых. И показал! На закате появились его стражники и отвели нас во двор… — Лицо ее посерело от разом нахлынувших ужасных воспоминаний.
— Ах, С'Релла, — горько вздохнула Марис и взяла подругу за руку. От ее прикосновения С'Релла вздрогнула и вновь зарыдала.
Марис долго не могла уснуть и беспокойно ворочалась в постели. А когда, наконец, задремала, ее преследовали кошмары — бесконечные полеты, которые обрывались в петле. Она очнулась задолго до рассвета и услышала в отдалении тихую музыку. Эван рядом с ней продолжал спать, уткнувшись носом в пуховую подушку. Марис встала, оделась и вышла из спальни.
Бари, уютно свернувшись калачиком, безмятежно посапывала в своем углу. Спала и С'Релла, укрывшись одеялом с головой. Комната Колля была пуста.
Марис пошла туда, откуда доносились едва слышные аккорды. Колль сидел, прислонившись спиной к стене дома, и в мерцающем свете звезд меланхоличные звуки его гитары дрожали в прохладном предрассветном воздухе.
Марис опустилась рядом на сырую землю.
— Слагаешь новую песню? — спросила она.
— Да. — Колль медленно перебирал струны. — Как ты догадалась?
— Я ведь помню, — ответила она. — Когда мы были детьми, ты часто вставал глухой ночью и выходил из дома, чтобы придумать песню, которую хотел сохранить в тайне.
Колль заставил струны жалобно взвизгнуть и положил гитару.
— Значит, старая привычка сильнее меня, — сказал он. — Но что делать: когда у меня в голове звучит музыка, я не могу спать.
— Ты уже закончил?
— Нет. Думаю назвать песню «Падение Тайи». И строки сложились почти все, но мелодия не получается. Я почти слышу ее, хотя все время по-разному. Она звучит мрачно и трагично — медленная скорбная песня вроде баллады об Ароне и Джени. Но мне кажется, что ей следует быть резче, быстрее, как пульс человека, который захлебывается от бешенства, что она должна пылать, жечь, ранить. Как по-твоему, сестрица? Что мне выбрать? Какое чувство вызывает в тебе падение Тайи — скорбь или гнев?
— И гнев и скорбь, — ответила Марис. — Тебе это вряд ли поможет, но так я чувствую. И более того: я чувствую себя виноватой, Колль.
Она рассказала брату про Арилана и его спутников, и о том, ради чего они приезжали. Колль слушал с сочувствием, а когда она кончила, взял ее за руку. Его пальцы затвердели от мозолей, но прикосновение их было нежным и ласковым.
— Я не знал, — сказал он. — С'Релла мне ничего не говорила.
— Вряд ли она знает, — ответила Марис. — Наверно, Вэл не велел Арилану рассказывать о моем отказе. У Вэла-Однокрылого доброе сердце, что бы там о нем ни болтали.
— Ты напрасно себя мучаешь, — сказал Колль. — Если бы ты туда и поехала, это мало что изменило бы. Один голос ничего не решает. Совет разделился бы и при тебе, и Тайю все равно повесили бы. Не терзайся из-за того, что от тебя не зависело.
— Возможно, ты прав, — вздохнула Марис, — но все равно мне следовало хотя бы попытаться. Они бы могли прислушаться ко мне — Доррель и его друзья, летатели Штормтауна, Корина, даже Корм. Они же меня знают, а Вэл не способен тронуть их сердца. Вдруг бы мне удалось сплотить летателей, если бы я вела Совет, как просил Вэл?
— Если бы да кабы! — пробормотал Колль. — Ты понапрасну терзаешься.
— Пожалуй, нора перестать себя жалеть, — решительно сказала Марис. — Я боялась, что опять будет больно, и потому не поехала с Ариланом, когда он меня позвал. Трусость — вот что это было.
— Ты не можешь нести ответственность за всех летателей Гавани Ветров, Марис. Подумай прежде о себе и своих нуждах.
— В прошлой жизни, — Марис улыбнулась, — я думала только о себе и изменяла окружавший мир в лучшую для меня сторону. Нет, я, конечно, уверяла себя, что так будет лучше для всех, но мы-то с тобой знаем, что больше нуждалась в этом я сама. Баррион прав, Колль. Я была по-детски наивна и не думала, к чему все это приведет. Я знала только, что хочу летать. Нет, Колль, мне надо было поехать. Ведь ответственность лежит и на мне. Но меня заботила только моя боль, моя жизнь, в то время как нужно было думать о вещах поважнее. Мои руки обагрены кровью Тайи.
Марис подняла ладонь.
Колль схватил ее и сжал жесткими пальцами.
— Чепуха! Я вижу только беспричинное самоедство. Тайи больше нет, и ни к чему эти бессмысленные разговоры. Все кончено. Нельзя мучиться из-за прошлого, как когда-то мне сказал Баррион. Преврати свою муку в песню и подари ее миру.
— Песен я слагать не умею, — сказала Марис. — Летать не могу. Я всегда говорила, что хочу приносить пользу, а сама отвернулась от людей, которые нуждались во мне, и продолжала притворяться, будто стану целителем. Но я не целитель и не летатель. Так кто я? Или что?
— Марис…
— Вот именно! — подхватила она. — Марис с Малого Эмберли, девчонка, которая когда-то изменила мир. Если мне это удалось один раз, так, может, удастся и во второй. Хотя бы попытаюсь! — Она встала. В бледном свете забрезжившей на востоке зари ее лицо выглядело сосредоточенным и решительным.
— Тайя мертва, — сказал Колль, беря гитару. Он встал и посмотрел в глаза названной сестре. — Совет распущен. Все в прошлом, Марис.
— Нет. — Взгляд ее был твердым. — Я не смирюсь с этим. Жизнь не кончилась, и еще не поздно переделать конец песни о Тайе.
Эван проснулся, едва она коснулась его плеча, и сел на постели с готовностью сразу же приступить к делам.
— Эван. — Марис опустилась рядом. — Я поняла, что требует мой долг, и хочу рассказать тебе первому.
Он провел ладонью по голове, приглаживая всклокоченные седые волосы, и нахмурился.
— Так что? — спросил он.
— Я… я жива, Эван! Летать я не могу, но я та же, прежняя.
— Мне радостно слышать это и знать, что ты и вправду так думаешь.
— И я не целитель, и никогда им не стану.
— Ты многое поняла, пока я спал, верно? — Он внимательно посмотрел на нее. — Да, я тоже знал это, хотя и не говорил тебе. Да ты и сама не хотела знать.
— Верно, не хотела. Я думала, у меня нет выбора. Что еще мне оставалось? Боль и воспоминания о боли, мысли о своей никчемности. Боль останется… и воспоминания тоже, но быть бесполезной — совсем не обязательно. Мне надо научиться жить с этим, смириться или не замечать, потому что есть то, что я должна сделать. Тайя мертва, летатели разобщены, но есть вещи, которые могу сделать только я, чтобы все привести в порядок. А потому… — Она закусила губу и отвела глаза. — Я люблю тебя, Эван. Но я должна покинуть тебя.
— Погоди! — Он коснулся ее щеки, стараясь поймать ее взгляд. Марис вспомнилось, как она впервые заглянула в синий омут этих глаз, и неожиданно ее захлестнуло мучительное ощущение потери.
— Скажи, — потребовал он, — почему ты должна меня покинуть?
Она беспомощно развела руками.
— Потому что я… я здесь чужая.
Он шумно вздохнул, сдерживая не то рыдание, не то смех.
— Неужели ты решила, Марис, что я люблю тебя, как помощницу? За то, что ты облегчала мой труд? Честно говоря, как помощница ты часто испытывала мое терпение. Я люблю тебя как женщину, люблю за то, что ты — это ты. И теперь, когда ты знаешь, кем была для меня, ты считаешь, что мы должны расстаться?
— Мне предстоит очень многое сделать, — тихо сказала она. — И я еще не знаю, что из этого получится. Я могу потерпеть неудачу. Ты рискуешь, оставаясь со мной. С тобой может случиться то же, что с Рени… Я не хочу подвергать тебя опасности.
— Ты этого и не делаешь, — отрезал Эван. — Собой рискую я сам, и только я. — Он крепко сжал ее руку. — Может быть, я смогу помочь тебе, так разреши мне сделать то, что в моих силах, не отталкивай меня. Я разделю твое бремя. Я ведь гожусь не только на то, чтобы угощать чаем твоих друзей.
— Но зачем? — возразила Марис. — Это же не твои заботы.
— Не мои? — В его голосе послышалось возмущение. — Разве Тайос не моя родина? Решения Правителя Тайоса непосредственно касаются меня, моих друзей и моих пациентов. Здесь, в этих горах, в этом лесу мое сердце. Ты здесь чужая. Но то, чего ты добьешься для своих, для летателей, неминуемо коснется моих земляков. А их я знаю так, как тебе не дано. И они знают меня, доверяют мне. Многие из них у меня в долгу — да в таком, что не откупиться железной монетой. Они помогут мне, а я помогу тебе. Думаю, моя помощь тебе нужна.
Марис почудилось, что в нее как будто вливается некая новая сила, и она улыбнулась, радуясь, что будет не одинока в своей борьбе, чувствуя себя более уверенной.
— Да, Эван, ты мне необходим.
— Я здесь. С чего начнем?
Марис откинулась на деревянное изголовье, прильнув к плечу Эвана.
— Нам необходима тайная площадка для приземления, чтобы летатели могли посещать Тайос и чтобы Правитель и его соглядатаи ничего бы об этом не знали.
Он кивнул, едва она договорила.
— Это просто. Неподалеку отсюда есть заброшенная ферма. Хозяин умер только прошлой зимой, и лес еще не вторгся на поле, хотя и скрывает его от посторонних глаз.
— Чудесно. А не перебраться ли нам туда всем, на случай если нас начнут разыскивать стражники?
— Я должен остаться тут, — твердо заявил Эван. — Если меня не смогут отыскать стражники, то и больные не смогут. Они должны всегда знать, где меня найти.
— Но это же опасно для тебя.
— В Тосси есть семья с тринадцатью детьми. Я помогал матери при тяжелых родах, не раз спасал ее детей от смерти, и все они будут рады отплатить мне тем же. Их дом стоит у самой дороги. Если за нами пошлют стражников, они обязательно пройдут мимо, и кто-нибудь из детей успеет прибежать и предупредить нас.
— Отлично! — Марис улыбнулась.
— Что еще?
— Для начала разбудим С'Реллу. — Марис приподнялась, осторожно убрала его руку и спустила ноги с кровати. — Она должна стать моими крыльями и разносить мои послания. Много посланий. И начнем с первого, самого важного. К Вэлу-Однокрылому.
Конечно, Вэл прилетел к ней.
Она ждала его на пороге тесной двухкомнатной хижины, сколоченной из досок, потемневших и потрескавшихся от непогоды. Мебель внутри хижины давно заросла плесенью. Вэл сделал три круга над бурьяном, покрывшим поле,
— серебряные крылья казались темными на фоне грозовых туч — и только тогда решился приземлиться.
Марис помогла ему сложить крылья, хотя от прикосновения к мягкой металлической ткани внутри у нее нес сжималось и вздрагивало. Вэл обнял ее и засмеялся.
— Для искалеченной старухи ты прекрасно выглядишь!
— А ты слишком остроумен для идиота, — отпарировала Марис. — Входи, входи!
В комнатушке Колль настраивал гитару.
— А, Вэл! — сказал он, кивая.
— Садись-ка, — предложила Марис. — Я хочу, Вэл, чтобы ты сначала послушал кое-что.
Он посмотрел на нее с недоумением, но покорно сел.
Колль запел «Падение Тайи». По настоянию сестры он сочинил два варианта, и Вэлу спел грустный.
Тот слушал вежливо, лишь с чуть заметным нетерпением.
— Очень неплохо, — сказал Вэл, когда песня кончилась. — И очень печально. — Он сурово взглянул на Марис. — Значит, ради этого ты послала за мной С'Реллу и принудила меня лететь сюда, рискуя жизнью, хотя я дал клятву больше никогда не приземляться на Тайосе? — Он нахмурился. — Ты сильно повредила голову при падении?
— Дай же ей хоть рот открыть! — со смехом перебил Колль.
— Ничего, — сказала Марис. — Мы с Вэлом старые друзья и хорошо понимаем друг друга, верно?
Вэл холодно улыбнулся.
— Ну ладно, — сказал он. — Выкладывай, что за причина.
— Тайя, — коротко ответила Марис. — И как восстановить то, что распалось на Совете.
— Слишком поздно! — Вэл продолжал хмуриться. — Тайя повешена. Мы пытались настоять на своем, а теперь ждем продолжения.
— Если еще ждать, так и правда будет поздно. Мы не можем ставить под удар существование школ и Состязаний, которые будут доступны только нашим противникам. Ты дал козырь Корму и его приспешникам, когда ушел с заседания и начал действовать без поддержки Совета.
— Я сделал то, что сделать было необходимо, — возразил Вэл. — А число однокрылых растет с каждым годом. Пусть Правитель Тайоса сейчас смеется, но это не будет продолжаться вечно.
— Вечно — это слишком долго, — сказала Марис и умолкла. Мысли так быстро проносились в голове, что она боялась заговорить, — слишком легко оттолкнуть Вэла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Но вам все-таки дали уйти.
— Да. И мы улетели на Северный Аррен, почти все однокрылые. Вэл повел нас на обширную равнину — старое ратное поле, — поднялся на вершину развалившегося укрепления и обратился с призывом держать наш собственный Совет. Там присутствовала четвертая часть всех летателей Гавани Ветров, и мы проголосовали за наложение запрета на Тайос, пусть это и шло вразрез с мнением остальных. Вот почему Катинн прилетел сюда со мной. Мы должны были вместе предупредить Правителя. О решении того Совета ему уже сообщили, но мы с Катинн должны были поставить его в известность о намерении однокрылых. — Она горько усмехнулась. — Он холодно выслушал нас, а потом сказал, что мы и все нам подобные не достойны быть летателями, и он будет только рад, если ни один однокрылый больше не опустится на Тайос. Он обещал показать нам, что думает о нас — о Вэле, обо всех однокрылых. И показал! На закате появились его стражники и отвели нас во двор… — Лицо ее посерело от разом нахлынувших ужасных воспоминаний.
— Ах, С'Релла, — горько вздохнула Марис и взяла подругу за руку. От ее прикосновения С'Релла вздрогнула и вновь зарыдала.
Марис долго не могла уснуть и беспокойно ворочалась в постели. А когда, наконец, задремала, ее преследовали кошмары — бесконечные полеты, которые обрывались в петле. Она очнулась задолго до рассвета и услышала в отдалении тихую музыку. Эван рядом с ней продолжал спать, уткнувшись носом в пуховую подушку. Марис встала, оделась и вышла из спальни.
Бари, уютно свернувшись калачиком, безмятежно посапывала в своем углу. Спала и С'Релла, укрывшись одеялом с головой. Комната Колля была пуста.
Марис пошла туда, откуда доносились едва слышные аккорды. Колль сидел, прислонившись спиной к стене дома, и в мерцающем свете звезд меланхоличные звуки его гитары дрожали в прохладном предрассветном воздухе.
Марис опустилась рядом на сырую землю.
— Слагаешь новую песню? — спросила она.
— Да. — Колль медленно перебирал струны. — Как ты догадалась?
— Я ведь помню, — ответила она. — Когда мы были детьми, ты часто вставал глухой ночью и выходил из дома, чтобы придумать песню, которую хотел сохранить в тайне.
Колль заставил струны жалобно взвизгнуть и положил гитару.
— Значит, старая привычка сильнее меня, — сказал он. — Но что делать: когда у меня в голове звучит музыка, я не могу спать.
— Ты уже закончил?
— Нет. Думаю назвать песню «Падение Тайи». И строки сложились почти все, но мелодия не получается. Я почти слышу ее, хотя все время по-разному. Она звучит мрачно и трагично — медленная скорбная песня вроде баллады об Ароне и Джени. Но мне кажется, что ей следует быть резче, быстрее, как пульс человека, который захлебывается от бешенства, что она должна пылать, жечь, ранить. Как по-твоему, сестрица? Что мне выбрать? Какое чувство вызывает в тебе падение Тайи — скорбь или гнев?
— И гнев и скорбь, — ответила Марис. — Тебе это вряд ли поможет, но так я чувствую. И более того: я чувствую себя виноватой, Колль.
Она рассказала брату про Арилана и его спутников, и о том, ради чего они приезжали. Колль слушал с сочувствием, а когда она кончила, взял ее за руку. Его пальцы затвердели от мозолей, но прикосновение их было нежным и ласковым.
— Я не знал, — сказал он. — С'Релла мне ничего не говорила.
— Вряд ли она знает, — ответила Марис. — Наверно, Вэл не велел Арилану рассказывать о моем отказе. У Вэла-Однокрылого доброе сердце, что бы там о нем ни болтали.
— Ты напрасно себя мучаешь, — сказал Колль. — Если бы ты туда и поехала, это мало что изменило бы. Один голос ничего не решает. Совет разделился бы и при тебе, и Тайю все равно повесили бы. Не терзайся из-за того, что от тебя не зависело.
— Возможно, ты прав, — вздохнула Марис, — но все равно мне следовало хотя бы попытаться. Они бы могли прислушаться ко мне — Доррель и его друзья, летатели Штормтауна, Корина, даже Корм. Они же меня знают, а Вэл не способен тронуть их сердца. Вдруг бы мне удалось сплотить летателей, если бы я вела Совет, как просил Вэл?
— Если бы да кабы! — пробормотал Колль. — Ты понапрасну терзаешься.
— Пожалуй, нора перестать себя жалеть, — решительно сказала Марис. — Я боялась, что опять будет больно, и потому не поехала с Ариланом, когда он меня позвал. Трусость — вот что это было.
— Ты не можешь нести ответственность за всех летателей Гавани Ветров, Марис. Подумай прежде о себе и своих нуждах.
— В прошлой жизни, — Марис улыбнулась, — я думала только о себе и изменяла окружавший мир в лучшую для меня сторону. Нет, я, конечно, уверяла себя, что так будет лучше для всех, но мы-то с тобой знаем, что больше нуждалась в этом я сама. Баррион прав, Колль. Я была по-детски наивна и не думала, к чему все это приведет. Я знала только, что хочу летать. Нет, Колль, мне надо было поехать. Ведь ответственность лежит и на мне. Но меня заботила только моя боль, моя жизнь, в то время как нужно было думать о вещах поважнее. Мои руки обагрены кровью Тайи.
Марис подняла ладонь.
Колль схватил ее и сжал жесткими пальцами.
— Чепуха! Я вижу только беспричинное самоедство. Тайи больше нет, и ни к чему эти бессмысленные разговоры. Все кончено. Нельзя мучиться из-за прошлого, как когда-то мне сказал Баррион. Преврати свою муку в песню и подари ее миру.
— Песен я слагать не умею, — сказала Марис. — Летать не могу. Я всегда говорила, что хочу приносить пользу, а сама отвернулась от людей, которые нуждались во мне, и продолжала притворяться, будто стану целителем. Но я не целитель и не летатель. Так кто я? Или что?
— Марис…
— Вот именно! — подхватила она. — Марис с Малого Эмберли, девчонка, которая когда-то изменила мир. Если мне это удалось один раз, так, может, удастся и во второй. Хотя бы попытаюсь! — Она встала. В бледном свете забрезжившей на востоке зари ее лицо выглядело сосредоточенным и решительным.
— Тайя мертва, — сказал Колль, беря гитару. Он встал и посмотрел в глаза названной сестре. — Совет распущен. Все в прошлом, Марис.
— Нет. — Взгляд ее был твердым. — Я не смирюсь с этим. Жизнь не кончилась, и еще не поздно переделать конец песни о Тайе.
Эван проснулся, едва она коснулась его плеча, и сел на постели с готовностью сразу же приступить к делам.
— Эван. — Марис опустилась рядом. — Я поняла, что требует мой долг, и хочу рассказать тебе первому.
Он провел ладонью по голове, приглаживая всклокоченные седые волосы, и нахмурился.
— Так что? — спросил он.
— Я… я жива, Эван! Летать я не могу, но я та же, прежняя.
— Мне радостно слышать это и знать, что ты и вправду так думаешь.
— И я не целитель, и никогда им не стану.
— Ты многое поняла, пока я спал, верно? — Он внимательно посмотрел на нее. — Да, я тоже знал это, хотя и не говорил тебе. Да ты и сама не хотела знать.
— Верно, не хотела. Я думала, у меня нет выбора. Что еще мне оставалось? Боль и воспоминания о боли, мысли о своей никчемности. Боль останется… и воспоминания тоже, но быть бесполезной — совсем не обязательно. Мне надо научиться жить с этим, смириться или не замечать, потому что есть то, что я должна сделать. Тайя мертва, летатели разобщены, но есть вещи, которые могу сделать только я, чтобы все привести в порядок. А потому… — Она закусила губу и отвела глаза. — Я люблю тебя, Эван. Но я должна покинуть тебя.
— Погоди! — Он коснулся ее щеки, стараясь поймать ее взгляд. Марис вспомнилось, как она впервые заглянула в синий омут этих глаз, и неожиданно ее захлестнуло мучительное ощущение потери.
— Скажи, — потребовал он, — почему ты должна меня покинуть?
Она беспомощно развела руками.
— Потому что я… я здесь чужая.
Он шумно вздохнул, сдерживая не то рыдание, не то смех.
— Неужели ты решила, Марис, что я люблю тебя, как помощницу? За то, что ты облегчала мой труд? Честно говоря, как помощница ты часто испытывала мое терпение. Я люблю тебя как женщину, люблю за то, что ты — это ты. И теперь, когда ты знаешь, кем была для меня, ты считаешь, что мы должны расстаться?
— Мне предстоит очень многое сделать, — тихо сказала она. — И я еще не знаю, что из этого получится. Я могу потерпеть неудачу. Ты рискуешь, оставаясь со мной. С тобой может случиться то же, что с Рени… Я не хочу подвергать тебя опасности.
— Ты этого и не делаешь, — отрезал Эван. — Собой рискую я сам, и только я. — Он крепко сжал ее руку. — Может быть, я смогу помочь тебе, так разреши мне сделать то, что в моих силах, не отталкивай меня. Я разделю твое бремя. Я ведь гожусь не только на то, чтобы угощать чаем твоих друзей.
— Но зачем? — возразила Марис. — Это же не твои заботы.
— Не мои? — В его голосе послышалось возмущение. — Разве Тайос не моя родина? Решения Правителя Тайоса непосредственно касаются меня, моих друзей и моих пациентов. Здесь, в этих горах, в этом лесу мое сердце. Ты здесь чужая. Но то, чего ты добьешься для своих, для летателей, неминуемо коснется моих земляков. А их я знаю так, как тебе не дано. И они знают меня, доверяют мне. Многие из них у меня в долгу — да в таком, что не откупиться железной монетой. Они помогут мне, а я помогу тебе. Думаю, моя помощь тебе нужна.
Марис почудилось, что в нее как будто вливается некая новая сила, и она улыбнулась, радуясь, что будет не одинока в своей борьбе, чувствуя себя более уверенной.
— Да, Эван, ты мне необходим.
— Я здесь. С чего начнем?
Марис откинулась на деревянное изголовье, прильнув к плечу Эвана.
— Нам необходима тайная площадка для приземления, чтобы летатели могли посещать Тайос и чтобы Правитель и его соглядатаи ничего бы об этом не знали.
Он кивнул, едва она договорила.
— Это просто. Неподалеку отсюда есть заброшенная ферма. Хозяин умер только прошлой зимой, и лес еще не вторгся на поле, хотя и скрывает его от посторонних глаз.
— Чудесно. А не перебраться ли нам туда всем, на случай если нас начнут разыскивать стражники?
— Я должен остаться тут, — твердо заявил Эван. — Если меня не смогут отыскать стражники, то и больные не смогут. Они должны всегда знать, где меня найти.
— Но это же опасно для тебя.
— В Тосси есть семья с тринадцатью детьми. Я помогал матери при тяжелых родах, не раз спасал ее детей от смерти, и все они будут рады отплатить мне тем же. Их дом стоит у самой дороги. Если за нами пошлют стражников, они обязательно пройдут мимо, и кто-нибудь из детей успеет прибежать и предупредить нас.
— Отлично! — Марис улыбнулась.
— Что еще?
— Для начала разбудим С'Реллу. — Марис приподнялась, осторожно убрала его руку и спустила ноги с кровати. — Она должна стать моими крыльями и разносить мои послания. Много посланий. И начнем с первого, самого важного. К Вэлу-Однокрылому.
Конечно, Вэл прилетел к ней.
Она ждала его на пороге тесной двухкомнатной хижины, сколоченной из досок, потемневших и потрескавшихся от непогоды. Мебель внутри хижины давно заросла плесенью. Вэл сделал три круга над бурьяном, покрывшим поле,
— серебряные крылья казались темными на фоне грозовых туч — и только тогда решился приземлиться.
Марис помогла ему сложить крылья, хотя от прикосновения к мягкой металлической ткани внутри у нее нес сжималось и вздрагивало. Вэл обнял ее и засмеялся.
— Для искалеченной старухи ты прекрасно выглядишь!
— А ты слишком остроумен для идиота, — отпарировала Марис. — Входи, входи!
В комнатушке Колль настраивал гитару.
— А, Вэл! — сказал он, кивая.
— Садись-ка, — предложила Марис. — Я хочу, Вэл, чтобы ты сначала послушал кое-что.
Он посмотрел на нее с недоумением, но покорно сел.
Колль запел «Падение Тайи». По настоянию сестры он сочинил два варианта, и Вэлу спел грустный.
Тот слушал вежливо, лишь с чуть заметным нетерпением.
— Очень неплохо, — сказал Вэл, когда песня кончилась. — И очень печально. — Он сурово взглянул на Марис. — Значит, ради этого ты послала за мной С'Реллу и принудила меня лететь сюда, рискуя жизнью, хотя я дал клятву больше никогда не приземляться на Тайосе? — Он нахмурился. — Ты сильно повредила голову при падении?
— Дай же ей хоть рот открыть! — со смехом перебил Колль.
— Ничего, — сказала Марис. — Мы с Вэлом старые друзья и хорошо понимаем друг друга, верно?
Вэл холодно улыбнулся.
— Ну ладно, — сказал он. — Выкладывай, что за причина.
— Тайя, — коротко ответила Марис. — И как восстановить то, что распалось на Совете.
— Слишком поздно! — Вэл продолжал хмуриться. — Тайя повешена. Мы пытались настоять на своем, а теперь ждем продолжения.
— Если еще ждать, так и правда будет поздно. Мы не можем ставить под удар существование школ и Состязаний, которые будут доступны только нашим противникам. Ты дал козырь Корму и его приспешникам, когда ушел с заседания и начал действовать без поддержки Совета.
— Я сделал то, что сделать было необходимо, — возразил Вэл. — А число однокрылых растет с каждым годом. Пусть Правитель Тайоса сейчас смеется, но это не будет продолжаться вечно.
— Вечно — это слишком долго, — сказала Марис и умолкла. Мысли так быстро проносились в голове, что она боялась заговорить, — слишком легко оттолкнуть Вэла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50