Пускай в ту пору ему не составило бы труда ускользнуть от возмездия, все же милицейский привод с оглаской служебного инкогнито не сошел бы ему безнаказанно. Смежный химкинский вариант, если бы Дуня решилась тогда продать режиссеру загадочную дверь в изнанку действительности, грозил еще худшими последствиями в виде скандального шлягера о похождениях командировочного ангела. А так как кино даже в эпоху грознейших демографических проблем все еще не обходится без универсальной, по старинке, любовной приправы, то раскрытие всеважнейшей конструктивной тайности бытия, способное вызвать переполох в науке, тем ловчее увязывалось с темой, что туда можно было частично перенести амурные шалости кавалера с церковной колонны. Недостающие интимные подробности режиссер в преизбытке получил бы от исполнительницы заглавной роли, ближайшей приятельницы своей, наконец-то выходившей на простор мирового экрана, если подпустить закулисную молву о ней как фактической героине изображаемых событий... Особо бросается в глаза, подчеркнул Никанор, к окончательному завихрению моих мыслей, прицельная дальновидность адского сценариста, заблаговременно приступившего к подготовке охотничьей облавы на ангела с обстоятельнейшей разработкой эпизодов и действующих персонажей. С одной стороны, еще в детском возрасте, якобы волей покойного Джузеппе, в лице нищего мальчика с Подола был намечен режиссер сенсационного фильма в прославление любимой внучки, с другой же, задолго до старо-федосеевской эпопеи стала строиться одновременная версия с упором на вышеупомянутых Аблаева и Вадима Лоскутова, в качестве движущих фабульных пружин. И правда, нельзя не признать исключительную точность сплетающихся в нужном месте ситуаций со всесторонним показом как главных участников, также и обоих трагических статистов.
Остается в неизвестности, кому и зачем понадобилось домик со ставнями делать местом той встречи. Тем нагляднее выступает не шибко изобретательная, но беспощадная, напролом, тактика Шатаницкого и в особенности способ вторжения в запретное для него жилище духовного лица посредством издевательского умерщвления дьякона на глазах у потрясенного о.Матвея, естественно возымевшего любопытство взглянуть глазком на всесильного супротивника Божия, что и было воспринято последним как официальное приглашение. Несомненно, прежняя ловушка, построенная на заурядном альковном сценарии, по криминальному механизму своему значительно уступала новой западне с наживкой в виде лоскутовского первенца, ибо любая насильственная операция над мыслью означала развенчание возлюбленных-то сынов Божиих в обыкновенное быдло, избавленное от мук и ошибок свободного выбора между добром и злом. В плане принятой концепции малейшее убавление фитиля в светильнике разума, сравнимое с угашением солнца, становилось диверсией, погружавшей мироздание во мрак исходного небытия, и самое согласие на святотатство автоматически преграждало ангелу возвращение на родину.
Кабы не со всех сторон теперь тлеющие во мраке ночном напоминательные папироски, можно было подумать, что наверху совсем забыли про Дымкова. Всего два дня оставалось до назначенного срока, но то ли в силу эпохальной у тогдашних властей щедрости на раздаваемые обязательства, то ли из намерения вознаградить ангела за все оказанные услуги по совокупности, обещанный генералом изюм так к Дымкову и не поступал... Еще меньше помнил о нем он сам. С приближением повторного свиданья в кремлевском кабинете все чаще жутким холодком веяло в лицо Дымкову из пропасти, над которой остановился. В такие моменты одновременно с цепенящим безотчетным страхом наступала внутри раздирающая стесненность перчатки, натягиваемой для неведомой ему сверхисторической манипуляции на несоразмерно крупную ладонь – по пальцу в сердце, глотке и мозгу. Впрочем, гадкое ощущение вытесненной личности возмещалось мнимой свободой движения вплоть до вольного махания крылышками, у кого уцелели, с полной иллюзией самостоятельного полета. Но то большое, обвисшее крыло, тосковавшее по надмирному ветру вечности, даже на пробу почти не распрямлялось теперь, отмирая понемногу.
С первых же дней прибытия Дымков заприметил неотступную, при себе, наблюдательную фигуру из тех, что и нашего брата в целях слежения и без права вмешательства сопровождают в заграничных поездках. Она слишком легко угадывалась во всех обличьях от бродяги из суховеровского склепа, или пестроклетчатого посетителя в окне Дуниной светелки, или любопытствующего маляра на крыше – до его последнего перевоплощенья в привратники на загородной вилле у пани Юлии Bambalsky. He испытывая к нему самомалейшей неприязни, ангел Дымков в ту беззаботную пору, наподобие разрезвившихся земных мальчишек, не упускал оказии подразнить приставленного дядьку, как, примерно, в химкинском ресторане весной, где тот усердно пилил в квартете свою виолончель. Когда же поредела толпа поклонников, сгинули шумные, зачастую бесфамильные друзья, Дымкову стало болезненно недоставать в поле зрения этого совсем неведомого ему, но в последнем перевоплощенье довольно уютного, безо всякого сыскного оттенка, расторопного старичишки, неизменно в брезентовом фартуке и с дворницкой метлой в руках встречавшего его с Юлией у ворот. Уж ему-то наверняка известен был, где-то рядышком, потаенный мостик, куда оступился по излишней любознательности, взглядываясь в застилаемый слезою квадратик неба над головой, тем сильнее, по ночам в особенности, тянулся он хоть на часок к свидетелю своих провинностей, чтобы, не выдавая осведомленности об истинной роли земляка, единственно по степени осуждения в его глазах выяснить свои шансы на вызволенье из беды. Но правду сказать, для него актом милосердия была бы представленная возможность убедиться с порога, что еще не один остался тут, в людской пустыне.
Однако, по основному замыслу Юлии, действующих дорог к объекту не имелось, да и географическое местоположение его в точности не было известно никому на свете... В последний момент выяснилось, что предупредительные папироски тлеют во мраке уже со всех четырех сторон, а не хотелось выдавать на разоренье тайну своей недавней повелительницы. Оставалось прибегнуть к испытанному средству чудотворенья, если бы по старой памяти оно вздумало навестить невзначай. Свесив с постели босые ноги, терпеливо косился он на руки себе, чтоб не упустить момента, потому что появлению характерной, как бы переполняющей его животворной теплоты обычно предшествовало слабое, и все же приметное впотьмах, голубоватое свечение в кончиках пальцев. Однако уже зарозовела зорька в окне, а ни ознавательного покалыванья, ни чего другого в том же роде пока не ощущалось. Практическая смекалка подсказала Дымкову одеться заблаговременно, так как вышедшая из подчиненья сила вряд ли согласится ждать, пока тот станет шнуровать ботинки. Но и в полной готовности, то есть в пальто и с шляпой на отлете, не отзываясь на оклики и стуки, ангел оцепенело высидел до следующего полдня, когда несколько неприятным почему-то жженьем в запястье обозначилось приближенье очередной, иногда буквально трехсекундной вспышки. И тогда, сжавшись в комок и зажмурясь для верности, он швырнул себя по адресу, называть который в таких случаях не было необходимости.
К сожалению, на сей раз, из-за долгой задержки видно, набежавшая волна по мощности своей оказалась несколько выше нормальной да и сам второпях, поотвыкший без постоянного упражненья, не рассчитал порцию волшебства для данной надобности. Получился досадный перелет не менее чем двухкилометровой дальности, причем ангела просто вытряхнуло сверху на спружинившую кочковатую трясинку, благодаря чему и посчастливилось выбраться хоть в неприглядном виде, зато без увечья и простуды. Здесь воротившийся было дар снова покинул его, так что к месту пришлось добираться пешком и наугад. Бывшая лесовозная, давно непроезжая дорога с глубокой осенней лазурью в колеях вывела Дымкова сперва на старинную просеку с полузнакомым озерком вдалеке, откуда за отлетевшими деревьями завиднелись шпили и башенки дачевладения. Так не терпелось ему выяснить свою судьбу, что и без того рассеянный Дымков в спешке не заметил кое-каких довольно забавных и наивных новшеств, уже после разрыва с ним введенных предусмотрительной хозяйкой в подкрепление наличной охраны. Неизвестно, откуда в наше время, лично не знакомая с охочим на такие шутки Шатаницким, могла она раздобыться рабсилой, но ворота оказались зашиты досками вглухую, и капитальный, почти крепостной глубины ров обегал усадьбу по всему периметру забора. Зато распахнутая, взад-вперед колеблемая ветром калитка протяжным сиротским скрипом звала войти... Ни души не виднелось в запустелом саду, никто не отозвался и на голос, но дверь в сторожку подалась с первого же толчка, значит, и обитатель ее находился поблизости. Теперь, по прибытии на место, оставалось только придумать правдоподобный мотив для посещенья.
Нищая обстановка жилья раскрывала с неприглядной стороны характер владетельной хозяйки. Конечно, чудо само охраняет себя от воров – все же при таком необузданном расточительстве не следовало скупиться на время и внимание для единственного, в сущности, живого тут охранителя ее сокровищ. Из обиходной мелочи только и оставались в памяти бутылка с остатками постного масла на донышке да закопченный керосиновый фонарь на гвозде и, видно, из показной благонадежности приколотая в простенке картина товарища с усами: бытовая заурядность перечисленного служила наилучшей маскировкой необыкновенности. Хозяин все не шел, и после бессонной ночи гость стал немножко томиться от бездельного ожиданья. Тут заглянувшее в окно низкое осеннее солнышко празднично разлиновало заднюю стенку и койку при ней с рваным меховым жилетом в изголовье. Она то и приманила прилечь, чтобы добро зря не пропало; и верно, тотчас благостное тепло потекло в продрогшие ноги. Потом накатила дремота и снова приснилась вокзальная суматоха, будто долгожданный поезд подан наконец и посадка закончена, причем уезжают все, администрация в том числе, и он один мечется по опустелым служебным помещеньям в розыске пропавшего рваного чемоданишка, с проездным билетом внутри...
Проснулся от гнетущего озноба в промокших ногах. Солнышко давно ушло и свой пушистый клетчатый плед унесло с собою. Ранние ледяные сумерки стояли в окошке. Судя по всему, занятый делами в большом доме хозяин в сторожку еще не наведывался: с наступленьем стужи на сторожа возлагались обязанности истопника. Хотя наряду с прочими удобствами вроде бесплатного освещения и безлюдной уборки за счет чуда, дача была оборудована кондиционным отоплением, владелица на всякий случай предусмотрела вполне современную при ней кочегарку с многолетним запасом жидкого топлива, как более емкого на калории при меньших габаритах. И верно, едва вышел наружу с тем же, не покидавшим его чувством запоздания, то при первом же глотке воздуха за порогом сразу различил в промозглой лесной сырости горелую, такую явственную на природе, только бензиновую почему-то вонь. Догадку как будто подтверждала и незапертая входная дверь. Однако и в сверкающих кафелем и никелем подсобных подвалах с мазутными форсунками, нигде не обнаружилось и следов желанного земляка, кем бы он теперь ни оказался на поверку. Оставалось заключить, что и тот по выполнении своей тайной миссии отбыл восвояси для доклада о подопечном в запредельных инстанциях. И конечно, в минуты самого крайнего упадка он еще не испытывал такого безнадежного, уже покорного отчаянья.
– Есть кто-нибудь в доме? – спросил он совсем негромко, ни для кого, единственно ради собственного примиренья с наступающей неизбежностью.
Гасла последняя воля к сопротивленью, но как у всех погибающих, тем острее напрягался слух, чтобы сквозь стелющийся шум мира различить чьи-то спасительные шаги. Ничего не было, однако в чуть звенящей тишине ровное сиянье лилось из многочисленных, во всех направлениях, светильников и люстр, рассчитанных светить до скончания веков. Так он стоял посреди вестибюля с круговой оглядкой и для лучшей восприимчивости – приоткрытым ртом, и терпение его было вознаграждено знаменательной находкой. На нижней ступеньке парадной лестницы вверх, в почти не посещаемые апартаменты валялась замшевая женская перчатка – Дымков опознал ее раньше, чем поднял, по узорной мозаичной манжетке. А так как музейные коллекции пополнялись непрерывно от одной поездки к другой, и всякий раз Юлия по какой-нибудь текущей надобности забирала его с собою, избегая ездить в одиночку в этот каменный мешок чудес, то и возникало законное недоумение, как могла вещь попасть сюда помимо своей владелицы. Путаная и пустячная в общем-то загадка на время заслонила прочие его тревоги, и так психологически захлестнулось, что еще до разрешения ее, для пущего спокойствия, что ли, непременно потребовалось найти парную к найденной где-то тут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109