Пажи тщательно полировали металлические части кресел, стоящих
вокруг главного стола. Всей этой кутерьмой управлял сэр Роберт. Ничего не
ускользало от его сиятельного взора. Когда столы были расставлены, Роберт
приказал девушкам принести из кухни масло и протереть им столы, чтобы
снять паутину, образовавшуюся за долгие годы. Затем он стал руководить
размещением на столах роскошных канделябров из сокровищницы герцога.
Справа, в холле, лорд Гамильтон, главный сенешаль замка Корот, обдумывал
план размещения музыкантов, обязанных во время обеда услаждать слух
гостей. В данный момент он горячо спорил с знаменитым трубадуром Гвидоном,
приглашенным Морганом.
Когда подошли Морган и Дункан, маленький трубадур уже был вне себя от
гнева. Он приплясывал на полу, чуть не выскакивая из своего камзола. В его
глазах горела ярость. Он топнул ногой и отвернулся от Гамильтона с явным
отвращением. Морган поймал его взгляд и поманил пальцем. Трубадур бросил
на Гамильтона последний негодующий взгляд и подошел к Моргану. Он
поклонился Дюку и сказал:
- Ваша милость! Я не желаю больше работать с этим человеком. Он туп,
самодоволен и вовсе не имеет к искусству никакого отношения.
Морган постарался скрыть улыбку.
- Дункан, я имею честь представить тебе мистера Гвидона Пленнета. Это
самый яркий талант при моем дворе. Должен добавить, что он самый искусный
исполнитель баллад во всех Одиннадцати Королевствах - конечно, когда он не
ссорится с моими слугами. Гвидон, это мой кузен по отцу, монсеньор Дункан
Мак Лейн.
- Добро пожаловать в Корот, монсеньор! - пробормотал Гвидон,
игнорируя пышные похвалы и ехидство Моргана. - Его милость много и хорошо
говорил о вас. Я думаю, что пребывание здесь доставит вам удовольствие.
- Благодарю, - ответил Дункан с поклоном. - В Ремуте о тебе много
говорят. Утверждают, что ты лучший трубадур со времен Левиллина. Я уверен,
что ты с успехом подтвердишь свою репутацию.
- Гвидон будет петь сегодня вечером, если ему разрешат самому
расположить музыкантов, монсеньор. - Трубадур поклонился. - Но если лорд
Гамильтон настоит на своей идиотской расстановке, то я боюсь, что мое
пение ничего, кроме головной боли, не вызовет. Тогда я, конечно, принимать
участие в концерте не буду.
Он величественно выпрямился и сложил руки на груди театральным
жестом. Морган едва сдержался, чтобы не расхохотаться.
- Отлично, - сказал он, кашлянув, чтобы подавить улыбку. - Передай
Гамильтону, что я разрешил тебе сажать музыкантов по своему усмотрению. И
больше о ссорах я не желаю слышать, понятно?
- Конечно, Ваша милость!
С коротким поклоном он повернулся на каблуках и пошел обратно со все
еще сложенными на груди руками. Когда он подошел к лорду Гамильтону, тот
заметил трубадура и повернулся к Моргану, прося поддержки. Но Морган
только покачал головой и жестом показал на Гвидона. Со вздохом, который
можно было услышать даже на улице, Гамильтон поклонился Моргану и оставил
поле битвы своему сопернику, а Гвидон, с достоинством и напыжившись как
петух, начал руководить работой.
- Он всегда так горяч? - спросил Дункан, оглядываясь назад, когда они
с Морганом прошли через холл и стали подниматься по узкой лестнице.
- Нет, не всегда. Обычно еще хуже.
Они поднялись наверх, и остановились перед тяжелой дверью, в которую
было вделано изображение грифона Корвина. Морган прикоснулся к глазу
грифона своим перстнем, и дверь бесшумно отворилась: за дверью
располагался личный кабинет Моргана, его комната магии, его святая святых.
Это была круглая комната примерно 30 футов в диаметре. Она
размещалась в самой высокой башне замка. Толстые стены были сложены из
грубого камня. Их прорезали семь окон с зелеными стеклами, и по ночам,
когда в комнате горели свечи, свет был виден за много миль: семь окон
светились, как семь зеленых маяков в ночном небе.
Справа от двери был большой камин. Над ним висело шелковое знамя с
тем же изображением грифона, что и на двери кабинета, на каминной полке
были расставлены различные предметы ритуального назначения. Гобеленовая
карта всех Одиннадцати Королевств занимала почти всю противоположную
стену. Рядом с ней был огромный книжный шкаф, набитый толстыми фолиантами,
слева от шкафа стоял такой же огромный письменный стол с резным креслом
возле него. Слева от стола находился диван, покрытый черной меховой
накидкой. А справа от двери располагался большой алтарь темного дерева, на
котором стояло распятие.
Все это Дункан охватил взглядом в одно мгновение, а затем его
внимание было привлечено к центру комнаты, где в туманном изумрудном
свете, струившемся из круглого окна на потолке, стоял небольшой круглый
стол. У стола стояли два удобных обитых зеленой кожей кресла. В центре
стола находилась золотая статуэтка грифона, в когтях которого покоился
прозрачный янтарного цвета шар диаметром в три-четыре дюйма.
Дункан, не отрывая взгляда от шара, подошел к столу. Сначала он хотел
дотронуться до него, но затем изменил свои намерения и стоял, восхищенно
глядя на шар. Морган улыбнулся и облокотился о спинку кресла.
- Ну как? - спросил он. Вопрос был чисто риторическим, так как вид
Дункана с полной очевидностью говорил о его реакции.
- Это изумительно, - прошептал Дункан с тем же благоговейным
трепетом, с которым говорит знаток и любитель искусства при виде шедевра.
- Откуда у тебя такой огромный... ведь это же кристалл турмалина, да?
Морган кивнул:
- Да, конечно. Его привез для меня несколько месяцев назад один
торговец из Хорт Орсаля. И должен добавить, что за огромные деньги. Ну, не
бойся. Притронься, если хочешь.
Дункан сел в одно из кресел, и седельные сумки, о которых он
совершенно забыл, стукнулись о край стола. Он с удивлением посмотрел на
них, затем все вспомнил и на его лице появилось тревожное выражение.
Дункан положил сумки на стол и хотел что-то сказать, но Морган покачал
головой.
- Сначала кристалл, - сказал он, видя беспокойство кузена. - Я не
знаю, что у тебя стряслось, но все равно, это может подождать.
Дункан прикусил губу и долго смотрел на Моргана. Затем он,
согласившись, кивнул, и, опустив сумки на пол, глубоко вздохнул, сложил
руки вместе, выдохнул и стал приближать ладони к шару. Как только он
расслабился, шар начал светиться.
- Великолепно, - произнес Дункан, опуская руки ниже, чтобы видеть
поверхность шара. - С кристаллом такого размера я могу формировать
изображение без всякого труда и с первой попытки.
Снова сконцентрировавшись, он устремил взор вглубь кристалла, и
свечение стало усиливаться. Шар перестал быть дымчатым и сделался
совершенно прозрачным, ритмично подергиваясь дымкой, как будто внутри
что-то дышало, а затем в далеком тумане стало вырисовываться человеческое
изображение. Это был высокий мужчина с серебряными волосами, в одежде
архиепископа, в митре, с тяжелым нагрудным крестом, усыпанным драгоценными
камнями. Он был в гневе.
Лорис, подумал про себя Морган, наклоняясь поближе, чтобы рассмотреть
изображение. Какого дьявола он здесь появился? Вероятно, он полностью
занимает мысли Дункана.
Дункан резко отдернул руки от шара, будто тот внезапно раскалился и
обжег ему руки. Черты его лица исказились выражением отвращения. Когда его
руки потеряли контакт с шаром, изображение стало медленно таять, и шар
постепенно приобрел первоначальный вид. Дункан обтер руки о сутану, как бы
стараясь избавиться от чего-то мерзкого и противного, с трудом овладел
собой и начал говорить, глядя на свои руки.
- Теперь тебе ясно, что я приехал не просто в гости, - горько сказал
он. - Я не смог этого скрыть даже от кристалла.
Морган кивнул:
- Я это понял, как только ты спрыгнул с лошади. - Он рассеянно
посмотрел на свое кольцо с грифоном. - Ты хочешь рассказать мне, что
произошло?
Дункан вздрогнул.
- Это не просто, Аларик. Меня... меня лишают сана...
- Лишают сана? - в голосе Моргана звучало искреннее изумление. - За
что?
Дункан сделал попытку улыбнуться.
- Разве ты не догадываешься? Архиепископ Лорис убедил Корригана, что
мое участие в коронации не ограничивалось только ролью исповедника
Келсона. А это, к несчастью, правда. Может, они уже подозревают, что я
наполовину Дерини. Они хотели вызвать меня для ответа в церковный суд, но
нашелся верный друг, который вовремя предупредил меня. В общем, случилось
то, чего мы боялись.
Морган опустил глаза.
- Мне очень жаль, Дункан. Я же знаю, как много значит для тебя сан
священника. Я... я не знаю, что сказать.
Дункан слабо улыбнулся.
- Все гораздо хуже, чем ты думаешь, мой друг. Если бы просто лишение
сана, то бог с ним, я бы пережил. Я понял, что чем больше я действую как
Дерини, тем меньшее значение для меня имеют мои религиозные обеты и
клятвы. - Он сунул руку в карман, а затем в одну из седельных сумок, и
достал свернутый лист пергамента, который положил на стол перед Морганом.
- Это копия письма, адресованная твоему епископу Толливеру. Мой друг,
который служит в канцелярии Корригана, с большим риском выкрал его для
меня. Основное в этом письме то, что Лорис и Корриган требуют от Толливера
твоего отлучения от церкви, если ты не отречешься от своего могущества и
не проведешь остаток дней в раскаянии и смирении. Это слова архиепископа
Корригана.
- Мне - отречься? - фыркнул Морган. На его лице отразилось презрение.
- Они, должно быть, шутят. - Он повернулся к письму, но Дункан перехватил
его руку.
- Я еще не кончил, Аларик, - спокойно сказал он, глядя в глаза
Моргану, - если ты не отречешься и пренебрежешь их приказом, то они не
только отлучат тебя от церкви, но отлучат весь Корвин. Интердикт,
понимаешь?
- Интердикт?
Дункан отпустил руку Моргана.
- А это означает, что во всем Корвине церковь прекратит
функционировать. И не будет служб, крещений, обручений, похорон, отпеваний
- ничего. Я не уверен, что народ Корвина положительно отреагирует на это.
Морган стиснул зубы и взял письмо. Он начал читать, и по мере чтения
в его глазах появлялись сталь и холод.
- Его преосвященству Ральфу Толливеру, епископу Корота... дорогой
брат, до нас дошли сведения... Дюк Аларик Морган... греховная магия...
против законов церкви и государства... Если Дюк не отречется от своего
запретного могущества Дерини... отлучить... интердикт на Корвин...
надеемся, что вы это сделаете... Проклятие!
Яростно выругавшись, Морган скомкал письмо, швырнул его на стол и,
тяжело дыша, сел в кресло.
- Чтоб их пожрали в аду отвратительные чудовища, чтоб им каждую ночь
во сне являлись тринадцать демонов! Будь они прокляты, Дункан! Что они
хотят сделать со мной?
Дункан улыбнулся:
- Ну, теперь ты успокоился?
- Нет! Ты понимаешь, что Лорис и Корриган нанесли мне удар в самое
уязвимое место? Они знают - мое влияние в Корвине основано не на том, что
мой народ любит Дерини, а на том, что он любит меня, Моргана, и если
духовный суд Гвинеда предаст меня анафеме, я не смогу просить народ, чтобы
они лишились всех таинств святой церкви.
Дункан откинулся в кресле и вызывающе посмотрел на Моргана.
- Так что же нам делать?
Морган расправил скомканное письмо, снова просмотрел, а затем вновь с
отвращением отбросил.
- Толливер уже получил оригинал?
- Вряд ли. Монсеньор Горони отбыл на "Рофалии" два дня назад. По моим
подсчетам, если они верны, он должен прибыть завтра.
- Вернее, через три часа, когда начнется прилив, - поправил Морган. -
Горони, должно быть, хорошо заплатил капитану, чтобы добраться поскорее.
- Есть возможность перехватить письмо?
Морган поморщился и покачал головой:
- Я не хочу рисковать. Ведь в этом случае я посягну на
неприкосновенность церкви. Нет, я должен допустить Горони к Толливеру.
- Ну а если я сначала нанесу Толливеру визит? Если я покажу Толливеру
эту копию и объясню ситуацию, может, он согласится ничего не предпринимать
несколько месяцев? А кроме того, я уверен, что ему вовсе не понравится
получать приказы Лориса и Корригана. Ведь для него не секрет, что его
используют как пешку в игре против нас. Мы можем сыграть на его самолюбии.
Может быть, он тогда задержит интердикт? Как ты думаешь?
Морган кивнул:
- Это может получиться. Тогда иди готовься: мойся, переодевайся. И
передай Дерри, чтобы он приготовил свежую лошадь для тебя. Пока ты будешь
одеваться, я напишу Толливеру письмо с просьбой о поддержке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35