.. безопасность...
Содрогнувшись, Келсон прервал контакт, открыл глаза и убрал руку со
лба. Морган спал спокойно, раскинувшись на широкой королевской постели.
Келсон встал, снял с себя плащ и укрыл спящего Моргана, а затем погасил
свечи у постели и вернулся к столу.
Следующие несколько часов будут очень трудными для всех - особенно
для Моргана и Дункана. Но тем не менее надо думать о том, как сохранить
порядок в государстве и не допустить хаоса. Он теперь должен быть сильным,
как Морган, так как Морган ни в чем не сможет ему помочь.
Еще раз взглянув на спящего Моргана, Келсон сел за стол, положил
перед собой пергамент, поднял перо и продолжил свое занятие, прерванное
прибытием Моргана и Дункана.
Нужно обо всем сообщить Нигелю. Обо всех печальных событиях: о смерти
Бронвин и Кевина, об отлучении, о возможной войне на два фронта, если
интердикт будет наложен. Венсит из Торента не будет ждать, пока в Гвинеде
разберутся со своими внутренними делами. Этот правитель Дерини постарается
извлечь пользу из сложившейся ситуации.
Келсон вздохнул и перечел письмо. Новости были плохие, как их не
рассматривай.
Дункан один стоял на коленях в небольшой часовне, примыкающей к
собору Святого Толио, и смотрел на негасимую лампаду, парящую у алтаря. Он
воспользовался методами Дерини, чтобы снять с себя накопившуюся усталость.
Он умылся, побрился и почувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Однако он не
мог решиться надеть на себя одежду священника, которая была приготовлена
для него. Он не чувствовал себя вправе облачаться в черную сутану и другие
церковные одеяния, в которых он должен будет служить мессу.
Служить, с иронией подумал он. Он не хотел делать этого по многим
причинам. И он знал, что эта месса будет его последней, так как ему больше
не позволят совершать таинства Святой Церкви, делать дело, которому он
отдал все двадцать лет своей жизни.
Он склонил голову и попытался молиться, но слова молитвы не шли ему в
голову. Или, вернее, слова приходили к нему, но они прокатывались через
его мозг, не задевая сокровенных струн, как ничего не значащие,
бессмысленные фразы, не приносящие успокоения. Кто же мог предвидеть, что
они торопятся сюда, чтобы предать земле его брата и сестру Моргана? Кто
мог предвидеть, что их здесь ждет?
Он услышал скрип открывающейся двери и обернулся. На пороге в сутане
и белой накидке стоял отец Ансельм. Он наклонил голову, как бы извиняясь,
что побеспокоил Дункана. Он бросил взгляд на разложенные одежды, на
сутану, а затем посмотрел на Дункана.
- Мне не хочется беспокоить вас, монсеньор, но уже пора. Я могу
чем-нибудь помочь вам?
Дункан покачал головой и снова повернулся к алтарю.
- Все готово к началу?
- Родные уже на месте, процессия собирается. У вас еще есть несколько
минут.
Дункан опустил голову и закрыл глаза.
- Хорошо. Я сейчас буду.
Он услышал звук закрывающейся двери и поднял голову. Фигура над
алтарем изображала доброго, милостивого бога. Этот бог понимал, что он
должен пренебречь решением церковного суда. Конечно же, он не будет строго
судить Дункана.
Со вздохом Дункан поднялся, взял черный шелковый шарф, притронулся к
нему губами и одел на шею. Спустившиеся концы он закрепил на поясе. Затем
он натянул ризу и расправил складки. Дункан постоял неподвижно, расправил
на груди крест, вышитый серебром, четко выделяющийся на черном шелке.
Затем поклонился алтарю и направился к выходу, чтобы присоединиться к
процессии.
Все должно быть по правилам, никаких отклонений от ритуала, все
условия должны быть соблюдены во время этой службы, которая наверняка
будет последней в его жизни.
Морган безмолвно сидел на скамье у гробов. Келсон справа от него,
Джаред и леди Маргарет - слева. Все в черном. За ними сидели Дерри,
Гвидон, советники и помощники Джареда, доверенные слуги. А сзади толпились
жители Кулди, те, что смогли поместиться в маленькой церкви. Бронвин и
Кевина очень любили в Кулди и теперь все горько оплакивали их смерть.
Утро было солнечным, но холодным, и в низинах еще стоял туман.
Чувствовалось, что весна пока не полностью завладела землей. В Церкви
Святого Торина было сумрачно и призрачно. Вместо веселых свадебных речей
горели свечи погребальные. Один вид их приводил в мрачное расположение
духа.
Тяжелые подсвечники с горящими свечами были установлены по обеим
сторонам гробов, которые стояли в центре трансепта. Сами гробы были
закрыты черной драпировкой. Щиты с гербами двух семейств лежали на крышках
гробов. Морган смотрел на гербы и представлял Бронвин и Кевина, лежащих
под ними.
Герб Мак Лейнов: серебряный спящий лев, три алые розы на голубом
фоне, по окружности серебряные трилистники.
Герб Морганов (горло Аларика перехватило спазмой, но он усилием воли
овладел собой): меч, зеленый грифон на черном фоне внутри венка из
виноградной лозы.
Зрение Моргана затуманилось, и он с трудом заставил себя посмотреть
дальше, за гробы, туда, где у алтаря горели свечи. Их мерцающее пламя
отражалось от золота и серебра подсвечников и алтаря. Но сам алтарь был
задрапирован черной тканью, фигуры возле него тоже были в черных мантиях.
И когда хор начал петь вступительную молитву, Морган наконец осознал, что
это похороны.
Двинулась процессия. Впереди одетый в мантию с белой накидкой
священник, размахивающий кадильницей, за них монах, несущий большой крест,
задрапированный в черное, и следом за ними мальчики со свечами в
серебряных подсвечниках. Далее следовали монахи ордена Святого Телио в
своих традиционных одеждах и с траурными шелковыми повязками. Следом за
ними шел Дункан, который должен был служить мессу. Он был особенно
бледным, и эта бледность подчеркивалась его черными и серебряными
одеждами.
Процессия вошла в церковь, и все расступились, пропуская Дункана к
алтарю. Морган тупо смотрел на все это, автоматически повторяя знакомые
слова:
- Я взойду на алтарь господа...
Морган опустился на колени и зарылся лицом в ладони, не желая
смотреть на этот ритуал, с помощью которого та, которую он любил,
отправляется туда, откуда нет возврата. Всего несколько недель назад
Бронвин была жива. Радость переполняла ее от предстоящей свадьбы с
Кевином. А теперь она вырвана из жизни, из молодости. И вырвала ее
старуха, такая же Дерини, как и она.
Сейчас Морган ненавидел себя. Он ненавидел Дерини, ненавидел свое
могущество. Ему причиняла боль мысль о том, что половина крови, текущей в
его жилах, принадлежит этой проклятой расе.
Почему все так происходит? Почему принадлежность к Дерини надо
скрывать, надо стыдиться своего могущества, прятать его? Причем это длится
уже несколько поколений, так что многие уже забыли искусство пользоваться
могуществом, хотя оно еще у некоторых сохранилось, могуществом, которое
иногда появляется у неумелых людей, случайных людей, применяющих его для
корыстных целей, даже не подозревая, что они унаследовали его от древних и
благородных - Дерини.
И вот эта древняя старуха-Дерини уже много лет назад ощутила в себе
это могущество, научилась простейшим приемам магии, в основном, любовным
заклинаниям - и вот... вместо любви она принесла смерть. Но самое плохое
не в этом. Во всех проблемах, которые стояли или стоят перед ними, главное
место занимает вопрос Церкви: Церковь уже триста лет воюет с Дерини,
проклиная магию, и теперь дело зашло так далеко, что государство находится
на грани священной войны. Могущества Дерини боятся простые люди, которых
сплотил под свои знамена Барин де Грей, объявивший, что он послан Богом
избавить землю от Дерини, и в первую очередь - от Моргана. Именно это и
послужило причиной того, что случилось в Святом Торине, и последующего
отлучения его и Дункана.
Дерини были причиной того, что произошло на коронации Келсона, когда
колдунья Чарисса решила захватить трон, который, как она считала, по праву
принадлежит ее отцу. При помощи могущества Дерини, полученному от Бриона,
Келсон смог победить ее. Мать Келсона, яростная фанатичка, давно
отрекшаяся от своего происхождения, забыла все заветы Церкви и бросилась в
пучины греха, пытаясь бороться с запретным могуществом сына.
А кто мог сказать с уверенностью, что надвигающаяся война с Венситом
из Торента тоже не связана с проблемой Дерини? Разве сам Венсит не
чистокровный Дерини, родившийся в стране, где эта магия признана всеми
законами? И разве не ходят слухи, что он вошел в союз с Дерини Гвинеда? И
может быть, простой люд справедливо боится возвышения расы Дерини, которое
может привести к диктаторству Дерини, подобному тому, что было триста лет
назад - и к уничтожению человеческой расы?
Во всяком случае, сейчас для Дерини наступили трудные времена,
трудные для тех, кто считает себя представителями этой расы. Если бы у
Моргана был выбор, то он бы сейчас же отрезал от себя ту часть, которая
принадлежит Дерини, остался бы просто человеком, отрекся бы от своего
могущества, как требовал от него Лорис.
Морган поднял голову и постарался совладать с собой, заставляя себя
сидеть и слушать Дункана, продолжающего пение литургии.
Морган ощутил себя эгоистом: ведь он же здесь не единственный Дерини,
душа которого страдает. А Дункан? Какую борьбу с собой он выдержал, прежде
чем согласился выполнять функции священника, будучи отлученным!
Морган был далек от мысли прозондировать мозг Дункана сейчас, во
время богослужения. Он был уверен, что найдет там боль и сомнение. Морган
знал, что должен переживать сейчас Дункан. Церковь была его жизнью. Теперь
она отторгла его, и хотя об этом знали только Морган, Келсон и Дерри, он,
несмотря на свои мучения, решился оказать последние почести любимому брату
и кузине. Дункану тоже трудно быть Дерини.
Дункан нараспев произносил слова литургии:
- Агнец Божий, прости мне мои прегрешения...
Морган склонил голову и произносил знакомые слова, но они не вносили
успокоения в его душу.
Теперь пройдет много времени, прежде чем он примирится с тем, что
произошло здесь два дня назад по воле Бога. И пройдет много времени,
прежде чем он снова уверит себя, что его могущество не несет зла
человечеству, что с его помощью можно сделать много добрых дел. А сейчас
он ощущал на себе тяжелый груз ответственности за то, что случилось с
Бронвин и Кевином.
- Господи, укрепи меня...
Месса все продолжалась, но Морган почти не слушал. Усталость,
отчаяние, тупая боль овладели им, и он очень удивился, обнаружив, что
находится вместе со всеми остальными у ворот собора Святого Телио. Он
понял, что эти ворота закрылись за Бронвин и Кевином навсегда.
Он осмотрелся, увидел, что все расходятся небольшими группами,
шепотом переговариваясь друг с другом. Келсон шел вместе с Джаредом и леди
Маргарет. Дерри стоял рядом с Морганом. Он участливо кивнул, когда увидел,
что Морган смотрит на него.
- Может быть, вам следует отдохнуть, сэр? Ведь скоро наступит время,
когда отдыхать будет некогда.
Морган закрыл глаза, потер лоб, как бы желая стереть все тревоги и
печали прошлых недель, затем покачал головой:
- Прости, Дерри, я хочу немного побыть один.
- Конечно, сэр.
Дерри посмотрел ему вслед, и Морган выскользнул из толпы и исчез в
саду, примыкающему к церкви. Пройдя никем не замеченным по дорожкам сада,
он наконец очутился у часовни, где была похоронена его мать, и прошел в
тяжелые дубовые ворота.
Он давно уже здесь не бывал - так давно, что даже не мог вспомнить,
когда это было в последний раз - но он сразу вспомнил эту комнату, полную
света и воздуха. Кто-то открыл окно с цветными стеклами, и теперь
солнечный свет играл в золоте и серебре усыпальницы, наполняя жизнью
изображение его матери.
Все это пробудило в Моргане счастливые воспоминания. Ведь в детстве
он любил приходить сюда с Бронвин и леди Верой. Они приносили цветы,
слушали чудесные рассказы леди Веры о том, какой замечательной женщиной
была леди Алиса де Корвин де Морган, и у него появлялось чувство, что их
мать никогда не оставляет детей, что ее незримое присутствие сопровождает
их в играх.
Он вспомнил те счастливые времена, а затем лег на спину в бассейне
света, который создавали на полу солнечные лучи, проникавшие сквозь
открытое окно. Он прислушался к своему дыханию, шелесту листвы деревьев:
память каким-то образом внесла успокоение в его душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35