Она была очень хороша и на свой особый манер откровенно сексуальна. Сандерс напрягся: кроме них, в вестибюле никого не было. Они были одни.
– Да, – согласился Сандерс, – я тоже думаю, что это было несправедливо.
– Я имела в виду, несправедливо по отношению к женщинам, – уточнила Мередит, перебрасывая свою спортивную сумку через плечо так, что ее свитерок задрался, обнажив голый живот. Тряхнув головой, она отбросила с лица упавшие волосы и, помолчав секунду, продолжила: – Я хочу сказать тебе, что очень сожалею обо всем происшедшем. – Она подошла к Сандерсу ровным, уверенным, почти величавым шагом. В ее голосе появилась хрипотца. – Я ничего плохого не хотела, Том…
Она придвинулась еще ближе, двигаясь осторожно, будто Сандерс был боязливой зверюшкой, которую она боялась спугнуть.
– У меня к тебе только самые теплые чувства. – (Ближе.) – Только теплые… – (Еще ближе.) – Я же не виновата, Том, что так хочу тебя. – (Совсем рядом.) – Если я чем-нибудь тебя обидела, то я готова извиниться…
Теперь она стояла почти вплотную, ее груди находились в каком-то дюйме от руки Сандерса.
– Я и вправду сожалею, Том, – повторила она.
Ее грудь вздымалась, будто от избытка эмоций, влажные глаза умоляюще смотрели на Сандерса.
– Можешь ли ты простить меня? Ну, пожалуйста! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь…
Сандерс почувствовал, как к нему возвращаются прежние чувства, прежние желания. Он сжал челюсти.
– Мередит. Прошлое есть прошлое. Оставь это. Ладно?
Она тут же изменила тон и указала рукой в сторону выхода:
– Послушай, у меня здесь машина. Подбросить тебя?
– Нет, спасибо.
– На улице дождь, я подумала, что ты не захочешь мокнуть…
– Не думаю, что ты это здорово придумала.
– Исключительно из-за дождя…
– Это Сиэтл, – сказал Сандерс. – Дождь здесь идет все время.
Мередит пожала плечами, подошла к двери и, выставив вперед бедро, нажала им на двери и стала толкать. На секунду остановившись, она повернулась к Сандерсу и улыбнулась.
– Напоминай мне, чтобы я не носила лосин в твоя присутствии. Стесняюсь сказать, но я из-за тебя их промочила.
Затем она отвернулась, выскочила на улицу и села на заднее сиденье поджидавшего ее автомобиля. Захлопнув дверцу, Мередит приветливо помахала Сандерсу рукой. Автомобиль отъехал.
Сандерс разжал кулаки, набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, стараясь сбросить напряжение. Подождав, пока машина с Мередит уедет, он вышел на улицу и почувствовал на своем лице капли дождя и прохладный вечерний ветерок.
Поймав на улице такси, он сел в него и сказал водителю:
– Отель «Четыре времени года», пожалуйста.
* * *
В такси Сандерс смотрел в окно, стараясь дышать га глубже. Он был настолько выведен из себя неожиданной встречей с Мередит, – особенно обнаружив ее у себя за спиной после разговора с Ливайном, – что никак не мог отдышаться.
Слова Ливайна неприятно подействовали на него, но Том был не слишком расстроен, поскольку никогда не принимал Марка всерьез. Ливайн был аристократической натурой и поддерживал в себе творческий заряд, постоянно злясь на окружающих. Он всегда был чем-то недоволен. Ему нравилось злиться. Хотя Сандерс и знал его много лет, он никогда не мог понять, как Адель, жена Марка, с ним уживается. Правда, Адель была одной из тех невозмутимых женщин, которые могли спокойно разговаривать по телефону, пока ее двое детей ползали по ней, дергали за полы халата и засыпали ее бесконечными вопросами. Именно так Адель позволяла Ливайну изливать на себя все его раздражение, а сама тем временем продолжала делать свои дела. Да и не только она – все давали Ливайну возможность выпустить пары, поскольку все знали, что в конечном счете его злость не значила ровным счетом ничего.
Но было верно и то, что у Ливайна был врожденный нюх на изменение конъюнктуры. Это и было секретом его успеха как дизайнера. Когда Ливайн говорил: «Красьте в пастельные цвета», все начинали стонать и убеждать его, что тогда товар будет выглядеть по-дурацки; однако, когда через два года готовый прибор начинал сходить с конвейера, оказывалось, что пастельные цвета – самые модные. Так что с большой неохотой Сандерс был вынужден признать, что скорее всего то, что сегодня говорил Ливайн, завтра будут говорить все. Ливайн высказал завтрашнее мнение всей компании: Сандерс со своими личными проблемами пакостит всем.
Ну и черт с ними, решил он.
А что касается Мередит, то у Сандерса было ощущение, что, разговаривая с ним в вестибюле, она играла с ним, как кошка с мышкой. Поддразнивала. Он не мог понять, с чего это она была так уверена в себе. Сандерс выдвинул против нее очень серьезное обвинение, а она вела себя, будто никакой угрозы для нее не было. В ней чувствовалась какая-то неуязвимость, и это здорово угнетало Сандерса, поскольку могло означать только одно – Мередит знала, что Гарвин никогда не даст ее в обиду.
Такси вырулило на площадь перед отелем. Впереди остановилась машина Мередит. Она как раз разговаривала с водителем и, конечно, оглянувшись, увидела Сандерса.
Тому ничего не оставалось делать, кроме как выйти ИзЯ такси и пойти к входу в отель.
– Ты преследуешь меня? – с улыбкой спросила Мередит.
– Вот еще!
– Точно?
– Точно.
Они взошли на эскалатор, идущий с улицы внутрь здания. Сандерс встал за спиной женщины. Она повернулась к нему:
– А мне бы хотелось, чтобы преследовал.
– Угу. Но я не преследую.
– А как бы это было здорово! – сказала она, призывно улыбаясь.
Сандерс не знал, как на это реагировать, и только отрицательно помотал головой. В молчании они доехали до богато украшенного вестибюля.
– Я живу в четыреста двадцать третьем номере. Заходи в любое время, – сказала напоследок Мередит и направилась к лифту.
Подождав, пока она уйдет, Сандерс прошел через вестибюль и повернул налево, к ресторану. Встав у входа, ой увидел за угловым столиком Дорфмана, обедавшего в компании Гарвина и Стефани Каплан. Макс что-то говорил, наклонившись вперед и резко жестикулируя. Гарвин и Каплан тоже подались вперед, внимательно слушая. Сандерс припомнил, что когда-то Дорфман был директором компании, и, согласно рассказам, весьма могущественным директором. Это Дорфман убедил Гарвина расширить производство и начать выпускать, помимо модемов, аппаратуру беспроводной связи и портативные телефоны. Это в то время, когда никто еще и представить не мог, что может быть что-то общее между компьютером и телефоном. Это сейчас такая связь стала очевидна всем, но не тогда, в начале восьмидесятых, когда Дорфман сказал: «Ваше будущее не в периферийном оборудовании; ваш бизнес – это средства связи и доступа к информации».
Дорфман же сформировал костяк персонала фирмы: Каплан, предположительно, заняла свой пост после того, как Дорфман дал ей блестящую характеристику; Сандерс перевелся в Сиэтл по рекомендации Макса; благодаря ему же взяли на работу Ливайна. А многие вице-президенты канули в Лету после того, как профессор обнаружил, что им не хватает кругозора или энергии. Он был могущественным союзником – или смертельным врагом.
В вопросе продажи фирмы его влияние было также сильно: хотя Дорфман ушел от дел давным-давно, он продолжал держать весьма значительный пакет акций «Дид-жиКом». Гарвин по-прежнему прислушивался к каждому его слову. У Дорфмана все еще оставались связи и репутация, благодаря которым слияние, подобное тому, которое предстояло «ДиджиКом», могло пройти намного проще. Если Дорфман одобрит условия сделки, его сторонники убедят «Голдмен и Сахс» и Первый бостонский банк выложить деньги без вопросов. Но если профессору что-то не понравится, если он только намекнет, что в слиянии двух компаний нет особого смысла, сделка может и не состояться. Это все знали. Все знали, какой властью обладал Дорфман, и в первую очередь сам Дорфман.
Сандерс торчал у входа в ресторан, не решаясь войти. Через минуту Макс поднял голову и заметил его. Не переставая говорить, профессор едва заметно качнул головой:
«Нет». Затем слегка стукнул ногтем по стеклу часов. Сандерс кивнул, прошел в вестибюль и присел в кресло, положив на колени пачку ксерокопий номеров «КомЛайм». Бессистемно перебирая их, он снова изучал перемены, которые Мередит внесла в свою внешность. Несколько минут спустя Дорфман въехал в вестибюль на своей каталке.
– Итак, Томас, я рад, что тебе еще не наскучила жизнь.
– Как вас понять?
Дорфман хохотнул и махнул рукой в сторону ресторана. – Они только о вас говорят. Единственная тема – это ты и Мередит. Все так возбуждены. Так обеспокоены.
– И Боб тоже?
– Да, конечно, и Боб тоже. – Он подрулил поближе к Сандерсу. – Я не могу сейчас долго разговаривать. Есть что-нибудь важное?
– Я думаю, вам нужно взглянуть на это, – сказал Сандерс, передавая профессору ксерокопии. Он рассчитывал, что тот сможет передать их Гарвину и объяснить ему, в чем дело.
Дорфман молча просмотрел бумаги.
– Какая красивая женщина, – сказал он наконец, – какая прелестная…
– Обратите внимание на разницу, Макс; посмотри что она с собой сделала.
Дорфман пожал плечами:
– Она поменяла прическу. Очень приятно для глаз. И что?
– Я думаю, что она к тому же сделала пластическую операцию.
– Это меня не удивляет, – сказал Дорфман. – В наше время их делают многие женщины. Это для них то же, что зубы почистить.
– Это мой шанс.
– Почему? – поинтересовался Дорфман.
– Потому что это закулисная интрига, вот почему!
– Что же тут закулисного? – пожал плечами Дорфман. – Она изобретательна, и это говорит в ее пользу.
– А я готов биться об заклад, что Гарвин представления не имеет, что она это сделала, – сказал Сандерс.
Дорфман тряхнул головой.
– До Гарвина мне нет дела, – заявил он. – Меня заботишь ты, Томас, ты и твой проступок. М-м-м?..
– Я объясню, почему я совершил этот проступок, – сказал Сандерс. – Здесь хороший образец подлянки, которую может совершить женщина, но не может совершить мужчина. Она изменила внешность, она стала одеваться и вести себя, как дочь Гарвина, и это дало ей преимущество перед остальными. Потому что остальные не могут изображать из себя дочь Гарвина!
– Томас, Томас, – вздохнул Дорфман, укоризненно качая головой.
– Вот я, например, не могу. А что? Скажете, могу?
– Ты находишь удовольствие в собственной злости? Мне кажется, ты наслаждаешься этим.
–Нет!
– Тогда отбрось все это! – рявкнул Дорфман, разворачивая каталку так, чтобы видеть лицо Сандерса. – Прекрати нести чепуху и посмотри правде в глаза: молодые работники продвигаются вперед благодаря сотрудничеству со старшими и более влиятельными. Так? И всегда так было! Когда-то отношения были официальными – мастер и подмастерье, ученик и учитель – так и полагалось. Но сегодня их отношения не закреплены официально. Сегодня мы можем говорить только о наставничестве. Молодые люди в бизнесе имеют наставников. Так?
– Вроде…
– Как молодежь привлекает к себе внимание наставника? Как это происходит? Во-первых, чтобы старший товарищ видел в молодом нужного человека, тот старается делать свою работу как можно лучше; во-вторых, чтобы быть привлекательным для наставника, он копирует привычки и перенимает его вкусы; и, наконец, в-третьих – берет его сторону во всех вопросах внутри компании.
– Все это прекрасно, – согласился Сандерс, но как это вяжется с пластической хирургией?
– Ты помнишь, как пришел на работу в «ДиджиКом» в Купертино?
– Да, помню.
– Ты перевелся из фирмы «ДЕК». Кажется, в восьмидесятом году?
– Да.
– В «ДЕК» ты каждый день носил пиджак и – обязательно! – галстук. Но, когда ты перешел в «ДиджиКом» ты обнаружил, что Гарвин носит джинсы. И очень скоро ты тоже надел джинсы.
– Конечно, ведь таков был стиль, принятый в компании.
– Гарвину нравились «Гиганты», и ты начал ходите Кендлстик-парк на все их игры.
– Но он же начальник, черт возьми!..
– Гарвин любил гольф. Ты терпеть не мог гольф, но тоже стал играть. Я хорошо помню, как ты жаловался ми что ненавидишь гольф. Эту дурацкую гонку дурацкого маленького белого мяча…
– Но послушайте! Я же не делал пластической операции, чтобы стать похожим на его ребенка!
– Потому что в этом не было нужды, Томас, – ответил Дорфман, возбужденно .поднимая руки. – Неужели ты сам этого не понимаешь? Гарвину нравились нахальные, агрессивные молодые парни, которые хлестали пиво, ругались, как сапожники, и бегали за девками, и ты исправно делал все это.
– Я был молод, и все молодые ребята так поступают.
– Нет, Томас. Это Гарвин хотел, чтобы так поступали молодые ребята. – Дорфман качнул головой. – В основном это выходит бессознательно. Бессознательный контакт, Томас. Но способ установления контакта зависит еще и от того, одного ли ты пола со своим наставником или нет. Если твой наставник мужчина, ты будешь подражать его сыну, брату или отцу. Или же самому наставнику, каким он был в твоем возрасте – ты будешь напоминать ему самого себя в былые годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Да, – согласился Сандерс, – я тоже думаю, что это было несправедливо.
– Я имела в виду, несправедливо по отношению к женщинам, – уточнила Мередит, перебрасывая свою спортивную сумку через плечо так, что ее свитерок задрался, обнажив голый живот. Тряхнув головой, она отбросила с лица упавшие волосы и, помолчав секунду, продолжила: – Я хочу сказать тебе, что очень сожалею обо всем происшедшем. – Она подошла к Сандерсу ровным, уверенным, почти величавым шагом. В ее голосе появилась хрипотца. – Я ничего плохого не хотела, Том…
Она придвинулась еще ближе, двигаясь осторожно, будто Сандерс был боязливой зверюшкой, которую она боялась спугнуть.
– У меня к тебе только самые теплые чувства. – (Ближе.) – Только теплые… – (Еще ближе.) – Я же не виновата, Том, что так хочу тебя. – (Совсем рядом.) – Если я чем-нибудь тебя обидела, то я готова извиниться…
Теперь она стояла почти вплотную, ее груди находились в каком-то дюйме от руки Сандерса.
– Я и вправду сожалею, Том, – повторила она.
Ее грудь вздымалась, будто от избытка эмоций, влажные глаза умоляюще смотрели на Сандерса.
– Можешь ли ты простить меня? Ну, пожалуйста! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь…
Сандерс почувствовал, как к нему возвращаются прежние чувства, прежние желания. Он сжал челюсти.
– Мередит. Прошлое есть прошлое. Оставь это. Ладно?
Она тут же изменила тон и указала рукой в сторону выхода:
– Послушай, у меня здесь машина. Подбросить тебя?
– Нет, спасибо.
– На улице дождь, я подумала, что ты не захочешь мокнуть…
– Не думаю, что ты это здорово придумала.
– Исключительно из-за дождя…
– Это Сиэтл, – сказал Сандерс. – Дождь здесь идет все время.
Мередит пожала плечами, подошла к двери и, выставив вперед бедро, нажала им на двери и стала толкать. На секунду остановившись, она повернулась к Сандерсу и улыбнулась.
– Напоминай мне, чтобы я не носила лосин в твоя присутствии. Стесняюсь сказать, но я из-за тебя их промочила.
Затем она отвернулась, выскочила на улицу и села на заднее сиденье поджидавшего ее автомобиля. Захлопнув дверцу, Мередит приветливо помахала Сандерсу рукой. Автомобиль отъехал.
Сандерс разжал кулаки, набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, стараясь сбросить напряжение. Подождав, пока машина с Мередит уедет, он вышел на улицу и почувствовал на своем лице капли дождя и прохладный вечерний ветерок.
Поймав на улице такси, он сел в него и сказал водителю:
– Отель «Четыре времени года», пожалуйста.
* * *
В такси Сандерс смотрел в окно, стараясь дышать га глубже. Он был настолько выведен из себя неожиданной встречей с Мередит, – особенно обнаружив ее у себя за спиной после разговора с Ливайном, – что никак не мог отдышаться.
Слова Ливайна неприятно подействовали на него, но Том был не слишком расстроен, поскольку никогда не принимал Марка всерьез. Ливайн был аристократической натурой и поддерживал в себе творческий заряд, постоянно злясь на окружающих. Он всегда был чем-то недоволен. Ему нравилось злиться. Хотя Сандерс и знал его много лет, он никогда не мог понять, как Адель, жена Марка, с ним уживается. Правда, Адель была одной из тех невозмутимых женщин, которые могли спокойно разговаривать по телефону, пока ее двое детей ползали по ней, дергали за полы халата и засыпали ее бесконечными вопросами. Именно так Адель позволяла Ливайну изливать на себя все его раздражение, а сама тем временем продолжала делать свои дела. Да и не только она – все давали Ливайну возможность выпустить пары, поскольку все знали, что в конечном счете его злость не значила ровным счетом ничего.
Но было верно и то, что у Ливайна был врожденный нюх на изменение конъюнктуры. Это и было секретом его успеха как дизайнера. Когда Ливайн говорил: «Красьте в пастельные цвета», все начинали стонать и убеждать его, что тогда товар будет выглядеть по-дурацки; однако, когда через два года готовый прибор начинал сходить с конвейера, оказывалось, что пастельные цвета – самые модные. Так что с большой неохотой Сандерс был вынужден признать, что скорее всего то, что сегодня говорил Ливайн, завтра будут говорить все. Ливайн высказал завтрашнее мнение всей компании: Сандерс со своими личными проблемами пакостит всем.
Ну и черт с ними, решил он.
А что касается Мередит, то у Сандерса было ощущение, что, разговаривая с ним в вестибюле, она играла с ним, как кошка с мышкой. Поддразнивала. Он не мог понять, с чего это она была так уверена в себе. Сандерс выдвинул против нее очень серьезное обвинение, а она вела себя, будто никакой угрозы для нее не было. В ней чувствовалась какая-то неуязвимость, и это здорово угнетало Сандерса, поскольку могло означать только одно – Мередит знала, что Гарвин никогда не даст ее в обиду.
Такси вырулило на площадь перед отелем. Впереди остановилась машина Мередит. Она как раз разговаривала с водителем и, конечно, оглянувшись, увидела Сандерса.
Тому ничего не оставалось делать, кроме как выйти ИзЯ такси и пойти к входу в отель.
– Ты преследуешь меня? – с улыбкой спросила Мередит.
– Вот еще!
– Точно?
– Точно.
Они взошли на эскалатор, идущий с улицы внутрь здания. Сандерс встал за спиной женщины. Она повернулась к нему:
– А мне бы хотелось, чтобы преследовал.
– Угу. Но я не преследую.
– А как бы это было здорово! – сказала она, призывно улыбаясь.
Сандерс не знал, как на это реагировать, и только отрицательно помотал головой. В молчании они доехали до богато украшенного вестибюля.
– Я живу в четыреста двадцать третьем номере. Заходи в любое время, – сказала напоследок Мередит и направилась к лифту.
Подождав, пока она уйдет, Сандерс прошел через вестибюль и повернул налево, к ресторану. Встав у входа, ой увидел за угловым столиком Дорфмана, обедавшего в компании Гарвина и Стефани Каплан. Макс что-то говорил, наклонившись вперед и резко жестикулируя. Гарвин и Каплан тоже подались вперед, внимательно слушая. Сандерс припомнил, что когда-то Дорфман был директором компании, и, согласно рассказам, весьма могущественным директором. Это Дорфман убедил Гарвина расширить производство и начать выпускать, помимо модемов, аппаратуру беспроводной связи и портативные телефоны. Это в то время, когда никто еще и представить не мог, что может быть что-то общее между компьютером и телефоном. Это сейчас такая связь стала очевидна всем, но не тогда, в начале восьмидесятых, когда Дорфман сказал: «Ваше будущее не в периферийном оборудовании; ваш бизнес – это средства связи и доступа к информации».
Дорфман же сформировал костяк персонала фирмы: Каплан, предположительно, заняла свой пост после того, как Дорфман дал ей блестящую характеристику; Сандерс перевелся в Сиэтл по рекомендации Макса; благодаря ему же взяли на работу Ливайна. А многие вице-президенты канули в Лету после того, как профессор обнаружил, что им не хватает кругозора или энергии. Он был могущественным союзником – или смертельным врагом.
В вопросе продажи фирмы его влияние было также сильно: хотя Дорфман ушел от дел давным-давно, он продолжал держать весьма значительный пакет акций «Дид-жиКом». Гарвин по-прежнему прислушивался к каждому его слову. У Дорфмана все еще оставались связи и репутация, благодаря которым слияние, подобное тому, которое предстояло «ДиджиКом», могло пройти намного проще. Если Дорфман одобрит условия сделки, его сторонники убедят «Голдмен и Сахс» и Первый бостонский банк выложить деньги без вопросов. Но если профессору что-то не понравится, если он только намекнет, что в слиянии двух компаний нет особого смысла, сделка может и не состояться. Это все знали. Все знали, какой властью обладал Дорфман, и в первую очередь сам Дорфман.
Сандерс торчал у входа в ресторан, не решаясь войти. Через минуту Макс поднял голову и заметил его. Не переставая говорить, профессор едва заметно качнул головой:
«Нет». Затем слегка стукнул ногтем по стеклу часов. Сандерс кивнул, прошел в вестибюль и присел в кресло, положив на колени пачку ксерокопий номеров «КомЛайм». Бессистемно перебирая их, он снова изучал перемены, которые Мередит внесла в свою внешность. Несколько минут спустя Дорфман въехал в вестибюль на своей каталке.
– Итак, Томас, я рад, что тебе еще не наскучила жизнь.
– Как вас понять?
Дорфман хохотнул и махнул рукой в сторону ресторана. – Они только о вас говорят. Единственная тема – это ты и Мередит. Все так возбуждены. Так обеспокоены.
– И Боб тоже?
– Да, конечно, и Боб тоже. – Он подрулил поближе к Сандерсу. – Я не могу сейчас долго разговаривать. Есть что-нибудь важное?
– Я думаю, вам нужно взглянуть на это, – сказал Сандерс, передавая профессору ксерокопии. Он рассчитывал, что тот сможет передать их Гарвину и объяснить ему, в чем дело.
Дорфман молча просмотрел бумаги.
– Какая красивая женщина, – сказал он наконец, – какая прелестная…
– Обратите внимание на разницу, Макс; посмотри что она с собой сделала.
Дорфман пожал плечами:
– Она поменяла прическу. Очень приятно для глаз. И что?
– Я думаю, что она к тому же сделала пластическую операцию.
– Это меня не удивляет, – сказал Дорфман. – В наше время их делают многие женщины. Это для них то же, что зубы почистить.
– Это мой шанс.
– Почему? – поинтересовался Дорфман.
– Потому что это закулисная интрига, вот почему!
– Что же тут закулисного? – пожал плечами Дорфман. – Она изобретательна, и это говорит в ее пользу.
– А я готов биться об заклад, что Гарвин представления не имеет, что она это сделала, – сказал Сандерс.
Дорфман тряхнул головой.
– До Гарвина мне нет дела, – заявил он. – Меня заботишь ты, Томас, ты и твой проступок. М-м-м?..
– Я объясню, почему я совершил этот проступок, – сказал Сандерс. – Здесь хороший образец подлянки, которую может совершить женщина, но не может совершить мужчина. Она изменила внешность, она стала одеваться и вести себя, как дочь Гарвина, и это дало ей преимущество перед остальными. Потому что остальные не могут изображать из себя дочь Гарвина!
– Томас, Томас, – вздохнул Дорфман, укоризненно качая головой.
– Вот я, например, не могу. А что? Скажете, могу?
– Ты находишь удовольствие в собственной злости? Мне кажется, ты наслаждаешься этим.
–Нет!
– Тогда отбрось все это! – рявкнул Дорфман, разворачивая каталку так, чтобы видеть лицо Сандерса. – Прекрати нести чепуху и посмотри правде в глаза: молодые работники продвигаются вперед благодаря сотрудничеству со старшими и более влиятельными. Так? И всегда так было! Когда-то отношения были официальными – мастер и подмастерье, ученик и учитель – так и полагалось. Но сегодня их отношения не закреплены официально. Сегодня мы можем говорить только о наставничестве. Молодые люди в бизнесе имеют наставников. Так?
– Вроде…
– Как молодежь привлекает к себе внимание наставника? Как это происходит? Во-первых, чтобы старший товарищ видел в молодом нужного человека, тот старается делать свою работу как можно лучше; во-вторых, чтобы быть привлекательным для наставника, он копирует привычки и перенимает его вкусы; и, наконец, в-третьих – берет его сторону во всех вопросах внутри компании.
– Все это прекрасно, – согласился Сандерс, но как это вяжется с пластической хирургией?
– Ты помнишь, как пришел на работу в «ДиджиКом» в Купертино?
– Да, помню.
– Ты перевелся из фирмы «ДЕК». Кажется, в восьмидесятом году?
– Да.
– В «ДЕК» ты каждый день носил пиджак и – обязательно! – галстук. Но, когда ты перешел в «ДиджиКом» ты обнаружил, что Гарвин носит джинсы. И очень скоро ты тоже надел джинсы.
– Конечно, ведь таков был стиль, принятый в компании.
– Гарвину нравились «Гиганты», и ты начал ходите Кендлстик-парк на все их игры.
– Но он же начальник, черт возьми!..
– Гарвин любил гольф. Ты терпеть не мог гольф, но тоже стал играть. Я хорошо помню, как ты жаловался ми что ненавидишь гольф. Эту дурацкую гонку дурацкого маленького белого мяча…
– Но послушайте! Я же не делал пластической операции, чтобы стать похожим на его ребенка!
– Потому что в этом не было нужды, Томас, – ответил Дорфман, возбужденно .поднимая руки. – Неужели ты сам этого не понимаешь? Гарвину нравились нахальные, агрессивные молодые парни, которые хлестали пиво, ругались, как сапожники, и бегали за девками, и ты исправно делал все это.
– Я был молод, и все молодые ребята так поступают.
– Нет, Томас. Это Гарвин хотел, чтобы так поступали молодые ребята. – Дорфман качнул головой. – В основном это выходит бессознательно. Бессознательный контакт, Томас. Но способ установления контакта зависит еще и от того, одного ли ты пола со своим наставником или нет. Если твой наставник мужчина, ты будешь подражать его сыну, брату или отцу. Или же самому наставнику, каким он был в твоем возрасте – ты будешь напоминать ему самого себя в былые годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55