Ночевали в палатках, держа пожитки под рукой, чтобы успеть спешно захватить их.
— Хотел бы я отправить послание Ираджу, — сказал Сафар, когда они с Мефидией устраивались для короткого сна.
— И что бы ты ему сказал? — спросила Мефидия, снимая остатки грима влажной губкой. — Пощадить город? Или только нас? — Она бросила на него циничный взгляд. — Хотела бы я знать, в каком виде надлежит предстать перед кровожадным варваром.
Сафар покачал головой.
— Ирадж не варвар, — ответил он.
— Ты же видел сожженные деревни, — сказала Мефидия, — тысячи беженцев. Если это не варварство, то что же?
— Тогда, по моему мнению, и весь мир погружен в варварство, — сказал Сафар, начиная сердиться. — Ирадж не более дикарь, чем те, кто противостоят ему. Валария считается цивилизованным центром Эсмира. А там заправляют обычные самовлюбленные бандиты. А посмотри на Сампитей. И здесь дела обстоят не намного лучше. У королевы Армы и ее двора есть шелк и богатства, торговля. А как насчет простых людей? Они так же бедны, как и простые жители Валарии.
— Возможно, у короля Протаруса плохие советники, — спокойно сказала Мефидия. — Возможно, он не видел тех бедствий, что отмечали мы во время путешествия. Бедствий, вызванных его армией.
Сафар с минуту помолчал, размышляя о сказанном и пытаясь отделить детские впечатления от взрослых.
— Я давно уже не видел Ираджа, — наконец сказал он. — Но не думаю, что он так уж сильно изменился. У него было доброе сердце.
— Может быть, эту доброту внушал ему ты, — сказала Мефидия. — Может, именно твое присутствие заставляло его тоньше воспринимать мир.
— Ирадж человек самостоятельный, — настаивал Сафар. — И доброта была его собственной. Ему ничего не нужно было от меня. К тому же он прирожденный воин, и пусть мне не нравятся его методы, но он все же стремится изменить мир к лучшему. Ирадж не несет с собой чумы и ужаса, как тот червь из Кишаата. И он не чета тем старым королям и дворянам, что подобно чуме заполонили Эсмир.
— Тем не менее, — сказала Мефидия, — ты, как и я, не хотел бы попасться ему на пути, когда он в гневе.
— У армий нет сердца, — сказал Сафар. — И в первую очередь нам придется столкнуться с армией. Королева Арма сглупила, отказавшись повиноваться. Солдаты его наверняка получат приказ показать на примере Сампитея, что станет с непокорными. И я не хотел бы оказаться у них на пути.
— Сафар, неужели тебя нисколько не волнует судьба этих людей? — спросила Мефидия. — Неужели же я не замечала раньше в тебе этой бесчувственности только потому, что была так увлечена тобой?
Сафар взял ее за руку. Она не сопротивлялась, хотя позволила дотронуться до себя с неохотой.
— А что я могу поделать? — спросил он, и столько боли звучало в его голосе, что вся ее настороженность пропала. — Скажи мне, и я тут же сделаю.
— Поговори с Ираджем, — сказала она. — Образумь его.
Сафар задумался. Он ощущал себя стоящим на краю пропасти. Внизу расстилался мир, из которого он хотел убежать. Мир ничтожных королей и магов. Мир, где бессмысленно погибали такие девушки, как Нериса. И тут он представил всех парней и девушек Сампитея, которым предстояло в случае прихода солдат Ираджа разделить судьбу Нерисы, если не худшую. Мефидия сжала его ладонь. Он обрел через это пожатие силу духа и принял решение.
— Утром отправимся на поиски Ираджа, — сказал Сафар. Он улыбнулся, но так печально, что у Мефидии сердце сжалось. — Найти его будет нетрудно. Надо просто отыскать самую большую армию.
Мефидия удержалась от слез и обняла его. И они отдались страсти, так крепко обнимая друг друга, словно оставались последними людьми на земле.
Затем они уснули.
Сафару снилась Хадин. Он танцевал с красивыми людьми, и ритмы их барабанов разгоняли его тревоги.
Но внезапно извергся вулкан, да с такой силой, что Сафара швырнуло далеко в море. Он понял, что не умеет плавать. Отчаянно молотя руками и ногами по воде, он старался удержаться на плаву, а вокруг него сверху падали горящие обломки.
И тут послышался тревожный знакомый голос:
— Проснись, господин! Проснись!
Сафар раскрыл глаза. На его груди обосновался Гундара, стуча маленькими зубами от страха. Сафар сморгнул, думая, что все еще видит сон. Последний раз, когда он осматривал идола, магическая жизнь в черепашке едва теплилась.
Но тут он ощутил вес Фаворита на своей груди, вес хотя и небольшой, но вполне реальный.
— Откуда ты взялся? — спросил Сафар.
Гундара не ответил на его вопрос.
— Они идут, повелитель! — сказал он, спрыгивая на пол. — Торопись! Пока еще не поздно!
Сафар услыхал доносящиеся снаружи звуки сражения и окончательно проснулся. Нащупав кинжал, который всегда держал под подушкой, он вскочил на ноги. Сообразив, что полностью раздет, торопливо натянул одежду. Черепашка вывалилась из кармана туники и покатилась по полу. Гундара мгновенно исчез в ней. Сафар услыхал, как с постели его окликнула Мефидия, и крикнул, чтобы она оставалась на месте. Он подхватил черепашку и сунул ее в карман в тот самый момент, когда в палатку ворвались солдаты.
Сафар сразу же бросился на них. Он отбил чей-то удар и погрузил лезвие во что-то мягкое. Послышался чей-то вскрик. Сафар попытался вытащить нож, но тот застрял. Позади предупреждающе вскрикнула Мефидия, и он, оставив нож, выхватил саблю из рук умирающей жертвы.
Он закружился, нанося удары наугад. Ему не хватало ни времени, ни пространства, поэтому на следующего солдата обрушилась сабля плашмя. Но от силы удара нападавший полетел назад, подставляя живот. И вновь Сафар ощутил, как лезвие вошло во что-то мягкое. Он не стал дожидаться падения противника, а обернулся к толпе солдат, продолжавших рваться в палатку.
Он набросился на них с такой яростью, что они, спотыкаясь друг о друга, падали, спасаясь от его гнева. Затем он отскочил назад, схватился за сундук, который в нормальной обстановке не смог бы и приподнять, и метнул его в открытый вход. Вопль боли подсказал ему, что цель поражена.
Мефидия выскочила из постели, торопливо натягивая халат.
— Сюда, — воскликнул он, разрезая заднюю стенку палатки.
Ткань раздвинулась, и они выскочили через отверстие.
В ночи раздавались вопли и лязганье металла о доспехи. Повсюду пылали пожары.
Мефидия схватилась за него и показала куда-то в сторону. Сафар обернулся и увидел, как пламя охватило ее славный воздушный корабль.
Раздался взрыв, и воздушный корабль превратился в фонтан горящих деревянных обломков и дымящихся тряпок. Мефидия стала оседать на землю, и он подхватил ее на руки.
Из-за тучи дыма вылетели всадники, принялись кривыми саблями рубить всех, кто попадался на пути.
Скачущий впереди всадник размахивал знаменем с древним символом — Демонской луной и серебряной кометой. Воины вопили:
— За Протаруса!
Шестеро всадников отделились от основной группы и устремились к Сафару. Он опустил Мефидию на землю у своих ног и двумя руками взялся за рукоять сабли.
Он сотворил заклинание силы и энергии, и тело его наполнилось мощью гиганта. Он прочитал заклинание остроты и скорости и рубанул саблей по воздуху. Воздух замерцал от удара.
И тут подскакали всадники. Сафар рубанул по ногам лошади, зарубил всадника и вскочил на круп коня, чтобы дать отпор остальным.
К нему устремилось копье, но он с легкостью уклонился от него и бросился к тому, кто метнул оружие. Огромный мужчина с черной бородой нанес ему удар ятаганом. Сафар отбил удар, и рот бородатого человека широко и удивленно округлился, когда сабля вонзилась ему в глотку. Сзади послышался стук копыт, Сафар обернулся и увидел, как следующий всадник направляет коня прямо на распростертое тело Мефидии.
Сафар взвыл в гневе и бросился на этого человека, ударом тела повалив и коня и всадника на землю. Противник оказался слишком близко, и Сафар ударил его рукоятью сабли, пробив шлем.
Затем он поднялся, парировал следующий удар и убил еще одного человека.
Он сражался чуть ли не вечность. Но, сколько он ни сокрушал противника, вокруг все время оказывались другие.
Внезапно он получил передышку, и сабля его разрезала лишь воздух. Размахивая лезвием, он не встречал нападения, но все равно рубил и рубил, продолжая сражение, словно его окружали невидимые злые духи.
И тут он остановился, сообразив, что рубить некого.
Сафар поднял голову, но в глазах от ярости стояла какая-то дымка. И тут он увидел шагах в десяти всадника на лошади — закаленного старого воина. Сафар огляделся. Он был окружен, но только теперь ему противостояли не сабли, а направленные на него луки со стрелами, натянутыми в ожидании приказа открыть огонь.
— Ты уже можешь гордиться собой, парень, — сказал ветеран. — А теперь брось саблю, и мы пощадим тебя.
Сафар усмехнулся. Покрытый кровью врагов, он представлял собой жуткое зрелище.
Но вместо того, чтобы швырнуть саблю, он воткнул ее острием в землю и облокотился о рукоять.
— Скажите Ираджу Протарусу, — громко сказал он, — что его ждет друг. И жаждет насладиться его компанией.
Ветеран откровенно удивился:
— И кто же этот друг, приятель?
— Сафар Тимур из Кирании, — ответил он. — Человек, которого он некогда назвал кровным братом. Человек, который некогда спас ему жизнь.
20. Все приветствуют короля
Давно миновал рассвет, когда наконец появился Ирадж.
Воздух так наполнился дымом и сажей горящего города, что день скорее напоминал ночь. Отовсюду пахло смертью, и оставшиеся в живых жители Сампитея плачем встречали грядущее.
Сафар расхаживал в окружении того же кольца лучников. Они опустили оружие, но Сафар видел, что они готовы мгновенно открыть огонь, если он сделает хоть одно неверное движение. Все воины принадлежали к племенам свирепых степняков, невысокие, с хорошо развитой мускулатурой и кривыми ногами от постоянного пребывания в седле. Все были одеты в свободные халаты, перехваченные широкими поясами, с одного боку которых свисал ятаган, а с другого — длинный кинжал. Войлочные сапожки украшали острые шпоры. Головы покрывали тюрбаны со стальным верхом, а длинные обвисшие усы придавали их лицам мрачное и решительное выражение.
Какая-то часть Сафара — еще ребяческая, тоскующая по мамочке — пугалась при взгляде на них.
Но большая часть его существа оставалась охваченной холодным, сжавшимся как пружина гневом, готовым вырваться наружу при малейшем предлоге.
Солдаты не знали, что делать с Сафаром. Ведь он мог оказаться как величайшим лжецом, так и действительно кровным братом короля. В одном они были уверены: Сафар доказал им более чем основательно, что является настоящим воином. Именно этот довод, а отнюдь не его претензия на дружбу с королем, останавливал их. Спекулируя уважением, Сафар довольно нахально потребовал у старого сержанта, чтобы сюда привели и оставшихся в живых членов труппы.
Используя это вражеское кольцо как щит, он расхаживал по периметру и острием сабли останавливал любого солдата, дерзнувшего продвинуться ближе. В центре этого окружения молчаливые актеры старались привести в чувство Мефидию. Сафар боялся за нее — ей здорово досталось от копыт лошади, — но не хотел выказывать свою обеспокоенность перед лицом лучников. Он понимал, что это будет расценено как слабость с его стороны.
Вдруг зазвучал военный рожок и загрохотали барабаны. Донеслись крики команд, и кольцо лучников раздвинулось.
Через образовавшийся коридор в круг въехал высокий воин на свирепом черном скакуне. На воине была чистая белая мантия простого бойца. Голову он обернул белым тюрбаном, хвост которого ниспадал на его лицо как маска.
Воин остановил скакуна в нескольких шагах от Сафара и долго всматривался в него, отмечая пятна крови, окровавленную саблю и выпачканное сажей лицо. Сафар в ответ уставился не мигая и усмехаясь так надменно, как только мог. Наконец глаза воина встретились с глазами Сафара, и в них вспыхнуло воспоминание.
— Сафар Тимур, ах ты голубоглазый черт, — воскликнул Ирадж, отводя от лица маску — Это же ты!
— Во плоти, — сказал Сафар, — хотя, как видишь, эта плоть одета в рванье и нуждается в бане.
Сафар, вспомнив самую первую встречу с Ираджем, указал на солдат и проговорил:
— Похоже, мне не помешает небольшая помощь. Эти братья Убекьян обложили меня со всех сторон.
Ирадж раскатисто расхохотался.
— Братья Убекьян! — воскликнул он. — Какая жалкая участь их ждала!
И тут же, к изумлению воинов, король соскочил с лошади и обнял окровавленного Сафара.
— Видят боги, как я соскучился по тебе, Сафар Тимур! — воскликнул он, хлопая старого друга по спине.

Ирадж приказал привести коня и лично сопроводил Сафара в свой командный шатер — установленный на холме, откуда открывался вид на Сампитей. Когда же Сафар указал на бесчувственную Мефидию и остальных членов труппы, Ирадж не стал задавать вопросов и даже удивления не выказал относительно такой странной компании, в которую угодил его друг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69