– Да чего время терять? Я тебе и так скажу, что родительница моя рада до помутнения мозгов.
– Негоже нарушать традиции, всё должно быть чин по чину, – нахмурился царь.
– Во бюрократ! Покаты будешь носиться со своими традициями, все гамбургеры протухнут. А без калорийного питания, уж извини, никакого богатыря у меня не получится.
– А мы лебедя зажарим, – предложил подрастерявший уверенность государь.
– Сравнил лебедя с бигмаком! – фыркнула Сонька. – И не надейся. Зря, что ли, моя сестрица столько трудов на этот пир положила?
– Ну, хорошо, хорошо, – сдался Салтан. – Сватовство мы опустим. Велю сразу баню топить да девок созывать.
– Зачем баню? – удивилась Сонька. – Уж гигиену-то я всегда соблюдаю!
– Э… – растерялся Салтан. – Какой же девишник без бани? Подружки тебя попарят, песни жалостные попоют, косу в последний раз по-девичьи заплетут, поплачешь всласть…
– Вот еще, глупости! Я не истеричка, чтоб на пустом месте слезы лить. – Сонька внимательно взглянула на жениха. – Слушай, Салташ, к чему все эти формальности? Давай объявим, что решили жить в гражданском браке, да пойдем более приятными вещами заниматься… – Она обвила рукой царскую шею и игриво взъерошила окладистую бороду. Салтан зажмурился от удовольствия:
– Ой, чаровница… А что? Царь я или не царь? Твоя правда, незачем время терять! Сейчас велю свадебный поезд закладывать.
– Разве мы отправляемся в путешествие? – насторожилась Сонька.
– Да нет, в церковь, венчаться, – кивнул царь в сторону украшенного маковками собора.
– Во дает! – развеселилась невеста. – Тут сто метров пройти, а он на поезде ехать собрался! Может, лучше ракету запустим?
– Ты, девица, говори, да не заговаривайся! – насупился государь. – Вот отправлю вместо церкви в острог, узнаешь, как с царем пререкаться.
Сонька почувствовала, что перегнула палку. Изобразив кроткий взор и трепетание груди, она прижалась париком к могучему плечу и нежно залепетала:
– Салтанушка, ты не нервничай. Это всё проклятая эмансипация да привычка к демократическим свободам. Я ж таблетку по истории обществоведения еще в первом классе глотала, ты подумай, сколько времени прошло! Имя последнего президента не смогу вспомнить, не то что определение абсолютной монархии и ее, так сказать, традиции. Ты уж извини, если чем обидела. Только я к чему веду: богатыря тебе родить обещала? Обещала. Вот мне и не терпится скорее делом заняться да слово свое сдержать!
Она томно вздохнула и стряхнула тонким пальчиком пылинку с царского воротника. Салтан смягчился:
– Занятные ты слова произносишь, красавица, я и половины не разумею. И где только нахваталась? Ну да ладно, в главном ты права. С наследником нам задерживаться не следует, это дело ответственное. – И он неожиданно подмигнул Соньке.
Как ни старалась невеста ускорить процесс, церемония венчания была проведена со всей ответственностью. Митрополит обстоятельно махал кадилом, певчие заливались самозабвенными руладами, а набившиеся в тесное помещение бояре обильно потели в своих парадных одеждах. Бабариха, бледнея от собственной наглости, то и дело благословляла царя, Ткачиха с Поварихой неудержимо зевали, переминаясь с ноги на ногу, а изнемогающая от раздражения невеста изо всех сил пыталась сохранить величественный вид.
Подумать только, на дворе июнь месяц, а ее обрядили как капусту: сначала исподняя рубаха, из простого полотна, затем верхняя рубаха – побогаче, из шелков да с вышивкой; следом понева – что-то вроде юбки, обмотанной вокруг фигуры и закрепленной на шнурке; сверху… в общем, к чему перечислять: весь наряд, с каменьями да крученой золотой канителью, тянул килограммов на пятнадцать. Больше всего Соньку возмутил бобровый воротник, пристегнутый ей поверх одеяния в последнюю минуту. Во всём этом великолепии юная модель смотрелась как мраморный монолит: этакая глыбина без намека на фигуру. Эх, где ж ты, осиная талия окружностью в пятьдесят пять сантиметров, где пупок с пирсингом?! Не наглотайся Сонька таблеток по истории костюма – ни за что б не позволила нацепить на себя всё это барахло.
Салтан тоже принарядился. Сколько рубах он нацепил по торжественному случаю, Сонька не знала, визуально же царское облачение состояло из платна – сшитого из золотых тканей длинного балахона с широкими рукавами и застежкой встык; круглого воротника под названием бармы, на который были нашиты жемчуга, каменья да небольшие иконки; и золотой тюбетейки с собольей опушкой и крестом сверху. Грудь государя также украшал массивный крест. Смотрелся Салтан великолепно, такого и впрямь не жалко затащить в опочивальню. Впрочем, у Соньки были заботы поважнее, чем секс с давно почившим царем…
Наконец пытка венчанием закончилась. Салтан подхватил младую супругу под локоток и без лишних проволочек увлек в пиршественную залу. Столы уже ломились от чипсов… в смысле, чудных яств. Кравчие и чарошники сновали меж гостей, обнося их хмельными напитками. Стремительно пьянеющая Бабариха называла невесту дочуркой, в умилении промокая глаза платочком. Утратившие всякую чинность бояре наперегонки опустошали золотые блюда с невиданными доселе кушаньями, утирая бороды от майонеза и кетчупа, а Салтан аппетитно хрустел воздушной кукурузой. Вероятно, именно тогда вошел в обиход речевой оборот, выражающий полный восторг от принятия пищи: «Аж за ушами трещит!»
Ткачихе с Поварихой, как положено, поднесли «мед-пиво». То самое, неоднократно поминаемое в сказаниях русского народа. Какая же это оказалась гадость! Все три Соньки искренне сожалели, что не имеют усов, по которым легендарное угощение могло бы спокойно стекать, не попадая в рот.
– Сюда бы шампанского, – вздыхала Повариха. – Вот был бы фурор!
– Шампанское в бочку не перельешь, все пузырьки сбегут, – печально качала головой Ткачиха.
«Сестры» скорбно пригубили медок.
– Ладно, хватит киснуть, – решительно встряхнулась Повариха. – Как тебе вон та тарелочка?
– Хороша, – признала Ткачиха, оглядев золотое блюдо с раскинувшей крылья жар-птицей. – Но лучше брать чашки, на них камешков больше, дороже сдадим.
Она поскребла ногтем праздничный кубок, удаляя присохшую к рубину соринку.
– Предлагаю расстелить нашу «скатерку» под столом и скидывать в нее всё, до чего дотянемся.
– Еще не хватало – дома с грязной посудой возиться! Лучше подождем, когда местные служанки всё перемоют, и заберем прямо из кладовки. Оптом. – Повариха сладко вздохнула.
Меж тем пир набирал обороты. Музыканты наяривали на жалейках да балалайках, голоса гостей звучали всё громче, разомлевшие бояре от избытка светлых чувств смачно целовались и хлопали друг друга по широким спинам, с разных концов просторной залы периодически доносилось удалое пение, а самые резвые из пирующих пустились в пляс. Вспотевшая и уставшая царица с неприязнью рассматривала раскрасневшиеся физиономии. Наконец ее терпения иссякло:
– Салташ, может, хватит париться в этой духотище? Пойдем в спаленку, скинем с себя всё это барахло, примем душик… черт, с душем-то у вас напряженка.
– Тигрица! – промурлыкал Салтан, не расслышавший конца фразы. Он решительно поднялся из-за стола. «Честные гости» почувствовали величие момента и быстро мобилизовались, чтобы проводить новобрачных в опочивальню. Младая царица, не удержавшись, подмигнула «сестрицам», и те дружно захихикали.
– О, «на кровать слоновой кости» повели, – шепнула Повариха.
– Какая там кость, самая натуральные нары! – фыркнула Ткачиха.
– Не привередничай, сам-то Пушкин там не лежал, откуда ж ему знать.
– А Салташа – душечка, – мечтательно закатила глазки Ткачиха. – Жаль, не удалось толком замужем побыть.
– Эй, не расслабляйся, пора за дело, – ткнула ее в бок «сестра». Они выбрались из-за стола и решительно взяли в оборот захмелевшую Бабариху.
– Ну, матушка, перекусила маленько, теперь нужно отрабатывать свалившееся счастье.
Бабариха слегка побледнела и предприняла попытку скрыться под столом, но любезные «дочурки» тряхнули ее столь непочтительно, что пришлось старушке поумерить прыть. С тяжким вздохом покинула она пиршественную залу, подталкиваемая с двух сторон непреклонными девицами.
Салтан ввел младую жену в опочивальню.
– Ексель-моксель, это еще что такое? – ахнула Сонька, разглядывая сваленные внушительной кучей снопы соломы.
– Брачное ложе, – ответил Салтан, слегка удивленный реакцией супруги. – Всё как положено, на двадцать одном снопе.
– Ты серьезно полагаешь, что я полезу на этот стог? Я тебе что – полевая мышь?
Салтан совсем растерялся:
– При чем здесь мыши? Спанье на снопах – к прибытку в доме. А прибыток в царском доме – польза всему государству.
– О подданных, значит, заботишься, – недобро протянула Сонька. – Вот и спи сам на своей соломе! А мне вели перинку принести, раз уж у вас гидродиванов не имеется.
– Ну девка! Огонь! – восхитился Салтан. – Всегда о такой мечтал. Ладно, будет тебе перина.
Он уселся на лавку и с довольным кряхтением вытянул из-под золотого балахона усталые ноги.
– Давай, женка, сымай сапоги.
– Совсем сдурел, да? – возмутилась Сонька.
– Отчего же? Древний обычай, испокон веков ведется. В правом сапоге пятак, в левом плетка, за какой схватишься…
– За левый, голубчик, за левый. Я тебя так этой плеткой отделаю, что вмиг все свои дурацкие обычаи забудешь!
Соньку понесло. Стянув с себя отяжеленный каменьями чехол, она вспрыгнула на брачное ложе и принялась расшвыривать снопы:
– Изверг! Сатрап! Извращенец! Я тебя научу уважению к женщине!
Рука ее наткнулась на что-то твердое. Не веря собственным глазам, младая невеста извлекла из постели… усыпанный драгоценностями меч!
– Ах так? Думал потешиться, а поутру замочить меня, как курицу?
Она схватила меч и двинулась на Салтана.
– Да я тебе все твои достоинства пообрубаю. Сколько невест ты уже извел, маньяк сексуальный?
– Что ты, что ты, красавица! – Салтан в панике заметался по горнице. – Мы ж с тобой зачать богатыря планировали, вот нам и подложили меч. А если б пожелали девку – надобно было бы класть веретено…
– Ты мне зубы не заговаривай. Богатырей не мечами делают. А ну, лицом к стене, руки за голову, я буду помещение обыскивать, вдруг ты еще какую пакость приготовил!
– Ураган, как есть – ураган! – стенал Салтан, прислоняясь к стеночке. – Ты там со снопами-то поаккуратнее, а то все иконы со стен посшибаешь…
Сонька не успокоилась, пока не перевернула всю обстановку горницы вверх дном. Неприятных сюрпризов она больше не обнаружила и начала постепенно успокаиваться. Может, она и впрямь не совсем верно истолковала местные обычаи? Впрочем, с этими царями надо держать ухо востро. Безнаказанность и вседозволенность к добру не приводят.
– Ну, как? Теперь твоя душенька довольна? – робко поинтересовался Салтан, когда младая супруга докопалась до скрытой под снопами резной кровати.
– Ладно уж, можешь повернуться, – разрешила Сонька. – Но меч я тебе не отдам. Куда бы его пристроить? – Она придирчиво оглядела горницу и вдруг, подойдя к окну, вышвырнула оружие на улицу.
– Так-то оно поспокойнее будет, – ободряюще улыбнулась она потерявшему дар речи Салтану. – Ну, что стоишь как не родной? Зря, что ли, женились?
Государь крякнул и безропотно отдался в руки молодой жены.
Ткачиха с Поварихой без лишних раздумий привели Бабариху в ее же горницу.
– Вот черт, совсем пятку стерла, – проворчала Повариха, усаживаясь на сундук и скидывая с ноги лапоть. – Что за дурацкие портянки…
– Онучи, – поправила ее Ткачиха.
– Да какая разница! Слышь, бабка, я где-то видела у тебя запас носков. Одолжи парочку.
– Да ты в своем ли уме! – затрясла бородавкой Бабариха. – Носить носки – токмо царская привилегия. Для него, батюшки, стараюсь, сама фасон изобрела.
– Креативная бабуля, – фыркнула Ткачиха.
– Мы теперь царевы родственницы, так что можешь не жаться.
– Ни за что! – ответила Бабариха, грудью вставая перед входом в чулан.
– Э-э-э… – протянула Ткачиха, делая «сестре» страшные глаза. В чулане-то, как вы помните, с кляпом во рту томился связанный Гвидонов. – Не заставляй матушку нарушать служебные инструкции. Обвинят в растрате да четвертуют. Лучше мы у царицы сапожки попросим, ей в честь свадьбы много добра наволокли.
– Вот-вот, – обрадовалась Бабариха. – Вы уж как-нибудь сами меж собой разбирайтесь. А я, пожалуй, вздремну чуток…
Соньки дружно ухмыльнулись:
– Нет, бабуля, спать сейчас не время. Родина в опасности. У тебя есть надежный гонец?
Надо отдать должное Бабарихе: сопротивлялась она героически. Но Сонька умела убеждать людей. Не позволив «мамаше» просимулировать алкогольную отключку, она популярно разъяснила ей перспективы человека, однажды вставшего на скользкий путь обмана государства (а тем паче – его главы), и убедительно доказала, что обратной дороги у бабки нет. Протяжно повздыхав, Бабариха смирилась с неизбежным и повела Сонек к «надежному человеку» – Фомке-крестнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40