Другой, держа нож в зубах, начал спускаться вниз, к тлеющему костру.
Итак, господин диверсант, настала пора показать, чего же вы стоите на самом деле. Арбалеты я зарядить не успею, остаются нож и меч, причем и то, и другое необходимо применить «на расстоянии», чтобы ни один из врагов не успел обернуться. Метанию ножа в упор я более-менее обучен — одного из лазутчиков можно смело вычеркнуть из списка противников. А вот с метанием меча у меня большие проблемы. Не хотелось бы уповать на случай, но придется.
Я вытащил из сапога нож и зажал зубами, затем потихоньку начал вытягивать меч. Просчитывая ходы в предстоящей схватке, я совершенно забыл о гадюке, а она тут же напомнила о себе, когда мой клинок мелькнул перед ее подслеповатыми глазами. К этому времени было уже достаточно светло, чтобы я разглядел блеснувшие на лезвии капельки яда. Какая злобная тварь, даже сталь кусает. Тебя бы на этих лиходеев натравить, А что, попытаться стоит…
Я осторожно подцепил гадюку клинком и запустил ее в того лазутчика с самострелами, что стоял ближе ко мне. Змея, видимо, не ожидала от меня такой наглости, но уже в полете она развернулась, как упругая пружина, чей острый конец жалит насмерть.
Лазутчик слабо вскрикнул, выронил самострелы и сорвал смертоносную черную ленту со своей шеи, но было уже поздно — через несколько секунд он издал предсмертный хрип и осел, уткнувшись лицом в песок.
А я уже отводил руку с зажатым ножом. Второй убийца, которому оставалось дойти до костра лишь пару шагов, отреагировал молниеносно — один его кинжал полетел в меня, другой воткнулся в «спину» моей обманки. Он промахнулся, я попал ему прямо в грудь, но без видимых результатов — видимо, он имел кольчугу под одеждой. Мой охотничий нож упал рядом с костром, и враг рванулся к нему. Придется кидать меч, пока меня не прибили моим же собственным оружием.
Как я и опасался, меч полетел не острием вперед, а вращаясь, зато — точно в цель. Когда лазутчик распрямился Для броска, крутящийся меч ударил ему по голове, отчего враг свалился прямо в костер и полежал там некоторое время. Потом в ущелье раздался отчаянный вопль горящего заживо — объятая огнем фигура заметалась по песку, пытаясь сбить пламя.
Эти ужасные крики, наверное, распугали всю живность в окрестностях. Из одной палатки, уже с мечом наголо, вылетел Таниус, готовый рубить и колоть все, что подвернется под Руку. Из другой нехотя выполз, протирая заспанные глазки, Штырь.
— Этот неудачник все-таки заснул и свалился в костер! — воскликнул Таниус и бросился тушить «меня», объятого пламенем.
— Райен, спишь, что ли? — спросил Штырь, увидев «меня», сидящего у костра. — О горе нам, нашему сыскарю кто-то нож в спину воткнул! Райен, ты жив? Ой, у него голова отвалилась, как же он без головы-то…
— У меня запасная есть, — мрачно пошутил я, волоча жертву змеиного укуса к костру для опознания. — Пока вы тут дрыхли, я в одиночку отражал нападение превосходящих сил врага.
— Да ты у нас настоящий герой, — усмехнулся Таниус, прекративший тушить уже бездыханного «обгорельца». — Этого душегуба ты заживо поджарил.
— Да-а, воистину герой, цельный отряд практически голыми руками завалил! — съёрничал Штырь, осматривая труп второго лазутчика. — А этот аж посинел, пена у рта, глаза навыкате — налицо все признаки отравления. Случаем, не ты его укусил?
— Все может быть… — уклончиво ответил я, внимательно осматривая труп.
Эти парни были агентами Контрразведки — на рукаве у одного тускло поблескивала эмблема зловещей организации — две сплетенные руны «К», изображавшие паука на паутине, точно такой же знак был вытатуирован на запястье второго. Но не это взволновало меня. Одежда убитых была запылена и местами заляпана грязью. В пустыне грязи нет, но ее достаточно в ущелье…
— Быстро сворачиваемся! — крикнул я. — Штырь, слазай на скалу.
Малек побежал к ближайшему скальному выступу, с которого просматривалось нижнее ущелье, второпях запнулся, покатился кубарем и возмущенно заорал:
— Какой криворукий урод растянул здесь веревку? И это называется сигнальной нитью?! Да я чуть шею себе не сломал!
Я скромно промолчал — ну не было у меня под рукой ничего, кроме веревки. А Штырь проворно, словно обезьянка на пальму, вскарабкался на останец, сразу же спрыгнул вниз Я стрелой рванулся в нашу сторону.
— Они входят на перевал! — крикнул он, взлетая на Белоснежку.
Враг продвигался всю ночь и сократил расстояние между нами от полудня до получаса, а то и меньше. Побросав все, что не успели свернуть, мы погнали коней в сторону пустыни. Мой резвый данийсккй жеребец сразу вырвался вперед, свернул в ложбину между песчаными холмами и споткнулся о мою же веревочную растяжку, выдернув ее вместе с опорами. Хорошо, что я ночью поторопился, колья неглубоко вбил, а то бы мы оба тут и завершили свое путешествие.
От перевала донеслись крики и визг — нас заметили. Теперь начинается гонка на выживание. У нас свежие лошади, но у противника наверняка есть конная смена.
Пустыня приближалась — теплый сухой ветер овевал лицо и свистел в ушах. Но враг не отставал — пять или шесть самых умелых всадников вырвались вперед и держались за нами. Мой конь, похоже, все-таки повредил ногу о веревку, поскольку он начал прихрамывать с каждой минутой все сильнее и сильнее. Теперь он уже не успевал за Вороным и Белоснежкой, Таниус и Штырь были вынуждены придерживать коней, и потому расстояние между нами и преследователями начало сокращаться. Все-таки сражения не избежать…
Там, где кончалось ущелье и начинались песчаные барханы, из песка торчали руины какой-то древней крепости. Если уж и придется принимать неравный бой, то только в ее стенах.
Давай, коняга, жми из последних сил! Я слегка кольнул конский круп кинжалом, отчего несчастное, замученное животное отчаянно заржало и резко рванулось вперед. До арки крепостных ворот было уже подать рукой, но в этот момент конь споткнулся, жалобно заржал и грузно завалился на бок, придавив меня.
Конь не подавал признаков жизни, нога застряла намертво, а враги были уже рядом — настолько близко, что я мог Разглядеть их красноносые бородатые лица под рогатыми касками. Двое лесняков раскручивали франциски, двое — держали на изготовку топоры. Последний, самый крупный и злобный, по всей видимости, их командир, чей шлем был украшен таким количеством рогов, что смахивал на корону, тянул из-за спины двуручную секиру.
Конечно, Таниус и Штырь не бросили меня. В унисон ударили арбалеты, и оба топорометателя вылетели из седел, Но лесные наемники оказались храбрыми бойцами — они, прикрываясь щитами, поскакали прямо на моих хранителей и сшиблись с ними с лязгом и треском. Удар, сталь звенит о сталь, и на песке остаются лежать окровавленные рыжебородые трупы. Двое. Третий, «лесной король», до того державшийся позади, обогнул стычку сбоку и теперь во весь опор несся прямо на меня.
Положение у меня было совершенно безнадежное — Таниус и Штырь еще только разворачивали своих коней и явно не успевали мне на помощь. Мой метательный нож остался в голенище башмака придавленной ноги, а моим коротким строевым мечом секиру не отбить. Вот и закончились твои странствия, горе-расследователь Райен.
Очевидно, лесняк не умел бить на скаку — за пару шагов до меня он соскочил на землю, криво усмехнулся, крякнул и взметнул свое сокрушительное оружие над головой.
Время замерло. Я явственно почувствовал Грань — незримую черту между жизнью и смертью. Сейчас она пролегала по острому лезвию секиры, на расстоянии трех локтей от моей души, и звенела тонко, почти неслышимо, словно перетянутая стальная струна, готовая порваться в любой момент. Почему он медлит, почему не бьется мое сердце? Может быть, я уже умер?
Откуда-то доносится легкий свист. Медленно-медленно, как во сне, в грудь лесняка, пробивая кольчугу двойного плетения, впивается стрела с белым опереньем. Я смотрю в его изумленные глаза и чувствую, что ощущает человек, перешедший Грань. Незримая струна, связывающая тело и душу, оборвалась… навсегда.
Значит, мое время еще не пришло. Позади меня, в полуразрушенной арке, стояли, купаясь в лучах восходящего солнца и сверкая зеркальными доспехами, девять всадников в белых плащах и на белоснежных конях, точных копиях Белоснежки Штыря.
Рыцари Единого Храма. Хранители веры. Борцы за справедливость. Охотники за моей головой.
Пока Таниус и Штырь вытаскивали меня из-под павшей лошади, белые плащи совещались, кивая на строй наемников, разворачивавшийся на ходу в боевой порядок. К нам подъехал один из храмовников, с белым командирским султаном на шлеме, точная копия которого венчала голову его коня. По длинному, развевающемуся пучку волос на затылке было понятно, что это женщина — видимо, та самая особа, что своей уязвленной гордостью спровоцировала битву под Травинкалисом. В результате от ее армии осталась лишь горстка людей, но этой гордячке все неймется — она снова рвется в бой, а белый конь под ней так и приплясывает.
— Вас преследуют слуги Тьмы, — произнесла всадница низким, но редкостно глубоким и звонким голосом, откидывая забрало. — Я, Региста Каштановая Прядь, командор ордена Храма, предлагаю вам защиту и покровительство.
Какая встреча! А я ведь тебя узнал — та самая загадочная особа из приемной короля Владимекса. Тот же рост, тот же хвост… Интересно, что ты там делала? Однако командор Храма — женщина?! И это при том, что в свои ряды Храм принимает только мужчин! Видать, точно конец света на носу. Ну да ладно, хочешь сражаться на нашей стороне — милости просим. А если вы из этой схватки живыми не выйдете — всё мне меньше проблем…
— Мы рады принять вашу помощь! — льстиво ответил я и подобострастно поклонился.
Когда я поднял голову, командорши уже и след простыл, лишь длинный, развевающийся по ветру хвост волос выделял ее среди остальных храмовников, — белая девятка, подняв длинные, сверкающие на солнце клинки, мчалась навстречу стремительно приближавшейся черной вражеской лаве.
Девять против двух сотен. Фанатики-самоубийцы, что тут еще скажешь. А мы засядем в крепости — там хоть немного продержимся.
Взобравшись на стену, я стал наблюдать за ходом сражения. А проходило оно очень странно и интересно — пока мы лезли на стену, храмовники прорвали строй противника точно посередине, потерь не понесли, зато наемники потеряли человек двадцать. Крылья лавы сомкнулись, разворачивая строй в обратную сторону. На этот раз вражеский эскадрон даже не успел набрать ход — маленький белый отряд вновь атаковал его по центру.
Но как они сражались! За движением их мечей совершенно невозможно было уследить — это был просто какой-то стальной вихрь, косящий врагов направо и налево, вдоль и поперек. Пройдя сквозь вражеский строй, как раскаленный нож сквозь масло, они развернулись и вновь проделали тот же самый смертоносный маневр, после чего численность вражеского отряда сократилась наполовину.
Армия противника оказалась разбитой на два отряда и сменила тактику — при следующей атаке рыцарей Храма основные силы расступились перед ними, а небольшая группа, человек пятнадцать — двадцать, начала заходить в тыл воинам Света. Но отступавшие оказались спиной к храмовникам, чем те не замедлили воспользоваться, обстреляв врага из луков на полном скаку и нанеся ему этим большой урон.
Битва в пустыне стихала — около полусотни уцелевших наемников, ожесточенно пришпоривая коней, спасались бегством вниз по ущелью, а храмовники, окончательно раздробив силы врага, отстреливали их одного за другим. Тем временем «обходной» отряд, завершая свой маневр, вышел к руинам. Сообразив, что битва проиграна, а путь к отступлению отрезан, наемники пришли к той же идее, что и мы часом раньше, — занять оборону в крепостных стенах.
Полтора десятка всадников устремились к воротам, защитить которые мы были не в состоянии. Одного подстрелил Штырь, еще одного сшиб камнем Таниус, но остальные ворвались во двор и сразу же полезли на стены. Я, не раздумывая, разрядил свой арбалет в озверевшего коренастого бородача, ошибочно посчитавшего, что он тут всех голыми руками порвет. Времени на перезарядку не было — на меня навалились сразу двое солдат из данийской конницы и оттеснили в полуразрушенную башню.
В тесноте стен короткий клинок имеет преимущество перед кавалерийскими палашами, да и вообще всадники плохо сражаются в пешем порядке. Одного я ранил в руку, другому заехал эфесом в ухо, но продолжал отступать и оказался на самом краю.
Тут обнаружилось, что растрескавшиеся и выветрившиеся крепостные стены держались, что называется, «на соплях» и начали разваливаться прямо у нас под ногами. Огромный кусок кладки, не выдержав моего веса, качнулся и оторвался от стены, сползая по контрфорсу. Лишившееся опоры перекрытие обвалилось в колодец башни, увлекая за собой орущих солдат врага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Итак, господин диверсант, настала пора показать, чего же вы стоите на самом деле. Арбалеты я зарядить не успею, остаются нож и меч, причем и то, и другое необходимо применить «на расстоянии», чтобы ни один из врагов не успел обернуться. Метанию ножа в упор я более-менее обучен — одного из лазутчиков можно смело вычеркнуть из списка противников. А вот с метанием меча у меня большие проблемы. Не хотелось бы уповать на случай, но придется.
Я вытащил из сапога нож и зажал зубами, затем потихоньку начал вытягивать меч. Просчитывая ходы в предстоящей схватке, я совершенно забыл о гадюке, а она тут же напомнила о себе, когда мой клинок мелькнул перед ее подслеповатыми глазами. К этому времени было уже достаточно светло, чтобы я разглядел блеснувшие на лезвии капельки яда. Какая злобная тварь, даже сталь кусает. Тебя бы на этих лиходеев натравить, А что, попытаться стоит…
Я осторожно подцепил гадюку клинком и запустил ее в того лазутчика с самострелами, что стоял ближе ко мне. Змея, видимо, не ожидала от меня такой наглости, но уже в полете она развернулась, как упругая пружина, чей острый конец жалит насмерть.
Лазутчик слабо вскрикнул, выронил самострелы и сорвал смертоносную черную ленту со своей шеи, но было уже поздно — через несколько секунд он издал предсмертный хрип и осел, уткнувшись лицом в песок.
А я уже отводил руку с зажатым ножом. Второй убийца, которому оставалось дойти до костра лишь пару шагов, отреагировал молниеносно — один его кинжал полетел в меня, другой воткнулся в «спину» моей обманки. Он промахнулся, я попал ему прямо в грудь, но без видимых результатов — видимо, он имел кольчугу под одеждой. Мой охотничий нож упал рядом с костром, и враг рванулся к нему. Придется кидать меч, пока меня не прибили моим же собственным оружием.
Как я и опасался, меч полетел не острием вперед, а вращаясь, зато — точно в цель. Когда лазутчик распрямился Для броска, крутящийся меч ударил ему по голове, отчего враг свалился прямо в костер и полежал там некоторое время. Потом в ущелье раздался отчаянный вопль горящего заживо — объятая огнем фигура заметалась по песку, пытаясь сбить пламя.
Эти ужасные крики, наверное, распугали всю живность в окрестностях. Из одной палатки, уже с мечом наголо, вылетел Таниус, готовый рубить и колоть все, что подвернется под Руку. Из другой нехотя выполз, протирая заспанные глазки, Штырь.
— Этот неудачник все-таки заснул и свалился в костер! — воскликнул Таниус и бросился тушить «меня», объятого пламенем.
— Райен, спишь, что ли? — спросил Штырь, увидев «меня», сидящего у костра. — О горе нам, нашему сыскарю кто-то нож в спину воткнул! Райен, ты жив? Ой, у него голова отвалилась, как же он без головы-то…
— У меня запасная есть, — мрачно пошутил я, волоча жертву змеиного укуса к костру для опознания. — Пока вы тут дрыхли, я в одиночку отражал нападение превосходящих сил врага.
— Да ты у нас настоящий герой, — усмехнулся Таниус, прекративший тушить уже бездыханного «обгорельца». — Этого душегуба ты заживо поджарил.
— Да-а, воистину герой, цельный отряд практически голыми руками завалил! — съёрничал Штырь, осматривая труп второго лазутчика. — А этот аж посинел, пена у рта, глаза навыкате — налицо все признаки отравления. Случаем, не ты его укусил?
— Все может быть… — уклончиво ответил я, внимательно осматривая труп.
Эти парни были агентами Контрразведки — на рукаве у одного тускло поблескивала эмблема зловещей организации — две сплетенные руны «К», изображавшие паука на паутине, точно такой же знак был вытатуирован на запястье второго. Но не это взволновало меня. Одежда убитых была запылена и местами заляпана грязью. В пустыне грязи нет, но ее достаточно в ущелье…
— Быстро сворачиваемся! — крикнул я. — Штырь, слазай на скалу.
Малек побежал к ближайшему скальному выступу, с которого просматривалось нижнее ущелье, второпях запнулся, покатился кубарем и возмущенно заорал:
— Какой криворукий урод растянул здесь веревку? И это называется сигнальной нитью?! Да я чуть шею себе не сломал!
Я скромно промолчал — ну не было у меня под рукой ничего, кроме веревки. А Штырь проворно, словно обезьянка на пальму, вскарабкался на останец, сразу же спрыгнул вниз Я стрелой рванулся в нашу сторону.
— Они входят на перевал! — крикнул он, взлетая на Белоснежку.
Враг продвигался всю ночь и сократил расстояние между нами от полудня до получаса, а то и меньше. Побросав все, что не успели свернуть, мы погнали коней в сторону пустыни. Мой резвый данийсккй жеребец сразу вырвался вперед, свернул в ложбину между песчаными холмами и споткнулся о мою же веревочную растяжку, выдернув ее вместе с опорами. Хорошо, что я ночью поторопился, колья неглубоко вбил, а то бы мы оба тут и завершили свое путешествие.
От перевала донеслись крики и визг — нас заметили. Теперь начинается гонка на выживание. У нас свежие лошади, но у противника наверняка есть конная смена.
Пустыня приближалась — теплый сухой ветер овевал лицо и свистел в ушах. Но враг не отставал — пять или шесть самых умелых всадников вырвались вперед и держались за нами. Мой конь, похоже, все-таки повредил ногу о веревку, поскольку он начал прихрамывать с каждой минутой все сильнее и сильнее. Теперь он уже не успевал за Вороным и Белоснежкой, Таниус и Штырь были вынуждены придерживать коней, и потому расстояние между нами и преследователями начало сокращаться. Все-таки сражения не избежать…
Там, где кончалось ущелье и начинались песчаные барханы, из песка торчали руины какой-то древней крепости. Если уж и придется принимать неравный бой, то только в ее стенах.
Давай, коняга, жми из последних сил! Я слегка кольнул конский круп кинжалом, отчего несчастное, замученное животное отчаянно заржало и резко рванулось вперед. До арки крепостных ворот было уже подать рукой, но в этот момент конь споткнулся, жалобно заржал и грузно завалился на бок, придавив меня.
Конь не подавал признаков жизни, нога застряла намертво, а враги были уже рядом — настолько близко, что я мог Разглядеть их красноносые бородатые лица под рогатыми касками. Двое лесняков раскручивали франциски, двое — держали на изготовку топоры. Последний, самый крупный и злобный, по всей видимости, их командир, чей шлем был украшен таким количеством рогов, что смахивал на корону, тянул из-за спины двуручную секиру.
Конечно, Таниус и Штырь не бросили меня. В унисон ударили арбалеты, и оба топорометателя вылетели из седел, Но лесные наемники оказались храбрыми бойцами — они, прикрываясь щитами, поскакали прямо на моих хранителей и сшиблись с ними с лязгом и треском. Удар, сталь звенит о сталь, и на песке остаются лежать окровавленные рыжебородые трупы. Двое. Третий, «лесной король», до того державшийся позади, обогнул стычку сбоку и теперь во весь опор несся прямо на меня.
Положение у меня было совершенно безнадежное — Таниус и Штырь еще только разворачивали своих коней и явно не успевали мне на помощь. Мой метательный нож остался в голенище башмака придавленной ноги, а моим коротким строевым мечом секиру не отбить. Вот и закончились твои странствия, горе-расследователь Райен.
Очевидно, лесняк не умел бить на скаку — за пару шагов до меня он соскочил на землю, криво усмехнулся, крякнул и взметнул свое сокрушительное оружие над головой.
Время замерло. Я явственно почувствовал Грань — незримую черту между жизнью и смертью. Сейчас она пролегала по острому лезвию секиры, на расстоянии трех локтей от моей души, и звенела тонко, почти неслышимо, словно перетянутая стальная струна, готовая порваться в любой момент. Почему он медлит, почему не бьется мое сердце? Может быть, я уже умер?
Откуда-то доносится легкий свист. Медленно-медленно, как во сне, в грудь лесняка, пробивая кольчугу двойного плетения, впивается стрела с белым опереньем. Я смотрю в его изумленные глаза и чувствую, что ощущает человек, перешедший Грань. Незримая струна, связывающая тело и душу, оборвалась… навсегда.
Значит, мое время еще не пришло. Позади меня, в полуразрушенной арке, стояли, купаясь в лучах восходящего солнца и сверкая зеркальными доспехами, девять всадников в белых плащах и на белоснежных конях, точных копиях Белоснежки Штыря.
Рыцари Единого Храма. Хранители веры. Борцы за справедливость. Охотники за моей головой.
Пока Таниус и Штырь вытаскивали меня из-под павшей лошади, белые плащи совещались, кивая на строй наемников, разворачивавшийся на ходу в боевой порядок. К нам подъехал один из храмовников, с белым командирским султаном на шлеме, точная копия которого венчала голову его коня. По длинному, развевающемуся пучку волос на затылке было понятно, что это женщина — видимо, та самая особа, что своей уязвленной гордостью спровоцировала битву под Травинкалисом. В результате от ее армии осталась лишь горстка людей, но этой гордячке все неймется — она снова рвется в бой, а белый конь под ней так и приплясывает.
— Вас преследуют слуги Тьмы, — произнесла всадница низким, но редкостно глубоким и звонким голосом, откидывая забрало. — Я, Региста Каштановая Прядь, командор ордена Храма, предлагаю вам защиту и покровительство.
Какая встреча! А я ведь тебя узнал — та самая загадочная особа из приемной короля Владимекса. Тот же рост, тот же хвост… Интересно, что ты там делала? Однако командор Храма — женщина?! И это при том, что в свои ряды Храм принимает только мужчин! Видать, точно конец света на носу. Ну да ладно, хочешь сражаться на нашей стороне — милости просим. А если вы из этой схватки живыми не выйдете — всё мне меньше проблем…
— Мы рады принять вашу помощь! — льстиво ответил я и подобострастно поклонился.
Когда я поднял голову, командорши уже и след простыл, лишь длинный, развевающийся по ветру хвост волос выделял ее среди остальных храмовников, — белая девятка, подняв длинные, сверкающие на солнце клинки, мчалась навстречу стремительно приближавшейся черной вражеской лаве.
Девять против двух сотен. Фанатики-самоубийцы, что тут еще скажешь. А мы засядем в крепости — там хоть немного продержимся.
Взобравшись на стену, я стал наблюдать за ходом сражения. А проходило оно очень странно и интересно — пока мы лезли на стену, храмовники прорвали строй противника точно посередине, потерь не понесли, зато наемники потеряли человек двадцать. Крылья лавы сомкнулись, разворачивая строй в обратную сторону. На этот раз вражеский эскадрон даже не успел набрать ход — маленький белый отряд вновь атаковал его по центру.
Но как они сражались! За движением их мечей совершенно невозможно было уследить — это был просто какой-то стальной вихрь, косящий врагов направо и налево, вдоль и поперек. Пройдя сквозь вражеский строй, как раскаленный нож сквозь масло, они развернулись и вновь проделали тот же самый смертоносный маневр, после чего численность вражеского отряда сократилась наполовину.
Армия противника оказалась разбитой на два отряда и сменила тактику — при следующей атаке рыцарей Храма основные силы расступились перед ними, а небольшая группа, человек пятнадцать — двадцать, начала заходить в тыл воинам Света. Но отступавшие оказались спиной к храмовникам, чем те не замедлили воспользоваться, обстреляв врага из луков на полном скаку и нанеся ему этим большой урон.
Битва в пустыне стихала — около полусотни уцелевших наемников, ожесточенно пришпоривая коней, спасались бегством вниз по ущелью, а храмовники, окончательно раздробив силы врага, отстреливали их одного за другим. Тем временем «обходной» отряд, завершая свой маневр, вышел к руинам. Сообразив, что битва проиграна, а путь к отступлению отрезан, наемники пришли к той же идее, что и мы часом раньше, — занять оборону в крепостных стенах.
Полтора десятка всадников устремились к воротам, защитить которые мы были не в состоянии. Одного подстрелил Штырь, еще одного сшиб камнем Таниус, но остальные ворвались во двор и сразу же полезли на стены. Я, не раздумывая, разрядил свой арбалет в озверевшего коренастого бородача, ошибочно посчитавшего, что он тут всех голыми руками порвет. Времени на перезарядку не было — на меня навалились сразу двое солдат из данийской конницы и оттеснили в полуразрушенную башню.
В тесноте стен короткий клинок имеет преимущество перед кавалерийскими палашами, да и вообще всадники плохо сражаются в пешем порядке. Одного я ранил в руку, другому заехал эфесом в ухо, но продолжал отступать и оказался на самом краю.
Тут обнаружилось, что растрескавшиеся и выветрившиеся крепостные стены держались, что называется, «на соплях» и начали разваливаться прямо у нас под ногами. Огромный кусок кладки, не выдержав моего веса, качнулся и оторвался от стены, сползая по контрфорсу. Лишившееся опоры перекрытие обвалилось в колодец башни, увлекая за собой орущих солдат врага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73