— Кто предупредил разбойников о нашем появлении? Ты их видел?
— О чем это вы? Не знаю. Возможно, это были люди Кривого — у него везде есть соглядатаи.
— Нет, те бандитами не были… Но если не знаешь, так какой же с тебя спрос. А вот как ты сам очутился в банде? Вроде бы ты не похож на всех этих охотников до чужого добра.
— А мне просто некуда было больше идти… Сами пони-Маете, какая репутация у отца.
— Странное дело, я тут слышал, что поселения признали его как власть, уже чуть ли не короновать собрались.
— Это сейчас его все боятся и… уважают. Но так было не всегда. Несколько лет назад, когда мелкие банды заполонили округу, а все правители закрывали на это глаза, отец собрал отряд из самых отчаянных селян и отправился бить бандитов. Его отряд не знал поражений, разбойники из разбитых банд присоединялись к ним. И как-то незаметно, постепенно он сам стал таким же, как они. А для тех, кто сидит в Эштре, — первостепенным врагом. Вот тогда многие наши родичи попали в петлю только лишь потому, что они с ним одной крови. И мама… тоже. Но я верю, настанет час, и мы отомстим. Всем отомстим…
— Ты, кажется, хотел что-то мне сказать? — поспешил я отвести мысли Ласки с кровавого пути.
— С вашим появлением что-то изменилось в нашем отряде, в отце. Он никогда так не кричал на людей. И это внезапное упоминание о «большом деле» меня очень тревожит — даже мне он ничего не сказал. Да и никакой фаценской армии нет ни по эту, ни по ту сторону границы — сами же видели, наверное. А ваш потертый товарищ очень странный. Уж не знаю, что он такое отцу сообщил, но после того разговора отец… м-м… изменился, что ли, — стал жестким, резким, решительным. Я не могу понять, что происходит, но все каким-то образом завязано на вас. Вроде все… Я поеду тогда? Прощайте. Может, еще свидимся.
Свидимся ли? Всех нас несет куда-то бурный поток событий, и мы не в силах выйти из него. Ну да ладно, сейчас очередь Трейсина исповедоваться. Что-то он скажет?
Увы, ничего путного выжать из Трейсина не удалось. Выяснилось, он сообщил Бубаю, что Таниус — командир большой фаценской армии, которая якобы стоит на границе, готовая к наступлению в Зеленодолье, что Таниус следовал на переговоры в Эштру с предложением о капитуляции и что сам Трейсин завербован фаценцами на предмет создания смуты в городе — для облегчения переговоров. Он и сам особо не надеялся, что ему поверят, а вот, глядишь, получилось…
Да уж, такой бред мог прийти в голову только такому полуграмотному торговцу, как Трейсин. Я бы его словам ни на грош не поверил, да и никто бы не поверил, даже этот разбойничий вождь с деревенским уклоном. Однако что-то же его убедило… Может быть, верна и вторая моя догадка — Бубай знает что-то важное, чего не знаем мы? Но, с другой стороны, если Трейсин чего-то не договаривает, то как его расколоть? Во всяком случае, пока он с нами, нужно за ним внимательно понаблюдать.
* * *
Вечером следующего дня наш отряд въехал в Эштру. Этот город, располагаясь в центре Зеленодолья, на перекрестке всех дорог, был здесь самым крупным, по праву считался столицей и был достоин своего имени, на стародольненском наречии означающем «звезда». По сравнению с Эйсом Эштра была, конечно, меньших размеров, но куда более красива и ухожена. Широкие улицы, выложенные брусчаткой, аккуратные двухэтажные дома, много деревьев, газончиков, зеленеющих молодой травкой. Город не имел никаких стен, поскольку никто и не помнит, когда последний раз Эштре угрожало нападение.
В Эштре я был второй раз в жизни. В последний год войны войска Империи были наголову разбиты в Травинате, к востоку от Зеленодолья. Но мне не довелось участвовать в той мясорубке, поскольку еще до падения столицы Травинаты — города-крепости Травинкалиса — я получил ранение и был отправлен в тыл с обозом. По мере того как остатки имперских войск отступали с боями, наш госпиталь на колесах уходил все дальше на запад. Это было кошмарное время — десятки тысяч беженцев нескончаемой колонной шли, спасаясь от войны. Весенняя распутица превратила дороги в грязные канавы, в обозе не хватало лекарств и продовольствия, раненые умирали каждый день, и их уже не хоронили — просто оттаскивали на обочину. Я боролся за свою жизнь из последних сил — и выжил.
Тогда, четырнадцать лет назад, такой же ранней весной еле живой мальчик, грязный, оборванный, отощавший так, что ребра выпирали, и с рукой на перевязи, вошел в этот чистенький, благопристойный городок. Как мы радовались известию о том, что война закончилась. Но, как оказалось, жизнь от этого не переменилась, и найти себе кусок хлеба в «хлебном» городе было ой как непросто. Местные власти с неприязнью относились к беженцам, заполонившим улицы, в конце концов они выгнали их из городской черты, и несчастные начали расползаться по всему Зеленодолью. Моя рана к тому времени зажила, и я тоже покинул негостеприимную столицу, возвращаясь в свою родную деревню.
Как только мы въехали на центральную городскую улицу со звучным названием «Звездная», Трейсин сразу куда-то засобирался и покинул нас, пообещав, однако, что вскоре вернется. Мы остановились напоить коней на узкой и длинной центральной городской площади. С левой ее стороны возвышалась громада главного городского Прихода, справа широко раскинулись торговые ряды — Эштра славилась своими ярмарками. На другом конце площади стояла ратуша — изящное трехэтажное здание с остроконечными шпилями на крыше. Чуть подальше, в углу площади, подпирала небо колокольня, окруженная лесами, на ее верхней площадке-звоннице висела главная достопримечательность Эштры — Отец-Колокол, самый большой колокол в бывшей Империи.
Еще здесь было много фонтанов, украшенных бронзовыми скульптурами и барельефами, рассыпавших веером золотые брызги в лучах заходящего солнца. Вокруг с восторженными криками носились дети, прогуливались горожане, на лавочках в тени деревьев уединялись влюбленные, за столиками под открытым небом сидели завсегдатаи пивной. Погода установилась прекрасная, волосы трепал легкий ветерок, а из таверны напротив повеяло ароматом жареной рыбы. Вот она, идиллия. Как бы я хотел тут поселиться, купить маленький домик в пригороде, подстригать газон каждую неделю, а по вечерам сидеть вот так же, за столиком, медленно потягивать пиво и болтать о разных пустяках — просто так, для души. Я оглянулся на своих спутников. Таниус и Штырь стояли, озаренные лучами заходящего солнца, долго, молчаливо смотрели на меня, и у каждого на правой руке сверкал бликами серебристый браслет. Таниус заговорил первым:
— Чтобы рассеять тьму подозрений и избежать возможного кровопролития, не ставя под удар твою драгоценную жизнь, еще в Эсвистранне мы договорились: каждый из нас расскажет все, что знает и что не является чужой тайной. Теперь я знаю, что мой бывший боец Сток — на службе воровского Синдиката, что мафия наняла тебя найти некоего эфемерного сотрясателя мира и что у тебя на другой руке еще один браслет.
— И я знаю про второй браслет и про то, что ты почти добровольно и за большое вознаграждение работаешь на Корону и ищешь причины появления Огненного Ока, — продолжил Штырь.
— И мы знаем, что рассказали друг о друге многое на твоих «дознаниях», но теперь выяснилось, что у каждого из нас — путь чести, хотя само это понятие имеет разные значения.
— И выяснилось, что у нас одна цель, поэтому не так уж важно, кто есть мы сами.
— Но вот мы прибыли в Эштру, и теперь ты должен выбрать.
— А мы не можем заставить тебя силой продолжать расследование. Если ты пойдешь и дальше по этому пути — наши клинки и наши сердца навсегда с тобой. Если ты откажешься, то браслеты разомкнутся, и мы простимся прямо сейчас.
И опять я должен выбирать. Вот она, мирная и спокойная жизнь, совсем рядом. А на другой чаше весов — долгие странствия, жестокие лишения и смертельные опасности. Не для меня это…
Но вспомнились убийцы с пауками на запястьях, устроившие на меня облаву, вспомнились слова Гористока, заклеймившие меня как слугу Тьмы, вспомнились и глаза той самой Тьмы, горящие призрачным пламенем черной Бездны. Моим врагам все равно, откажусь я или нет, — рано или поздно они нанесут очередной удар. От врагов нельзя прятаться — это верная гибель.
И вот теперь решение принято — я выбираю этот путь, и я принимаю бой. Не ради каких-то возвышенных принципов — я буду биться за свою жизнь из последних сил, до последнего вздоха. Даже мышь, загнанная в угол, сражается, как лев. Возможно, я паду в неравной схватке, но я взгляну смерти в глаза и встречу ее так же, как мои гордые предки, — с клинком в руках и улыбкой на лице.

ГЛАВА 2
1
Итак, преодолев все тяготы и лишения пути, сборная команда фаценских сыщиков прибыла в Эштру, столицу Зеленодолья, для участия в соревновании по выяснению причин появления Огненного Ока и поиску тех злодеев, что толкают мир в пропасть безумия. Наша команда заявилась в следующем составе: командир королевской стражи Таниус Фрай, делегат воровского Синдиката Фацении Штырь, он же Сток, и я — бедный неприкаянный расследователь Мельвалиен Райен.
Наши противники… Состязание уже началось, однако они пока еще не проявили себя, так сказать, воочию. Возможно, они даже не знают о том, что кто-то бросил им вызов. Но ничего — я буду не я, если они не узнают. Правда, когда это случится, тройке настырных горцев уже придется выкладываться по полной программе. В особенности их лидеру, которому предстоит взвалить на себя основную ответственность за успешное общекомандное выступление, причем любой результат, кроме первого места, будет считаться катастрофой всемирного значения. Поэтому, как вы понимаете, на возможность реванша рассчитывать не стоит, а учитывая то, что время по природе своей скоротечно и мы не знаем, сколько его нам отведено, засучить рукава и взяться за дело стоит уже прямо сейчас.
Так что начинаем! Работы для вашего покорного слуги — непочатый край, следствие состоит из одних неразрешенных вопросов. Первым делом решался вопрос с жильем, поскольку на помощь каких-то неизвестных родственников моей тетушки я не слишком рассчитывал.
Искать постоялый двор особо и не требовалось — прямо на площади их было сразу два. Рядом с Храмом располагалась большая таверна с названием «Красно Солнышко» — над ее входом висело изображение толстощекого светила с довольным выражением «лица». Напротив, по другую сторону площади, размещалось еще одно заведение того же типа — «Полумесяц», фасад которого украшала ущербная луна с крючковатым носом и кислой ухмылкой.
— Сюда, сюда, гости дорогие, пожалуйте к нам! — От «Солнышка» в нашу сторону катился кругленький лысоватый толстячок, очевидно, владелец таверны. Характерное «рыкание» выдавало в нем ранта («Ррнт, понимаешь!» — говорят они). До чего же эти кабатчики ушлый народец, за версту чуют состоятельного клиента!
— Любезный, а чем ваш кабак лучше того, что напротив? — спросил Таниус, пристально рассматривая собеседника и ища в его словах и действиях скрытый подвох.
— Это там — кабак, а у нас — гостиница, понимаешь! — деланно возмутился толстячок, совсем не смутившийся тем, что его разглядывают, как девицу на выданье. — «Полумесяц» дерржит мой бррт-близнец — известный жмот и сквалыга. Пиво там ррзбавляют, мясо в таррлку не докладывают, постояльцев не уважают — девиз, понимаешь, у него такой: «Дешево и сер-рдито»! Этот жучок даже на стррительстве экономил — в ррстворр (ну и словечко — язык сломаешь!) яйца не добавлял, камни клал, почитай, на одной глине, а там, где два гвоздя надо забить, давал один, да и то не всегда, понимаешь. Помяните мое слово, однажды его шарршка ррхнет ему же на плешь, не советую вам быть ррдом в тот момент.
Как бы подтверждая его слова, порывом ветра с крыши «Полумесяца» сорвало кусок черепицы, и он грохнул точнехонько на столик любителей пива, разметав только что принесенные кружки. Негодованию обиженных не было предела.
— Во! Во!!! Смотррте, сейчас у него вся кррша поедет и стены посыплются! — радостно запрыгал толстячок, высунув язык и сделав неприличный жест пальцами.
Ну что тут скажешь… Крыша-то поехала не у «Полумесяца», а у кое-кого другого — я бы не смог пожелать такого кровному брату, каков бы он ни был. Никакой катастрофу так и не случилось, и трактирщик, нимало не расстроившись, потащил нас в свой «отель», в «номера». Это действительно была лучшая гостиница из всех, в которых мы останавливались до того, но исконные обитатели общественных заведений — клопы и тараканы — водились здесь в должном количестве сто к одному не в пользу постояльцев.
В этом «солнечном» месте мы и решили встать на постой. Каждый вечер в нашу таверну забегал Трейсин, осведомлялся, не надо ли чего, и вновь таинственно исчезал. Уж не в самом ли деле он тут мятеж организует? Впрочем, чтобы устроить заговор, одних связей мало — нужны деньги, и немалые, а у нашего голодранца ветер в карманах гуляет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73