В этом пристальном наблюдении было что-то большее, чем простое внимание гурмана к деталям процесса приготовления блюда. Вероятно, заметив его удивление, Эстар улыбнулся. – У нас дома все это – часть образования мальчика. Нас одновременно учат писать, знакомят с основами алгебры и геометрии и прививают навыки кулинарии. Суть в том, чтобы к десяти годам мальчишка взял в руки баранью голову и острый нож, удалился на пару часов, а потом вернулся с великолепно приготовленным жарким из баранины, приправленным розмарином, и подал его так, как это записано в Книге. Будь я сейчас дома, занимался бы тем же самым: у нас приготовить угощение для гостя считается привилегией хозяина, и мы относимся к подобного рода вещам очень серьезно. Хорошая пища, хорошее вино, хорошая музыка и хороший разговор. Все остальное – не более чем необходимое зло.
– Интересная точка зрения, – дипломатично заметил Бардас. – Конечно, многое зависит от того, есть ли в доме вообще какая-то еда.
Эстар нахмурился и тут же рассмеялся.
– Вы упустили самое главное. Суть роскоши, – объяснил он, – в простоте. Роскошь не имеет никакого отношения к богатству и могуществу; просто они часто находят друг друга, как мухи и навоз. Предположим, у вас нет ничего, кроме пращи и нескольких камней. Вы идете в горы и убиваете куропатку, или в лес за кроликом, по пути собираете нужные травы, а придя домой, готовите пищу, приложив чуть больше старания и внимания, чем это абсолютно необходимо. Хорошее вино делается из того же сырья, что и плохое, а уж хорошая музыка и хорошая беседа вообще ничего не стоят. – Он вздохнул и заложил руки за голову. – Вам надо бы почитать старых поэтов. Далшин, Силат. «Стрела, пахнущая розой». Они о простоте жизни, об идеальном существовании, очищенном от всего наносного и злого, излишнего и чуждого. В этом корень нашей культуры, в этом ее источник. «Никто не сложит шелк, как роза…»
– Понятно, – поспешил вставить Бардас, пока его собеседник делал вдох, чтобы продолжить декламацию. – Но тогда что вы делаете здесь?
Полковник закрыл глаза.
– Необходимое зло, – ответил он. – Для того чтобы вести идеальную жизнь, нужно сначала обеспечить жизнь стабильную и безопасную. Можно ли сосредоточиться на постижении сути жизни, когда вам угрожает опасность извне? Армия и провинции – это стена, которой мы отгородились от мира, доспехи, необходимые для защиты, сила остается снаружи, сохраняя милую простоту внутри. К сожалению, это означает, что кому-то из нас приходится поворачиваться спиной к самым важным вещам. Что ж, оно того стоит, ведь мы знаем, что простота совершенства всегда там, ждет нашего возвращения. – Он открыл глаза и сел поудобнее. – Вы улыбаетесь, очевидно, не согласны.
Бардас покачал головой:
– Вообще-то я думал о доме, том месте, где я вырос, в Месоге. Вот уж где все так просто, что дальше некуда.
– Да?
– Определенно.
Полковник вскинул брови.
– Вы давно там не бывали?
– Около четырех лет, – ответил Бардас. – И не могу сказать, что мне уж очень понравилось то, что я увидел в последний раз.
– Месога… Месога… – задумчиво повторил Эстар, словно припоминая что-то. – Это не там ваш брат?
Бардас кивнул:
– Вот Горгас наверняка бы согласился с вами. Насчет того, что дом и все такое – это и есть самое важное. Для него на первом месте всегда стояли семья и дом. По крайней мере так он предпочитал думать. Я в общем-то придерживался того же мнения, пока однажды не вернулся и не увидел свою семейку. – Он улыбнулся. – После того я, собственно, и вступил в армию Империи.
– Извините, не понял.
– Империя большая, – пояснил Бардас. – А я хотел быть как можно дальше и от дома, и от семьи.
– О! – Судя по выражению лица полковника, такая концепция оказалась для него не вполне понятной. – Ну что ж, ваша беда обернулась выгодой для вас. Вы рады тому, что делаете?
Бардас нахмурился:
– Не знаю. Не уверен. По-моему, рад или не рад, это не слишком надежный критерий. Все равно, что спрашивать человека, вцепившегося после кораблекрушения в мачту, о том, нравится ли ему ее цвет.
Эстар насмешливо улыбнулся:
– О, перестаньте. Уверен, вы перебираете по части мелодраматичности. Вы сильный, здоровый мужчина в цвете лет. Конечно, вам приходится работать, чтобы добыть средства к существованию, но не лучше ли добывать их, занимаясь тем, что вам приятно, или по крайней мере тем, что не противно? Я упоминал о вымышленном охотнике с пращой и камнями. Пусть у него нет ничего другого, но он имеет возможность уйти в горы. Если вам не по душе быть солдатом, уходите и найдите другое занятие: плетите корзины, лепите горшки или пугайте ворон. А то сделайте себе пращу. Наберите пригоршню камней и ступайте, куда глаза глядят.
Бардас ответил улыбкой. Мальчику удалось-таки наконец разбить голову овцы, и теперь он вычерпывал оловянной ложкой белые, растекающиеся мозги. Рядом с ним стояла чашка.
– Да, но прежде чем идти, мне бы понадобились те самые доспехи, о которых вы упомянули. Надо же как-то обезопасить себя от врагов.
Эстар пожал плечами:
– Вы могли бы жить в глубине Империи. Там, в глубине, вдали от границ, вам ничто не грозит. Там вы будете вдалеке от всех ваших врагов, а если они даже и доберутся до вас, то вряд ли посмеют тронуть.
– Соблазнительное предложение, – ответил Бардас, вспомнив мужчину с детьми, пытавшихся ограбить почтовую карету. – Но на вашем месте я бы как следует подумал, прежде чем принимать такое решение. Видите ли, куда бы я ни направился, этот зловредный, кровожадный негодяй следует за мной, а иметь его у себя за спиной не очень-то приятно.
Полковник озадаченно посмотрел на него:
– Вы ведь говорите о своем брате, да?
Мальчишка вытряхнул в чашку последние остатки желеобразного мозга и отложил ложку.
– Да, о нем, о моей плоти и крови.
– Что ты об этом думаешь? – спросила Исъют.
– Ты выглядишь нелепо, – ответила ей мать, не поднимая глаз от счетов. – К счастью, тебя никто не увидит, а потому не важно, как ты выглядишь…
Исъют нахмурилась:
– А по-моему, мне идет.
В углу комнаты кот с жадностью, хрустя косточками, пожирал птичку, не особенно беспокоясь из-за того, что птичка была еще живая. Исъют вспомнила, что видела такую же в доме соседей.
– Пожалуй, стоило бы подобрать немного здесь, тебе не кажется? – Она приподняла подол юбки левой рукой. – Сама не знаю. Эта штука должна быть на колене или немного выше?
Нисса Лордан хмуро взглянула на дочь, оторвавшись от расчетов.
– Кому какая разница?
– Мне. И большая.
– С каких это пор? – Нисса рассмеялась сухим, неприятным смехом. – А кроме того, если бы ты хоть чуточку разбиралась в моде, то знала бы, что этот стиль ушел. Рядишься в старомодную гадость только для того, чтобы позлить меня. У тебя всегда одна цель.
Не обратив на ее реплику никакого внимания, Исъют села на подоконник, спиной к синему морю, и стала рассматривать обрубки пальцев на правой руке.
– Если меня никто в нем не увидит, – почти весело сказала она, – то не важно, что оно вышло из моды, так ведь?
– Это из-за того, что я запретила тебе писать дяде Горгасу, да? – Нисса грустно покачала головой. – Это из-за него ты так вырядилась?
Это ты так думаешь.
– Ничего подобного, – ответила она. – Ты считаешь, что все, что я делаю, должно быть как-то связано с тобой.
Нисса сложила руки на груди.
– Если бы тебя действительно интересовало, как ты выглядишь, если бы тебя интересовало хоть что-то нормальное, все было бы иначе. Но ведь тебя ничто не интересует. Посмотри на себя – ты же уродец.
– Спасибо, – серьезно ответила Исъют.
– А теперь еще и одеваешься, как уродина. Это уже слишком. В этом доме я ничего такого не допущу. Все, конец.
Исъют оглянулась на море у себя за спиной:
– И никакая я не уродина. Я – Лордан. Разница небольшая, но значительная.
Нисса покачала головой:
– А тебе не кажется, что оно не очень-то удобное? Я уверена в этом.
Разумеется, так оно и было, и в этом заключалась одна из причин того, что в других краях, где люди более склонны к рациональному мышлению, мода на принцесс-воительниц давно умерла. Здесь, в Ап-Бермидане, она задержалась. Носить этот наряд было все равно что добровольно обрекать себя на муки: кожа от пота деревенела и становилась липкой, верх в виде кольчуги давил на плечи и шею.
– Куда удобнее, чем все эти отвратительные длинные юбки.
– Тогда почему ты постоянно трешь шею, когда думаешь, что я не вижу? – спросила Нисса. – Я же отсюда различаю покраснение. Так тебе и надо.
Исъют постучала каблуком по стене.
– А мне нравится, – заявила она. – Оно – это я.
Нисса усмехнулась:
– Вот в этом я с тобой спорить не стану. Но ведь весь смысл одежды в том и заключается, что с ее помощью человек пытается замаскироваться. – Она щелкнула языком, зная, как это действует на дочь. – А ты еще говоришь, что не можешь понять, почему я тебя никуда не пускаю.
Маскировать себя – это то же самое, что продавать порченое мясо, перебивая вонь травами.
– Ты так и не сказала, что мне делать с юбкой. Вообще-то я, наверное, оставлю все, как есть. В конце концов, с иголкой у меня ничего хорошего не выходит.
– Без нее тоже, – вздохнула Нисса. – А теперь помолчи или иди в свою комнату. У меня много работы.
Исъют улыбнулась и немного переменила позу, чтобы смотреть на море, не выворачивая шею. Голубое небо и синее море, а между ними полоска белого песка. Унылый вид, но ничего другого просто нет.
– Что это? – Нисса резко вскинула голову. Внизу кто-то стучал в дверь. – Напугал.
Исъют притворилась, что ничего не слышит. Она надеялась, что это курьер из An-Мурена, торговец чесноком, заезжавший иногда в Месогу за сушеными грибами и рыбьим клеем. Но ее мать уже давным-давно не имела никаких дел с Ап-Муреном, а потому появление торговца было маловероятно.
Дверь отворилась, но человек, вошедший в комнату, не походил ни на торговца, ни на курьера. Скорее он напоминал солдата. В пользу этого говорили и доспехи.
– Нисса Лордан.
Это была констатация факта.
– Что вам нужно?
– Вы пойдете с нами, – сообщил вошедший, и в комнату вторглись еще двое, полностью идентичные первому.
В доспехах они выглядели неуклюжими и громоздкими.
– Черта с два, – ответила Нисса, но солдат схватил ее за шею, как щенка, и швырнул к двери. – Это еще что такое? – пискнула Нисса. – Куда вы меня уводите?
Солдат словно и не слышал ее. Исъют соскользнула с подоконника.
– Можно мне тоже пойти с вами? – спросила она. Солдат посмотрел на нее:
– Исъют Лордан. Вы тоже.
– С удовольствием. У нас есть время собрать кое-что или?..
Судя по всему, времени не было. Солдат схватил ее за руку и потащил за собой к лестнице, а потом подтолкнул в спину так, что она едва не упала, поскользнувшись на скользкой ступеньке. У подножия лестницы грозный воитель остановился, вытащил из-за пояса Исъют игрушечный меч и бросил его на пол.
– Сюда!
– Куда? По дорожке? Спасибо, что сказали, а то сама бы не догадалась.
Никакого чувства юмора у этих истуканов, а за шутку Исъют получила очередной тычок, после которого едва устояла на ногах. Но ей удалось сохранить равновесие ровно настолько, чтобы схватить грубияна левой рукой за запястье и перебросить через плечо. Судя по произведенному грохоту, приземление прошло не очень удачно.
– Исъют! – вскрикнула Нисса, и в ее голосе слились злость, страх и смущение.
Один из двух оставшихся солдат уже вытаскивал меч – наверное, инстинктивно, – но Исъют и сама плохо соображала, что делает. Скакнув вперед, она ударила лежащего ногой в лицо, не дав ему подняться – под ногой что-то хрустнуло, – быстро наклонилась и, выхватив из ножен меч, бросилась в наступление. Оба ее противника уже обнажили оружие, но пребывали в растерянности, не зная, что делать. Сражаться с девчонкой-калекой, которую приказано доставить живой в распоряжение префекта и которая при этом с удивительной легкостью расправилась с капралом, швырнув его на землю, словно лепесток? В общем, не имея команды от старшего, они не знали правил боя, а потому медлили.
– Исъют! – завопила Нисса вне себя от ярости. – Что, черт возьми, ты делаешь? Положи эту штуку, пока нас обеих не…
Возможно, если бы мать не вмешалась, Исъют так бы и сделала: в конце концов, положение было явно проигрышное. Но привыкнув поступать наперекор Ниссе, она лишь тверже сжала рукоять меча, надеясь на то, что, как говорится, «дуракам везет» и что солдаты не догадаются о ее неопытности. Исъют шла вперед – ее противники отступали: она двинулась в обход – они попятились. Описывая дугу, девушка оказалась спиной к дороге и, улучив подходящий момент, повернулась и рванула что есть сил.
Солдаты бросились за ней, позади тащился капрал. Скоро беглянка поняла, что от погони не уйти: слишком мало сил, слишком мало упражнений, слишком долго она сидела в четырех стенах. Чувствуя, что начинает задыхаться, Исъют остановилась и подождала преследователей, а когда те приблизились, развернулась и, держа меч на высоте плеча, описала им полукруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Интересная точка зрения, – дипломатично заметил Бардас. – Конечно, многое зависит от того, есть ли в доме вообще какая-то еда.
Эстар нахмурился и тут же рассмеялся.
– Вы упустили самое главное. Суть роскоши, – объяснил он, – в простоте. Роскошь не имеет никакого отношения к богатству и могуществу; просто они часто находят друг друга, как мухи и навоз. Предположим, у вас нет ничего, кроме пращи и нескольких камней. Вы идете в горы и убиваете куропатку, или в лес за кроликом, по пути собираете нужные травы, а придя домой, готовите пищу, приложив чуть больше старания и внимания, чем это абсолютно необходимо. Хорошее вино делается из того же сырья, что и плохое, а уж хорошая музыка и хорошая беседа вообще ничего не стоят. – Он вздохнул и заложил руки за голову. – Вам надо бы почитать старых поэтов. Далшин, Силат. «Стрела, пахнущая розой». Они о простоте жизни, об идеальном существовании, очищенном от всего наносного и злого, излишнего и чуждого. В этом корень нашей культуры, в этом ее источник. «Никто не сложит шелк, как роза…»
– Понятно, – поспешил вставить Бардас, пока его собеседник делал вдох, чтобы продолжить декламацию. – Но тогда что вы делаете здесь?
Полковник закрыл глаза.
– Необходимое зло, – ответил он. – Для того чтобы вести идеальную жизнь, нужно сначала обеспечить жизнь стабильную и безопасную. Можно ли сосредоточиться на постижении сути жизни, когда вам угрожает опасность извне? Армия и провинции – это стена, которой мы отгородились от мира, доспехи, необходимые для защиты, сила остается снаружи, сохраняя милую простоту внутри. К сожалению, это означает, что кому-то из нас приходится поворачиваться спиной к самым важным вещам. Что ж, оно того стоит, ведь мы знаем, что простота совершенства всегда там, ждет нашего возвращения. – Он открыл глаза и сел поудобнее. – Вы улыбаетесь, очевидно, не согласны.
Бардас покачал головой:
– Вообще-то я думал о доме, том месте, где я вырос, в Месоге. Вот уж где все так просто, что дальше некуда.
– Да?
– Определенно.
Полковник вскинул брови.
– Вы давно там не бывали?
– Около четырех лет, – ответил Бардас. – И не могу сказать, что мне уж очень понравилось то, что я увидел в последний раз.
– Месога… Месога… – задумчиво повторил Эстар, словно припоминая что-то. – Это не там ваш брат?
Бардас кивнул:
– Вот Горгас наверняка бы согласился с вами. Насчет того, что дом и все такое – это и есть самое важное. Для него на первом месте всегда стояли семья и дом. По крайней мере так он предпочитал думать. Я в общем-то придерживался того же мнения, пока однажды не вернулся и не увидел свою семейку. – Он улыбнулся. – После того я, собственно, и вступил в армию Империи.
– Извините, не понял.
– Империя большая, – пояснил Бардас. – А я хотел быть как можно дальше и от дома, и от семьи.
– О! – Судя по выражению лица полковника, такая концепция оказалась для него не вполне понятной. – Ну что ж, ваша беда обернулась выгодой для вас. Вы рады тому, что делаете?
Бардас нахмурился:
– Не знаю. Не уверен. По-моему, рад или не рад, это не слишком надежный критерий. Все равно, что спрашивать человека, вцепившегося после кораблекрушения в мачту, о том, нравится ли ему ее цвет.
Эстар насмешливо улыбнулся:
– О, перестаньте. Уверен, вы перебираете по части мелодраматичности. Вы сильный, здоровый мужчина в цвете лет. Конечно, вам приходится работать, чтобы добыть средства к существованию, но не лучше ли добывать их, занимаясь тем, что вам приятно, или по крайней мере тем, что не противно? Я упоминал о вымышленном охотнике с пращой и камнями. Пусть у него нет ничего другого, но он имеет возможность уйти в горы. Если вам не по душе быть солдатом, уходите и найдите другое занятие: плетите корзины, лепите горшки или пугайте ворон. А то сделайте себе пращу. Наберите пригоршню камней и ступайте, куда глаза глядят.
Бардас ответил улыбкой. Мальчику удалось-таки наконец разбить голову овцы, и теперь он вычерпывал оловянной ложкой белые, растекающиеся мозги. Рядом с ним стояла чашка.
– Да, но прежде чем идти, мне бы понадобились те самые доспехи, о которых вы упомянули. Надо же как-то обезопасить себя от врагов.
Эстар пожал плечами:
– Вы могли бы жить в глубине Империи. Там, в глубине, вдали от границ, вам ничто не грозит. Там вы будете вдалеке от всех ваших врагов, а если они даже и доберутся до вас, то вряд ли посмеют тронуть.
– Соблазнительное предложение, – ответил Бардас, вспомнив мужчину с детьми, пытавшихся ограбить почтовую карету. – Но на вашем месте я бы как следует подумал, прежде чем принимать такое решение. Видите ли, куда бы я ни направился, этот зловредный, кровожадный негодяй следует за мной, а иметь его у себя за спиной не очень-то приятно.
Полковник озадаченно посмотрел на него:
– Вы ведь говорите о своем брате, да?
Мальчишка вытряхнул в чашку последние остатки желеобразного мозга и отложил ложку.
– Да, о нем, о моей плоти и крови.
– Что ты об этом думаешь? – спросила Исъют.
– Ты выглядишь нелепо, – ответила ей мать, не поднимая глаз от счетов. – К счастью, тебя никто не увидит, а потому не важно, как ты выглядишь…
Исъют нахмурилась:
– А по-моему, мне идет.
В углу комнаты кот с жадностью, хрустя косточками, пожирал птичку, не особенно беспокоясь из-за того, что птичка была еще живая. Исъют вспомнила, что видела такую же в доме соседей.
– Пожалуй, стоило бы подобрать немного здесь, тебе не кажется? – Она приподняла подол юбки левой рукой. – Сама не знаю. Эта штука должна быть на колене или немного выше?
Нисса Лордан хмуро взглянула на дочь, оторвавшись от расчетов.
– Кому какая разница?
– Мне. И большая.
– С каких это пор? – Нисса рассмеялась сухим, неприятным смехом. – А кроме того, если бы ты хоть чуточку разбиралась в моде, то знала бы, что этот стиль ушел. Рядишься в старомодную гадость только для того, чтобы позлить меня. У тебя всегда одна цель.
Не обратив на ее реплику никакого внимания, Исъют села на подоконник, спиной к синему морю, и стала рассматривать обрубки пальцев на правой руке.
– Если меня никто в нем не увидит, – почти весело сказала она, – то не важно, что оно вышло из моды, так ведь?
– Это из-за того, что я запретила тебе писать дяде Горгасу, да? – Нисса грустно покачала головой. – Это из-за него ты так вырядилась?
Это ты так думаешь.
– Ничего подобного, – ответила она. – Ты считаешь, что все, что я делаю, должно быть как-то связано с тобой.
Нисса сложила руки на груди.
– Если бы тебя действительно интересовало, как ты выглядишь, если бы тебя интересовало хоть что-то нормальное, все было бы иначе. Но ведь тебя ничто не интересует. Посмотри на себя – ты же уродец.
– Спасибо, – серьезно ответила Исъют.
– А теперь еще и одеваешься, как уродина. Это уже слишком. В этом доме я ничего такого не допущу. Все, конец.
Исъют оглянулась на море у себя за спиной:
– И никакая я не уродина. Я – Лордан. Разница небольшая, но значительная.
Нисса покачала головой:
– А тебе не кажется, что оно не очень-то удобное? Я уверена в этом.
Разумеется, так оно и было, и в этом заключалась одна из причин того, что в других краях, где люди более склонны к рациональному мышлению, мода на принцесс-воительниц давно умерла. Здесь, в Ап-Бермидане, она задержалась. Носить этот наряд было все равно что добровольно обрекать себя на муки: кожа от пота деревенела и становилась липкой, верх в виде кольчуги давил на плечи и шею.
– Куда удобнее, чем все эти отвратительные длинные юбки.
– Тогда почему ты постоянно трешь шею, когда думаешь, что я не вижу? – спросила Нисса. – Я же отсюда различаю покраснение. Так тебе и надо.
Исъют постучала каблуком по стене.
– А мне нравится, – заявила она. – Оно – это я.
Нисса усмехнулась:
– Вот в этом я с тобой спорить не стану. Но ведь весь смысл одежды в том и заключается, что с ее помощью человек пытается замаскироваться. – Она щелкнула языком, зная, как это действует на дочь. – А ты еще говоришь, что не можешь понять, почему я тебя никуда не пускаю.
Маскировать себя – это то же самое, что продавать порченое мясо, перебивая вонь травами.
– Ты так и не сказала, что мне делать с юбкой. Вообще-то я, наверное, оставлю все, как есть. В конце концов, с иголкой у меня ничего хорошего не выходит.
– Без нее тоже, – вздохнула Нисса. – А теперь помолчи или иди в свою комнату. У меня много работы.
Исъют улыбнулась и немного переменила позу, чтобы смотреть на море, не выворачивая шею. Голубое небо и синее море, а между ними полоска белого песка. Унылый вид, но ничего другого просто нет.
– Что это? – Нисса резко вскинула голову. Внизу кто-то стучал в дверь. – Напугал.
Исъют притворилась, что ничего не слышит. Она надеялась, что это курьер из An-Мурена, торговец чесноком, заезжавший иногда в Месогу за сушеными грибами и рыбьим клеем. Но ее мать уже давным-давно не имела никаких дел с Ап-Муреном, а потому появление торговца было маловероятно.
Дверь отворилась, но человек, вошедший в комнату, не походил ни на торговца, ни на курьера. Скорее он напоминал солдата. В пользу этого говорили и доспехи.
– Нисса Лордан.
Это была констатация факта.
– Что вам нужно?
– Вы пойдете с нами, – сообщил вошедший, и в комнату вторглись еще двое, полностью идентичные первому.
В доспехах они выглядели неуклюжими и громоздкими.
– Черта с два, – ответила Нисса, но солдат схватил ее за шею, как щенка, и швырнул к двери. – Это еще что такое? – пискнула Нисса. – Куда вы меня уводите?
Солдат словно и не слышал ее. Исъют соскользнула с подоконника.
– Можно мне тоже пойти с вами? – спросила она. Солдат посмотрел на нее:
– Исъют Лордан. Вы тоже.
– С удовольствием. У нас есть время собрать кое-что или?..
Судя по всему, времени не было. Солдат схватил ее за руку и потащил за собой к лестнице, а потом подтолкнул в спину так, что она едва не упала, поскользнувшись на скользкой ступеньке. У подножия лестницы грозный воитель остановился, вытащил из-за пояса Исъют игрушечный меч и бросил его на пол.
– Сюда!
– Куда? По дорожке? Спасибо, что сказали, а то сама бы не догадалась.
Никакого чувства юмора у этих истуканов, а за шутку Исъют получила очередной тычок, после которого едва устояла на ногах. Но ей удалось сохранить равновесие ровно настолько, чтобы схватить грубияна левой рукой за запястье и перебросить через плечо. Судя по произведенному грохоту, приземление прошло не очень удачно.
– Исъют! – вскрикнула Нисса, и в ее голосе слились злость, страх и смущение.
Один из двух оставшихся солдат уже вытаскивал меч – наверное, инстинктивно, – но Исъют и сама плохо соображала, что делает. Скакнув вперед, она ударила лежащего ногой в лицо, не дав ему подняться – под ногой что-то хрустнуло, – быстро наклонилась и, выхватив из ножен меч, бросилась в наступление. Оба ее противника уже обнажили оружие, но пребывали в растерянности, не зная, что делать. Сражаться с девчонкой-калекой, которую приказано доставить живой в распоряжение префекта и которая при этом с удивительной легкостью расправилась с капралом, швырнув его на землю, словно лепесток? В общем, не имея команды от старшего, они не знали правил боя, а потому медлили.
– Исъют! – завопила Нисса вне себя от ярости. – Что, черт возьми, ты делаешь? Положи эту штуку, пока нас обеих не…
Возможно, если бы мать не вмешалась, Исъют так бы и сделала: в конце концов, положение было явно проигрышное. Но привыкнув поступать наперекор Ниссе, она лишь тверже сжала рукоять меча, надеясь на то, что, как говорится, «дуракам везет» и что солдаты не догадаются о ее неопытности. Исъют шла вперед – ее противники отступали: она двинулась в обход – они попятились. Описывая дугу, девушка оказалась спиной к дороге и, улучив подходящий момент, повернулась и рванула что есть сил.
Солдаты бросились за ней, позади тащился капрал. Скоро беглянка поняла, что от погони не уйти: слишком мало сил, слишком мало упражнений, слишком долго она сидела в четырех стенах. Чувствуя, что начинает задыхаться, Исъют остановилась и подождала преследователей, а когда те приблизились, развернулась и, держа меч на высоте плеча, описала им полукруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80