Так вот, они у нас есть. И пешие, и конные, все, что нужно для успеха любой кампании. Наши мастерские в состоянии производить двадцать тысяч луков и двести тысяч стрел в неделю. Причем, хотя эти предприятия и находятся в сотнях миль друг от друга, их продукция абсолютно идентична, поэтому лучники нам больше не нужны. Далее. Вы объяснили, почему для вас так необходимо участие в этой войне. Позвольте рассказать, почему война нужна нам – солдат у нас больше, чем мужчин, женщин и детей во всех известных и неизвестных вам странах, вместе взятых. Мы создали такую армию, чтобы никто – подчеркиваю, никто – не смог угрожать нам. Между Сыновьями Неба и даже малейшим намеком на опасность возведена такая стена стали и мускулов, преодолеть которую не способен никто. Если земля вдруг разверзнется и поглотит нашу родину, мы заполним бездну человеческими телами, а на них построим новые дома. Война нужна нам, чтобы чем-то занять армию, чтобы она не утратила боевую форму, не разленилась, не загнила. Поэтому нам нет необходимости привлекать кого-то еще на нашу сторону. Сражения – это закалка и упражнения. Посторонняя помощь только помешала бы достижению этой цели. Мне очень жаль, но это так. Я не могу вам помочь.
Горгас задумчиво посмотрел на своего собеседника и сдержанно кивнул, как будто ему только объяснили некое сложное уравнение.
– Понимаю. Рано или поздно вы придете сюда, чтобы, так сказать, прогулять собачку, и, конечно, не очень-то приятно драться с теми, с кем вы обращались как с друзьями и союзниками. Вполне здравое рассуждение, и я могу его принять. Но оно не решает мою проблему. Вы дипломат, Полиорцис, и я обращаюсь к вам как к специалисту: как сделать, чтобы вы получили своего мятежника, а я то, что нужно мне? Какой-то способ должен быть. Нам только надо подумать и отыскать его.
Полиорцис нахмурился:
– Должен сказать, вы как-то странно восприняли мое предупреждение о неизбежном покорении. Уверен, многие из моих соотечественников либо испугались бы, либо разозлились.
– Не вижу смысла, – ответил Горгас. – Вы не сказали ничего такого, чего бы я не знал. Все было очевидно, тем не менее я не вижу причины, почему бы нам сейчас не поразмыслить вместе и не найти возможность сделать будущее чуть менее болезненным, чем оно может и обещает быть. Гибкость. Реализм. Вот и все, не больше и не меньше. – Он прикусил губу и вдруг хлопнул ладонями, да так сильно, что Полиорцис вздрогнул. – Я знаю, что именно мы можем сделать. Я сдам Месогу Империи и сам, вместе со всеми моими людьми, отдамся на вашу милость. – По его губам скользнула улыбка. – А вы в качестве жеста доброй воли могли бы предоставить нам роль вспомогательных частей при ваших экспедиционных силах. Разве такой вариант невозможен?
Полиорцис уже не помнил, когда испытывал подобный шок. И теперь просто не знал, как поступить.
– Вы шутите, – только и сказал он.
Горгас покачал головой:
– Нет, нисколько. Просто у меня слова совпадают с делами. Таким образом я спасу свой народ от неизбежных ужасов войны и одновременно расплачусь по долгам. Если хотите, я сделаю все по правилам, официальным образом, так что решайте сами. Роль военного диктатора не по мне. Все, что я хочу, это заплатить по счетам, а потом отойти от дел и жить и работать здесь, в деревне. А теперь подумайте о тех преимуществах, которые вы получите, имея Месогу и Торнойс в качестве плацдарма для дальнейших завоеваний. Вам же будет гораздо легче продвигаться дальше, захватывать остальных поодиночке. Поразмыслите и о том, что это будет означать лично для вас. Вы приехали за бунтовщиком. Вы его привезете, да еще и предложите Империи новую провинцию. Что может быть лучше? Прекрасный результат. Итак?
В этом человеке был какой-то невероятный энтузиазм, нечто задорно-мальчишеское, нечто такое, противостоять чему Полиорцис почти не мог. И все же…
– Нет, – сказал он. – Я не могу ничего вам пообещать. Но вы дали мне материал, над которым нужно подумать. Могу ли я у вас переночевать и отправиться домой утром?
Горгас улыбнулся – широко, весело, беззаботно.
– Как скажете. В конце концов, вы же хозяин.
Глава 11
Чтобы сообщить Темраю эту новость, его разбудили среди ночи. Посыльный проскакал с поля битвы до лагеря возле Перимадеи. Он едва держался на ногах, а в сапогах хлюпала кровь от раны в паху. Надежды на то, что герой доживет до утра, почти не оставалось.
Не сразу поняв, в чем дело, Темрай запаниковал, попытался вскочить и ушиб поврежденное колено. Его успокоили, сказали, что все в порядке, что волноваться нет причин, и ввели посыльного. Окровавленный, с белым лицом, он висел на плечах двух воинов. Еще не отойдя от шока и боли, не очнувшись полностью от сна, вождь слушал, что говорит умирающий. Но понимал лишь отдельные слова: засада, большие потери… отступили в беспорядке… ударили снова, не дав перегруппироваться… И только когда вскочивший с табуретки Куррай возбужденно заговорил о том, что шансом надо воспользоваться, необходимо преследовать и контратаковать, вождь осознал наконец, что речь идет о крупной победе, а не о катастрофическом поражении.
– Мы победили, – пробормотал он. – Будь я проклят. Так как все произошло?
К этому моменту посыльный уже потерял сознание, его унесли, завернули в одеяло, и он умер сразу после рассвета. Темрай же довольствовался пересказом событий в изложении Куррая, дополнившего повествование стратегическими оценками и тактическими предложениями.
Оказалось, что имперская армия, взяв верх в той битве, во время которой был ранен Темрай, наткнулась на группу предателей, бежавших от вождя после поражения в гражданской войне. Для Империи все кочевники были на одно лицо. Кавалерия загнала изменников в горное ущелье. После чего имперские силы стали ждать подкрепления.
Жара и песчаный ветер сделали свое дело. Вода в ущелье имелась. Но ее не было выше, где расположились преследователи. В полевой штаб отправили гонца, который обрисовал картину и попросил о срочной помощи. В тот же день к ущелью выступила колонна из двух тысяч воинов под командованием Сына Неба.
Их подвела собственная выносливость. Наверное, если бы колонна двигалась медленнее или не придерживалась оптимального маршрута, она никогда бы не наткнулась на ту часть войска Темрая, которая в результате первого сражения была отрезана от основных сил и лишь теперь обнаружила путь к своим. Обе группировки сошлись в ущелье между рекой и лесом, причем в положении, дающем им громадное тактическое преимущество. С одной стороны их фланг прикрывала излучина реки, полноводная и непреодолимая, а с другой стороны небольшой лесок. Командиру имперской колонны пришлось выбирать между двумя вариантами: либо оставаться на месте, отбиваясь от наскоков противника и неся потери от вражеских стрел, либо предпринять решительное фронтальное наступление под огнем лучников. Приняв во внимание превосходное качество доспехов своих людей, он сделал выбор в пользу штурма.
Вероятно, первый вариант не сулил ничего хорошего и обернулся бы немалыми бедами, но вряд ли это могло послужить утешением для командира, наблюдавшего за тем, как передние шеренги одна за другой падают на землю, словно сокрушенный молотом металл. После того как четыре отделения, так и не приблизившись к противнику на расстояние менее семидесяти пяти ярдов, превратились в неподвижные кучки железа и плоти, командир приказал отступить к реке в отчаянной надежде на то, что враг не устоит перед искушением нападения на дезорганизованные фланги имперской колонны. В конце концов, несмотря на всю свою обученность и дисциплинированность, солдаты стали сбиваться к центру, полагаясь на его относительную удаленность от опасности и открывая таким образом брешь между собой и берегом реки, что, в свою очередь, позволило врагу осуществить быстрый обходной маневр с целью окружения. Когда это произошло, и лучники взяли солдат в кольцо, несчастным уже ничего не оставалось, как только сбиться в кучу, укрыться щитами и смотреть на падающие сверху стрелы. Несколько предпринятых окруженными вялых попыток осуществить прорыв закончились полным крахом, лишь увеличив число погибших.
Бой продолжался шесть часов, в том числе пять в окружении. Продержись имперские солдаты еще полчаса, у кочевников кончились бы стрелы, и им пришлось бы отступить, но, конечно, они этого не знали. Командир объявил о капитуляции, и его люди ушли, оставив на поле боя двенадцать сотен погибших.
Через пару дней на поле битвы случайно забрела группа любителей поживиться чужим добром. Опомнившись от изумления, они набросились на мертвецов и на протяжении двух дней сдирали с тел стальные доспехи и загружали трофеи на повозки. Весь этот груз был продан одному дельцу в Ап-Идрасе за невероятные – для продавцов – деньги. В свою очередь смышленый старьевщик столкнул доспехи в ближайший имперский арсенал в Ап-Оуле, заработав в полтора раза больше и наглядно продемонстрировав, что даже трагедию можно превратить в коммерческий успех.
– Мы победили, – повторил Темрай, когда Куррай закончил свой рассказ. – Удивительно.
– Не так уж и удивительно, – возразил Куррай. – И, пожалуйста, не думай, что все наши проблемы закончились, потому что это не так. Не хотелось бы тревожить тебя без особой надобности, но, надеюсь, ты понимаешь, что все, кому за последние полторы сотни лет удавалось нанести поражение Империи, были уничтожены. Речь идет о целых народах. Они очень огорчаются, когда проигрывают. По-моему, у ипакриан была такая поговорка: лучше быть разбитым Империей, чем победить ее.
Темрай кивнул.
– Спасибо большое, – сказал он. – Ты хочешь сказать, что еще одна победа, и мы можем считать себя покойниками, так?
Куррай неуверенно пожал плечами:
– Я лишь хочу, чтобы победа не вскружила нам голову, Вот и все. И нам необходимо помнить, что более могущественного противника, чем Империя, быть не может.
– Хорошо, мне все понятно, – сказал Темрай.
К этому времени сон уже улетучился, и возвращаться в постель было бесполезно. В других обстоятельствах, более нормальных, он бы, конечно, стряхнул остатки депрессии: поднялся, походил туда-сюда, занялся чем-нибудь, но сейчас ему было не до этого. Тилден рядом не оказалось, – жена осталась с женщинами и детьми на другой стороне пролива, среди руин Города. Чем более овладевало Темраем беспокойство, тем сильнее болело колено. В конце концов ему надоело притворяться перед самим собой, и он окликнул часового.
– Иди и разбуди кого-нибудь. Мне скучно.
Часовой ухмыльнулся и ушел, а вернувшись через какое-то время, привел с собой двух заспанных членов совета, выбранных, по-видимому, наугад, – Джодукая, отвечавшего за транспортное подразделение, и Терская, заместителя главного инженера. Часовой отсалютовал вождю и возвратился на свой пост.
– Темрай, сейчас же середина ночи, – укоризненно заметил Джодукай.
Вождь хмуро посмотрел на него:
– Ничего не могу с собой поделать. А что те двое с Острова – старик-колдун и мальчишка…
– Островитяне? – Джодукай озадаченно почесал затылок. – Извини, я что-то не понимаю.
– Мы захватили пару островитян, блуждавших где-то у южной границы, – объяснил Темрай. – Они сказали, что их корабль разбился о скалы, что им хочется вернуться домой, но я заподозрил в них шпионов и приказал доставить сюда.
– Почему я? – спросил Джодукай.
– Потому что ты уже встал и оказался под рукой. Все остальные спят.
Джодукай вздохнул:
– Сразу видно, что тебе лучше. Как было хорошо, когда ты умирал, и все могли спокойно выспаться.
Чуть позже он возвратился с двумя островитянами, Геннадием и Теудасом Морозином.
– Морозин, – повторил вождь. – Это ведь перимадейское имя, если я не ошибаюсь?
Юноша промолчал.
– Да, – ответил старик. – Мы оба родились там, в Перимадее. Он мой племянник.
Темрай задумался.
– А Геннадий? Это имя откуда?
– Я взял его, когда вступил в Перимадейский Орден, у них такая традиция: принимать заимствованные имена, чаще всего берут кого-то из великих мыслителей прошлого. При рождении меня назвали Теудас Морозин.
Темрай удивленно поднял бровь.
– Так же, как и его?
– Да, видите ли, Морозин – это фамилия, а имя Теудас часто встречается в нашей семье. Переходит из поколения в поколение, если вы понимаете, о чем я говорю.
– Не вполне, – признал вождь, потирая подбородок. – Мне видится в этом недостаток воображения.
– Как и в том, чтобы добавлять ко всем именам окончание «ай», – возразил Геннадий. – Просто мы делаем это так, как делаем, а вы – по-своему.
Темрай медленно кивнул:
– Раньше вы были перимадейцами, теперь – островитяне. Понимаю. Наверное, здесь вам не очень-то… удобно.
Геннадий улыбнулся:
– Ему – да. Что касается меня, то я философ, поэтому меня такие вещи не беспокоят.
Темрай подавил зевок – вполне настоящий, хотя и рассчитанный.
– Наверное, вы правы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Горгас задумчиво посмотрел на своего собеседника и сдержанно кивнул, как будто ему только объяснили некое сложное уравнение.
– Понимаю. Рано или поздно вы придете сюда, чтобы, так сказать, прогулять собачку, и, конечно, не очень-то приятно драться с теми, с кем вы обращались как с друзьями и союзниками. Вполне здравое рассуждение, и я могу его принять. Но оно не решает мою проблему. Вы дипломат, Полиорцис, и я обращаюсь к вам как к специалисту: как сделать, чтобы вы получили своего мятежника, а я то, что нужно мне? Какой-то способ должен быть. Нам только надо подумать и отыскать его.
Полиорцис нахмурился:
– Должен сказать, вы как-то странно восприняли мое предупреждение о неизбежном покорении. Уверен, многие из моих соотечественников либо испугались бы, либо разозлились.
– Не вижу смысла, – ответил Горгас. – Вы не сказали ничего такого, чего бы я не знал. Все было очевидно, тем не менее я не вижу причины, почему бы нам сейчас не поразмыслить вместе и не найти возможность сделать будущее чуть менее болезненным, чем оно может и обещает быть. Гибкость. Реализм. Вот и все, не больше и не меньше. – Он прикусил губу и вдруг хлопнул ладонями, да так сильно, что Полиорцис вздрогнул. – Я знаю, что именно мы можем сделать. Я сдам Месогу Империи и сам, вместе со всеми моими людьми, отдамся на вашу милость. – По его губам скользнула улыбка. – А вы в качестве жеста доброй воли могли бы предоставить нам роль вспомогательных частей при ваших экспедиционных силах. Разве такой вариант невозможен?
Полиорцис уже не помнил, когда испытывал подобный шок. И теперь просто не знал, как поступить.
– Вы шутите, – только и сказал он.
Горгас покачал головой:
– Нет, нисколько. Просто у меня слова совпадают с делами. Таким образом я спасу свой народ от неизбежных ужасов войны и одновременно расплачусь по долгам. Если хотите, я сделаю все по правилам, официальным образом, так что решайте сами. Роль военного диктатора не по мне. Все, что я хочу, это заплатить по счетам, а потом отойти от дел и жить и работать здесь, в деревне. А теперь подумайте о тех преимуществах, которые вы получите, имея Месогу и Торнойс в качестве плацдарма для дальнейших завоеваний. Вам же будет гораздо легче продвигаться дальше, захватывать остальных поодиночке. Поразмыслите и о том, что это будет означать лично для вас. Вы приехали за бунтовщиком. Вы его привезете, да еще и предложите Империи новую провинцию. Что может быть лучше? Прекрасный результат. Итак?
В этом человеке был какой-то невероятный энтузиазм, нечто задорно-мальчишеское, нечто такое, противостоять чему Полиорцис почти не мог. И все же…
– Нет, – сказал он. – Я не могу ничего вам пообещать. Но вы дали мне материал, над которым нужно подумать. Могу ли я у вас переночевать и отправиться домой утром?
Горгас улыбнулся – широко, весело, беззаботно.
– Как скажете. В конце концов, вы же хозяин.
Глава 11
Чтобы сообщить Темраю эту новость, его разбудили среди ночи. Посыльный проскакал с поля битвы до лагеря возле Перимадеи. Он едва держался на ногах, а в сапогах хлюпала кровь от раны в паху. Надежды на то, что герой доживет до утра, почти не оставалось.
Не сразу поняв, в чем дело, Темрай запаниковал, попытался вскочить и ушиб поврежденное колено. Его успокоили, сказали, что все в порядке, что волноваться нет причин, и ввели посыльного. Окровавленный, с белым лицом, он висел на плечах двух воинов. Еще не отойдя от шока и боли, не очнувшись полностью от сна, вождь слушал, что говорит умирающий. Но понимал лишь отдельные слова: засада, большие потери… отступили в беспорядке… ударили снова, не дав перегруппироваться… И только когда вскочивший с табуретки Куррай возбужденно заговорил о том, что шансом надо воспользоваться, необходимо преследовать и контратаковать, вождь осознал наконец, что речь идет о крупной победе, а не о катастрофическом поражении.
– Мы победили, – пробормотал он. – Будь я проклят. Так как все произошло?
К этому моменту посыльный уже потерял сознание, его унесли, завернули в одеяло, и он умер сразу после рассвета. Темрай же довольствовался пересказом событий в изложении Куррая, дополнившего повествование стратегическими оценками и тактическими предложениями.
Оказалось, что имперская армия, взяв верх в той битве, во время которой был ранен Темрай, наткнулась на группу предателей, бежавших от вождя после поражения в гражданской войне. Для Империи все кочевники были на одно лицо. Кавалерия загнала изменников в горное ущелье. После чего имперские силы стали ждать подкрепления.
Жара и песчаный ветер сделали свое дело. Вода в ущелье имелась. Но ее не было выше, где расположились преследователи. В полевой штаб отправили гонца, который обрисовал картину и попросил о срочной помощи. В тот же день к ущелью выступила колонна из двух тысяч воинов под командованием Сына Неба.
Их подвела собственная выносливость. Наверное, если бы колонна двигалась медленнее или не придерживалась оптимального маршрута, она никогда бы не наткнулась на ту часть войска Темрая, которая в результате первого сражения была отрезана от основных сил и лишь теперь обнаружила путь к своим. Обе группировки сошлись в ущелье между рекой и лесом, причем в положении, дающем им громадное тактическое преимущество. С одной стороны их фланг прикрывала излучина реки, полноводная и непреодолимая, а с другой стороны небольшой лесок. Командиру имперской колонны пришлось выбирать между двумя вариантами: либо оставаться на месте, отбиваясь от наскоков противника и неся потери от вражеских стрел, либо предпринять решительное фронтальное наступление под огнем лучников. Приняв во внимание превосходное качество доспехов своих людей, он сделал выбор в пользу штурма.
Вероятно, первый вариант не сулил ничего хорошего и обернулся бы немалыми бедами, но вряд ли это могло послужить утешением для командира, наблюдавшего за тем, как передние шеренги одна за другой падают на землю, словно сокрушенный молотом металл. После того как четыре отделения, так и не приблизившись к противнику на расстояние менее семидесяти пяти ярдов, превратились в неподвижные кучки железа и плоти, командир приказал отступить к реке в отчаянной надежде на то, что враг не устоит перед искушением нападения на дезорганизованные фланги имперской колонны. В конце концов, несмотря на всю свою обученность и дисциплинированность, солдаты стали сбиваться к центру, полагаясь на его относительную удаленность от опасности и открывая таким образом брешь между собой и берегом реки, что, в свою очередь, позволило врагу осуществить быстрый обходной маневр с целью окружения. Когда это произошло, и лучники взяли солдат в кольцо, несчастным уже ничего не оставалось, как только сбиться в кучу, укрыться щитами и смотреть на падающие сверху стрелы. Несколько предпринятых окруженными вялых попыток осуществить прорыв закончились полным крахом, лишь увеличив число погибших.
Бой продолжался шесть часов, в том числе пять в окружении. Продержись имперские солдаты еще полчаса, у кочевников кончились бы стрелы, и им пришлось бы отступить, но, конечно, они этого не знали. Командир объявил о капитуляции, и его люди ушли, оставив на поле боя двенадцать сотен погибших.
Через пару дней на поле битвы случайно забрела группа любителей поживиться чужим добром. Опомнившись от изумления, они набросились на мертвецов и на протяжении двух дней сдирали с тел стальные доспехи и загружали трофеи на повозки. Весь этот груз был продан одному дельцу в Ап-Идрасе за невероятные – для продавцов – деньги. В свою очередь смышленый старьевщик столкнул доспехи в ближайший имперский арсенал в Ап-Оуле, заработав в полтора раза больше и наглядно продемонстрировав, что даже трагедию можно превратить в коммерческий успех.
– Мы победили, – повторил Темрай, когда Куррай закончил свой рассказ. – Удивительно.
– Не так уж и удивительно, – возразил Куррай. – И, пожалуйста, не думай, что все наши проблемы закончились, потому что это не так. Не хотелось бы тревожить тебя без особой надобности, но, надеюсь, ты понимаешь, что все, кому за последние полторы сотни лет удавалось нанести поражение Империи, были уничтожены. Речь идет о целых народах. Они очень огорчаются, когда проигрывают. По-моему, у ипакриан была такая поговорка: лучше быть разбитым Империей, чем победить ее.
Темрай кивнул.
– Спасибо большое, – сказал он. – Ты хочешь сказать, что еще одна победа, и мы можем считать себя покойниками, так?
Куррай неуверенно пожал плечами:
– Я лишь хочу, чтобы победа не вскружила нам голову, Вот и все. И нам необходимо помнить, что более могущественного противника, чем Империя, быть не может.
– Хорошо, мне все понятно, – сказал Темрай.
К этому времени сон уже улетучился, и возвращаться в постель было бесполезно. В других обстоятельствах, более нормальных, он бы, конечно, стряхнул остатки депрессии: поднялся, походил туда-сюда, занялся чем-нибудь, но сейчас ему было не до этого. Тилден рядом не оказалось, – жена осталась с женщинами и детьми на другой стороне пролива, среди руин Города. Чем более овладевало Темраем беспокойство, тем сильнее болело колено. В конце концов ему надоело притворяться перед самим собой, и он окликнул часового.
– Иди и разбуди кого-нибудь. Мне скучно.
Часовой ухмыльнулся и ушел, а вернувшись через какое-то время, привел с собой двух заспанных членов совета, выбранных, по-видимому, наугад, – Джодукая, отвечавшего за транспортное подразделение, и Терская, заместителя главного инженера. Часовой отсалютовал вождю и возвратился на свой пост.
– Темрай, сейчас же середина ночи, – укоризненно заметил Джодукай.
Вождь хмуро посмотрел на него:
– Ничего не могу с собой поделать. А что те двое с Острова – старик-колдун и мальчишка…
– Островитяне? – Джодукай озадаченно почесал затылок. – Извини, я что-то не понимаю.
– Мы захватили пару островитян, блуждавших где-то у южной границы, – объяснил Темрай. – Они сказали, что их корабль разбился о скалы, что им хочется вернуться домой, но я заподозрил в них шпионов и приказал доставить сюда.
– Почему я? – спросил Джодукай.
– Потому что ты уже встал и оказался под рукой. Все остальные спят.
Джодукай вздохнул:
– Сразу видно, что тебе лучше. Как было хорошо, когда ты умирал, и все могли спокойно выспаться.
Чуть позже он возвратился с двумя островитянами, Геннадием и Теудасом Морозином.
– Морозин, – повторил вождь. – Это ведь перимадейское имя, если я не ошибаюсь?
Юноша промолчал.
– Да, – ответил старик. – Мы оба родились там, в Перимадее. Он мой племянник.
Темрай задумался.
– А Геннадий? Это имя откуда?
– Я взял его, когда вступил в Перимадейский Орден, у них такая традиция: принимать заимствованные имена, чаще всего берут кого-то из великих мыслителей прошлого. При рождении меня назвали Теудас Морозин.
Темрай удивленно поднял бровь.
– Так же, как и его?
– Да, видите ли, Морозин – это фамилия, а имя Теудас часто встречается в нашей семье. Переходит из поколения в поколение, если вы понимаете, о чем я говорю.
– Не вполне, – признал вождь, потирая подбородок. – Мне видится в этом недостаток воображения.
– Как и в том, чтобы добавлять ко всем именам окончание «ай», – возразил Геннадий. – Просто мы делаем это так, как делаем, а вы – по-своему.
Темрай медленно кивнул:
– Раньше вы были перимадейцами, теперь – островитяне. Понимаю. Наверное, здесь вам не очень-то… удобно.
Геннадий улыбнулся:
– Ему – да. Что касается меня, то я философ, поэтому меня такие вещи не беспокоят.
Темрай подавил зевок – вполне настоящий, хотя и рассчитанный.
– Наверное, вы правы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80