– В конце концов, мы же производим здесь все, что нужно. Зачем полагаться на кого-то, если можно выбрать все необходимое на месте, где ассортимент побогаче. А еще лучше, – добавил он, спрыгивая с кровати, – изготовить доспехи на заказ, по вашим размерам. По крайней мере будете знать, что ваши латы прошли испытания.
– Вообще-то я об этом не думал, – ответил Бардас, складывая рубашку. – Из того, что мне сказали, я понял, что моя главная задача – стоять где-нибудь на высоком холме, где меня увидит Темрай, и устрашать его одним своим видом. Меня бы это вполне устроило. – Он вздохнул. – Боги свидетели, я вовсе не рвусь в гущу сражения.
Анакс покачал головой.
– Он об этом, видите ли, не думал, – повторил Сын Неба. – Заместитель инспектора Пробирной палаты, или как он там себя называет, даже не позаботился о собственной шкуре и готов удовольствоваться тем барахлом, которое подсунет ему какой-нибудь кладовщик. Мы этого допустить не можем, правда, Болло? Представь только, как отразится на нас, если он потеряет руку, ногу или вообще погибнет. У некоторых все проблемы возникают из-за того, что они просто не думают.
– Ладно, ладно, – ответил Бардас. – Подберите для меня что-нибудь, по крайней мере я буду знать, кого винить.
– Мы сделаем кое-что получше, – сказал Анакс. – Мы изготовим все сами.
Бардас удивленно посмотрел на него:
– Мне казалось, здесь только проверяют качество. Я и не знал, что вы что-то делаете.
Анакс изобразил крайнее возмущение и обиду:
– Вы что-то имеете против? Да я двадцать лет работал лудильщиком и…
– Пока не пришло время продвинуть вас по службе? Анакс хлопнул его по спине.
– Жаль, жаль. Человек только начинает осваиваться, привыкать, понимать что к чему, а его берут и отправляют неизвестно куда. Неразумное расточительство.
Прежде чем Бардас успел что-либо сказать, старик вышел из комнаты. Он шел так быстро, что Бардас едва поспевал за ним, петляя по лабиринту коридоров и галерей, ведущих к главной мастерской. За спиной Лордан слышал тяжелое сопение Болло, неприспособленного природой ни к быстроте, ни к проворству.
– Хорошо, – сказал Анакс, заглядывая в помещение. – Значит, ее еще никто не обнаружил. Боюсь, однажды я приду сюда и увижу толпу работников, прощай моя личная мастерская. Где Болло с лампой? Нам надо кое-что отыскать.
Вскоре появился свет, и Бардас смог оглядеться. Посреди мастерской стояла наковальня, весившая никак не меньше трех центнеров и привинченная к массивной дубовой опоре, которая должна была поглощать силу ударов. Здесь же, рядом с наковальней, лежала металлическая плита с просверленными в ней отверстиями, с выемками различной формы, круглыми, квадратными, треугольными, для получения нужных стальных профилей. В конце дубовой опоры Бардас увидел аккуратно проделанное отверстие в форме чаши, глубиной в половину большого пальца. С гладкими, ровными краями.
– Это чтобы придавать вогнутую форму, – объяснил Анакс. – А вот это вальцы. – Он кивком указал на некое приспособление, укрепленное на большом верстаке. – Здесь же можно резать, ровнять, сверлить. Все необходимое. А теперь посмотрим, что у нас тут. – Старик опустился на колени и пошарил под верстаком. – Есть, на месте. – Он вытащил стальной лист, побуревший от ржавчины. – Отложил специально лет пятнадцать назад на тот случай, если понадобится изготовить нечто по-настоящему хорошее. Я сам видел, как эту сталь отливали из первоклассного коллеонского железа, чудесного, чистого материала без малейшего изъяна, не то что тот мусор, которым мы пользуемся здесь. Здесь вполне достаточно для доспехов, если работать аккуратно.
Он прикусил губу, потом продолжил:
– Знаете, вам это может показаться глупым, но когда я ее увидел, то понял, что придет день, и ей найдется применение.
Бардасу стало немного не по себе.
– Вы уверены, что… – Он сбился. – То есть… может, не стоит пускать ее…
– Все в порядке, – усмехнулся Анакс. – Главное, что она пойдет тому, кто сумеет ею воспользоваться.
– Не знаю, смогу ли я…
Из ящика в углу Анакс достал несколько образцов, вырезанных из тонкого дерева.
– Нагрудники, наспинники, воротники, наколенники, рукавицы, забрала… так, а где кираса? Ага, вот и она. Что ж, не хватает разве что только сабатонов. Куда я их сунул? Нет, это, пожалуй, уж слишком. Трудно будет двигаться. Сабатоны…
– А что это такое? – полюбопытствовал Бардас.
– Ладно, обойдемся без них. Хватит. Болло, клади лист на верстак, я сделаю разметку. Вам повезло, что вы нормального роста. Вообще-то эти образцы рассчитаны на нас, Сынов Неба. Большинство из вас такие коротышки.
– Как вы, – указал Бардас.
– Вот именно, – согласился Анакс. – Но я все равно другой. К счастью для вас. От остальных представителей моего народа бесплатно можно получить разве что три дневных пайка. Болло, держи этот чертов лист крепче, он у тебя ерзает.
Потребовалось немало времени, чтобы сделать всю нужную разметку, и еще больше, чтобы вырезать заготовки. Болло резал по прямой, не прилагая видимых усилий и думая, похоже, о чем-то своем. Анакс брал на себя изгибы, вытворяя то, что казалось Бардасу невозможным, учитывая несопоставимость тонкой, почти ювелирной работы и грубую неуклюжесть инструмента.
– Вас беспокоит, – пропыхтел Анакс, – что я так легко режу сталь? Как бумагу, да? Вам кажется, что она слишком тонкая, чтобы быть хорошей. Скажу одно: верьте.
– Вообще-то я и не беспокоюсь, – пробормотал Бардас, но старик, похоже, не слышал, потому что продолжал говорить сам.
– Дело в том, что сталь – удивительная вещь. Я могу резать ее, гнуть, придать ей любую форму, словно это пергамент или глина, но когда я все закончу, то даже Болло со своим самым большим молотом не сумеет оставить в ней ни единой выщербины. А знаете, в чем секрет? В напряжении, – сам себе ответил он, не дожидаясь, пока Бардас придумает что-то умное. – Немножко напряжения, немножко давления, помучить ее чуть-чуть, и вот вам отличная броня, настоящая вещь. Ух! – Он покачал головой, порезав палец об острый край пластины. – Так мне и надо, нельзя не думать о том, что делаешь.
Капля крови упала на сталь, подобно одной-единственной дождинке, и застыла, похожая на головку заклепки.
– Напряжение, – повторил старик, закладывая вырезанную заготовку в вальцы.
То, что он делал дальше, стало для Бардаса настоящим откровением. Наблюдая за манипуляциями Анакса, за его точными, рассчитанными движениями, за стадиями превращения плоского куска стали в нечто совершенно другое, он одновременно слушал комментарии Сына Неба.
– Напряжение… Вот здесь напряжение направлено наружу, оно подобно арке. Попробуйте ударить, и поймете, что преодолеть его не так-то просто. Это ваша первая линия обороны, она проходит по вашей ноге… отсюда досюда. Как бы сильно вас ни ударили, сила не пройдет дальше и не размозжит кость. Вы еще скажете мне спасибо, когда кто-нибудь рубанет вам по голени.
Бардас вежливо улыбнулся:
– Это ведь для защиты ноги, да?
– Это наголенник, – поправил Анакс, – не демонстрируйте всем свое невежество. Он защищает ногу от голени до лодыжки. – Старик поднял деталь, провел пальцем по краям. Легко сжал их двумя руками. – Надо, чтобы латы облегали защищаемую часть тела плотно, не жали, но и не болтались. Сейчас все приладим.
– Не сомневаюсь.
Когда наконец качество работы удовлетворило требованиям Анакса – Бардас не заметил никакой разницы между тем, что было вначале, и тем, что получилось в итоге, – старик перешел к наковальне и взял мягкий молоток, удары у него получались быстрые, ритмичные, размеренные.
– Еще немного напряжения, – отдуваясь, объяснил он. – Как только края будут загнуты, их уже не разожмешь руками. Никакой эластичности, как и требуется правилами. А рихтовка пока подождет. Сейчас нам надо сделать углубление. – Он взял заготовки для наколенников и налокотников, вырезанные в форме чаш. – Именно на этой стадии мы придаем латам настоящее напряжение. – Сын Неба наложил пластину на выдолбленное в дереве углубление таким образом, чтобы ее середина находилась непосредственно над самым глубоким местом. – Важно понимать, в чем суть напряжения, чтобы сделать все правильно, а не испортить. Ударишь в середину слишком сильно, и она станет тонкой. Работать надо аккуратно, нежно, начиная с краев и продвигаясь к центру… вот так, как бы отжимая плотность к верхушке купола, где ей самое место.
Анакс остановился, вытер лоб тыльной стороной ладони и усмехнулся.
– Сложно? Медленно? Хм, никто и не говорил, что это легко и просто. – Молоток падал и отскакивал, быстро и четко, рука работала с минимальными усилиями. Эффект достигался за счет аккуратности и упорства. – Кроме напряжения, есть еще и давление. Внутренняя часть обрабатывается сильнее и тщательнее, чем наружная. Изнутри напряжение больше, а напряжение есть сила… во всех отношениях. Запомните, мой друг, напряжение изнутри – это сила снаружи, а твердость зависит от того, сколько труда вы вложите в работу. Поймете это – поймете все.
Оранжевый отсвет пламени перекатывался по стальной пластине словно остатки вина по дну серебряной чаши.
– Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать, – ответил Бардас. – Но разве металл не может ослабеть, если бить по нему слишком долго?
Анакс кивнул:
– Это кое-что другое. Называется усталостью. Металл достигает состояния, когда дальнейшее напряжение уже невозможно. Появляется усталость. Иногда, когда кажется, что надо нанести еще парочку ударов, проклятая железяка раскалывается как стекло. Это хрупкость. Но вам беспокоиться не о чем, мы взяли самое лучшее. А потом еще и испытание устроим.
Когда он закончил, плоская пластинка превратилась в куполообразную, идеально гладкую, без малейших морщин.
– Она и должна быть гладкая. Там, где нет полной гладкости, есть слабые места. – Анакс поднял изделие на свет, проверить, нет ли каких изъянов. – Хорошая ковка дает форму. Форма – это сила. Посмотрите, вот форма, которая и требуется в данном случае. Можно надеть самые тяжелые сапоги и прыгать на ней целый день, с утра до вечера, не оставив ни единой отметины.
Болло занимался какой-то большой пластиной, придавая ей необходимый изгиб.
– Память, – продолжал Анакс, – через нее достигается напряжение. Дайте металлу память, форму, к которой он должен вернуться, когда что-то попытается ее нарушить. Тогда при любом воздействии он будет стремиться к этой форме, что и дает металлу силу сопротивления. Память – это напряжение, напряжение – это сила. Все очень просто, когда доходишь до сути.
– Сыны Неба… Я буду откровенен с вами… – Бардас замялся. – Мне трудно понять. Вы не против, что я спрашиваю?
Анакс взглянул на него и улыбнулся. Улыбка получилась страшноватая – сдержанный оскал.
– Вы меня спрашиваете… Полагаю, это что-то вроде комплимента. Вы говорите себе, что Сыны Неба – мерзавцы, но этот не такой, как остальные, он почти нормальный. Это показывает, – Анакс сдавил пластину, и она подчинилась ему, выгнувшись в нужную сторону, – что вы ни черта не знаете о Сынах Неба. О нас никто ничего не знает, кроме нас самих. А мы никому не рассказываем.
– Понятно. Извините, я не хотел вас обидеть.
– Невежество не обижает, – любезно ответил Анакс. – То есть я хочу сказать, что оно не обижает человека просвещенного ума. Я скажу вам вот что: я дам вам несколько намеков. Броня для души, вот что такое сведения для ограниченного пользования.
– Спасибо.
– Сыновья Неба, – продолжал Анакс, обрабатывая края нагрудника: он слегка повысил голос, чтобы стук молотка, ясный и чистый, не заглушал его слов. – Сыновья Неба – это вот что. – Он остановил молоток на полпути к цели. – И еще вот это. – Он завершил удар по пластине. – Мы – Сыновья Неба, а этот нагрудник – это вы. Вам никогда не приходило в голову, что все в мире, возможно, имеет какое-то значение? Нет, я говорю не об этом. Слишком глупое обобщение. Но если оно верно, полностью или частично, то Сыновья Неба – это значение. Мы – ось, а все остальное – колеса. Весь мир существует ради нас. Ради облегчения нашей работы.
– Понятно. И что же это за работа?
Анакс улыбнулся:
– Совершенство. Мы совершенны. Все, к чему мы прикасаемся, становится совершенным. Ну, – он слегка сместил палец на рукоятке молотка, – по крайней мере в теории. На практике мы тоже многое разбиваем. Многое портим. Вы понимаете, к чему я клоню, или хотите, чтобы я объяснил подробнее?
– Я понял идею, – сказал Бардас. – Вы – проба.
Анакс остановился и широко усмехнулся.
– Ну наконец-то нашелся человек, который меня слушал. Да, верно, мы – проба. Мы все доводим до совершенства, подвергая испытанию. Предельному напряжению. Вплоть до уничтожения. То, что выдерживает, идет в нашу коллекцию, что ломается, мы отбрасываем как мусор. Подобно всему остальному, это абсолютно просто, когда начинаешь думать в верном направлении.
После того как доспехи прошли рихтовку, Анакс пробил дыры для заклепок, нарезал ремни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Вообще-то я об этом не думал, – ответил Бардас, складывая рубашку. – Из того, что мне сказали, я понял, что моя главная задача – стоять где-нибудь на высоком холме, где меня увидит Темрай, и устрашать его одним своим видом. Меня бы это вполне устроило. – Он вздохнул. – Боги свидетели, я вовсе не рвусь в гущу сражения.
Анакс покачал головой.
– Он об этом, видите ли, не думал, – повторил Сын Неба. – Заместитель инспектора Пробирной палаты, или как он там себя называет, даже не позаботился о собственной шкуре и готов удовольствоваться тем барахлом, которое подсунет ему какой-нибудь кладовщик. Мы этого допустить не можем, правда, Болло? Представь только, как отразится на нас, если он потеряет руку, ногу или вообще погибнет. У некоторых все проблемы возникают из-за того, что они просто не думают.
– Ладно, ладно, – ответил Бардас. – Подберите для меня что-нибудь, по крайней мере я буду знать, кого винить.
– Мы сделаем кое-что получше, – сказал Анакс. – Мы изготовим все сами.
Бардас удивленно посмотрел на него:
– Мне казалось, здесь только проверяют качество. Я и не знал, что вы что-то делаете.
Анакс изобразил крайнее возмущение и обиду:
– Вы что-то имеете против? Да я двадцать лет работал лудильщиком и…
– Пока не пришло время продвинуть вас по службе? Анакс хлопнул его по спине.
– Жаль, жаль. Человек только начинает осваиваться, привыкать, понимать что к чему, а его берут и отправляют неизвестно куда. Неразумное расточительство.
Прежде чем Бардас успел что-либо сказать, старик вышел из комнаты. Он шел так быстро, что Бардас едва поспевал за ним, петляя по лабиринту коридоров и галерей, ведущих к главной мастерской. За спиной Лордан слышал тяжелое сопение Болло, неприспособленного природой ни к быстроте, ни к проворству.
– Хорошо, – сказал Анакс, заглядывая в помещение. – Значит, ее еще никто не обнаружил. Боюсь, однажды я приду сюда и увижу толпу работников, прощай моя личная мастерская. Где Болло с лампой? Нам надо кое-что отыскать.
Вскоре появился свет, и Бардас смог оглядеться. Посреди мастерской стояла наковальня, весившая никак не меньше трех центнеров и привинченная к массивной дубовой опоре, которая должна была поглощать силу ударов. Здесь же, рядом с наковальней, лежала металлическая плита с просверленными в ней отверстиями, с выемками различной формы, круглыми, квадратными, треугольными, для получения нужных стальных профилей. В конце дубовой опоры Бардас увидел аккуратно проделанное отверстие в форме чаши, глубиной в половину большого пальца. С гладкими, ровными краями.
– Это чтобы придавать вогнутую форму, – объяснил Анакс. – А вот это вальцы. – Он кивком указал на некое приспособление, укрепленное на большом верстаке. – Здесь же можно резать, ровнять, сверлить. Все необходимое. А теперь посмотрим, что у нас тут. – Старик опустился на колени и пошарил под верстаком. – Есть, на месте. – Он вытащил стальной лист, побуревший от ржавчины. – Отложил специально лет пятнадцать назад на тот случай, если понадобится изготовить нечто по-настоящему хорошее. Я сам видел, как эту сталь отливали из первоклассного коллеонского железа, чудесного, чистого материала без малейшего изъяна, не то что тот мусор, которым мы пользуемся здесь. Здесь вполне достаточно для доспехов, если работать аккуратно.
Он прикусил губу, потом продолжил:
– Знаете, вам это может показаться глупым, но когда я ее увидел, то понял, что придет день, и ей найдется применение.
Бардасу стало немного не по себе.
– Вы уверены, что… – Он сбился. – То есть… может, не стоит пускать ее…
– Все в порядке, – усмехнулся Анакс. – Главное, что она пойдет тому, кто сумеет ею воспользоваться.
– Не знаю, смогу ли я…
Из ящика в углу Анакс достал несколько образцов, вырезанных из тонкого дерева.
– Нагрудники, наспинники, воротники, наколенники, рукавицы, забрала… так, а где кираса? Ага, вот и она. Что ж, не хватает разве что только сабатонов. Куда я их сунул? Нет, это, пожалуй, уж слишком. Трудно будет двигаться. Сабатоны…
– А что это такое? – полюбопытствовал Бардас.
– Ладно, обойдемся без них. Хватит. Болло, клади лист на верстак, я сделаю разметку. Вам повезло, что вы нормального роста. Вообще-то эти образцы рассчитаны на нас, Сынов Неба. Большинство из вас такие коротышки.
– Как вы, – указал Бардас.
– Вот именно, – согласился Анакс. – Но я все равно другой. К счастью для вас. От остальных представителей моего народа бесплатно можно получить разве что три дневных пайка. Болло, держи этот чертов лист крепче, он у тебя ерзает.
Потребовалось немало времени, чтобы сделать всю нужную разметку, и еще больше, чтобы вырезать заготовки. Болло резал по прямой, не прилагая видимых усилий и думая, похоже, о чем-то своем. Анакс брал на себя изгибы, вытворяя то, что казалось Бардасу невозможным, учитывая несопоставимость тонкой, почти ювелирной работы и грубую неуклюжесть инструмента.
– Вас беспокоит, – пропыхтел Анакс, – что я так легко режу сталь? Как бумагу, да? Вам кажется, что она слишком тонкая, чтобы быть хорошей. Скажу одно: верьте.
– Вообще-то я и не беспокоюсь, – пробормотал Бардас, но старик, похоже, не слышал, потому что продолжал говорить сам.
– Дело в том, что сталь – удивительная вещь. Я могу резать ее, гнуть, придать ей любую форму, словно это пергамент или глина, но когда я все закончу, то даже Болло со своим самым большим молотом не сумеет оставить в ней ни единой выщербины. А знаете, в чем секрет? В напряжении, – сам себе ответил он, не дожидаясь, пока Бардас придумает что-то умное. – Немножко напряжения, немножко давления, помучить ее чуть-чуть, и вот вам отличная броня, настоящая вещь. Ух! – Он покачал головой, порезав палец об острый край пластины. – Так мне и надо, нельзя не думать о том, что делаешь.
Капля крови упала на сталь, подобно одной-единственной дождинке, и застыла, похожая на головку заклепки.
– Напряжение, – повторил старик, закладывая вырезанную заготовку в вальцы.
То, что он делал дальше, стало для Бардаса настоящим откровением. Наблюдая за манипуляциями Анакса, за его точными, рассчитанными движениями, за стадиями превращения плоского куска стали в нечто совершенно другое, он одновременно слушал комментарии Сына Неба.
– Напряжение… Вот здесь напряжение направлено наружу, оно подобно арке. Попробуйте ударить, и поймете, что преодолеть его не так-то просто. Это ваша первая линия обороны, она проходит по вашей ноге… отсюда досюда. Как бы сильно вас ни ударили, сила не пройдет дальше и не размозжит кость. Вы еще скажете мне спасибо, когда кто-нибудь рубанет вам по голени.
Бардас вежливо улыбнулся:
– Это ведь для защиты ноги, да?
– Это наголенник, – поправил Анакс, – не демонстрируйте всем свое невежество. Он защищает ногу от голени до лодыжки. – Старик поднял деталь, провел пальцем по краям. Легко сжал их двумя руками. – Надо, чтобы латы облегали защищаемую часть тела плотно, не жали, но и не болтались. Сейчас все приладим.
– Не сомневаюсь.
Когда наконец качество работы удовлетворило требованиям Анакса – Бардас не заметил никакой разницы между тем, что было вначале, и тем, что получилось в итоге, – старик перешел к наковальне и взял мягкий молоток, удары у него получались быстрые, ритмичные, размеренные.
– Еще немного напряжения, – отдуваясь, объяснил он. – Как только края будут загнуты, их уже не разожмешь руками. Никакой эластичности, как и требуется правилами. А рихтовка пока подождет. Сейчас нам надо сделать углубление. – Он взял заготовки для наколенников и налокотников, вырезанные в форме чаш. – Именно на этой стадии мы придаем латам настоящее напряжение. – Сын Неба наложил пластину на выдолбленное в дереве углубление таким образом, чтобы ее середина находилась непосредственно над самым глубоким местом. – Важно понимать, в чем суть напряжения, чтобы сделать все правильно, а не испортить. Ударишь в середину слишком сильно, и она станет тонкой. Работать надо аккуратно, нежно, начиная с краев и продвигаясь к центру… вот так, как бы отжимая плотность к верхушке купола, где ей самое место.
Анакс остановился, вытер лоб тыльной стороной ладони и усмехнулся.
– Сложно? Медленно? Хм, никто и не говорил, что это легко и просто. – Молоток падал и отскакивал, быстро и четко, рука работала с минимальными усилиями. Эффект достигался за счет аккуратности и упорства. – Кроме напряжения, есть еще и давление. Внутренняя часть обрабатывается сильнее и тщательнее, чем наружная. Изнутри напряжение больше, а напряжение есть сила… во всех отношениях. Запомните, мой друг, напряжение изнутри – это сила снаружи, а твердость зависит от того, сколько труда вы вложите в работу. Поймете это – поймете все.
Оранжевый отсвет пламени перекатывался по стальной пластине словно остатки вина по дну серебряной чаши.
– Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать, – ответил Бардас. – Но разве металл не может ослабеть, если бить по нему слишком долго?
Анакс кивнул:
– Это кое-что другое. Называется усталостью. Металл достигает состояния, когда дальнейшее напряжение уже невозможно. Появляется усталость. Иногда, когда кажется, что надо нанести еще парочку ударов, проклятая железяка раскалывается как стекло. Это хрупкость. Но вам беспокоиться не о чем, мы взяли самое лучшее. А потом еще и испытание устроим.
Когда он закончил, плоская пластинка превратилась в куполообразную, идеально гладкую, без малейших морщин.
– Она и должна быть гладкая. Там, где нет полной гладкости, есть слабые места. – Анакс поднял изделие на свет, проверить, нет ли каких изъянов. – Хорошая ковка дает форму. Форма – это сила. Посмотрите, вот форма, которая и требуется в данном случае. Можно надеть самые тяжелые сапоги и прыгать на ней целый день, с утра до вечера, не оставив ни единой отметины.
Болло занимался какой-то большой пластиной, придавая ей необходимый изгиб.
– Память, – продолжал Анакс, – через нее достигается напряжение. Дайте металлу память, форму, к которой он должен вернуться, когда что-то попытается ее нарушить. Тогда при любом воздействии он будет стремиться к этой форме, что и дает металлу силу сопротивления. Память – это напряжение, напряжение – это сила. Все очень просто, когда доходишь до сути.
– Сыны Неба… Я буду откровенен с вами… – Бардас замялся. – Мне трудно понять. Вы не против, что я спрашиваю?
Анакс взглянул на него и улыбнулся. Улыбка получилась страшноватая – сдержанный оскал.
– Вы меня спрашиваете… Полагаю, это что-то вроде комплимента. Вы говорите себе, что Сыны Неба – мерзавцы, но этот не такой, как остальные, он почти нормальный. Это показывает, – Анакс сдавил пластину, и она подчинилась ему, выгнувшись в нужную сторону, – что вы ни черта не знаете о Сынах Неба. О нас никто ничего не знает, кроме нас самих. А мы никому не рассказываем.
– Понятно. Извините, я не хотел вас обидеть.
– Невежество не обижает, – любезно ответил Анакс. – То есть я хочу сказать, что оно не обижает человека просвещенного ума. Я скажу вам вот что: я дам вам несколько намеков. Броня для души, вот что такое сведения для ограниченного пользования.
– Спасибо.
– Сыновья Неба, – продолжал Анакс, обрабатывая края нагрудника: он слегка повысил голос, чтобы стук молотка, ясный и чистый, не заглушал его слов. – Сыновья Неба – это вот что. – Он остановил молоток на полпути к цели. – И еще вот это. – Он завершил удар по пластине. – Мы – Сыновья Неба, а этот нагрудник – это вы. Вам никогда не приходило в голову, что все в мире, возможно, имеет какое-то значение? Нет, я говорю не об этом. Слишком глупое обобщение. Но если оно верно, полностью или частично, то Сыновья Неба – это значение. Мы – ось, а все остальное – колеса. Весь мир существует ради нас. Ради облегчения нашей работы.
– Понятно. И что же это за работа?
Анакс улыбнулся:
– Совершенство. Мы совершенны. Все, к чему мы прикасаемся, становится совершенным. Ну, – он слегка сместил палец на рукоятке молотка, – по крайней мере в теории. На практике мы тоже многое разбиваем. Многое портим. Вы понимаете, к чему я клоню, или хотите, чтобы я объяснил подробнее?
– Я понял идею, – сказал Бардас. – Вы – проба.
Анакс остановился и широко усмехнулся.
– Ну наконец-то нашелся человек, который меня слушал. Да, верно, мы – проба. Мы все доводим до совершенства, подвергая испытанию. Предельному напряжению. Вплоть до уничтожения. То, что выдерживает, идет в нашу коллекцию, что ломается, мы отбрасываем как мусор. Подобно всему остальному, это абсолютно просто, когда начинаешь думать в верном направлении.
После того как доспехи прошли рихтовку, Анакс пробил дыры для заклепок, нарезал ремни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80