В обычных обстоятельствах обирать убитых считается дурным вкусом, но в данном случае – он был в этом уверен – возможно исключение.
– Внимание! – крикнул кто-то – то ли Алексий, то ли один из семи мертвецов, – и в этот момент вся галерея содрогнулась, словно ее встряхнули.
Пыль моментально набилась в нос и рот, и тут же второй толчок заставил его стать на колени, а затем третий обрушил на него потолок.
– Камуфлет, – произнес кто-то. – Большой, большой камуфлет. Мы взорвали их галерею, ура!
– Чудесно, – громко сказал Бардас, и тут пыль, словно хлынувший из песочных часов песок, заполнила все пространство.
Глава 2
– …доблестный чертов герой войны. Откапывали мерзавца, как какой-нибудь трюфель. Думали, это один из них, пока кто-то не заметил сапоги.
Бардас Лордан открыл глаза, и свет ослепил его. Он зажмурился, но недостаточно быстро. Боль и страх заставили его вскрикнуть.
– Эй, посмотрите, он приходит в себя, – сказал чей-то голос.
Невероятно, как живые существа могут переносить этот безжалостный, ослепляющий блеск; такого просто не может быть, он нереальный, это галлюцинация.
– Вот чудеса. Парень просто не должен был выжить, его должно было убить.
Что ты знаешь? Как можно убить того, кто уже умер и погребен?
Бардас попытался пошевелиться, но все его тело болело. Свет обжигал глаза даже сквозь веки.
– Сарж? Сарж, ты меня слышишь?
Голос был смутно знаком, что показалось ему странным. Как назывались те маленькие ящерицы, жившие в огне? Саламандры. Откуда, черт возьми, он узнал о саламандрах, и почему это существо называет его Саржем?
– Все нормально, – сказал еще один голос. – Просто на него свалился город: неудивительно, что у парня немного кружится голова.
Этот голос тоже был знаком. Две саламандры.
– Алексий? Алексий, это ты? Перестань дурачить этих недоумков и погаси чертов свет.
– Сарж? Эй, смотрите, он очнулся. Кто такой Алексий? Вы знаете?
– Кто ты? Я не вижу тебя, поэтому ты должен быть реальным. Неужели я убил тебя только сейчас, в галерее?
– Боги! – Это уже третий голос. – Он совсем рехнулся. Спятил. Наверное, мозги отшибло.
– Я ж сказал, ему на башку рухнул весь Ап-Эскатой, чего ты еще хочешь? Через пару дней будет как огурчик.
Никуда не денешься, рано или поздно, так или иначе, но глаза придется открывать. Все равно свет просачивается под веки, проникая в мозг.
– Может быть, я тоже умер и превратился в саламандру, а, Алексий? Ты должен был меня предупредить.
Он открыл глаза.
Поначалу Бардас различал лишь некую форму: большой коричневый овал, нависший над ним. Должно быть, такими видит людей карп из пруда.
– Сарж? – сказал овал. – Это я, Малишо. Капрал Малишо. Помнишь?
Лордан покачал головой – получилось больно.
– Не смеши меня, – пробормотал он. – Ты совсем на него не похож.
– Да это же я, Сарж. Приглядись. Эй, Доллус, скажи ему, что это я.
В поле зрения Бардаса появился второй овал, еще одна саламандра.
– Подумай, Малишо. Он же ни разу тебя не видел. Если уж на то пошло, не видел никого из нас. И мы его тоже не видели. Подумай.
– Тогда откуда нам знать, что это действительно он? – спросил кто-то еще. – Может, это один из них. Эй, не надо так на меня смотреть, я только говорю, что это возможно.
– Это он, – твердо сказала саламандра по имени Малишо. – Я где хочешь этот голос узнаю. Сарж, очнись. Все в порядке, это мы. Седьмая смена, то, что от нее осталось. Ты поправишься. Мы откопали тебя после того, как взорвался камуфлет. Война окончена. Всё. Мы победили.
Трудно было держать глаза открытыми – веки ползли вниз, и он чувствовал, как рвутся удерживающие их мышцы. Как прохудившаяся ткань.
– Победили?
– Точно. Свалили их чертов бастион, ворота рухнули, и мы взяли город штурмом. Мы победили.
– О! – Что это еще за война? О чем он говорит? Я не помню никакой войны. — Хорошо. Отлично.
– Парень понятия не имеет, о чем ты говоришь, – сказала саламандра. – Хватит, Малишо, дай бедолаге немного отдохнуть.
Легат сумел распознать корицу, гвоздику, легкий привкус имбиря, фиалковое масло, нотку жасмина. Однако один, особенный ингредиент никак не поддавался идентификации, и это бесило легата.
– Семья, – говорил полковник, – довольно известная. Была сестра, управлявшая банком на Сконе…
– Скона. – Легат осторожно опустил на поднос крохотную серебряную чашечку. – Кажется, я где-то слышал это название. Там не было войны?
– Небольшая, – ответил полковник. – Но на торговлю повлияла, хоть и ненадолго. Есть еще брат, какой-то мелкий военачальник в местечке, называемом Месогой. Ну и, конечно, наш герой командовал последней обороной Перимадеи.
– Да уж. – Жимолость? Нет, здесь сладость немного другая, не такая сухая. – Славная семейка.
– Вообще-то нет, – ответил полковник, улыбаясь. – Их отец был всего лишь арендатором. Но это уже не важно. Замечательный человек, учитывая его положение. Надо что-то сделать. Как-то его отметить. Армии это понравится.
Легат едва заметно наклонил голову.
– Придется подумать, – сказал он. – Грань между признанием заслуг и поощрением личности в таких случаях опасно тонка. Что касается политической стороны вопроса… – Мед, это, конечно, мед, приправленный чем-то. Неудивительно, что аромат столь неуловим. – Так вот, что касается политической стороны вопроса, то сейчас мы предпочитаем делать акцент на командные усилия и групповые достижения, и, насколько я понимаю, в данном конкретном случае дело обстоит именно так.
Полковник кивнул.
– Конечно, – сказал он. – До определенной степени, именно так, и мы должны работать в этом направлении. Но в армии сержант Лордан стал чем-то вроде легенды. Если мы откажем ему в официальном признании, то контрпродуктивным может стать и признание заслуг целой части. Солдаты всегда твердо стоят за своих, в этом, собственно, их сила.
– Вы правы. – Легат не нахмурился, но ему совсем не понравилось то, что он услышал. Тем не менее вопрос не столь уж и важен. – Хорошо, – сказал он, снова поднимая чашку. – Не думаю, что кому-то повредит, если мы позволим этому человеку испытать свой момент славы. Лавровый венок и почетное место в парадном марше, если он успеет встать в строй. Ну и продвижение по службе.
Полковник кивнул в знак того, что предложение его устраивает. Повышение означает перевод, а значит, он окажется вдали от солдат, избравших его своим объектом преданности.
– Гражданство? Или, может быть, нет. Хотя, конечно, прецеденты уже случались.
– С этим мне придется обратиться в службу управления провинции, – сказал легат. – Прецедент не есть то же самое, что правило или даже обычай. И тот факт, что когда-то что-то произошло однажды и было признано официально, не означает, что так должно быть и дальше.
Полковник промолчал, показав тем самым, что вопрос остается, не снимается с повестки. У легата свои хозяева-политики, но у него армия, нуждающаяся в мотивации, и, в конце концов, он только взял Ап-Эскатой.
– Простите, – сказал вдруг легат, – но мне просто необходимо кое-что узнать. Это мед?
Полковник улыбнулся.
– Вы очень разборчивы, – сказал он. – Да, верно, это мед, весьма редкая, характерная только для этого района разновидность. И он не местный, его привозят издалека, с севера. Больше такого нигде нет. Это вересковый мед.
– Вересковый, – повторил легат таким тоном, будто полковник упомянул о морских змеях.
– Пчелы собирают нектар с цветов вереска, – объяснил полковник, – и это придает меду столь выраженный аромат. Сам по себе он ничего особенного не представляет, но смешанный в нужной пропорции с другими ингредиентами дает неплохой эффект, вы не думаете?
Вересковый мед, подумал легат, что дальше? Он, пожалуй, даже пошел бы на уступку в вопросе о гражданстве, но в центре его бы не поняли. Пока еще.
– Ваш сержант… вот что я сделаю. Мы дадим ему испытательный срок. Если он прослужит столько-то лет, то получит полное гражданство. Я бы сказал, такое решение устанавливает нужный баланс между признанием и побуждением, согласны?
Полковник улыбнулся:
– Вот и отлично. Уверен, это самым чудесным образом скажется на моральном духе. – Он поднял серебряный кувшин и наполнил чашку легата. – Очень важно, так я всегда считал, не упустить победу из рук.
На известие о падении Ап-Эскатоя, последовавшего после трех лет осады, купцы острова отреагировали с характерной быстротой и решительностью. Они тут же подняли цены на изюм (на четверть за бушель), шафран (на шесть четвертей за унцию), индиго, корицу и свинцовые белила. В результате рынок выровнялся, а не отправился в свободное падение, и заемный процент банка Шастела установился в конце дня на уровне, превышающем прежний на полпроцента. Кто-то, конечно, потерял, но большинство получили прибыль, и по завершении торгов уже можно было с уверенностью сказать, что долговременного урона удалось избежать.
– И все же, – сказал Венарт Аузелл, наливая себе еще одну чашку крепкого вина, – должен признаться, что беспокойств хватало. Мы были в ужасном положении. Нам всем следует радоваться и благодарить судьбу за то, что не произошло самого худшего.
– Худшее впереди, – пробормотала Исъют Месатгес, утирая губы тыльной стороной ладони. Новый наряд – такой же, как у принцессы воинов в позапрошлом году, только поменьше золота и побольше перьев – был ей к лицу, но в нем не нашлось места для носового платка. – У нас нет абсолютно никаких оснований полагать, что они там и остановятся. Если только их кто-то не заставит, – твердо добавила она. – Они нам мешают, и что-то надо с этим делать. Не знаю, Гидо, чему ты так радуешься. Если императорская армия решит идти вверх по побережью, а не вниз, как все предполагают, то ты не сможешь раздать концессии на перец, о которых мы так много слышали.
Венарт нахмурился:
– Ну, это вряд ли. То есть я хочу сказать, что цель всего этого предприятия в том, чтобы укрепить западную границу. Если они пойдут на север, а не на юг, то только растянут ее, а следовательно, ослабят.
– О боги! Вен, какой же ты наивный, – раздраженно бросила Исъют. – Укрепление границ… Черта с два! Мы имеем дело с обычной, примитивной, старой как мир экспансией, о чем тебе сказал бы каждый, у кого еще остались мозги, три года назад. Нет, мы должны были остановить их у Ап-Эскатоя, а еще лучше у Ап-Эси или даже – черт бы их побрал – до того, как они перешли границу. Чем дальше они проникнут, тем хуже, и это простой, не требующий доказательств факт.
Гидо Глайа зевнул и зачерпнул пригоршню оливок.
– Если вы просто выслушаете меня, то поймете, что я вовсе не не согласен с вами. Я считаю, что они хуже чумы, что они представляют собой серьезную опасность, и слава богам, что мы живем на острове. Вы лишь ошибаетесь, думая, что мы можем что-то с этим поделать. – Он открыл рот и сплюнул в ладонь косточку. – Сейчас, возможно, мы… и Шастел, и банда головорезов Горгаса Лордана, орудующая в Месоге, и люди вождя Темрая – если кому-то надо беспокоиться, так это им; если бы я управлял провинцией, то знал бы, что должно стоять на первом месте в списке приобретений, – если все мы сейчас сплотимся, перестанем сосать палец, встанем за Ап-Сени и скажем им: «все, хватит, ни шагу дальше»… – Он пожал плечами. – Да, получиться может и так, и эдак, все зависит от того, что еще потребуется властям провинции —этого мы просто не знаем, хотя и должны были бы знать… разве не скандал, что нам ничего не известно? Но давайте посмотрим фактам в лицо, этого не будет. Нет, единственное, что мы можем, это начать мягкие переговоры с властями провинции о договоре о ненападении, о тарифах, о предоставлении статуса торгового предпочтения. Знаете, они ведь не дикари. Если мы научимся любить равнинных жителей, то сможем просто прекрасно вести дела с этими скотами.
Сестра Венарта, Ветриз, лежавшая на диване, притворно зевнула и поднялась.
– Вы шутите, Гидо, – сказала она. – Скажите еще, что нам надо спать с этими неотесанными мужланами. И это после того, что они сделали с Городом?
Гидо ухмыльнулся:
– Мы ведем с ними торговлю. И вы с ними торгуете. Даже банк Шастела ведет с ними дела, а уж все знают, что если у кого-то и есть причины таить на них обиду, то это у нее. – Он подался вперед и почесал подъем стопы. – Кстати, где Эйтли? Я думал, она будет здесь.
Исъют нахмурилась:
– О, она же такая занятая теперь. Можно подумать, ей принадлежит весь банк.
– Исъют попыталась получить заем, чтобы взять те опционы на специи, – объяснил Гидо, – и Эйтли просто-напросто завернула ее.
– Вам бы следовало посоветоваться со мной. – Он повернулся к Исъют с теплой, снисходительной улыбкой. – Эйтли одевается как островитяне, разговаривает как островитянка, и деловое чутье у нее сильнее, чем у любого из нас, родившихся и выросших здесь, но когда речь заходит о том, чтобы одолжить у нее деньги, она становится перимадеянкой до мозга костей и всегда будет такой.
Исъют фыркнула и потянулась через стол к кувшину с вином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Внимание! – крикнул кто-то – то ли Алексий, то ли один из семи мертвецов, – и в этот момент вся галерея содрогнулась, словно ее встряхнули.
Пыль моментально набилась в нос и рот, и тут же второй толчок заставил его стать на колени, а затем третий обрушил на него потолок.
– Камуфлет, – произнес кто-то. – Большой, большой камуфлет. Мы взорвали их галерею, ура!
– Чудесно, – громко сказал Бардас, и тут пыль, словно хлынувший из песочных часов песок, заполнила все пространство.
Глава 2
– …доблестный чертов герой войны. Откапывали мерзавца, как какой-нибудь трюфель. Думали, это один из них, пока кто-то не заметил сапоги.
Бардас Лордан открыл глаза, и свет ослепил его. Он зажмурился, но недостаточно быстро. Боль и страх заставили его вскрикнуть.
– Эй, посмотрите, он приходит в себя, – сказал чей-то голос.
Невероятно, как живые существа могут переносить этот безжалостный, ослепляющий блеск; такого просто не может быть, он нереальный, это галлюцинация.
– Вот чудеса. Парень просто не должен был выжить, его должно было убить.
Что ты знаешь? Как можно убить того, кто уже умер и погребен?
Бардас попытался пошевелиться, но все его тело болело. Свет обжигал глаза даже сквозь веки.
– Сарж? Сарж, ты меня слышишь?
Голос был смутно знаком, что показалось ему странным. Как назывались те маленькие ящерицы, жившие в огне? Саламандры. Откуда, черт возьми, он узнал о саламандрах, и почему это существо называет его Саржем?
– Все нормально, – сказал еще один голос. – Просто на него свалился город: неудивительно, что у парня немного кружится голова.
Этот голос тоже был знаком. Две саламандры.
– Алексий? Алексий, это ты? Перестань дурачить этих недоумков и погаси чертов свет.
– Сарж? Эй, смотрите, он очнулся. Кто такой Алексий? Вы знаете?
– Кто ты? Я не вижу тебя, поэтому ты должен быть реальным. Неужели я убил тебя только сейчас, в галерее?
– Боги! – Это уже третий голос. – Он совсем рехнулся. Спятил. Наверное, мозги отшибло.
– Я ж сказал, ему на башку рухнул весь Ап-Эскатой, чего ты еще хочешь? Через пару дней будет как огурчик.
Никуда не денешься, рано или поздно, так или иначе, но глаза придется открывать. Все равно свет просачивается под веки, проникая в мозг.
– Может быть, я тоже умер и превратился в саламандру, а, Алексий? Ты должен был меня предупредить.
Он открыл глаза.
Поначалу Бардас различал лишь некую форму: большой коричневый овал, нависший над ним. Должно быть, такими видит людей карп из пруда.
– Сарж? – сказал овал. – Это я, Малишо. Капрал Малишо. Помнишь?
Лордан покачал головой – получилось больно.
– Не смеши меня, – пробормотал он. – Ты совсем на него не похож.
– Да это же я, Сарж. Приглядись. Эй, Доллус, скажи ему, что это я.
В поле зрения Бардаса появился второй овал, еще одна саламандра.
– Подумай, Малишо. Он же ни разу тебя не видел. Если уж на то пошло, не видел никого из нас. И мы его тоже не видели. Подумай.
– Тогда откуда нам знать, что это действительно он? – спросил кто-то еще. – Может, это один из них. Эй, не надо так на меня смотреть, я только говорю, что это возможно.
– Это он, – твердо сказала саламандра по имени Малишо. – Я где хочешь этот голос узнаю. Сарж, очнись. Все в порядке, это мы. Седьмая смена, то, что от нее осталось. Ты поправишься. Мы откопали тебя после того, как взорвался камуфлет. Война окончена. Всё. Мы победили.
Трудно было держать глаза открытыми – веки ползли вниз, и он чувствовал, как рвутся удерживающие их мышцы. Как прохудившаяся ткань.
– Победили?
– Точно. Свалили их чертов бастион, ворота рухнули, и мы взяли город штурмом. Мы победили.
– О! – Что это еще за война? О чем он говорит? Я не помню никакой войны. — Хорошо. Отлично.
– Парень понятия не имеет, о чем ты говоришь, – сказала саламандра. – Хватит, Малишо, дай бедолаге немного отдохнуть.
Легат сумел распознать корицу, гвоздику, легкий привкус имбиря, фиалковое масло, нотку жасмина. Однако один, особенный ингредиент никак не поддавался идентификации, и это бесило легата.
– Семья, – говорил полковник, – довольно известная. Была сестра, управлявшая банком на Сконе…
– Скона. – Легат осторожно опустил на поднос крохотную серебряную чашечку. – Кажется, я где-то слышал это название. Там не было войны?
– Небольшая, – ответил полковник. – Но на торговлю повлияла, хоть и ненадолго. Есть еще брат, какой-то мелкий военачальник в местечке, называемом Месогой. Ну и, конечно, наш герой командовал последней обороной Перимадеи.
– Да уж. – Жимолость? Нет, здесь сладость немного другая, не такая сухая. – Славная семейка.
– Вообще-то нет, – ответил полковник, улыбаясь. – Их отец был всего лишь арендатором. Но это уже не важно. Замечательный человек, учитывая его положение. Надо что-то сделать. Как-то его отметить. Армии это понравится.
Легат едва заметно наклонил голову.
– Придется подумать, – сказал он. – Грань между признанием заслуг и поощрением личности в таких случаях опасно тонка. Что касается политической стороны вопроса… – Мед, это, конечно, мед, приправленный чем-то. Неудивительно, что аромат столь неуловим. – Так вот, что касается политической стороны вопроса, то сейчас мы предпочитаем делать акцент на командные усилия и групповые достижения, и, насколько я понимаю, в данном конкретном случае дело обстоит именно так.
Полковник кивнул.
– Конечно, – сказал он. – До определенной степени, именно так, и мы должны работать в этом направлении. Но в армии сержант Лордан стал чем-то вроде легенды. Если мы откажем ему в официальном признании, то контрпродуктивным может стать и признание заслуг целой части. Солдаты всегда твердо стоят за своих, в этом, собственно, их сила.
– Вы правы. – Легат не нахмурился, но ему совсем не понравилось то, что он услышал. Тем не менее вопрос не столь уж и важен. – Хорошо, – сказал он, снова поднимая чашку. – Не думаю, что кому-то повредит, если мы позволим этому человеку испытать свой момент славы. Лавровый венок и почетное место в парадном марше, если он успеет встать в строй. Ну и продвижение по службе.
Полковник кивнул в знак того, что предложение его устраивает. Повышение означает перевод, а значит, он окажется вдали от солдат, избравших его своим объектом преданности.
– Гражданство? Или, может быть, нет. Хотя, конечно, прецеденты уже случались.
– С этим мне придется обратиться в службу управления провинции, – сказал легат. – Прецедент не есть то же самое, что правило или даже обычай. И тот факт, что когда-то что-то произошло однажды и было признано официально, не означает, что так должно быть и дальше.
Полковник промолчал, показав тем самым, что вопрос остается, не снимается с повестки. У легата свои хозяева-политики, но у него армия, нуждающаяся в мотивации, и, в конце концов, он только взял Ап-Эскатой.
– Простите, – сказал вдруг легат, – но мне просто необходимо кое-что узнать. Это мед?
Полковник улыбнулся.
– Вы очень разборчивы, – сказал он. – Да, верно, это мед, весьма редкая, характерная только для этого района разновидность. И он не местный, его привозят издалека, с севера. Больше такого нигде нет. Это вересковый мед.
– Вересковый, – повторил легат таким тоном, будто полковник упомянул о морских змеях.
– Пчелы собирают нектар с цветов вереска, – объяснил полковник, – и это придает меду столь выраженный аромат. Сам по себе он ничего особенного не представляет, но смешанный в нужной пропорции с другими ингредиентами дает неплохой эффект, вы не думаете?
Вересковый мед, подумал легат, что дальше? Он, пожалуй, даже пошел бы на уступку в вопросе о гражданстве, но в центре его бы не поняли. Пока еще.
– Ваш сержант… вот что я сделаю. Мы дадим ему испытательный срок. Если он прослужит столько-то лет, то получит полное гражданство. Я бы сказал, такое решение устанавливает нужный баланс между признанием и побуждением, согласны?
Полковник улыбнулся:
– Вот и отлично. Уверен, это самым чудесным образом скажется на моральном духе. – Он поднял серебряный кувшин и наполнил чашку легата. – Очень важно, так я всегда считал, не упустить победу из рук.
На известие о падении Ап-Эскатоя, последовавшего после трех лет осады, купцы острова отреагировали с характерной быстротой и решительностью. Они тут же подняли цены на изюм (на четверть за бушель), шафран (на шесть четвертей за унцию), индиго, корицу и свинцовые белила. В результате рынок выровнялся, а не отправился в свободное падение, и заемный процент банка Шастела установился в конце дня на уровне, превышающем прежний на полпроцента. Кто-то, конечно, потерял, но большинство получили прибыль, и по завершении торгов уже можно было с уверенностью сказать, что долговременного урона удалось избежать.
– И все же, – сказал Венарт Аузелл, наливая себе еще одну чашку крепкого вина, – должен признаться, что беспокойств хватало. Мы были в ужасном положении. Нам всем следует радоваться и благодарить судьбу за то, что не произошло самого худшего.
– Худшее впереди, – пробормотала Исъют Месатгес, утирая губы тыльной стороной ладони. Новый наряд – такой же, как у принцессы воинов в позапрошлом году, только поменьше золота и побольше перьев – был ей к лицу, но в нем не нашлось места для носового платка. – У нас нет абсолютно никаких оснований полагать, что они там и остановятся. Если только их кто-то не заставит, – твердо добавила она. – Они нам мешают, и что-то надо с этим делать. Не знаю, Гидо, чему ты так радуешься. Если императорская армия решит идти вверх по побережью, а не вниз, как все предполагают, то ты не сможешь раздать концессии на перец, о которых мы так много слышали.
Венарт нахмурился:
– Ну, это вряд ли. То есть я хочу сказать, что цель всего этого предприятия в том, чтобы укрепить западную границу. Если они пойдут на север, а не на юг, то только растянут ее, а следовательно, ослабят.
– О боги! Вен, какой же ты наивный, – раздраженно бросила Исъют. – Укрепление границ… Черта с два! Мы имеем дело с обычной, примитивной, старой как мир экспансией, о чем тебе сказал бы каждый, у кого еще остались мозги, три года назад. Нет, мы должны были остановить их у Ап-Эскатоя, а еще лучше у Ап-Эси или даже – черт бы их побрал – до того, как они перешли границу. Чем дальше они проникнут, тем хуже, и это простой, не требующий доказательств факт.
Гидо Глайа зевнул и зачерпнул пригоршню оливок.
– Если вы просто выслушаете меня, то поймете, что я вовсе не не согласен с вами. Я считаю, что они хуже чумы, что они представляют собой серьезную опасность, и слава богам, что мы живем на острове. Вы лишь ошибаетесь, думая, что мы можем что-то с этим поделать. – Он открыл рот и сплюнул в ладонь косточку. – Сейчас, возможно, мы… и Шастел, и банда головорезов Горгаса Лордана, орудующая в Месоге, и люди вождя Темрая – если кому-то надо беспокоиться, так это им; если бы я управлял провинцией, то знал бы, что должно стоять на первом месте в списке приобретений, – если все мы сейчас сплотимся, перестанем сосать палец, встанем за Ап-Сени и скажем им: «все, хватит, ни шагу дальше»… – Он пожал плечами. – Да, получиться может и так, и эдак, все зависит от того, что еще потребуется властям провинции —этого мы просто не знаем, хотя и должны были бы знать… разве не скандал, что нам ничего не известно? Но давайте посмотрим фактам в лицо, этого не будет. Нет, единственное, что мы можем, это начать мягкие переговоры с властями провинции о договоре о ненападении, о тарифах, о предоставлении статуса торгового предпочтения. Знаете, они ведь не дикари. Если мы научимся любить равнинных жителей, то сможем просто прекрасно вести дела с этими скотами.
Сестра Венарта, Ветриз, лежавшая на диване, притворно зевнула и поднялась.
– Вы шутите, Гидо, – сказала она. – Скажите еще, что нам надо спать с этими неотесанными мужланами. И это после того, что они сделали с Городом?
Гидо ухмыльнулся:
– Мы ведем с ними торговлю. И вы с ними торгуете. Даже банк Шастела ведет с ними дела, а уж все знают, что если у кого-то и есть причины таить на них обиду, то это у нее. – Он подался вперед и почесал подъем стопы. – Кстати, где Эйтли? Я думал, она будет здесь.
Исъют нахмурилась:
– О, она же такая занятая теперь. Можно подумать, ей принадлежит весь банк.
– Исъют попыталась получить заем, чтобы взять те опционы на специи, – объяснил Гидо, – и Эйтли просто-напросто завернула ее.
– Вам бы следовало посоветоваться со мной. – Он повернулся к Исъют с теплой, снисходительной улыбкой. – Эйтли одевается как островитяне, разговаривает как островитянка, и деловое чутье у нее сильнее, чем у любого из нас, родившихся и выросших здесь, но когда речь заходит о том, чтобы одолжить у нее деньги, она становится перимадеянкой до мозга костей и всегда будет такой.
Исъют фыркнула и потянулась через стол к кувшину с вином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80