Хани пригнулся, поклонился, и прошептал молитву. Сладковатый аромат висел в воздухе. Они вошли в переднюю комнату, высеченную в скале, здесь были лестницы, прочные двери и сводчатые потолки — все окрашено в красновато-оранжевый цвет, как будто они оказались в утробе, древнем доме старейших матерей человечества.
Там было множество людей, они сидели или стояли на коленях в полной тишине, головы их были закрыты легкими покрывалами и платками. Алан не увидел здесь детей. Невдалеке Лаоина стояла на коленях со склоненной головой рядом с другим дверным проемом, он был вырезан из камня, но по периметру отделан деревом.
Она прикрывала глаза рукой, как будто пытаясь заслониться от яркого света. Когда Алан остановился рядом с ней, она посмотрела на него и облегченно вздохнула.
— Мы не потеряли тебя! Подожди со мной.
Алан все еще нигде не видел Адику. Не обращая внимания на протестующие знаки Хани, он шагнул во второй дверной проем.
В свете факелов он увидел трех людей, двое из них были скрыты от взгляда покрывалами, а третья была Адика. Он чуть не задохнулся от насыщенного запаха фимиама. Горе и Ярость сидели по обе стороны от двери, дожидаясь его.
В полной тишине, со склоненной головой Адика ждала, пока один из скрытых покрывалом людей что-то бормотал над скрученным свертком, который он держал в руке. Свободная рука поднималась и опускалась в такт его монотонному бормотанию. На этой руке не хватало двух пальцев.
У его ног стоял широкий красно-белый горшок, украшенный спиралями, на которых, как на веточках дикой розы, виднелись шипы. Он наклонился и положил сверток в горшочек, и в этот момент ткань, прикрывающая сверток, откинулась в сторону так, что Алан увидел под ним лицо младенца, серое, отмеченное печатью смерти. Двупалый накрыл горшочек крышкой.
Второй человек шагнул вперед и поставил этот горшок в ряд с другими двенадцатью горшками, аккуратно выставленными на полке в нише, высеченной в скале. Они оба поднялись и вышли на середину комнаты, продолжая петь свои молитвы.
Адика увидела Алана, Выражение ее лица было мягкое и печальное, но улыбка облегчения осветила ее, когда она осторожно приложила палец к губам. Несмотря на то что иногда она казалась странной, он хорошо научился понимать язык телодвижений: она хотела, чтобы он остался стоять там, где был сейчас, чтобы не прерывать уже начавшуюся церемонию. Кивнув в знак согласия, он отступил назад к дверному проему и встал между Горем и Яростью.
Распевные молитвы закончились. Тишина повисла в комнате, всемогущая и плотная, подобно запаху фимиама. Но тишина не была абсолютной. До его слуха доносились отзвуки свистящего ветра, то появляющиеся, то исчезающие вновь. На мгновение ему показалось, что он слышит детский плач, но рыдания смешались с завываниями ветра, превратившись в неясный звук, низкий и долгий.
Помощница Двупалого откинула с головы покрывало, открыв молодое, с жесткими чертами, лицо. Нахмурив брови, она потрясла нитью камней, косточек и гладких деревянных бусинок, нарушая нависшую над ними тишину. Алан услышал, как люди, собравшиеся в передней комнате, поднялись и покинули ее.
Проход в эту комнату был занавешен мерцающей тканью; в нее были вплетены полосы из нитей, переливающихся металлическим блеском, на темно-синем фоне были вышиты золотые крылья, украшенные бусинками и ракушками. Двупалый откинул покрывало с головы. У него было серьезное лицо, обветренное солнцем и песком, с гладко выбритым подбородком. Трудно было точно сказать, сколько ему лет, если бы не морщинки в уголках его глаз. Он обратился с обычным приветствием, протянув вперед и раскрыв руку с тремя пальцами. Отчетливо был виден шрам: хорошо залеченная, но рваная рана — казалось, будто какой-то зверь откусил ему пальцы.
— Зачем ты пришла, дочь моя? Какие события заставили тебя прибыть в наши земли?
Адика рассказала ему историю их поспешного путешествия. Двупалый внимательно ее слушал, а Хани и Лаоина, скрытые от глаз занавесью, переводили разговор. Время от времени Двупалый прерывал ее, чтобы кое-что уточнить. Этому способствовало несовершенное знание чужого языка и неточный перевод.
— Действительно, — сказал Двупалый, когда Адика закончила говорить, — мы боялись самого худшего. Теперь необходимо поставить охрану у каждого каменного круга, потому что Проклятые могут появиться где угодно.
— Знают ли они тайну сотканных врат? — спросил Алан. — Или эти частые нападения с их стороны всего лишь прикрытие, чтобы заставить вас поверить, что они знают больше, чем есть на самом деле?
Двупалый усмехнулся. Когда он улыбался, его лицо заметно менялось; у него была ямочка на щеке.
— Кто сейчас говорит: супруг Адики или сын моего кузена, Хани? Быть может, они посылают небольшие отряды, которые совершают набеги в течение нескольких полнолуний, а иногда и сезонов. Так они делали раньше, доставляя неприятности человечеству. Нам может просто казаться, что они проходят через сотканные врата, а на самом деле они пользуются какой-то другой магией, которую мы не знаем. Но разве это имеет значение теперь, когда они убили Хорну и разорвали великое плетение?
— Не говорите так, — серьезно ответила Адика. — Мы прошли долгий путь вместе. Мы не можем позволить им сейчас нанести нам поражение.
— Мы должны быть полностью уверены, — задумчиво согласился Двупалый.
— Но как мне и моим помощникам найти людей Хорны и не попасть в ловушку?
Как только Хани закончил переводить, Двупалый задумался. Алан пристально смотрел на нишу, где на полке стояли стройные ряды горшочков с жертвоприношениями. Неужели в каждом из них был мертвый младенец? А может, удушливым ароматом курящегося фимиама пытались заглушить отвратительный запах гниения? Красная краска, подобно разлившейся крови, покрывала внутренние каменные стены ниши. Нарисованные фигуры женщин с толстыми ногами и объемными животами беременных, чем-то напоминающие Толстушку, танцевали по стенам ниши, празднуя смерть младенцев или защищая их. Трудно было сказать точнее.
— Песчаная буря может продлиться несколько дней. Некоторые люди моего племени искренне верят, что Проклятые испытывают нас сильными штормами, пытаясь сломить наш боевой дух.
— А как вы думаете, Двупалый? Проклятые знают много тайн и секретов. Может ли быть, что они умеют управлять погодой и создавать ее?
Он поднял свою искалеченную руку вверх, будто признавая свое поражение.
— Мне известно слишком мало. С каждым годом песчаные штормы усиливаются, это так. Но я не знаю точно, могут ли Проклятые пользоваться такой сильной магией, чтобы вызывать штормы в землях, которые находятся очень далеко от их дома.
— У них есть корабли.
— Да, это так. Но какую пользу принесет им шторм, когда они в море, если только они не научились подчинять каждое дуновение ветра своим желаниям? — И вновь он сделал этот жест побежденного, взглянув на свою молодую помощницу. Женщина нахмурилась, встретив его взгляд. Казалось, ничто не могло нарушить ее сосредоточенность. — Но теперь это не имеет значения, поскольку все должно решиться очень скоро. Месяц Адиру подходит к концу. Сейчас солнце все еще находится…
— Прошло столько времени? — резко спросила Адика. — Когда мы покидали наше племя, весна только вступала в свои права!
Неужели наступило лето? Адика говорила ему, что время течет иначе, когда проходишь через сотканные врата, но как такое могло случиться, если минуло всего лишь два дня?
— Да, прошел уже такой длительный срок, — ответил Двупалый, склонив голову. — Время плетения не будет ждать нас. Оно наступит в любом случае, готовы мы к этому или нет.
— Мы должны быть готовы.
На лице Адики появилось то упрямое выражение, которое Алан всегда ценил и уважал. Двупалый кивнул.
— Если мы хотим добиться успеха в этом деле, то один из нас должен добраться до земель Хорны и узнать, жива ли она. Я отправлюсь туда вместе с тобой.
— Я рискую собственной жизнью, — сказала Адика. — Вы не должны рисковать своей.
— Нет, меня заметит Хехоянах. — Он жестом показал на молодую женщину. — Она выполнит ту часть дела, которую должен сделать я. Поскольку у тебя нет ученика, Юная, ты не можешь заменить себя кем-то другим. Несмотря на то что с тобой путешествует человек, сильный духом. — Он указал на Алана, посмотрев на него проницательным взглядом. Ямочка вновь появилась на щеке, когда он улыбнулся, но так же быстро исчезла. — Я должен быть уверен, что ты прибудешь в полной безопасности в свои собственные земли.
Плечи Адики напряглись. Она поправила рукав своей одежды, как делала всегда, когда была раздражена.
— Старые люди так легко жертвуют молодыми. А ваша ученица с радостью принимает ту судьбу, которую вы так неожиданно ей предначертали?
Алан хотел подойти к Адике и успокоить ее, но передумал, заметив, как помощница Двупалого подняла край накидки, закрывая лицо. Лучше не вмешиваться. Это не в его власти.
Двупалый ласково посмотрел на Адику, как будто гнев, кипящий в ее сердце, пролился по нему прохладной водой. Но в голосе его чувствовалось напряжение.
— Ты считаешь, что старые люди с радостью хоронят молодых? — Он указал рукой на безмолвные горшочки, стоящие в раскрашенной нише. — Верь тому, что видят твои глаза. Я сожалею о том, что молодые были вынуждены разделить тяжелое бремя со старшими. Но у нас нет иного выхода, если мы не хотим, чтобы Проклятые выиграли эту войну и заключили все человечество в рабство.
Его слова заставили Алана занервничать. Почему все упорно продолжают говорить о судьбе и смерти? Адика так молода. Даже несмотря на то, что действительно все люди со временем умрут, кто-то раньше, кто-то позже, она должна прожить еще много счастливых лет. Рядом с ним, Аланом.
Где-то вдалеке жалобно завывал ветер, подобно угасающим и медленно стихающим воплям младенца, которого оторвали от материнской груди.
— Идемте. — На этот раз ямочка не появилась на щеке Двупалого, а мимолетная улыбка быстро исчезла. — Мы не можем ждать, пока шторм стихнет сам собой. Мы должны пройти тропой феникса в земли Хорны.
Он зачерпнул немного массы красного цвета с керамического блюдца, стоящего в одной из ниш, и провел пальцем по лбу Адики, оставляя красный след. Подумав долю секунды, он сделал то же самое и Алану. Прежде чем отдернули занавесь и они могли выйти из комнаты, Двупалый прикрыл голову покрывалом.
В просторной комнате их ждали шестеро человек, Лаоина вздохнула с облегчением, увидев их, и тут же встала рядом с Адикой. Двупалый обратился к каждому из соплеменников, но фразы были настолько сложные и непонятные, что Лаоина только покачала головой в замешательстве оттого, что не может перевести.
Хани подошел к Алану:
— Почитаемый прощается со своей семьей.
Так это и было. Двупалый покидал свое племя: пальцы на брови, несколько указаний, прикосновение лбов, подобно поцелую или встрече умов.
Самой последней Хехоянах пожала его руки. В этот момент все чувства оказались обнажены, будто все завесы между внутренним огнем и внешней маской были тут же сорваны. Она встала на колени и склонила перед ним голову, получая от него благословение. Затем она поднялась и прошла к Адике. Обе руки ее были подняты на уровень груди ладонями вверх, и Адика положила свои руки на ее. Руки второй женщины были короткие и грубоватые, но казались достаточно сильными, чтобы свернуть шею любому молодому мужчине, посмевшему ее оскорбить. У нее тоже не было нескольких пальцев и виднелся такой же рваный, но хорошо залеченный шрам.
— Итак, мы идем вместе, — проговорила молодая женщина. — Когда придет время, я узнаю вас лучше, Адика.
— Пусть твой народ и твои боги благословят тебя на то, что должно произойти, Хехоянах.
— На земле есть только один Бог, — возразила Хехоянах, — он находится одновременно во всех местах, и его никогда не видели.
— Тс-с! — прошептала Лаоина, а на лице Хани появилось такое выражение, будто он, словно терпеливый родственник, вынужден в десятый раз выслушивать сказки о том, как человек в одиночку убил зубра. — Откуда ты можешь знать о Боге, которого невозможно увидеть и у которого нет места, где он находится постоянно?
— Прошу тебя, — сказал Алан, в удивлении выступая вперед. Только когда они все посмотрели на него несколько озадаченно, он понял, что перешел опять на вендийский. С трудом подбирая каждое слово, он заговорил на языке племени Белого Оленя. — Ты знаешь о Боге, который должен быть одним?
— Бог только один! — воскликнула Хехоянах. — Бог не из плоти, а из духа.
Двупалый прервал их разговор порывистым жестом.
— Так говорит та, чье лицо всегда должно быть сокрыто от чужих взглядов, она видела дух Господа, и сияние все еще озаряет ее лицо, оно слишком яркое, для глаз простых смертных. Я думаю, сейчас не время, дочь моя, для разговоров, подобных этому.
— Но если я не буду говорить об этом, все будет выглядеть так, будто я сама поклоняюсь идолам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88