Больше десятка «львов» тоже подошли сюда и остановились так, чтобы дым, потоками ветра направляемый на юго-восток, не попадал им в глаза. Те, кто стоял поближе к костру, обернулись и раздраженно зашипели, требуя тишины, чтобы иметь возможность дослушать рассказ.
Принц Эккехард был приятным молодым человеком, находившимся в таком возрасте, когда что-то еще остается от беззаботного детства, но в глазах уже сквозит некая умудренность. Правая рука его была перевязана, холодный ветер играл волосами, со стороны он казался очень привлекательным. Самое важное, что природа наградила его чудесным голосом, так что даже самая скучная история, рассказанная им, превращалась в захватывающее приключение, а слушатели ощущали себя главными героями и героинями. Все были в восторге, когда он подошел к концу своего рассказа.
— Насыпь из пепла и углей мерцала, словно горнило, и была это кузница чудес Господа. На рассвете, словно цветок, она раскрылась. И возродился из пепла феникс. Я видел это собственными глазами. Феникс восстал на рассвете. Цветы осыпались вокруг нас. Но лепестки их исчезли, как только они коснулись земли. Не так ли происходит с теми, кто не хочет верить? Для них след от цветов лишь иллюзия. Но я верю, потому что я видел феникса. Я, будучи сильно раненным, чудесным образом излечился. Вы знаете, когда возродился феникс, в небеса вознесся трубный звук, и мы слышали ответ. Тогда мы узнали, что это было.
— Что это было? — требовала ответа леди Берта, она была настолько поглощена историей, что она даже не притронулась к напитку, и все время поглаживала рукоять меча, словно возлюбленного.
Эккехард сладко улыбнулся, и Ханна почувствовала холодный трепет сердца от его пристального взгляда, когда он смотрел на присутствующих.
— Это был знак блаженного Дайсана, который вернулся из объятий смерти, чтобы стать Жизнью для всех нас.
Волна шепота прокатилась по толпе собравшихся.
— Ересь Ивара, — пробормотала Ханна.
— Разве скопос не отлучила от Церкви весь народ аре-тузцев и все подданные им государства за то, что они верили в Спасение? — настойчиво спрашивала леди Берта. — К моей матери, да пребудет с нею Господь, прибыл врач из Аретузы. Бедный человек, пострадавший от дикой жестокости — известно, что при дворе императора в Аретузе любят евнухов, — приехал в Вендар, чтобы проповедовать аретузскую ересь. Вы рассказали замечательную историю, принц Эккехард, но мне бы хотелось, чтобы моя голова оставалась на плечах, а не украшала острия ограждения, окружающего дворец епископа в Хайдельберге.
— Отрицать то, что я видел, еще хуже, чем лгать, — сказал Эккехард. — Или чудо возрождения феникса могут видеть только те из нас, чьи сердца открыты для правды. Остальные слышали и поняли истинные слова, хватит ли у них мужества подняться и свидетельствовать об этом?
— Смогут ли они? — Леди Берта заинтересованно осматривала круг своих приближенных, пока взгляд ее не остановился на молодом лорде Дитрихе.
Ханна хорошо помнила, сколько неприятностей принес он в самом начале их похода прошлым летом, когда они находились восточнее Отуна. Король отправил ее с двумя отрядами «львов» и небольшой армией в качестве подкрепления Сапиентии.
Лорд Дитрих медленно поднялся. Он казался невероятно застенчивым, несмотря на то что был грузным, несколько неуклюжим воином.
— Я видел то, что сотворил Господь на этой земле, — нерешительно начал он, как если бы боялся сболтнуть лишнее. — Я не умею так красиво рассказывать об этом, чтобы звучало захватывающе и правдоподобно. Я слышал об учении. Я знаю, это живет в моем сердце, поскольку я видел… — Удивительно, но он начал плакать, слезы экстатической радости катились по его щекам. — Я видел святой свет Господа, сияющий здесь, на Земле. Я согрешил против того, кто стал моим учителем. Я был опустошен, ничем не лучше, чем гниющий труп. Вожделение съело изнутри мое сердце, я бессмысленно жил день ото дня. Но свет Господа вновь согрел и наполнил меня. У меня был последний шанс выбрать, к кому присоединиться, к Господу или к Врагу. Это произошло тогда, когда я узнал правду о жертве блаженного Дайсана и спасении…
Ханна схватила Фолквина за руку и потащила его прочь от того места.
— Все, достаточно. Это злая ересь.
Свет многих костров придавал лицу Фолквина неопределенное выражение.
— Ты не веришь, что это может быть правдой? Как тогда объяснить возрождение феникса? Разве не чудо, что все их раны зажили?
— Допускаю, что-то должно было произойти, чтобы взгляды лорда Дитриха так изменились. Я помню, как вы, «львы», жаловались на него в походе на восток этим летом. Люди стремятся туда, чтобы послушать такие разговоры?
— Да. Некоторые приходят каждую ночь послушать принца Эккехарда. Он проповедует любому человеку, неважно, какого он происхождения. Кто-то считает, что он говорит голосом Врага. Как ты думаешь, «орлица»?
— Я видела так много странного…
Раздался сигнал тревоги, так происходило каждую ночь. Слушатели Эккехарда рассыпались в разные стороны, хватаясь за оружие и занимая свои позиции. Из-за защитной линии повозок был отчетливо слышен топот приближающихся крылатых всадников, на этот раз они наступали с тыла, но успели выпустить лишь несколько стрел в сторону лагеря, никому не причинив вреда, когда лорд Дитрих и его конница выступили против них с копьями, ответив неприятелю градом стрел.
К этому времени к ним подъехал принц Боян, чтобы узнать состояние армии. Все снова было тихо, если бы не вездесущий ветер и дождь в юго-восточной стороне. Он подъехал в сопровождении своей личной охраны и дюжины унгрииских всадников, чьи когда-то яркие одежды были запачканы грязью. Пешие солдаты освещали им путь факелами. Далее в таких ужасных обстоятельствах Боян ловко умудрялся всегда оставаться опрятным — в свете факелов Ханна заметила, какого насыщенно-голубого цвета была его туника; этот контраст был просто поразительным — сильный, умный мужчина в расцвете сил, никакие напасти не могли его сломить.
— Сегодня нас меньше атаковали, — произнесла леди
Берта, передавая ему стрелу, когда он спешился. — Быть может, то, что они так быстро умчались, говорит об их намерении прекратить охотиться за нами. А может, хотят ослабить наше внимание, пока не соберут сильную армию и не застигнут нас врасплох.
Принц Боян вертел стрелу в руках, пристально рассматривая промокшие перья.
— Возможно, — словно эхо повторил он. — Не нравятся мне эти нападения, каждую ночь происходит одно и то же.
Телосложением и своими манерами леди Берта походила на человека, который большую часть жизни провел в броне, верхом на лошади. Она выглядела старше своих двадцати с небольшим лет, умудренная опытом и борьбой в приграничных областях.
— Я послала трех всадников проверить, следует ли все еще за нами армия Булкезу, но ни один из них не вернулся.
Боян кивнул в ответ, подкручивая кончики своих усов.
— Мы должны двигаться в Хайдельберг. Нам необходимым отдых, ремонтные работы, продовольствие и вино. Защищенные крепкими стенами, мы можем подождать… — Он повернулся к переводчику, Брешиусу, монаху средних лет, потерявшему правую руку. — Как это сказать? Необходимо, чтобы прибыло большее количество отрядов.
— Подкрепление, мой принц.
— Да! Подкрепление. — Он нечетко произнес новое слово и усмехнулся своей неудачной попытке.
Леди Берта не улыбнулась. Нечасто можно было видеть ее улыбающейся, это ей было несвойственно.
— Сейчас очень трудно получить какие-то новости из Хайдельберга, мы практически полностью находимся в окружении армии Булкезу.
— Но даже куманы не могут находиться везде в одно и то же время, — ответил Боян, заметив Ханну, когда она остановилась около толпы собравшихся, желая посмотреть на командиров. — Снежная женщина! — Дерзкая улыбка осветила его лицо. — Вы скрываете от нас свою яркость и красоту. Так темно стало у моего костра!
Ханна почувствовала, как зарделась от смущения, но, к счастью, Боян отвлекся на брата Брешйуса, который наклонился к принцу и что-то начал говорить, понизив голос.
— Эккехард?! — воскликнул принц Боян, выглядел он крайне изумленным.
Ханна посмотрела на круг из костров, но принца Эккехарда там уже не было. Она схватила Фолквина и потащила его прочь, пытаясь исчезнуть из поля зрения принца Бояна. Однажды она уже испытала на себе силу гнева Сапиентии, так что больше попадаться на крючок ей не хотелось, тем более что у нее был выбор.
Спросив разрешения Сапиентии продолжить поиски Ивара или узнать что-нибудь о нем, она вела себя очень сдержанно в последние дни их похода, пока армия не прибыла к пограничной крепости и городу Хайдельбергу. С восточных склонов, по которым они спускались в долину реки Витади, хорошо был виден окруженный стенами город, расположенный на трех островах, которые соединяли мосты, переброшенные через речные каналы. На запад, почти до реки Одер, пролегал походный путь Вилламов. На восток, за негусто населенными пограничными областями, простирались земли, на которых жили объединившиеся вольные племена, известные как королевство Поления.
Флаг епископа развевался на самом высоком шпиле башни, показывая, что, несмотря на опасность нападения куманов, она осталась в городе. Все ворота были крепко заперты, а небольшие лачуги, разбросанные по берегам реки, дома рыбаков и бедных чернорабочих печально смотрели на проезжающих пустыми черными окнами. Они были опустошены, даже мебель, словно дрова, использовали в осажденном городе. С полей давно собрали урожай, и на берегах реки не осталось ничего, что могло бы послужить кормом для скота: тростник, солома, трава — все было сострижено, когда готовились к нападению куманов. При взгляде на места, окружавшие Хайдельберг, казалось, будто полчища саранчи напали и съели все, не оставив никаких следов.
Из передних рядов до них дошло сообщение: «орел», представляющий короля, должен ехать впереди. Охваченная волнением, Ханна оставила своих товарищей «львов» и выехала вперед, чтобы занять свое место около брата Брешйуса.
— Держись рядом со мной, — сказал он тихим голосом. — Я постараюсь оградить тебя от них.
— Благодарю вас, мой друг.
Ворота были открыты, и они въехали в город. Горожане приветствовали Бояна, Сапиентию и остатки их армии, но Ханна отметила, что улицы не были переполнены, несмотря на такой прием. Она задалась вопросом, сколько же людей уже присоединилось к армии Вилламов.
Епископ Альберада встретила их на ступенях епископского дворца, облаченная в роскошные одежды, на шее блестело золотое ожерелье, свидетельствующее о королевском происхождении. Ее сопровождали знатные леди и лорды, а также один энергичный человек в шляпе с полями, которую носят обычно поленийцы. Епископ ждала, пока принцесса Сапиентия спешится, только потом спустилась со ступеней, чтобы поприветствовать ее и принца Эккехарда. Статус и звание прибывших гостей во многом были мерилом того, как она приветствовала гостей. Если бы король Генрих приехал в Хайдельберг, она вышла бы встречать его за городские ворота. А маркграф Виллам вынужден был бы зайти к ней во дворец, где она ожидала бы его приветствий.
Сапиентия и Эккехард прикоснулись губами к ее руке, как предписывал ее духовный сан, а она поцеловала их в щеки, что свидетельствовало о родстве между ними. Но сходство было достаточно сложно обнаружить. Альберада была старше Генриха, жизнь ее приближалась к закату. За этот год, прошедший со свадьбы Сапиентии и Бояна, она заметно постарела. Волосы стали белыми, словно припорошенные инеем; спина сгорбилась под тяжестью епископского облачения.
Она отвернулась от племянников, желая поприветствовать Бояна и узнать тех, кто с ними прибыл, был ли кто-нибудь из них достоин ее внимания. Ханна не могла понять, собирается ли она приветствовать мать Бояна, ожидавшую далеко в фургоне, или проигнорировать ее присутствие, но вдруг заметила, что фургон медленно отвозят к гостевому крылу дворца.
Если даже епископ Альберада и заметила это, то виду не подала.
— Давайте пройдем внутрь, не будем стоять на холоде. Мне жаль, что не могу встретить вас добрыми вестями, к сожалению, неприятности окружают нас на каждом шагу.
— Какие новости? — спросила Сапиентия нетерпеливо. За время долгого путешествия принцесса похорошела; нехватка мудрости с лихвой компенсировалась энтузиазмом и особым блеском в глазах, когда она была чем-то заинтересована.
— Армии куманов напали на поленийские города Мирник и Гирдст. Гирдст сожжен дотла, королевская крепость и новая церковь разрушены.
— Какие ужасные новости! — воскликнула леди Берта, которая стояла по левую руку от Сапиентии.
— Но есть и гораздо худшее. — Начал накрапывать дождь, от которого становилось все холоднее. — Король Полении мертв, его супруга, королева Сфилди, — узница куманов, его брат, принц Волоклас, заключил мир с куманами, чтобы сохранить свою жизнь и земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Принц Эккехард был приятным молодым человеком, находившимся в таком возрасте, когда что-то еще остается от беззаботного детства, но в глазах уже сквозит некая умудренность. Правая рука его была перевязана, холодный ветер играл волосами, со стороны он казался очень привлекательным. Самое важное, что природа наградила его чудесным голосом, так что даже самая скучная история, рассказанная им, превращалась в захватывающее приключение, а слушатели ощущали себя главными героями и героинями. Все были в восторге, когда он подошел к концу своего рассказа.
— Насыпь из пепла и углей мерцала, словно горнило, и была это кузница чудес Господа. На рассвете, словно цветок, она раскрылась. И возродился из пепла феникс. Я видел это собственными глазами. Феникс восстал на рассвете. Цветы осыпались вокруг нас. Но лепестки их исчезли, как только они коснулись земли. Не так ли происходит с теми, кто не хочет верить? Для них след от цветов лишь иллюзия. Но я верю, потому что я видел феникса. Я, будучи сильно раненным, чудесным образом излечился. Вы знаете, когда возродился феникс, в небеса вознесся трубный звук, и мы слышали ответ. Тогда мы узнали, что это было.
— Что это было? — требовала ответа леди Берта, она была настолько поглощена историей, что она даже не притронулась к напитку, и все время поглаживала рукоять меча, словно возлюбленного.
Эккехард сладко улыбнулся, и Ханна почувствовала холодный трепет сердца от его пристального взгляда, когда он смотрел на присутствующих.
— Это был знак блаженного Дайсана, который вернулся из объятий смерти, чтобы стать Жизнью для всех нас.
Волна шепота прокатилась по толпе собравшихся.
— Ересь Ивара, — пробормотала Ханна.
— Разве скопос не отлучила от Церкви весь народ аре-тузцев и все подданные им государства за то, что они верили в Спасение? — настойчиво спрашивала леди Берта. — К моей матери, да пребудет с нею Господь, прибыл врач из Аретузы. Бедный человек, пострадавший от дикой жестокости — известно, что при дворе императора в Аретузе любят евнухов, — приехал в Вендар, чтобы проповедовать аретузскую ересь. Вы рассказали замечательную историю, принц Эккехард, но мне бы хотелось, чтобы моя голова оставалась на плечах, а не украшала острия ограждения, окружающего дворец епископа в Хайдельберге.
— Отрицать то, что я видел, еще хуже, чем лгать, — сказал Эккехард. — Или чудо возрождения феникса могут видеть только те из нас, чьи сердца открыты для правды. Остальные слышали и поняли истинные слова, хватит ли у них мужества подняться и свидетельствовать об этом?
— Смогут ли они? — Леди Берта заинтересованно осматривала круг своих приближенных, пока взгляд ее не остановился на молодом лорде Дитрихе.
Ханна хорошо помнила, сколько неприятностей принес он в самом начале их похода прошлым летом, когда они находились восточнее Отуна. Король отправил ее с двумя отрядами «львов» и небольшой армией в качестве подкрепления Сапиентии.
Лорд Дитрих медленно поднялся. Он казался невероятно застенчивым, несмотря на то что был грузным, несколько неуклюжим воином.
— Я видел то, что сотворил Господь на этой земле, — нерешительно начал он, как если бы боялся сболтнуть лишнее. — Я не умею так красиво рассказывать об этом, чтобы звучало захватывающе и правдоподобно. Я слышал об учении. Я знаю, это живет в моем сердце, поскольку я видел… — Удивительно, но он начал плакать, слезы экстатической радости катились по его щекам. — Я видел святой свет Господа, сияющий здесь, на Земле. Я согрешил против того, кто стал моим учителем. Я был опустошен, ничем не лучше, чем гниющий труп. Вожделение съело изнутри мое сердце, я бессмысленно жил день ото дня. Но свет Господа вновь согрел и наполнил меня. У меня был последний шанс выбрать, к кому присоединиться, к Господу или к Врагу. Это произошло тогда, когда я узнал правду о жертве блаженного Дайсана и спасении…
Ханна схватила Фолквина за руку и потащила его прочь от того места.
— Все, достаточно. Это злая ересь.
Свет многих костров придавал лицу Фолквина неопределенное выражение.
— Ты не веришь, что это может быть правдой? Как тогда объяснить возрождение феникса? Разве не чудо, что все их раны зажили?
— Допускаю, что-то должно было произойти, чтобы взгляды лорда Дитриха так изменились. Я помню, как вы, «львы», жаловались на него в походе на восток этим летом. Люди стремятся туда, чтобы послушать такие разговоры?
— Да. Некоторые приходят каждую ночь послушать принца Эккехарда. Он проповедует любому человеку, неважно, какого он происхождения. Кто-то считает, что он говорит голосом Врага. Как ты думаешь, «орлица»?
— Я видела так много странного…
Раздался сигнал тревоги, так происходило каждую ночь. Слушатели Эккехарда рассыпались в разные стороны, хватаясь за оружие и занимая свои позиции. Из-за защитной линии повозок был отчетливо слышен топот приближающихся крылатых всадников, на этот раз они наступали с тыла, но успели выпустить лишь несколько стрел в сторону лагеря, никому не причинив вреда, когда лорд Дитрих и его конница выступили против них с копьями, ответив неприятелю градом стрел.
К этому времени к ним подъехал принц Боян, чтобы узнать состояние армии. Все снова было тихо, если бы не вездесущий ветер и дождь в юго-восточной стороне. Он подъехал в сопровождении своей личной охраны и дюжины унгрииских всадников, чьи когда-то яркие одежды были запачканы грязью. Пешие солдаты освещали им путь факелами. Далее в таких ужасных обстоятельствах Боян ловко умудрялся всегда оставаться опрятным — в свете факелов Ханна заметила, какого насыщенно-голубого цвета была его туника; этот контраст был просто поразительным — сильный, умный мужчина в расцвете сил, никакие напасти не могли его сломить.
— Сегодня нас меньше атаковали, — произнесла леди
Берта, передавая ему стрелу, когда он спешился. — Быть может, то, что они так быстро умчались, говорит об их намерении прекратить охотиться за нами. А может, хотят ослабить наше внимание, пока не соберут сильную армию и не застигнут нас врасплох.
Принц Боян вертел стрелу в руках, пристально рассматривая промокшие перья.
— Возможно, — словно эхо повторил он. — Не нравятся мне эти нападения, каждую ночь происходит одно и то же.
Телосложением и своими манерами леди Берта походила на человека, который большую часть жизни провел в броне, верхом на лошади. Она выглядела старше своих двадцати с небольшим лет, умудренная опытом и борьбой в приграничных областях.
— Я послала трех всадников проверить, следует ли все еще за нами армия Булкезу, но ни один из них не вернулся.
Боян кивнул в ответ, подкручивая кончики своих усов.
— Мы должны двигаться в Хайдельберг. Нам необходимым отдых, ремонтные работы, продовольствие и вино. Защищенные крепкими стенами, мы можем подождать… — Он повернулся к переводчику, Брешиусу, монаху средних лет, потерявшему правую руку. — Как это сказать? Необходимо, чтобы прибыло большее количество отрядов.
— Подкрепление, мой принц.
— Да! Подкрепление. — Он нечетко произнес новое слово и усмехнулся своей неудачной попытке.
Леди Берта не улыбнулась. Нечасто можно было видеть ее улыбающейся, это ей было несвойственно.
— Сейчас очень трудно получить какие-то новости из Хайдельберга, мы практически полностью находимся в окружении армии Булкезу.
— Но даже куманы не могут находиться везде в одно и то же время, — ответил Боян, заметив Ханну, когда она остановилась около толпы собравшихся, желая посмотреть на командиров. — Снежная женщина! — Дерзкая улыбка осветила его лицо. — Вы скрываете от нас свою яркость и красоту. Так темно стало у моего костра!
Ханна почувствовала, как зарделась от смущения, но, к счастью, Боян отвлекся на брата Брешйуса, который наклонился к принцу и что-то начал говорить, понизив голос.
— Эккехард?! — воскликнул принц Боян, выглядел он крайне изумленным.
Ханна посмотрела на круг из костров, но принца Эккехарда там уже не было. Она схватила Фолквина и потащила его прочь, пытаясь исчезнуть из поля зрения принца Бояна. Однажды она уже испытала на себе силу гнева Сапиентии, так что больше попадаться на крючок ей не хотелось, тем более что у нее был выбор.
Спросив разрешения Сапиентии продолжить поиски Ивара или узнать что-нибудь о нем, она вела себя очень сдержанно в последние дни их похода, пока армия не прибыла к пограничной крепости и городу Хайдельбергу. С восточных склонов, по которым они спускались в долину реки Витади, хорошо был виден окруженный стенами город, расположенный на трех островах, которые соединяли мосты, переброшенные через речные каналы. На запад, почти до реки Одер, пролегал походный путь Вилламов. На восток, за негусто населенными пограничными областями, простирались земли, на которых жили объединившиеся вольные племена, известные как королевство Поления.
Флаг епископа развевался на самом высоком шпиле башни, показывая, что, несмотря на опасность нападения куманов, она осталась в городе. Все ворота были крепко заперты, а небольшие лачуги, разбросанные по берегам реки, дома рыбаков и бедных чернорабочих печально смотрели на проезжающих пустыми черными окнами. Они были опустошены, даже мебель, словно дрова, использовали в осажденном городе. С полей давно собрали урожай, и на берегах реки не осталось ничего, что могло бы послужить кормом для скота: тростник, солома, трава — все было сострижено, когда готовились к нападению куманов. При взгляде на места, окружавшие Хайдельберг, казалось, будто полчища саранчи напали и съели все, не оставив никаких следов.
Из передних рядов до них дошло сообщение: «орел», представляющий короля, должен ехать впереди. Охваченная волнением, Ханна оставила своих товарищей «львов» и выехала вперед, чтобы занять свое место около брата Брешйуса.
— Держись рядом со мной, — сказал он тихим голосом. — Я постараюсь оградить тебя от них.
— Благодарю вас, мой друг.
Ворота были открыты, и они въехали в город. Горожане приветствовали Бояна, Сапиентию и остатки их армии, но Ханна отметила, что улицы не были переполнены, несмотря на такой прием. Она задалась вопросом, сколько же людей уже присоединилось к армии Вилламов.
Епископ Альберада встретила их на ступенях епископского дворца, облаченная в роскошные одежды, на шее блестело золотое ожерелье, свидетельствующее о королевском происхождении. Ее сопровождали знатные леди и лорды, а также один энергичный человек в шляпе с полями, которую носят обычно поленийцы. Епископ ждала, пока принцесса Сапиентия спешится, только потом спустилась со ступеней, чтобы поприветствовать ее и принца Эккехарда. Статус и звание прибывших гостей во многом были мерилом того, как она приветствовала гостей. Если бы король Генрих приехал в Хайдельберг, она вышла бы встречать его за городские ворота. А маркграф Виллам вынужден был бы зайти к ней во дворец, где она ожидала бы его приветствий.
Сапиентия и Эккехард прикоснулись губами к ее руке, как предписывал ее духовный сан, а она поцеловала их в щеки, что свидетельствовало о родстве между ними. Но сходство было достаточно сложно обнаружить. Альберада была старше Генриха, жизнь ее приближалась к закату. За этот год, прошедший со свадьбы Сапиентии и Бояна, она заметно постарела. Волосы стали белыми, словно припорошенные инеем; спина сгорбилась под тяжестью епископского облачения.
Она отвернулась от племянников, желая поприветствовать Бояна и узнать тех, кто с ними прибыл, был ли кто-нибудь из них достоин ее внимания. Ханна не могла понять, собирается ли она приветствовать мать Бояна, ожидавшую далеко в фургоне, или проигнорировать ее присутствие, но вдруг заметила, что фургон медленно отвозят к гостевому крылу дворца.
Если даже епископ Альберада и заметила это, то виду не подала.
— Давайте пройдем внутрь, не будем стоять на холоде. Мне жаль, что не могу встретить вас добрыми вестями, к сожалению, неприятности окружают нас на каждом шагу.
— Какие новости? — спросила Сапиентия нетерпеливо. За время долгого путешествия принцесса похорошела; нехватка мудрости с лихвой компенсировалась энтузиазмом и особым блеском в глазах, когда она была чем-то заинтересована.
— Армии куманов напали на поленийские города Мирник и Гирдст. Гирдст сожжен дотла, королевская крепость и новая церковь разрушены.
— Какие ужасные новости! — воскликнула леди Берта, которая стояла по левую руку от Сапиентии.
— Но есть и гораздо худшее. — Начал накрапывать дождь, от которого становилось все холоднее. — Король Полении мертв, его супруга, королева Сфилди, — узница куманов, его брат, принц Волоклас, заключил мир с куманами, чтобы сохранить свою жизнь и земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88