На нем была ряса пресвитера и накидка. Если не брать во внимание Анну, то ему удалось лучше всех наладить свою жизнь после того, как они сбежали на юг, оставив позади дымящиеся руины Верны. Антония до сих пор не могла привыкнуть к Дарру: лабиринты древних руин переплетались с современными деревянными строениями, внутренние дворы и аллеи, пастбища и мощеные площади, и королевский дворец — несметное количество коридоров и комнат, помещений для слуг и узеньких проходов, в которых она часто терялась, несмотря на все долгие месяцы, проведенные в городе. Маркус многого здесь добился. Во дворце скопос он чувствовал себя легко и свободно.
— Не думаю, что он именно тот человек, который должен к нам присоединиться, — сказал Северус. — Я не верю ему.
Маркус резко засмеялся.
— Не верите ему, поскольку боитесь, что он честолюбив, или зависть не дает вам покоя, ведь он имеет огромное влияние на Святую Матерь и пресвитеров?
— Я не доверяю людям, которые используют красоту как оружие, добиваясь продвижения в служебных делах, — угрюмо сказал Северус. — И вы не должны.
— Красота — не оружие, — мягко проговорила Мериам со своего кресла, — а дар Господа. Грешно скрывать то, чем наделил тебя Господь.
— Женщины всегда глупеют, когда оказываются окруженными привлекательными мужчинами, по крайней мере, я это не раз замечал, — пробормотал Северус.
— Даже если это правда, — сказала Антония, удивленная тоном их беседы и особенно негодованием Северуса, — нас только шестеро, хотя должно быть семеро. Хью из Австры — человек благородного происхождения, у него есть Книга Бернарда, он изучает волшебство и кажется набожным. Неужели мы должны отказываться от такой возможности вновь восстановить необходимое число людей только потому, что вы не доверяете его привлекательному лицу, брат Северус?
Он раздраженно заворчал:
— В моем старом монастыре все мы считали тщеславие смертным грехом.
Анна подняла руку, прося тишины.
— Времени очень мало, но перед нами остро стоит вопрос, который должен быть решен как можно быстрее. — Три светильника горели в этой богато убранной комнате, освещая стол и причудливо вырезанные скамьи, на которых они сидели. Стены были украшены гобеленами, но пламя светильников едва выхватывало темные изображения сцен из жизни мучениц святой Агнес и святой Азеллы, молодых девушек, которые в первые дни становления Церкви предпочли смерть замужеству с неверующими. — В прошлом году в Верлиде я поняла, что Хью подает большие надежды. Поэтому я позволила ему взять Книгу Бернарда.
— Вы позволили ему взять книгу? — Северус откинулся назад в возмущении. Шрамы, оставшиеся у него на лице после пожара в Берне, побагровели от прилившей крови. Из всех собравшихся сегодня, если не считать бедной погибшей Зои, он получил самые тяжелые увечья. — После всего того, что я сделал для сокрытия этих знаний, чтобы мы одни обладали ими?
— Конечно, я могла бы помешать ему забрать книгу, но решила этого не делать. Зато теперь я вижу, что он делает все возможное, чтобы постичь эти знания, я знаю, что была права, когда так поступила. Он умен и, кажется, умерил свою страсть к Лиатано, которая мешает ему сосредоточиться на получении знаний.
Антония задумалась, была ли сейчас необходимость упомянуть об одном эпизоде, произошедшем в часовне святой Теклы. Тайны, как и сокровища, лучше тщательно хранить, пока не наступит тот день, когда они могут принести большую пользу тем, кто ими обладает.
— Наступает новый год, — продолжала Анна, — дожди здесь, в Аосте, скоро прекратятся. Вновь можно будет путешествовать. А сейчас мы должны определиться с тем, что необходимо сделать. — Золотое ожерелье, отличительный знак ее королевского происхождения, поблескивало у нее на шее, едва проглядывая из-под богатой рясы винного цвета, которую носили только приближенные советники Святой Матери. Антонию раздражало то, что, появившись во дворце скопос в начале прошлой осени, Анна за такой короткий срок неизвестными для нее способами добилась места за столом советов Святой Матери, тогда как саму Антонию перевели в церковную школу, будто простую монахиню. Но с властью, которой обладала Анна, не стоило шутить или бросать ей вызов. По крайней мере, не сейчас. — Сестра Мериам, вы должны будете продолжить работу с Хью из Австры.
— Хорошо, — согласилась Мериам со своего кресла. — Всегда приятно общаться с молодым мужчиной, у которого такие изысканные манеры и кто все схватывает на лету. Но работа движется медленно, поскольку он практически не выпускает книгу из рук и, конечно, порой занят делами во дворце. В любом случае я буду соблюдать осторожность. — Она остановилась перевести дыхание.
— Продолжайте, — сказала Анна, выждав некоторое время.
— Этот текст, который Бернард вставил в середину своей книги, совершенно не то, что я ожидала прочесть. Мы перевели лишь малую часть, но, если и дальше все будет без изменений, может оказаться, что эта информация гораздо более опасна, чем мы предполагали.
— Все же то, что мы ищем, может оказаться именно там. Вы должны продолжить изучение, сестра. Если мы не разгадаем тайну каменных корон Аои, с помощью которых они ткут волшебные врата, мы не сумеем предотвратить возвращение Исчезнувших.
— Хорошо, я продолжу, — ответила Мериам, почти полностью скрытая тенью. Свет практически не доставал до ее кресла. — А что насчет другого вопроса? Насчет обещаний, данных моему сыну?
Анна нахмурилась, словно забыла, о чем собиралась сказать, но это выражение быстро слетело у нее с лица.
— Пока мы должны подождать с этим, посмотреть, не прояснится ли ситуация с Айронхедом. Разум и мысли короля Генриха сокрыты для меня, его «орлы» постоянно заслоняют короля от моего взора. Давайте не будем торопиться и понаблюдаем, как станут развиваться события, прежде чем мы начнем действовать. А пока необходимо решить другой остро стоящий вопрос. Брат Люпус пропал.
— Вы полагаете, он мертв? — спросил Северус.
— Вы надеетесь на это? — ухмыльнувшись, парировал Маркус. — Вам никогда не было никакого дела до брата Люпуса.
— Простолюдин без семьи, которая могла бы вступиться за него? Человек, не испытывающий уважения к людям благородного происхождения?
— Мне стало бы известно, если бы брат Люпус был мертв, — сказала Анна, прервав тем самым подобный обмен любезностями. — Он пропал, не знаю почему, и я не могу его найти ни с помощью камня, ни с помощью пламени. Брат Маркус, вы должны отыскать его. Спасти его, если необходимо.
— Снова путешествовать! Сестра Вения добросердечна и знает северные королевства гораздо лучше меня. Мой вендийский оставляет желать лучшего. Быть может, поедет она?
— Сестре Вении нельзя появляться в северных королевствах, она в изгнании, и ее могут узнать. Поедете вы, брат Маркус.
Он вздохнул.
— Очень хорошо.
Анна кивнула. На ее лице было все то же неизменно спокойное выражение. А почему что-то должно меняться? Ее желания всегда беспрекословно исполнялись.
— Остается нерешенный вопрос относительно моей матери Лаврентии, которая, я думала, давно покоится с миром. Кто-то из нас должен поехать в женский монастырь святой Екатерины, который находится в Капардии. Поскольку нас не семеро, мы не можем вызвать дэймона и подчинить его нашей воле и желаниям, мы не обладаем необходимой силой сделать то, что должно быть сделано, как это происходило с Бернардом. — Никто не мог противостоять такому взгляду. — Поэтому вы должны поехать туда, сестра Вения.
Антония вздохнула, как и Маркус, она не хотела покидать уютный дворец скопоса и отправляться в путь. Она так хорошо поужинала сегодня на празднике в честь святой Джоанны Вестницы. Но она хорошо подумала, прежде чем возразить.
— Что я должна буду сделать там?
— Добиться полного доверия со стороны сестер. Войти в женский монастырь под видом гостьи. Узнать все, что получится. Когда появится возможность, убить мою мать.
Больше Анна их не задерживала. Антония всего лишь отложила момент охоты, а не оставила это дело, отказавшись от него. Когда все разошлись спать, она направилась в покои, отведенные для скопоса.
Мягкие ковры в передней комнате, ведущей в спальню скопос, заглушали ее шаги, она неслышно прошла и остановилась за потайной деревянной ширмой. В воздухе витал аромат миндаля, она поняла, что в комнате проводят магические ритуалы. Антония всегда носила с собой несколько амулетов, чтобы защититься от возможных «привязываний» и «воздействий», то, что она называла обычной магией, легко доступной как старой колдунье, так и благородному священнослужителю. Любовные заклинания, сонные и позволяющие стать невидимым — этого она не боялась, поэтому запах миндаля несколько насторожил ее. То, что она почувствовала, подобно обоюдоострому мечу, можно было использовать в своих интересах. Если Хью обращается к обычной магии, чтобы скрыть свои интриги, он достаточно самонадеян, полагая, что ни один человек во дворце скопоса не может противостоять им. За исключением Анны.
Она заглянула в комнату. Пресвитер, присутствующий там вместе с Хью, заснул в кресле, стоящем напротив дальней стены. Хью находился наедине с умирающей женщиной.
Сначала Антонии показалось, будто он вытягивает душу из истощенного тела Матери Клементин, бледная нить извивалась у него в руках. Но она слишком долго прожила в Берне, поэтому узнала одну из эфирных форм дэймона. Маркус был прав: Хью вызвал дэймона и с его помощью управлял скопос.
Она не могла не восхищаться его смелостью и умением. В конце концов, он использовал свою силу во благо. Поэтому разве имело значение, какими средствами он пользовался?
Мать Клементия вздохнула во сне. Бледный румянец сошел с ее щек, когда Хью обратил сопротивляющегося дэймона в красную ленту. Лицо скопоса поблекло и стало серым. Она умирала. Только дэймон поддерживал в ней жизнь так долго.
Наконец Хью закончил и сел. Красная лента извивалась и трепетала в его руках, словно живая, возможно, сейчас в ней находился дэймон. Священник спрятал ленту в рукав рясы и, к большому изумлению Антонии, достал книгу, которая была спрятана под периной скопос. Антония отступила в тень своего укрытия, когда Хью прошел мимо нее к двери, он был погружен в свои мысли, поэтому даже не посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что за ним не наблюдают.
Он скрылся из виду в передней комнате. Она услышала приглушенные голоса. Зашел брат Исмундус и сел в кресло Хью; похрапывающий пресвитер проснулся, счастливо улыбаясь, будто ему приснился сладкий сон.
Антония незаметно удалилась. Передняя комната уже была пуста, но она знала, куда Хыо мог пойти.
Она нашла его в часовне святой Теклы: стоя на коленях, он усердно молился. На этот раз она тщательно осмотрела обе смежные двери, ведущие на хоры. Он пошел гораздо дальше примитивных привязываний на одежду сушеных трав, которые простой народ использует, чтобы защитить курятники от лис или приворожить ничего не подозревающего возлюбленного. Подобно всем дверям во дворце скопос, на которых были изображения, прославляющие Господа, на этих дверях узоры были сделаны искусными художниками. В часовне святой Теклы двери украшали вырезанные кубки и накидки, символы святой мученицы.
Но когда Антония провела пальцем по одному из кубков, она почувствовала, как кожу слегка защипало. Хью покрыл яркие вырезанные изображения слоем волшебного глянца. От него пахло лавандой и нарциссом, растениями, которые навевали сон и рассеивали внимание. Хью превратил их в густую массу и нанес поверх изображений, чтобы таким образом помешать любому человеку, который мог бы подняться на хоры и наблюдать за ним.
Но сознание Антонии по-прежнему было ясным. Она медленно поднялась по узкой лестнице, осторожно переступив одиннадцатую ступеньку, которая скрипела. На хорах было пусто; все спали или веселились на празднике.
Но она была не одна. Внизу, освещенный единственным светильником, коленопреклоненно стоял пресвитер Хью, склонив свою золотую голову в молитве.
Быть может, она стала несколько одержима молодым пресвитером. Ей нужно было быть осторожнее. Она немного скучала по Хериберту. У нее всегда был кто-то, кем можно было управлять, ожидая беспрекословного подчинения, но, конечно, не стоило тешить себя надеждой, что Хью будет столь же послушен, как Хериберт. Но Хериберт в конце концов утратил свою сговорчивость и смирение — проклятый принц Санглант.
Внизу Хью едва слышно шептал какие-то слова, так что смысл их Антония не могла уловить. Лента извивалась и просачивалась сквозь его пальцы в чувственном танце, который на мгновение напомнил ей об одном увлечении — трех месяцах чувственного удовольствия, роскошного, словно шелк…
Как вдруг лента безжизненно повисла у него на руке. Дэймон оставил ее. Но Хью продолжал молчать. Долгое время он стоял на коленях, предельно сосредоточившись и закрыв глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Не думаю, что он именно тот человек, который должен к нам присоединиться, — сказал Северус. — Я не верю ему.
Маркус резко засмеялся.
— Не верите ему, поскольку боитесь, что он честолюбив, или зависть не дает вам покоя, ведь он имеет огромное влияние на Святую Матерь и пресвитеров?
— Я не доверяю людям, которые используют красоту как оружие, добиваясь продвижения в служебных делах, — угрюмо сказал Северус. — И вы не должны.
— Красота — не оружие, — мягко проговорила Мериам со своего кресла, — а дар Господа. Грешно скрывать то, чем наделил тебя Господь.
— Женщины всегда глупеют, когда оказываются окруженными привлекательными мужчинами, по крайней мере, я это не раз замечал, — пробормотал Северус.
— Даже если это правда, — сказала Антония, удивленная тоном их беседы и особенно негодованием Северуса, — нас только шестеро, хотя должно быть семеро. Хью из Австры — человек благородного происхождения, у него есть Книга Бернарда, он изучает волшебство и кажется набожным. Неужели мы должны отказываться от такой возможности вновь восстановить необходимое число людей только потому, что вы не доверяете его привлекательному лицу, брат Северус?
Он раздраженно заворчал:
— В моем старом монастыре все мы считали тщеславие смертным грехом.
Анна подняла руку, прося тишины.
— Времени очень мало, но перед нами остро стоит вопрос, который должен быть решен как можно быстрее. — Три светильника горели в этой богато убранной комнате, освещая стол и причудливо вырезанные скамьи, на которых они сидели. Стены были украшены гобеленами, но пламя светильников едва выхватывало темные изображения сцен из жизни мучениц святой Агнес и святой Азеллы, молодых девушек, которые в первые дни становления Церкви предпочли смерть замужеству с неверующими. — В прошлом году в Верлиде я поняла, что Хью подает большие надежды. Поэтому я позволила ему взять Книгу Бернарда.
— Вы позволили ему взять книгу? — Северус откинулся назад в возмущении. Шрамы, оставшиеся у него на лице после пожара в Берне, побагровели от прилившей крови. Из всех собравшихся сегодня, если не считать бедной погибшей Зои, он получил самые тяжелые увечья. — После всего того, что я сделал для сокрытия этих знаний, чтобы мы одни обладали ими?
— Конечно, я могла бы помешать ему забрать книгу, но решила этого не делать. Зато теперь я вижу, что он делает все возможное, чтобы постичь эти знания, я знаю, что была права, когда так поступила. Он умен и, кажется, умерил свою страсть к Лиатано, которая мешает ему сосредоточиться на получении знаний.
Антония задумалась, была ли сейчас необходимость упомянуть об одном эпизоде, произошедшем в часовне святой Теклы. Тайны, как и сокровища, лучше тщательно хранить, пока не наступит тот день, когда они могут принести большую пользу тем, кто ими обладает.
— Наступает новый год, — продолжала Анна, — дожди здесь, в Аосте, скоро прекратятся. Вновь можно будет путешествовать. А сейчас мы должны определиться с тем, что необходимо сделать. — Золотое ожерелье, отличительный знак ее королевского происхождения, поблескивало у нее на шее, едва проглядывая из-под богатой рясы винного цвета, которую носили только приближенные советники Святой Матери. Антонию раздражало то, что, появившись во дворце скопос в начале прошлой осени, Анна за такой короткий срок неизвестными для нее способами добилась места за столом советов Святой Матери, тогда как саму Антонию перевели в церковную школу, будто простую монахиню. Но с властью, которой обладала Анна, не стоило шутить или бросать ей вызов. По крайней мере, не сейчас. — Сестра Мериам, вы должны будете продолжить работу с Хью из Австры.
— Хорошо, — согласилась Мериам со своего кресла. — Всегда приятно общаться с молодым мужчиной, у которого такие изысканные манеры и кто все схватывает на лету. Но работа движется медленно, поскольку он практически не выпускает книгу из рук и, конечно, порой занят делами во дворце. В любом случае я буду соблюдать осторожность. — Она остановилась перевести дыхание.
— Продолжайте, — сказала Анна, выждав некоторое время.
— Этот текст, который Бернард вставил в середину своей книги, совершенно не то, что я ожидала прочесть. Мы перевели лишь малую часть, но, если и дальше все будет без изменений, может оказаться, что эта информация гораздо более опасна, чем мы предполагали.
— Все же то, что мы ищем, может оказаться именно там. Вы должны продолжить изучение, сестра. Если мы не разгадаем тайну каменных корон Аои, с помощью которых они ткут волшебные врата, мы не сумеем предотвратить возвращение Исчезнувших.
— Хорошо, я продолжу, — ответила Мериам, почти полностью скрытая тенью. Свет практически не доставал до ее кресла. — А что насчет другого вопроса? Насчет обещаний, данных моему сыну?
Анна нахмурилась, словно забыла, о чем собиралась сказать, но это выражение быстро слетело у нее с лица.
— Пока мы должны подождать с этим, посмотреть, не прояснится ли ситуация с Айронхедом. Разум и мысли короля Генриха сокрыты для меня, его «орлы» постоянно заслоняют короля от моего взора. Давайте не будем торопиться и понаблюдаем, как станут развиваться события, прежде чем мы начнем действовать. А пока необходимо решить другой остро стоящий вопрос. Брат Люпус пропал.
— Вы полагаете, он мертв? — спросил Северус.
— Вы надеетесь на это? — ухмыльнувшись, парировал Маркус. — Вам никогда не было никакого дела до брата Люпуса.
— Простолюдин без семьи, которая могла бы вступиться за него? Человек, не испытывающий уважения к людям благородного происхождения?
— Мне стало бы известно, если бы брат Люпус был мертв, — сказала Анна, прервав тем самым подобный обмен любезностями. — Он пропал, не знаю почему, и я не могу его найти ни с помощью камня, ни с помощью пламени. Брат Маркус, вы должны отыскать его. Спасти его, если необходимо.
— Снова путешествовать! Сестра Вения добросердечна и знает северные королевства гораздо лучше меня. Мой вендийский оставляет желать лучшего. Быть может, поедет она?
— Сестре Вении нельзя появляться в северных королевствах, она в изгнании, и ее могут узнать. Поедете вы, брат Маркус.
Он вздохнул.
— Очень хорошо.
Анна кивнула. На ее лице было все то же неизменно спокойное выражение. А почему что-то должно меняться? Ее желания всегда беспрекословно исполнялись.
— Остается нерешенный вопрос относительно моей матери Лаврентии, которая, я думала, давно покоится с миром. Кто-то из нас должен поехать в женский монастырь святой Екатерины, который находится в Капардии. Поскольку нас не семеро, мы не можем вызвать дэймона и подчинить его нашей воле и желаниям, мы не обладаем необходимой силой сделать то, что должно быть сделано, как это происходило с Бернардом. — Никто не мог противостоять такому взгляду. — Поэтому вы должны поехать туда, сестра Вения.
Антония вздохнула, как и Маркус, она не хотела покидать уютный дворец скопоса и отправляться в путь. Она так хорошо поужинала сегодня на празднике в честь святой Джоанны Вестницы. Но она хорошо подумала, прежде чем возразить.
— Что я должна буду сделать там?
— Добиться полного доверия со стороны сестер. Войти в женский монастырь под видом гостьи. Узнать все, что получится. Когда появится возможность, убить мою мать.
Больше Анна их не задерживала. Антония всего лишь отложила момент охоты, а не оставила это дело, отказавшись от него. Когда все разошлись спать, она направилась в покои, отведенные для скопоса.
Мягкие ковры в передней комнате, ведущей в спальню скопос, заглушали ее шаги, она неслышно прошла и остановилась за потайной деревянной ширмой. В воздухе витал аромат миндаля, она поняла, что в комнате проводят магические ритуалы. Антония всегда носила с собой несколько амулетов, чтобы защититься от возможных «привязываний» и «воздействий», то, что она называла обычной магией, легко доступной как старой колдунье, так и благородному священнослужителю. Любовные заклинания, сонные и позволяющие стать невидимым — этого она не боялась, поэтому запах миндаля несколько насторожил ее. То, что она почувствовала, подобно обоюдоострому мечу, можно было использовать в своих интересах. Если Хью обращается к обычной магии, чтобы скрыть свои интриги, он достаточно самонадеян, полагая, что ни один человек во дворце скопоса не может противостоять им. За исключением Анны.
Она заглянула в комнату. Пресвитер, присутствующий там вместе с Хью, заснул в кресле, стоящем напротив дальней стены. Хью находился наедине с умирающей женщиной.
Сначала Антонии показалось, будто он вытягивает душу из истощенного тела Матери Клементин, бледная нить извивалась у него в руках. Но она слишком долго прожила в Берне, поэтому узнала одну из эфирных форм дэймона. Маркус был прав: Хью вызвал дэймона и с его помощью управлял скопос.
Она не могла не восхищаться его смелостью и умением. В конце концов, он использовал свою силу во благо. Поэтому разве имело значение, какими средствами он пользовался?
Мать Клементия вздохнула во сне. Бледный румянец сошел с ее щек, когда Хью обратил сопротивляющегося дэймона в красную ленту. Лицо скопоса поблекло и стало серым. Она умирала. Только дэймон поддерживал в ней жизнь так долго.
Наконец Хью закончил и сел. Красная лента извивалась и трепетала в его руках, словно живая, возможно, сейчас в ней находился дэймон. Священник спрятал ленту в рукав рясы и, к большому изумлению Антонии, достал книгу, которая была спрятана под периной скопос. Антония отступила в тень своего укрытия, когда Хью прошел мимо нее к двери, он был погружен в свои мысли, поэтому даже не посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что за ним не наблюдают.
Он скрылся из виду в передней комнате. Она услышала приглушенные голоса. Зашел брат Исмундус и сел в кресло Хью; похрапывающий пресвитер проснулся, счастливо улыбаясь, будто ему приснился сладкий сон.
Антония незаметно удалилась. Передняя комната уже была пуста, но она знала, куда Хыо мог пойти.
Она нашла его в часовне святой Теклы: стоя на коленях, он усердно молился. На этот раз она тщательно осмотрела обе смежные двери, ведущие на хоры. Он пошел гораздо дальше примитивных привязываний на одежду сушеных трав, которые простой народ использует, чтобы защитить курятники от лис или приворожить ничего не подозревающего возлюбленного. Подобно всем дверям во дворце скопос, на которых были изображения, прославляющие Господа, на этих дверях узоры были сделаны искусными художниками. В часовне святой Теклы двери украшали вырезанные кубки и накидки, символы святой мученицы.
Но когда Антония провела пальцем по одному из кубков, она почувствовала, как кожу слегка защипало. Хью покрыл яркие вырезанные изображения слоем волшебного глянца. От него пахло лавандой и нарциссом, растениями, которые навевали сон и рассеивали внимание. Хью превратил их в густую массу и нанес поверх изображений, чтобы таким образом помешать любому человеку, который мог бы подняться на хоры и наблюдать за ним.
Но сознание Антонии по-прежнему было ясным. Она медленно поднялась по узкой лестнице, осторожно переступив одиннадцатую ступеньку, которая скрипела. На хорах было пусто; все спали или веселились на празднике.
Но она была не одна. Внизу, освещенный единственным светильником, коленопреклоненно стоял пресвитер Хью, склонив свою золотую голову в молитве.
Быть может, она стала несколько одержима молодым пресвитером. Ей нужно было быть осторожнее. Она немного скучала по Хериберту. У нее всегда был кто-то, кем можно было управлять, ожидая беспрекословного подчинения, но, конечно, не стоило тешить себя надеждой, что Хью будет столь же послушен, как Хериберт. Но Хериберт в конце концов утратил свою сговорчивость и смирение — проклятый принц Санглант.
Внизу Хью едва слышно шептал какие-то слова, так что смысл их Антония не могла уловить. Лента извивалась и просачивалась сквозь его пальцы в чувственном танце, который на мгновение напомнил ей об одном увлечении — трех месяцах чувственного удовольствия, роскошного, словно шелк…
Как вдруг лента безжизненно повисла у него на руке. Дэймон оставил ее. Но Хью продолжал молчать. Долгое время он стоял на коленях, предельно сосредоточившись и закрыв глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88