Арлина, моя любовь. Я тебя не покину. Обещаю. Кляну…
– Нет, сэр! – Он вытолкнул меня через дыру. В ночь. Охваченный ужасом, я изо всех сил задергался, но пальцы Ансельма крепко держали мое запястье. Через мгновение он скользнул за мной.
«…за то, что ты сделал со мной; твой указующий жезл и рабы твои…»
«„Галактика“, вызывает служба слежения орбитальной станции. Еще раз сообщите, в каком вы состоянии. Мы посылаем все имеющиеся в распоряжении…»
– Сэр!
Мы плыли от разрушенного корабля.
– Сэр!!
Мой голос прилетел откуда-то, из дальних далей:
– Что, Ансельм?
– Включите ваш аварийный маячок. У вас есть горючее?
– Немного.
– Я знаю, что вы в шоке. Вы можете управлять вашими двигателями?
«…великодушие и милосердие осеняли всю мою жизнь. И теперь мне предстоит пребывать…»
– Да, – устало промолвил я.
«…в доме Господа, – и очень тихо:
– навеки».
Сигнальная лампочка моих баллонов с дыхательной смесью предупреждающе замигала. Я вздохнул с облегчением. Десять минут. Достаточно, чтобы добраться до орбитальной станции. Только ждать помилования мне не приходится.
Я привлек юношу к своей груди. Он обнял меня, прижался плотно, его шлем уперся мне в плечо. Включив двигатели, я полетел к видневшейся в отдалении орбитальной станции.
Молча, погруженные в собственные страдания, мы наблюдали за быстрым концом корабля. Время от времени внутри него что-то рвалось, и вспыхивало пламя, которое медленно гасло.
В «Галактику» было вложено столько человеческого труда, ею так гордились. Как много надежд было связано с ней. Как много жизней…
Внезапно ее огни вспыхнули и померкли.
Мы с Ансельмом плыли по направлению к орбитальной станции.
Ужасный взрыв верхнего диска. Языки пламени на фоне космической ночи. Корпус «Галактики» развалился на части. Выбрасывая снопы горючего, верхняя треть огромного корабля отвалилась в сторону. Вращаясь, полетела к голубому сиянию Земли.
Я рассеянно похлопал по плечу гардемарина:
– Ну, вот и все, парень.
Один из нас плакал, но я не знаю, кто.
Крайне усталый, я неохотно обратил свой взор на орбитальную станцию…
Эпилог
– Большая честь познакомиться с вами, сэр. Я воспринял это как комплимент.
– Итак, вы отбываете на Константинию. Какая у вас специальность?
– Инженер-агроном. Импорт сельскохозяйственной продукции на Землю удвоился… – Она чуть улыбнулась и кивнула на мужа:
– Фаллон – специалист по психологии искусственного интеллекта. Он будет исследовать психические расстройства компьютеров. – Она немного смутилась:
– Что же, не хочу отнимать ваше время.
– Приятно было познакомиться. – Это было почти правдой. Я подхватил трости и заковылял своей дорогой.
Лунаполис. Глаза доктора Дженили полны сожаления:
– Весьма неприятные повреждения. Я вас предупреждал.
– Какой для меня прогноз? – Позади были две сложные операции для ликвидации последствий травмы. Месяц пришлось провести на жесткой больничной койке, лежа на спине. Потолок над собой я изучил вдоль и поперек.
– Вам сопутствует невероятное везение. Будете ходить, после лечения.
– С тростями?
– Поначалу. Возможно, после соответствующей физиотерапии. – Он перестал меня обнадеживать. – Но что касается гравитации…
– В гравитронной камере мне было чертовски больно.
– А прошло только десять минут. Полного земного тяготения вам никогда больше не выдержать. Не исключено, что придется лежать на спине, напичканным болеутоляющими средствами, но…
– Понимаю.
– В крайнем случае, попасть на Землю вы можете. Но, оказавшись там однажды, вынуждены будете остаться там навсегда, до конца дней своих погружены в страдания. Ваш позвоночник не выдержит еще одного полета в космос.
– И какую гравитацию я могу выдержать?
– Когда все воспаления пройдут, думаю, половину земной. Может, немного больше. Боль подскажет вам ваш порог.
– У меня даже сейчас сильная боль. Хоть когда-нибудь она пройдет? – Хотя вряд ли я заслуживал облегчения.
– Хотите правду? Определенно сказать нельзя. Думаю, боль будет понемногу стихать. Если она станет невыносимой, мы увеличим дозы болеутоляющих. Есть неплохие шансы на то, что в один прекрасный день…
Кончится ли когда-нибудь его пустословие?
– Прошу прощения, мистер Сифорт, – продолжил Дженили, – но вы сами все это сделали.
– Да, действительно. – При всей этой свистопляске на борту «Галактики». Когда я умышленно противопоставил себя Его воле.
– Ари Бин Юфеф.
– Израильтянин?
– Палестинец, – с оттенком презрения выдавил он.
– Вам семнадцать лет. Где ваши родители?
– Мой отец на молебне. – Вы учились в школе?
– Немного. Это не обязательно.
– Догадываюсь. Приятного путешествия.
Пренебрежительно кивнув головой, юноша вышел. Девятнадцать месяцев пути до Константинии. Возможно, он выучится – или его выучат – хорошим манерам.
Совет Адмиралтейства провел расследование, выявляя виновных в гибели «Галактики» вместе с тысячью ста пассажирами и членами экипажа. Ансельм как-то, не сдержавшись, напомнил мне, что во время катастрофы на капитанском мостике была Арлина, а не я.
Возможно, решение было предопределено тем, что теперь Адмиралтейство состояло только из тех членов, которые в ответ на мой вызов прилетели на Фарсайд. Или с виновными было и так все ясно, и не было необходимости упоминать имя моей жены. Возвращая корабль к орбитальной станции, Арлина только выполняла приказ. Сама она огня не открывала, даже когда «Галактика» подвергалась обстрелу. Ответственность была возложена на адмирала Хоя и в особенности – на адмирала Симовича.
В течение одиннадцати дней Борис Симович скрывался в глубинах бесконечных лунных муравейников, пока войска ВВС ООН и кадеты Флота терпеливо ждали на поверхности. Только когда у него закончились припасы, он вышел, весь съежившийся и дрожащий от страха, и был арестован.
Суд над ним продолжался три дня. Никакие политические аргументы не принимались и не выслушивались. И вовсе не по моему приказу его приговорили к казни в Лунаполисе, где Симович был пленен и осужден. Повешение при тяготении в одну шестую земного – процедура довольно длинная. Мне рассказали, что несколько долгих минут он извивался в конвульсиях.
Будучи узником клиники доктора Дженили, сам я на экзекуции не присутствовал. Но генерал Доннер, недавно назначенный командующим ВВС ООН, был там.
Я повернулся к стоявшему по стойке «смирно» гардемарину.
– Почему вы хотите служить на «Олимпиаде», мистер Спик?
– По тем же причинам, что и на «Галактике». – Возможно, он понял, что его ответ прозвучал грубовато, и пояснил:
– Эти корабли – как родные братья. И это точно такой же полет.
– Но капитан Стангер сам выбрал вас. Без него…
– Да, сэр, теперь все будет по-другому. – Он покраснел. – Я знаю, вы неважного мнения обо мне. В день, когда мы впервые встретились… – Я кивнул. Его нетерпение раздражало даже Алекса. – И некоторые мои высказывания были, э-э, экстравагантными. – Когда Джаред хитростью отобрал у него оружие, Спик осыпал его ругательствами.
– Если бы вы были кадетом…
– Да, сэр. Мистер Стангер предупреждал, что у меня необузданный темперамент. Однажды, – он сильно покраснел, – я был даже выпорот.
– С другой стороны, – сказал я, – вы хорошо держались, когда мы вновь завладели «Галактикой». Так что нет сомнения, что первому гардемарину придется за вами присматривать. – Спику старшинства не видать, во всяком случае в этом полете. Первого гардемарина выбирают с большой тщательностью.
Лежа в своей больничной койке, я без конца подписывал разные указы, чтобы утвердить нашу экологическую политику до отмены военного положения.
Через три года – вполне достаточное время для заключения договоров с колониями – Земля должна была начать собирать богатую добычу на своих морях. Была надежда, что пятилетний мораторий на рыбную ловлю позволит восстановить численность обитателей океанских глубин. Фактически все ресурсы военно-морского флота задействовались для перевозок разных белковых заменителей. Большей частью это были соевые продукты, хотя в пампасах и степных районах главной статьей экспорта значилось мясо.
Возросшие требования могли привести к повышенному напряжению в экономике – в итоге мы могли стать самой бедной планетной системой. Возможно, более могущественными надолго стали бы колонии. Хотя я в этом сомневался. Земля обладала огромными ресурсами, о ее запасах ходили легенды.
В то же время следовало положить конец бесконтрольному загрязнению морей. Было запланировано строительство нескольких новых очистных сооружений. Их строительство объявили приоритетным, наряду с очисткой воздуха на всех предприятиях Земли без исключения.
Колоссальные хлопоты? Конечно. Затраты? Не о чем и говорить. Хитрость заключалась в том, чтобы заключить договоры с таким количеством мощных корпораций и фирм, чтобы даже незначительное сокращение сотрудничества с ними вызвало бешеное сопротивление. Хорошие советы мне дал Бранстэд, а также Робби Боланд.
Когда Джеренса Бранстэда освободили из плена, он был чрезвычайно перепуган, но никакого вреда ему не причинили. Мятежная часть ВВС ООН, которая его захватила, дважды угрожала в ближайшее время его казнить.
Чисно Валера как в воду канул. В последний раз его видели у ограды администрации ООН, в расположении верных ему войск, как раз накануне моего выступления перед ними. Кое-кто поговаривал, что после отступления этих подразделений Чисно ушел в подполье, дабы готовить новый мятеж. Высказывалось также предположение, что он был застрелен каким-то преданным правительству человеком.
Но это не имело большого значения. Он стал объектом насмешек и анекдотов за его лавирование и непостоянство. Улицы, окружающие администрацию ООН, некоторое время удерживались истерами и фидами – двумя самыми могущественными племенами беспризорников. Возможно, они забрались слишком далеко от мест своего постоянного обитания и встретили жесткое сопротивление властей. В некоторых кварталах меня все еще знали как Генсека беспризорников.
Когда последние обломки «Галактики» еще вертелись в верхних слоях атмосферы, заканчивалось строительство «Олимпиады» – ее родной сестры, о которой так много писали. На этом корабле были по-другому устроены грузовые отсеки, более надежно отделены от них емкости с топливом и кислородом.
«Олимпиада» поглотила несметное количество ресурсов, но завершить ее строительство было дешевле, чем отказаться от него. Известная возмутительной пышностью интерьеров – превосходя в этом даже «Галактику» – она вмещала три с половиной тысячи пассажиров, а экипаж ее составлял почти девятьсот человек. Целый город, а не космический корабль.
Семьсот выживших пассажиров «Галактики», а также большая часть ее экипажа перешли на новый суперзвездолет.
Было поздно отказываться от раздельных обеденных залов и более комфортабельных кают, но после моего посещения нижний зал все же переделали и лучше декорировали. В каютах разместили самых разных пассажиров, отнюдь не в соответствии с их социальным положением. Те же, кому это не нравилось, могли ждать несколько лет до следующего полета.
К тому времени, когда я вышел из клиники доктора Дженили – стараясь не качаться, опираясь на трости, – «Олимпиада» была почти полностью готова к полету.
Отказались взойти на ее борт не так уж много пассажиров. Объяснялось это тем, что гибель «Галактики» была вызвана не недостатками конструкции. Все корабли Военно-Космического Флота имели защитные противолазерные щиты, но ни один не мог противостоять атаке лазерных пушек Лунаполиса или орбитальной станции – мощных орудий, которые опустошали целые улицы во время восстания беспризорников нижнего Нью-Йорка.
Эти лазеры строились для разрушения астероидов, брошенных на Землю много лет назад космическими рыбами, и теперь каких-либо оснований для применения этого оружия не было. Я использовал весь свой авторитет и предоставленные мне военным положением полномочия, чтобы полностью их демонтировать. Хищные рыбы являли куда меньшую опасность, чем некоторые генералы или адмиралы, не способные устоять перед искушением поиграть в войну. Земля не должна была еще хоть раз стать заложницей.
В общественном мнении возникли определенные тенденции, которые по каким-то таинственным причинам все больше усиливались. Когда разбирались дела о мятеже, господствовало стремление решить их быстро и по возможности без большого шума. Я неохотно соглашался. Террористы, включая Лигу экологического действия, были повешены. Та же участь постигла и пятерых членов Адмиралтейства. В большинстве других случаев я смягчил наказание.
Однако я был твердо настроен не лгать и не избегать правды, особенно если это касалось моей собственной ответственности. Уступая настойчивым просьбам руководителя моей службы, я отказывал представителям масс-медиа в интервью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Нет, сэр! – Он вытолкнул меня через дыру. В ночь. Охваченный ужасом, я изо всех сил задергался, но пальцы Ансельма крепко держали мое запястье. Через мгновение он скользнул за мной.
«…за то, что ты сделал со мной; твой указующий жезл и рабы твои…»
«„Галактика“, вызывает служба слежения орбитальной станции. Еще раз сообщите, в каком вы состоянии. Мы посылаем все имеющиеся в распоряжении…»
– Сэр!
Мы плыли от разрушенного корабля.
– Сэр!!
Мой голос прилетел откуда-то, из дальних далей:
– Что, Ансельм?
– Включите ваш аварийный маячок. У вас есть горючее?
– Немного.
– Я знаю, что вы в шоке. Вы можете управлять вашими двигателями?
«…великодушие и милосердие осеняли всю мою жизнь. И теперь мне предстоит пребывать…»
– Да, – устало промолвил я.
«…в доме Господа, – и очень тихо:
– навеки».
Сигнальная лампочка моих баллонов с дыхательной смесью предупреждающе замигала. Я вздохнул с облегчением. Десять минут. Достаточно, чтобы добраться до орбитальной станции. Только ждать помилования мне не приходится.
Я привлек юношу к своей груди. Он обнял меня, прижался плотно, его шлем уперся мне в плечо. Включив двигатели, я полетел к видневшейся в отдалении орбитальной станции.
Молча, погруженные в собственные страдания, мы наблюдали за быстрым концом корабля. Время от времени внутри него что-то рвалось, и вспыхивало пламя, которое медленно гасло.
В «Галактику» было вложено столько человеческого труда, ею так гордились. Как много надежд было связано с ней. Как много жизней…
Внезапно ее огни вспыхнули и померкли.
Мы с Ансельмом плыли по направлению к орбитальной станции.
Ужасный взрыв верхнего диска. Языки пламени на фоне космической ночи. Корпус «Галактики» развалился на части. Выбрасывая снопы горючего, верхняя треть огромного корабля отвалилась в сторону. Вращаясь, полетела к голубому сиянию Земли.
Я рассеянно похлопал по плечу гардемарина:
– Ну, вот и все, парень.
Один из нас плакал, но я не знаю, кто.
Крайне усталый, я неохотно обратил свой взор на орбитальную станцию…
Эпилог
– Большая честь познакомиться с вами, сэр. Я воспринял это как комплимент.
– Итак, вы отбываете на Константинию. Какая у вас специальность?
– Инженер-агроном. Импорт сельскохозяйственной продукции на Землю удвоился… – Она чуть улыбнулась и кивнула на мужа:
– Фаллон – специалист по психологии искусственного интеллекта. Он будет исследовать психические расстройства компьютеров. – Она немного смутилась:
– Что же, не хочу отнимать ваше время.
– Приятно было познакомиться. – Это было почти правдой. Я подхватил трости и заковылял своей дорогой.
Лунаполис. Глаза доктора Дженили полны сожаления:
– Весьма неприятные повреждения. Я вас предупреждал.
– Какой для меня прогноз? – Позади были две сложные операции для ликвидации последствий травмы. Месяц пришлось провести на жесткой больничной койке, лежа на спине. Потолок над собой я изучил вдоль и поперек.
– Вам сопутствует невероятное везение. Будете ходить, после лечения.
– С тростями?
– Поначалу. Возможно, после соответствующей физиотерапии. – Он перестал меня обнадеживать. – Но что касается гравитации…
– В гравитронной камере мне было чертовски больно.
– А прошло только десять минут. Полного земного тяготения вам никогда больше не выдержать. Не исключено, что придется лежать на спине, напичканным болеутоляющими средствами, но…
– Понимаю.
– В крайнем случае, попасть на Землю вы можете. Но, оказавшись там однажды, вынуждены будете остаться там навсегда, до конца дней своих погружены в страдания. Ваш позвоночник не выдержит еще одного полета в космос.
– И какую гравитацию я могу выдержать?
– Когда все воспаления пройдут, думаю, половину земной. Может, немного больше. Боль подскажет вам ваш порог.
– У меня даже сейчас сильная боль. Хоть когда-нибудь она пройдет? – Хотя вряд ли я заслуживал облегчения.
– Хотите правду? Определенно сказать нельзя. Думаю, боль будет понемногу стихать. Если она станет невыносимой, мы увеличим дозы болеутоляющих. Есть неплохие шансы на то, что в один прекрасный день…
Кончится ли когда-нибудь его пустословие?
– Прошу прощения, мистер Сифорт, – продолжил Дженили, – но вы сами все это сделали.
– Да, действительно. – При всей этой свистопляске на борту «Галактики». Когда я умышленно противопоставил себя Его воле.
– Ари Бин Юфеф.
– Израильтянин?
– Палестинец, – с оттенком презрения выдавил он.
– Вам семнадцать лет. Где ваши родители?
– Мой отец на молебне. – Вы учились в школе?
– Немного. Это не обязательно.
– Догадываюсь. Приятного путешествия.
Пренебрежительно кивнув головой, юноша вышел. Девятнадцать месяцев пути до Константинии. Возможно, он выучится – или его выучат – хорошим манерам.
Совет Адмиралтейства провел расследование, выявляя виновных в гибели «Галактики» вместе с тысячью ста пассажирами и членами экипажа. Ансельм как-то, не сдержавшись, напомнил мне, что во время катастрофы на капитанском мостике была Арлина, а не я.
Возможно, решение было предопределено тем, что теперь Адмиралтейство состояло только из тех членов, которые в ответ на мой вызов прилетели на Фарсайд. Или с виновными было и так все ясно, и не было необходимости упоминать имя моей жены. Возвращая корабль к орбитальной станции, Арлина только выполняла приказ. Сама она огня не открывала, даже когда «Галактика» подвергалась обстрелу. Ответственность была возложена на адмирала Хоя и в особенности – на адмирала Симовича.
В течение одиннадцати дней Борис Симович скрывался в глубинах бесконечных лунных муравейников, пока войска ВВС ООН и кадеты Флота терпеливо ждали на поверхности. Только когда у него закончились припасы, он вышел, весь съежившийся и дрожащий от страха, и был арестован.
Суд над ним продолжался три дня. Никакие политические аргументы не принимались и не выслушивались. И вовсе не по моему приказу его приговорили к казни в Лунаполисе, где Симович был пленен и осужден. Повешение при тяготении в одну шестую земного – процедура довольно длинная. Мне рассказали, что несколько долгих минут он извивался в конвульсиях.
Будучи узником клиники доктора Дженили, сам я на экзекуции не присутствовал. Но генерал Доннер, недавно назначенный командующим ВВС ООН, был там.
Я повернулся к стоявшему по стойке «смирно» гардемарину.
– Почему вы хотите служить на «Олимпиаде», мистер Спик?
– По тем же причинам, что и на «Галактике». – Возможно, он понял, что его ответ прозвучал грубовато, и пояснил:
– Эти корабли – как родные братья. И это точно такой же полет.
– Но капитан Стангер сам выбрал вас. Без него…
– Да, сэр, теперь все будет по-другому. – Он покраснел. – Я знаю, вы неважного мнения обо мне. В день, когда мы впервые встретились… – Я кивнул. Его нетерпение раздражало даже Алекса. – И некоторые мои высказывания были, э-э, экстравагантными. – Когда Джаред хитростью отобрал у него оружие, Спик осыпал его ругательствами.
– Если бы вы были кадетом…
– Да, сэр. Мистер Стангер предупреждал, что у меня необузданный темперамент. Однажды, – он сильно покраснел, – я был даже выпорот.
– С другой стороны, – сказал я, – вы хорошо держались, когда мы вновь завладели «Галактикой». Так что нет сомнения, что первому гардемарину придется за вами присматривать. – Спику старшинства не видать, во всяком случае в этом полете. Первого гардемарина выбирают с большой тщательностью.
Лежа в своей больничной койке, я без конца подписывал разные указы, чтобы утвердить нашу экологическую политику до отмены военного положения.
Через три года – вполне достаточное время для заключения договоров с колониями – Земля должна была начать собирать богатую добычу на своих морях. Была надежда, что пятилетний мораторий на рыбную ловлю позволит восстановить численность обитателей океанских глубин. Фактически все ресурсы военно-морского флота задействовались для перевозок разных белковых заменителей. Большей частью это были соевые продукты, хотя в пампасах и степных районах главной статьей экспорта значилось мясо.
Возросшие требования могли привести к повышенному напряжению в экономике – в итоге мы могли стать самой бедной планетной системой. Возможно, более могущественными надолго стали бы колонии. Хотя я в этом сомневался. Земля обладала огромными ресурсами, о ее запасах ходили легенды.
В то же время следовало положить конец бесконтрольному загрязнению морей. Было запланировано строительство нескольких новых очистных сооружений. Их строительство объявили приоритетным, наряду с очисткой воздуха на всех предприятиях Земли без исключения.
Колоссальные хлопоты? Конечно. Затраты? Не о чем и говорить. Хитрость заключалась в том, чтобы заключить договоры с таким количеством мощных корпораций и фирм, чтобы даже незначительное сокращение сотрудничества с ними вызвало бешеное сопротивление. Хорошие советы мне дал Бранстэд, а также Робби Боланд.
Когда Джеренса Бранстэда освободили из плена, он был чрезвычайно перепуган, но никакого вреда ему не причинили. Мятежная часть ВВС ООН, которая его захватила, дважды угрожала в ближайшее время его казнить.
Чисно Валера как в воду канул. В последний раз его видели у ограды администрации ООН, в расположении верных ему войск, как раз накануне моего выступления перед ними. Кое-кто поговаривал, что после отступления этих подразделений Чисно ушел в подполье, дабы готовить новый мятеж. Высказывалось также предположение, что он был застрелен каким-то преданным правительству человеком.
Но это не имело большого значения. Он стал объектом насмешек и анекдотов за его лавирование и непостоянство. Улицы, окружающие администрацию ООН, некоторое время удерживались истерами и фидами – двумя самыми могущественными племенами беспризорников. Возможно, они забрались слишком далеко от мест своего постоянного обитания и встретили жесткое сопротивление властей. В некоторых кварталах меня все еще знали как Генсека беспризорников.
Когда последние обломки «Галактики» еще вертелись в верхних слоях атмосферы, заканчивалось строительство «Олимпиады» – ее родной сестры, о которой так много писали. На этом корабле были по-другому устроены грузовые отсеки, более надежно отделены от них емкости с топливом и кислородом.
«Олимпиада» поглотила несметное количество ресурсов, но завершить ее строительство было дешевле, чем отказаться от него. Известная возмутительной пышностью интерьеров – превосходя в этом даже «Галактику» – она вмещала три с половиной тысячи пассажиров, а экипаж ее составлял почти девятьсот человек. Целый город, а не космический корабль.
Семьсот выживших пассажиров «Галактики», а также большая часть ее экипажа перешли на новый суперзвездолет.
Было поздно отказываться от раздельных обеденных залов и более комфортабельных кают, но после моего посещения нижний зал все же переделали и лучше декорировали. В каютах разместили самых разных пассажиров, отнюдь не в соответствии с их социальным положением. Те же, кому это не нравилось, могли ждать несколько лет до следующего полета.
К тому времени, когда я вышел из клиники доктора Дженили – стараясь не качаться, опираясь на трости, – «Олимпиада» была почти полностью готова к полету.
Отказались взойти на ее борт не так уж много пассажиров. Объяснялось это тем, что гибель «Галактики» была вызвана не недостатками конструкции. Все корабли Военно-Космического Флота имели защитные противолазерные щиты, но ни один не мог противостоять атаке лазерных пушек Лунаполиса или орбитальной станции – мощных орудий, которые опустошали целые улицы во время восстания беспризорников нижнего Нью-Йорка.
Эти лазеры строились для разрушения астероидов, брошенных на Землю много лет назад космическими рыбами, и теперь каких-либо оснований для применения этого оружия не было. Я использовал весь свой авторитет и предоставленные мне военным положением полномочия, чтобы полностью их демонтировать. Хищные рыбы являли куда меньшую опасность, чем некоторые генералы или адмиралы, не способные устоять перед искушением поиграть в войну. Земля не должна была еще хоть раз стать заложницей.
В общественном мнении возникли определенные тенденции, которые по каким-то таинственным причинам все больше усиливались. Когда разбирались дела о мятеже, господствовало стремление решить их быстро и по возможности без большого шума. Я неохотно соглашался. Террористы, включая Лигу экологического действия, были повешены. Та же участь постигла и пятерых членов Адмиралтейства. В большинстве других случаев я смягчил наказание.
Однако я был твердо настроен не лгать и не избегать правды, особенно если это касалось моей собственной ответственности. Уступая настойчивым просьбам руководителя моей службы, я отказывал представителям масс-медиа в интервью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72