Через три дня мне предстояло вместе с Филипом отправиться в таинственное путешествие, которое он задумал. Надо было успеть закончить все дела.
Еще у меня была намечена встреча с невропатологом, и я пошел на осмотр с Карен Варне, ради ее спокойствия. Арлина тоже настаивала на своем присутствии. Я нехотя согласился. Мне вовсе не хотелось, чтобы она услышала плохие новости, если таковые будут. Я в этом случае хотел кое-чем заняться – приготовлениями к своему концу, – а она могла мне помешать.
Я уже стал свыкаться с мыслью о том, что проведу остаток жизни в этом кресле. Если такова воля Господа…
Но я так часто бросал ему вызов, что это стало превращаться в привычку. Попадание в ад нельзя заслужить вернее, чем уже было мною заслужено. Поэтому я бы лучше убил себя, чем позволял бы таскать меня в туалет, одевать, чем разъезжал бы по двору в поисках кого-то, кто поднял бы меня по лестнице.
Жизнь сама по себе не настолько ценна, чтобы все это терпеть. Я не стану думать иначе, даже когда отправлюсь на небеса…
– Можно мне войти, пожалуйста?
Майкл. Его жесткие волосы были тщательно приглажены, рубашка отутюжена.
Я жестом показал на кресло.
– Я хочу больше… – Он замялся, с трудом подбирая слова. – Я мог бы делать гораздо больше физических упражнений. Как насчет того, чтобы проводить с мистером Кэрром больше времени?
– Кадеты занимаются по два часа в день.
– Я не измотанный службой кадет!
– Очевидно, нет, и использовать тебя они не могут.
– Мы не на базаре!
Я не оставил без внимания его грубость:
– Убирайся!
Его шаги затихли на верху лестницы.
Я злился на него, вертя в руках свой голографовизор. Сам-то я хорош! Я развернулся и подъехал к основанию лестницы, чтобы позвать его вниз.
До меня донесся слабый звук. Был ли это всхлип?
Бевина и Ансельма нигде не было видно. Кто бы мог поднять меня? Произнося непечатные выражения, я спиной к лестнице уселся на нижнюю ступеньку. Потом подтянулся на следующую, затем еще и еще. Ступенька за ступенькой, я втаскивал свое непослушное тело наверх. На середине пути остановился, высвободился из куртки, чтобы совсем не спариться. Потом продолжил подниматься.
Наверху я встретил Карлу Тамарову. Она, похоже, уже долго наблюдала за мной.
– Спустись, пожалуйста, вниз. Найди кого-нибудь, кто помог бы поднять кресло.
– Вы довели его до слез.
– Да. Знаю.
Она затопала вниз по ступенькам. Сидя, я толкал свое тело к комнате Майкла. Я постучал в дверь, изловчился и распахнул ее.
– Уйди… – Тут его глаза расширились. Взъерошенный, запыхавшийся, я представлял еще то зрелище.
Я начал перемещаться по направлению к его кровати.
– Алекс обеспечил бы тебе все необходимое. Уж не знаю как.
– Я в вас не нуждаюсь, – презрительно бросил он.
– Нуждаешься, – горько возразил я. – Как никто другой.
– Это почему ж?
– Помоги мне подняться. Я тебе объясню. Озадаченный, он помог мне подняться на кровать.
Я вытянул ноги и сделал паузу, чтобы немного перевести дух. Потом взял его за подбородок и повернул так, чтобы его глаза были обращены ко мне.
– Прости, что выгнал тебя. Я любил твоего отца. Если бы меня не стало, он точно так же заботился бы о моем сыне. – Он высвободился и отпрянул к стене. – Твоя мать… подавлена.
– Я знаю, – приглушенным голосом промолвил он.
– А что если я попрошу ее, чтобы ты ненадолго здесь остался?
Что я такое говорю? Мне и так не хватало времени на разбор своих голографочипов, словом перемолвиться с гардемарином, Арлиной, Фити…
– У нас и минуты времени не будет.
Он был прав. Слава богу, хоть у одного из нас осталось немного здравого смысла.
«Не развенчивайте того человека, которым вы стали для меня. И которым все еще остаетесь», – так говорил Алекс, сидя однажды в моем кабинете.
Я задумался.
Майкл отвернулся:
– Вы сердитесь.
– Если бы твой отец увидел, как ты ведешь себя в моем доме, – что бы он сказал?
– Понятия не имею.
– Говори? – Я схватил его за запястье. Он заерзал, но я крепко его держал.
– Он бы… Я не… – Вдруг его голос стал похожим на голос Алекса:
– Приведи себя в порядок, парень, и сию же минуту! – Он покраснел.
Я повернул его лицо к своему. И сказал медленно, слово за словом:
– Приведи себя в порядок, парень, и сию же минуту.
– Что вы… Его нет, и вы не имеете права…
– Я спрашивал твою мать.
– Могу я узнать, о чем? – В дверях стояла Мойра, а Карла высовывалась из-за ее спины.
– Не мог бы Майкл остаться здесь на пару месяцев? Он нуждается в… – Я не знал точно в чем.
– Это было бы очень хорошо для него. – Она изящным движением руки отбросила со лба прядь волос. – Или бы вы поехали с нами в Киев.
Мы замолчали в ожидании его ответа.
– Я невоспитанный и капризный, помните? И я вам не нравлюсь.
– Вы не могли бы ненадолго оставить нас вдвоем? – Я подождал, пока дверь закрылась. – Ты такой и есть, парень. И твои выходки вызывают у меня презрение. – Он заерзал. – И у Алекса тоже бы вызвали. – Я отпустил его подбородок. – Тебе нужна доброта. Больше, чем я могу дать. Но дело не только в этом.
– Сожалею, – покорным голосом промолвил он.
– Если бы ты оплакивал Алекса – это вызвало бы у меня уважение. Но… Веди себя так, чтобы он мог тобой гордиться. И ты сам.
– Я так по нему скучаю! – Голос его звучал из самого сердца.
– И я тоже. Так ты остаешься?
– Подумаю об этом.
– Решай сейчас. – Моя спина отвратительно болела. В глазах у меня стояли слезы, и надо было поскорее со всем этим покончить.
– Вы будете грубы со мной.
– Если ты этого заслужишь.
– Я уже почти взрослый. Я не нуждаюсь, чтобы кто-то пытался стать мне отцом.
– Тогда уезжай вместе с Мойрой. Или катись на все четыре стороны. – Я крикнул:
– Мойра, мое кресло подняли?
Он что есть силы ударил в подушку:
– Ладно, будь оно все проклято, я останусь!
– Остаешься без ужина! – Я откинулся назад. – Я не потерплю богохульства. – Выпрямившись, я попытался Дотянуться до дверной ручки. Бевин и Арлина ждали меня с креслом. – Ну, вкатывайте его, что стоите?
– А если я снова так скажу?
– Тебе рот заклеют пластырем. Возможно другое: два часа упражнений с Ансельмом завтра, и у тебя будет столько же времени для общения с мистером Кэрром. И со мной тоже. Я подумаю о том, что тебе рассказать из того, чего не знает он. Кадеты занимаются по два часа. И ты сможешь.
– Я скоро все это возненавижу. – Его слова, казалось, заполнили комнату, весь дом и всего меня.
Утром, когда мы с Бевином были погружены в работу, на моем голографовизоре высветилось рукописное послание:
«Сэр, считаю своим долгом доложить о том, о чем мне было приказано.
Гардемарин Тадеуш Ансельм».
Я застонал.
– Где наш гардемарин?
– В своей комнате, думаю.
– Давай его сюда. – Бевин посмотрел на мобильник. – Поднимись по лестнице и приведи его. Я жду его здесь через несколько минут. – Я едва сдерживал себя.
– Слушаюсь, сэр! – Он бросился выполнять приказание.
Когда они вернулись, Ансельм все еще заправлял рубаху в брюки.
– Гардемарин Ансельм докладывает!
– Слушаю внимательно. Дэнил, выйди. – Держа в руках распечатанную записку гардемарина, я злобно на него смотрел. – Ты нарушил приказ?
– Да, сэр, – отчеканил он, не моргнув глазом.
– Поведай мне детали.
– Я был… – Он глубоко вздохнул. – Вчера днем, сэр, когда вы были с Майклом, я подошел к бару с напитками и налил себе немного виски.
Я взревел:
– Тебе это так просто не пройдет! – Мой кулак опустился на стол с такой силой, что голографовизор подпрыгнул. Тадеуш ничего не ответил. – Ну?!
Я знал, что это нечестно. Я не задал вопроса, требуя ответа, не давая ему возможности что-то сказать.
– Да, сэр, мне это так не пройдет. Я знал это, когда докладывал вам. – Его лоб слегка поблескивал.
– Сколько?
– Виски? Несколько глотков.
Хорошо, что мои онемевшие ноги не давали мне возможности подняться с кресла. Я хлопнул рукой по подлокотнику:
– Стыд. Позор.
– Да, сэр. Все именно так, – дрожащим голосом промолвил он.
Я мрачно его оглядел. Живот подтянут, руки по швам. Вздохнув, я взял свой официальный бланк. Написать записку было минутным делом.
Заканчивай одеваться. Немедленно отправляйся на базу Флота «Потомак» и передай эту записку дежурному офицеру. На этот раз ты пройдешь через настоящую порку.
– Слушаюсь, сэр. – Он взял записку.
– По возвращении поставишь на место новую бутылку виски, купленную на твои собственные деньги.
– Слушаюсь, сэр.
– Доложите мне потом обо всем, мистер Ансельм. И мы поговорим. Свободны.
Он подчеркнуто четко козырнул, повернулся кругом и вышел.
Чем бы мы ни занимались этим утром, я едва что-то понимал. Как раз перед обедом Ансельм осторожно постучал в мою дверь.
– Гардемарин Ансельм докладывает о выполнении приказа, сэр. – Он мог бы ничего и не говорить. Все было видно по его походке и подавленному виду.
– Очень хорошо. На сегодня все, Дэнил. Тэд, садись или стой, как тебе удобнее.
Ансельм осторожно сел на стул, повернулся и привалился боком к спинке.
– Мне жаль, что возникла необходимость тебя выпороть. Я восхищен твоей смелостью при написании докладной записки. Ты вел себя достойно.
– Это был приказ.
– Но не было приказа пить.
– Я не мог… – Его глаза повлажнели. – Я не мог с собой справиться.
– Помоги мне понять, почему, – мягко спросил я.
– Я обязан отвечать?
– Нет, – смягчился я. – Я вправе наказать тебя за твои действия, но не вправе вторгаться в твои мысли.
Некоторое время было слышно только его дыхание.
– Вы никогда не мечтаете о том, чтобы вернуть прошлое?
– Когда я был моложе… – Я бы дорого заплатил за то, чтобы снова увидеть отца, идущего ко мне от ворот Академии. Вне всякого сомнения, отец любил меня, хотя на свой манер, и редко это показывал.
– Мне часто снится один сон. Это, сэр… Я знаю, что не смею просить, особенно сегодня, но… – Он сделал глотательное движение. – Не смейтесь надо мной. Я этого не выдержу.
– Не буду смеяться.
– Со мной это было с дюжину раз. Думаю, я нахожусь на вокзале высокоскоростной железной дороги. Стою на платформе. С моим отцом. И поезд вот-вот отойдет. – Молча я выкатился из-за стола. – Мы должны уехать вместе. Только он в вагоне, а я нет. Не знаю, почему. Я хочу войти, но двери закрываются. А потом… потом… – Он постарался овладеть собой. – Поезд трогается с места. Движется сначала медленно. Папа стоит у двери, печально смотря сквозь стекло. Я бегу рядом, стараясь запрыгнуть в вагон, чтобы поехать вместе с ним. Поезд идет быстрее и быстрее, пока я не начинаю отставать. А отец все смотрит на меня. Наконец поезд скрывается из глаз. Я остаюсь один. – Я был не в силах что-то сказать. – А потом я пробуждаюсь. И обычно плачу.
– Господи Боже!
– Вчера это снова мне снилось.
– И поэтому ты выпил моего виски.
– Да, сэр. Выпил.
– Ладно. Я знаю, что у тебя болит мягкое место. Завтра у тебя будет выходной.
– Слушаюсь, сэр. Благодарю вас.
– Если выпьешь еще раз, то снова будешь выпорот. Все очень просто.
– Да, сэр.
Я поколебался, размышляя, как устранить причину его срывов.
– И вот еще строгий приказ: если это начнет тебе сниться снова, ты должен немедленно меня разбудить. Подтверди, что понял приказание.
– Приказ получен и понят, сэр. Если мне снова начнет это сниться, я должен вас разбудить.
– Свободен.
Я застегивал рубашку в ярко освещенном смотровом кабинете госпиталя Боланда.
– Итак?
– Все идет так хорошо, как и можно было ожидать, – довольным голосом промолвил доктор Кнорр.
Арлина притопнула ногой:
– Что это значит?
– Рана закрывается, инфекции нет.
– У него постоянно ужасные боли. Иногда вечерами… Я поежился. Это было мое тело, и я решал, рассказывать что-либо или нет.
– На самом деле это хороший знак. Нервные пучки не разорваны окончательно. – Кнорр раскинул руки в стороны:
– И вы теперь работаете мускулами, которыми никогда не пользовались. Вообразите старый дом, не ремонтировавшийся много лет. И вы заменяете половину опорных брусьев. Во время этой работы будет немного шумно.
– Это глупейший…
– Ник, – одернула меня Арлина.
– Ладно. Может кто-нибудь из вас внятно мне все рассказать?
– Что, по-вашему, я должен вам сказать, господин Генеральный секретарь?
Я сделал глубокий вздох, потом еще один:
– Операция вернет мне ноги?
– Ситуация многообещающая, особенно с учетом: того, что у вас еще сохранилась чувствительность в паху. Я хочу, чтобы вы встретились с Дженили.
– Как скоро он может сюда прибыть?
– Это вам надо будет отправиться в Лунаполис.
Мена взорвало:
– Я парализован, и у меня много дел. Вызовите его сюда.
– Вряд ли это получится. – Он поднял руку, чтобы остановить мои возражения. – Все диагностическое оборудование находится в его клинике. Он не может переместить все сюда ради одного пациента.
Я перекатился со стола в кресло:
– Всего доброго.
– Ник, позволь ему…
– На выход, кресло. К вертолетной площадке. – И покатил к дверям.
Жена вздохнула и последовала за мною в холл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Еще у меня была намечена встреча с невропатологом, и я пошел на осмотр с Карен Варне, ради ее спокойствия. Арлина тоже настаивала на своем присутствии. Я нехотя согласился. Мне вовсе не хотелось, чтобы она услышала плохие новости, если таковые будут. Я в этом случае хотел кое-чем заняться – приготовлениями к своему концу, – а она могла мне помешать.
Я уже стал свыкаться с мыслью о том, что проведу остаток жизни в этом кресле. Если такова воля Господа…
Но я так часто бросал ему вызов, что это стало превращаться в привычку. Попадание в ад нельзя заслужить вернее, чем уже было мною заслужено. Поэтому я бы лучше убил себя, чем позволял бы таскать меня в туалет, одевать, чем разъезжал бы по двору в поисках кого-то, кто поднял бы меня по лестнице.
Жизнь сама по себе не настолько ценна, чтобы все это терпеть. Я не стану думать иначе, даже когда отправлюсь на небеса…
– Можно мне войти, пожалуйста?
Майкл. Его жесткие волосы были тщательно приглажены, рубашка отутюжена.
Я жестом показал на кресло.
– Я хочу больше… – Он замялся, с трудом подбирая слова. – Я мог бы делать гораздо больше физических упражнений. Как насчет того, чтобы проводить с мистером Кэрром больше времени?
– Кадеты занимаются по два часа в день.
– Я не измотанный службой кадет!
– Очевидно, нет, и использовать тебя они не могут.
– Мы не на базаре!
Я не оставил без внимания его грубость:
– Убирайся!
Его шаги затихли на верху лестницы.
Я злился на него, вертя в руках свой голографовизор. Сам-то я хорош! Я развернулся и подъехал к основанию лестницы, чтобы позвать его вниз.
До меня донесся слабый звук. Был ли это всхлип?
Бевина и Ансельма нигде не было видно. Кто бы мог поднять меня? Произнося непечатные выражения, я спиной к лестнице уселся на нижнюю ступеньку. Потом подтянулся на следующую, затем еще и еще. Ступенька за ступенькой, я втаскивал свое непослушное тело наверх. На середине пути остановился, высвободился из куртки, чтобы совсем не спариться. Потом продолжил подниматься.
Наверху я встретил Карлу Тамарову. Она, похоже, уже долго наблюдала за мной.
– Спустись, пожалуйста, вниз. Найди кого-нибудь, кто помог бы поднять кресло.
– Вы довели его до слез.
– Да. Знаю.
Она затопала вниз по ступенькам. Сидя, я толкал свое тело к комнате Майкла. Я постучал в дверь, изловчился и распахнул ее.
– Уйди… – Тут его глаза расширились. Взъерошенный, запыхавшийся, я представлял еще то зрелище.
Я начал перемещаться по направлению к его кровати.
– Алекс обеспечил бы тебе все необходимое. Уж не знаю как.
– Я в вас не нуждаюсь, – презрительно бросил он.
– Нуждаешься, – горько возразил я. – Как никто другой.
– Это почему ж?
– Помоги мне подняться. Я тебе объясню. Озадаченный, он помог мне подняться на кровать.
Я вытянул ноги и сделал паузу, чтобы немного перевести дух. Потом взял его за подбородок и повернул так, чтобы его глаза были обращены ко мне.
– Прости, что выгнал тебя. Я любил твоего отца. Если бы меня не стало, он точно так же заботился бы о моем сыне. – Он высвободился и отпрянул к стене. – Твоя мать… подавлена.
– Я знаю, – приглушенным голосом промолвил он.
– А что если я попрошу ее, чтобы ты ненадолго здесь остался?
Что я такое говорю? Мне и так не хватало времени на разбор своих голографочипов, словом перемолвиться с гардемарином, Арлиной, Фити…
– У нас и минуты времени не будет.
Он был прав. Слава богу, хоть у одного из нас осталось немного здравого смысла.
«Не развенчивайте того человека, которым вы стали для меня. И которым все еще остаетесь», – так говорил Алекс, сидя однажды в моем кабинете.
Я задумался.
Майкл отвернулся:
– Вы сердитесь.
– Если бы твой отец увидел, как ты ведешь себя в моем доме, – что бы он сказал?
– Понятия не имею.
– Говори? – Я схватил его за запястье. Он заерзал, но я крепко его держал.
– Он бы… Я не… – Вдруг его голос стал похожим на голос Алекса:
– Приведи себя в порядок, парень, и сию же минуту! – Он покраснел.
Я повернул его лицо к своему. И сказал медленно, слово за словом:
– Приведи себя в порядок, парень, и сию же минуту.
– Что вы… Его нет, и вы не имеете права…
– Я спрашивал твою мать.
– Могу я узнать, о чем? – В дверях стояла Мойра, а Карла высовывалась из-за ее спины.
– Не мог бы Майкл остаться здесь на пару месяцев? Он нуждается в… – Я не знал точно в чем.
– Это было бы очень хорошо для него. – Она изящным движением руки отбросила со лба прядь волос. – Или бы вы поехали с нами в Киев.
Мы замолчали в ожидании его ответа.
– Я невоспитанный и капризный, помните? И я вам не нравлюсь.
– Вы не могли бы ненадолго оставить нас вдвоем? – Я подождал, пока дверь закрылась. – Ты такой и есть, парень. И твои выходки вызывают у меня презрение. – Он заерзал. – И у Алекса тоже бы вызвали. – Я отпустил его подбородок. – Тебе нужна доброта. Больше, чем я могу дать. Но дело не только в этом.
– Сожалею, – покорным голосом промолвил он.
– Если бы ты оплакивал Алекса – это вызвало бы у меня уважение. Но… Веди себя так, чтобы он мог тобой гордиться. И ты сам.
– Я так по нему скучаю! – Голос его звучал из самого сердца.
– И я тоже. Так ты остаешься?
– Подумаю об этом.
– Решай сейчас. – Моя спина отвратительно болела. В глазах у меня стояли слезы, и надо было поскорее со всем этим покончить.
– Вы будете грубы со мной.
– Если ты этого заслужишь.
– Я уже почти взрослый. Я не нуждаюсь, чтобы кто-то пытался стать мне отцом.
– Тогда уезжай вместе с Мойрой. Или катись на все четыре стороны. – Я крикнул:
– Мойра, мое кресло подняли?
Он что есть силы ударил в подушку:
– Ладно, будь оно все проклято, я останусь!
– Остаешься без ужина! – Я откинулся назад. – Я не потерплю богохульства. – Выпрямившись, я попытался Дотянуться до дверной ручки. Бевин и Арлина ждали меня с креслом. – Ну, вкатывайте его, что стоите?
– А если я снова так скажу?
– Тебе рот заклеют пластырем. Возможно другое: два часа упражнений с Ансельмом завтра, и у тебя будет столько же времени для общения с мистером Кэрром. И со мной тоже. Я подумаю о том, что тебе рассказать из того, чего не знает он. Кадеты занимаются по два часа. И ты сможешь.
– Я скоро все это возненавижу. – Его слова, казалось, заполнили комнату, весь дом и всего меня.
Утром, когда мы с Бевином были погружены в работу, на моем голографовизоре высветилось рукописное послание:
«Сэр, считаю своим долгом доложить о том, о чем мне было приказано.
Гардемарин Тадеуш Ансельм».
Я застонал.
– Где наш гардемарин?
– В своей комнате, думаю.
– Давай его сюда. – Бевин посмотрел на мобильник. – Поднимись по лестнице и приведи его. Я жду его здесь через несколько минут. – Я едва сдерживал себя.
– Слушаюсь, сэр! – Он бросился выполнять приказание.
Когда они вернулись, Ансельм все еще заправлял рубаху в брюки.
– Гардемарин Ансельм докладывает!
– Слушаю внимательно. Дэнил, выйди. – Держа в руках распечатанную записку гардемарина, я злобно на него смотрел. – Ты нарушил приказ?
– Да, сэр, – отчеканил он, не моргнув глазом.
– Поведай мне детали.
– Я был… – Он глубоко вздохнул. – Вчера днем, сэр, когда вы были с Майклом, я подошел к бару с напитками и налил себе немного виски.
Я взревел:
– Тебе это так просто не пройдет! – Мой кулак опустился на стол с такой силой, что голографовизор подпрыгнул. Тадеуш ничего не ответил. – Ну?!
Я знал, что это нечестно. Я не задал вопроса, требуя ответа, не давая ему возможности что-то сказать.
– Да, сэр, мне это так не пройдет. Я знал это, когда докладывал вам. – Его лоб слегка поблескивал.
– Сколько?
– Виски? Несколько глотков.
Хорошо, что мои онемевшие ноги не давали мне возможности подняться с кресла. Я хлопнул рукой по подлокотнику:
– Стыд. Позор.
– Да, сэр. Все именно так, – дрожащим голосом промолвил он.
Я мрачно его оглядел. Живот подтянут, руки по швам. Вздохнув, я взял свой официальный бланк. Написать записку было минутным делом.
Заканчивай одеваться. Немедленно отправляйся на базу Флота «Потомак» и передай эту записку дежурному офицеру. На этот раз ты пройдешь через настоящую порку.
– Слушаюсь, сэр. – Он взял записку.
– По возвращении поставишь на место новую бутылку виски, купленную на твои собственные деньги.
– Слушаюсь, сэр.
– Доложите мне потом обо всем, мистер Ансельм. И мы поговорим. Свободны.
Он подчеркнуто четко козырнул, повернулся кругом и вышел.
Чем бы мы ни занимались этим утром, я едва что-то понимал. Как раз перед обедом Ансельм осторожно постучал в мою дверь.
– Гардемарин Ансельм докладывает о выполнении приказа, сэр. – Он мог бы ничего и не говорить. Все было видно по его походке и подавленному виду.
– Очень хорошо. На сегодня все, Дэнил. Тэд, садись или стой, как тебе удобнее.
Ансельм осторожно сел на стул, повернулся и привалился боком к спинке.
– Мне жаль, что возникла необходимость тебя выпороть. Я восхищен твоей смелостью при написании докладной записки. Ты вел себя достойно.
– Это был приказ.
– Но не было приказа пить.
– Я не мог… – Его глаза повлажнели. – Я не мог с собой справиться.
– Помоги мне понять, почему, – мягко спросил я.
– Я обязан отвечать?
– Нет, – смягчился я. – Я вправе наказать тебя за твои действия, но не вправе вторгаться в твои мысли.
Некоторое время было слышно только его дыхание.
– Вы никогда не мечтаете о том, чтобы вернуть прошлое?
– Когда я был моложе… – Я бы дорого заплатил за то, чтобы снова увидеть отца, идущего ко мне от ворот Академии. Вне всякого сомнения, отец любил меня, хотя на свой манер, и редко это показывал.
– Мне часто снится один сон. Это, сэр… Я знаю, что не смею просить, особенно сегодня, но… – Он сделал глотательное движение. – Не смейтесь надо мной. Я этого не выдержу.
– Не буду смеяться.
– Со мной это было с дюжину раз. Думаю, я нахожусь на вокзале высокоскоростной железной дороги. Стою на платформе. С моим отцом. И поезд вот-вот отойдет. – Молча я выкатился из-за стола. – Мы должны уехать вместе. Только он в вагоне, а я нет. Не знаю, почему. Я хочу войти, но двери закрываются. А потом… потом… – Он постарался овладеть собой. – Поезд трогается с места. Движется сначала медленно. Папа стоит у двери, печально смотря сквозь стекло. Я бегу рядом, стараясь запрыгнуть в вагон, чтобы поехать вместе с ним. Поезд идет быстрее и быстрее, пока я не начинаю отставать. А отец все смотрит на меня. Наконец поезд скрывается из глаз. Я остаюсь один. – Я был не в силах что-то сказать. – А потом я пробуждаюсь. И обычно плачу.
– Господи Боже!
– Вчера это снова мне снилось.
– И поэтому ты выпил моего виски.
– Да, сэр. Выпил.
– Ладно. Я знаю, что у тебя болит мягкое место. Завтра у тебя будет выходной.
– Слушаюсь, сэр. Благодарю вас.
– Если выпьешь еще раз, то снова будешь выпорот. Все очень просто.
– Да, сэр.
Я поколебался, размышляя, как устранить причину его срывов.
– И вот еще строгий приказ: если это начнет тебе сниться снова, ты должен немедленно меня разбудить. Подтверди, что понял приказание.
– Приказ получен и понят, сэр. Если мне снова начнет это сниться, я должен вас разбудить.
– Свободен.
Я застегивал рубашку в ярко освещенном смотровом кабинете госпиталя Боланда.
– Итак?
– Все идет так хорошо, как и можно было ожидать, – довольным голосом промолвил доктор Кнорр.
Арлина притопнула ногой:
– Что это значит?
– Рана закрывается, инфекции нет.
– У него постоянно ужасные боли. Иногда вечерами… Я поежился. Это было мое тело, и я решал, рассказывать что-либо или нет.
– На самом деле это хороший знак. Нервные пучки не разорваны окончательно. – Кнорр раскинул руки в стороны:
– И вы теперь работаете мускулами, которыми никогда не пользовались. Вообразите старый дом, не ремонтировавшийся много лет. И вы заменяете половину опорных брусьев. Во время этой работы будет немного шумно.
– Это глупейший…
– Ник, – одернула меня Арлина.
– Ладно. Может кто-нибудь из вас внятно мне все рассказать?
– Что, по-вашему, я должен вам сказать, господин Генеральный секретарь?
Я сделал глубокий вздох, потом еще один:
– Операция вернет мне ноги?
– Ситуация многообещающая, особенно с учетом: того, что у вас еще сохранилась чувствительность в паху. Я хочу, чтобы вы встретились с Дженили.
– Как скоро он может сюда прибыть?
– Это вам надо будет отправиться в Лунаполис.
Мена взорвало:
– Я парализован, и у меня много дел. Вызовите его сюда.
– Вряд ли это получится. – Он поднял руку, чтобы остановить мои возражения. – Все диагностическое оборудование находится в его клинике. Он не может переместить все сюда ради одного пациента.
Я перекатился со стола в кресло:
– Всего доброго.
– Ник, позволь ему…
– На выход, кресло. К вертолетной площадке. – И покатил к дверям.
Жена вздохнула и последовала за мною в холл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72