– Он целиком отдается тому, во что верит. Он настолько впечатлительный, что пугает меня.
– Фанатик, – сказал я.
– Не совсем так. Он способен слушать, а фанатики – нет. Ему можно доказать, что он не прав, хотя и редко.
– Жаль, что я не могу это сделать.
– Он отчаянно хочет убедить вас, мистер Сифорт. Я не знаю, что с ним будет, если его постигнет неудача.
– Есть и другие политики.
– Мы жили с ним… сколько уже… пять лет? Я люблю его. Но вы по-прежнему остаетесь центром его жизни. Он глубоко вас почитает. Когда он увидел вашу кровь… в тот вечер я успокаивал его больше часа. Он не мог прийти в себя. Весь следующий день он сдерживался как мог, чтобы вы ничего не заметили.
– Почему?
– Боялся, что вы начнете соглашаться с ним из жалости. – («О, Филип!») – У вас так много власти, чтобы ранить его.
– Мы не на благотворительном базаре.
– Я вовсе не хочу сказать, что вы стараетесь это сделать. – Он стал подыскивать нужные слова. – Но вы не будете его слушать по-настоящему. Не откроете ему свое сердце. А знаете, так ли ужасно то, чего он хочет? Чтобы мир восстал из руин?
– Это не так просто.
– Это будет, если вы за это возьметесь. – Его рука быстро коснулась моего колена. – Если вы просто будете это делать.
Несколько долгих секунд я сидел молча.
– Роб Боланд хорошо с тобой поработал, – грубовато заметил я.
– Дядя Робби спас мне жизнь. – Джаред нерешительно улыбнулся. – Вот все, что я хотел сказать.
Я наклонился вперед и мягко поцеловал его в лоб:
– Позаботься о моем сыне.
Сразу после полуночи зазвонил мобильник. Полусонный, я включил его. – Да?
– Мистер Сифорт? Чисно Валера.
Я захотел принять сидячее положение, но, поняв, что для этого надо переместить ноги, отказался от своего намерения.
– Что-нибудь случилось?
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы включили изображение. – Мой заместитель на посту Генсека говорил недовольным голосом. – Намного легче разговаривать, когда видишь собеседника.
Я ненавидел видеорежим, и Чисно знал это. Это знали все, кто хоть раз мне звонил. Но он не поэтому себя так вел, его привела в замешательство моя пресс-конференция в больнице. Я постарался, чтобы мой вздох был не очень громким.
– Секундочку. – Немалыми усилиями я переместил ноги и сел прямо, подложив под спину подушки и откинув назад волосы. Щелкнул переключателем видеорежима, дождался, чтобы линзы объектива нашли меня, закрепил фокус. – Да?
Землистого цвета лицо Валера слабо высветилось на экране.
– О, прошу прощения, я не знал, что вы уже в постели. Вы зашли слишком далеко с «зелеными» законами. Наши друзья обеспокоены.
– Что за друзья?
– Сенат пока наш. – Он говорил из своего кабинета в Ротонде. Поздно же он там засиживался. Хотя, нет, для Северной Америки это не было поздно. – Одно только хочу спросить: почему вы не прижали этих «зеленых»?
Я вскинул брови:
– Вы требуете от меня объяснений?
– Не я, – вкрадчивым голосом произнес он, – Сенат требует. Мы должны показать этим прибабахнутым экологистам, что мы не собираемся им уступать. Вместо этого вы проталкиваете «зеленое» законодательство и позволяете Лиге экологического действия оставаться безнаказанной. Вы не имеете права… Мы делаем все… Чрезвычайное положение позволило бы применить детектор лжи… не оставить от них и следа. А до тех пор… Вы стали слишком мягким!
Его речь неожиданно прервалась, и наступила тишина. Валера прокашлялся и заговорил уже менее страстно:
– Послушайте, своими бестолковыми «зелеными» настроениями вы можете влиять на Ассамблею, но сенаторы, вне зависимости от партийной принадлежности, намереваются защищать интересы бизнеса. Вы знаете, что это так.
– Чисно, каким все же кризисом вызван ваш звонок?
– Сенат не будет больше поддерживать ваш Закон об уменьшении парникового эффекта. – Я уловил в его голосе нотку удовлетворения. – Я сегодня перемолвился словечком с Робом Боландом. Такое значительное сокращение выбросов…
– Ничтожные пять процентов! – Теперь я говорил, как кадет Бевин или, хуже, как его отец. Забыв, что Валера меня видит, я закатил глаза.
– Компании Интерстеллар Лимитед и Боинг Аэробус так не считают, и…
– Избавьте меня от перечисления. – Я вытер лицо. – Вы поддерживаете в этом администрацию?
– Я всегда поддерживаю вашу администрацию. – Его голос звучал неискренне.
– Мою или ваших сторонников?
– Вы – Генеральный секретарь. Это ваша политика.
– И если мы проиграем битву в Сенате… Правительство не падет, отправить нас в отставку может только голосование на сессии Генеральной Ассамблеи. Но если будет провален закон, к которому уже привлечено столь сильное внимание общества, станут громче голоса за мою отставку, в том числе в моей собственной партии. Валера, конечно, при этом будет тихо сидеть в своей норе. Я почти чувствовал его ликование.
– Итак, что же делать? – смакуя, вопросил я. – Как мы можем со всем этим справиться? Распустить Ассамблею и Сенат и назначить новые выборы?
– Господин Генеральный секретарь! – Это было бы венцом его желаний: бросить меня в битву с ними один на один. Политические игры так ужасны. Я с трудом сдерживал отвращение.
– Или, может, мне произвести перестановки в кабинете? – стал размышлять я. – Отдать вам Департамент; внешних территорий. Вы ведь давно хотите занять эту: должность. И поставить Робби Боланда заместителем Генсека.
Я уйду в отставку до того, как передам Департамент внешних территорий в руки Валера, но ему незачем это знать. Его наверняка обескуражит мое предложение: сокровенной мечтой этого деятеля было занять пост колониального министра в дополнение к должности заместителя Генсека, а отнюдь не вместо нее.
Как я и ожидал, он начал нервно возражать. Я дал ему возможность убедить меня оставить все как есть.
Не обращая внимания на то, что Валера может догадаться о моих неозвученных мыслях, я подумал о нем как о не представляющем ценности человеке. Надо будет отправить его куда подальше при первом же проявлении нелояльности. Если он это понял, то, хоть и будет под меня копать, но станет осторожнее.
Надо будет в ближайшие дни убрать его из правительства. Он так усердно обрабатывал партию, и многие ему поверили. Однако, если я им займусь всерьез, ему придется худо.
Во всяком случае, пока.
За завтраком мне кусок в горло не лез. Ночью я глаз не сомкнул. Когда стало совсем невмоготу, я сполз с кровати, неимоверными усилиями встал на колени и провел час в молитвах, которые наверняка остались неуслышанными.
И теперь я был усталым, больным и раздраженным.
– Папа? – коснулась меня рука Филипа. – Еще одно одолжение?
– Что бы это ни было – хорошо. Он вздрогнул:
– Ты на самом деле так думаешь?
– Да. Ты что, сомневаешься во мне?
– Когда мы сядем в вертолет, я хочу… – Он беспокойно на меня посмотрел. – Я хочу, чтобы ты сел на полу.
– Что?! – взревел я.
– Чтобы ты не видел, где мы летим. Это продлится недолго.
– Ни за что! Не подлежит обсуждению! – Он, что, смеется надо мной? Такого неуважения…
– Очень хорошо, сэр. – Больше он не сказал ни слова. Бевин посмотрел на меня укоризненно. Я едва не стукнул его:
– Один наряд. Измени свою манеру так вести себя.
– Слушаюсь, сэр. – Он отвязал салфетку. – Можно мне выйти из-за стола?
– Выходите оба.
Я проглотил свой чуть теплый кофе и налил еще. Может, хоть это меня взбодрит.
Пока Филип загружал и заправлял вертолет, я позвонил дежурному по отелю, чтобы оплатить счет. Оказывается, Филип это уже сделал. Я попросил, чтобы счет переписали на мое имя. Они отказались: он, дескать, оставил инструкцию, чтобы это ни в коем случае не делалось. Я бросил трубку.
Дэнил придержал дверь для моего кресла. У вертолета я сел возле двери, не в силах двигать ногами, пока они вносили мое суперкресло. Джаред забросил внутрь наши походные костюмы.
Я кисло на него посмотрел:
– Садись вперед, с Филипом.
– А вы, мистер Сифорт?
– Здесь, сзади. – Я попытался устроиться поудобнее на полу вертолета. – Дайте мне подушку. – Филип стрельнул в меня благодарным взглядом, отчего я почти перестал замечать дискомфорт своего положения.
Солнце было за облаками, и я не мог понять, в каком направлении мы летим. Двигатели грохотали. Меня мутило. Бевин сидел, сложив руки и уставившись в иллюминатор. Я подумывал о том, чтобы отменить его наряды, если только он на меня взглянет…
Меня разбудил острый запах. Я крикнул, чтобы перекричать шум двигателя:
– Долго еще?
– Скоро, папа.
– У меня все болит.
– Это наша последняя остановка. – Его голос был печальным.
Наконец-то! Дом. Нормальная кровать. Теплые объятия Арлины.
Немного погодя мы начали снижаться. Через несколько мгновений лопасти остановились. Я устало потянулся. Дэнил распахнул дверцу. У меня обожгло глаза.
– Сегодня они нам понадобятся. – Филип вытащил противогазы. Я натянул свой на себя. Дыхание сразу сделалось затрудненным. Фильтры вертолета работали хорошо, и до приземления у нас не было проблем.
– Где это мы, в Волгограде? – О выбросах тяжелых металлов в окрестностях огромного гравитронного завода было известно всем.
Филип ничего не ответил. С пола вертолета я мог видеть только дорогу, по бокам которой стояли мертвые деревья.
– Дэнил, помоги Джареду с креслом, – попросил Фити. Он залез вглубь, сел рядом со мной. – Позволь мне рассказать о людях…
– Давай без персоналий. Снова не начинай. – Эффективная тактика, пока человек не выдохнется.
– …о людях, которые недавно здесь жили на протяжении трех поколений. – Противогаз приглушал его голос. – О фермерах, вернее, о двоих из них. Сын отправился служить на Флот. Позже он привез домой свою жену, чтобы она здесь осталась. Но эта земля к тому времени уже не была плодородной. А вскоре они развелись. Она некоторое время еще жила тут со своим вторым мужем. Потом они продали ферму.
– Но никто не умер? Наводнения не было? – Я обещал не ехидничать, однако бессонная ночь заставила меня забыть об этих намерениях.
– Нет, они просто уехали. Сосед, который купил ферму, надеялся присоединить ее к своим владениям. Но это было невозможно.
– Вероятно, из-за запаха. Покажи мне, для чего ты все затеял. Должно быть нечто исключительное, если ты оставил это напоследок.
Он обхватил меня за плечи, скользнув рукой мне под мышку. С силой, которой я в нем и не подозревал, сын передвинул меня к дверце. Вместе с Джаредом они усадили меня в кресло.
– Это сзади нас.
Вертолет закрывал обзор. В своих уродливых противогазах мы, пожалуй, напоминали ползающих по подоконнику неуклюжих насекомых.
– Кресло, вокруг вертолета. – Подчинившись приказу, оно покатилось вперед. – Филип, что я ищу? – Он не мог слышать меня. Я стянул противогаз и заорал:
– Фити!
От острого запаха серы я тут же закашлялся, стал захлебываться, задыхаться. Я поспешно натянул противогаз.
В глазах были слезы, и я постарался проморгаться. Я бы потер их, но мешали стеклышки. Филип неторопливо катил мое кресло по дорожке, вниз по склону, к смутно видневшемуся дому.
– Мне не нужно ничего смотреть, сынок. Ты меня уже во всем убедил.
Он легко сжал мое плечо, повернулся и отошел прочь. Его место занял Дэнил:
– Сэр, где мы?
– Какая-то богом забытая адская дыра. Нет сомнения, он выбрал самое худшее место на планете, чтобы произвести на меня впечатление. – Я заморгал, глаза мои вновь обретали способность видеть.
Коричневая, безжизненная трава. Неухоженная изгородь. Несколько чахлых деревьев, пытающихся бороться с невозможным зловонием.
– Что-то вроде фермы, – сказал Дэнил. – Паршивенькое местечко, если б вы захотели узнать мое мнение. Мистер Уинстед мог бы показать вам тысячи…
У меня вырвался крик отчаяния. Парнишка подскочил, словно ужаленный.
– Нет. Не здесь. Нет!
– Сэр, что…
– Оставь меня!.. – Мои кулаки бешено молотили по креслу.
Он отпрянул, глядя на меня словно в шоке.
Ферма отца, дом моего детства.
Кардифф.
С прогнувшихся досок свисали остатки ноздреватой краски.
Я не был дома четверть века. С тех пор, как моя жена Анни… Я оставил ее с Эдди Боссом и ушел в монастырь. В конечном счете мы развелись. Ферма была последним подарком. Я не хотел видеть этот дом, напоминавший о надеждах, которые не сбылись по моей собственной вине.
Ворота, которые я часто чуть не клялся закрепить, гнили посреди дороги.
Холм позади, с которого я сбегал, раскинув руки и ловя ветер, был серым и мертвым.
Оставаясь в противогазе, я заплакал.
Дэнил коснулся рукой моего плеча и отдернул ее, словно обжегшись.
– Филип! – взмолился я.
– Да, папа. – Его голос через противогаз звучал подобно скрежету.
– Зачем?
– Я не мог обойтись, как ты говоришь, без персоналий, – тихо промолвил он. – Иначе бы ты не понял.
Это лишило меня оставшихся сил. Решив, что я вновь способен его слушать, Фити сообщил:
– Частично это вновь открытые заводы. – Он показал рукой на Бриджент-роуд и Кардифф.
– У нас есть законодательство о вредных выбросах…
– После нападения рыб все ограничения были сняты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Фанатик, – сказал я.
– Не совсем так. Он способен слушать, а фанатики – нет. Ему можно доказать, что он не прав, хотя и редко.
– Жаль, что я не могу это сделать.
– Он отчаянно хочет убедить вас, мистер Сифорт. Я не знаю, что с ним будет, если его постигнет неудача.
– Есть и другие политики.
– Мы жили с ним… сколько уже… пять лет? Я люблю его. Но вы по-прежнему остаетесь центром его жизни. Он глубоко вас почитает. Когда он увидел вашу кровь… в тот вечер я успокаивал его больше часа. Он не мог прийти в себя. Весь следующий день он сдерживался как мог, чтобы вы ничего не заметили.
– Почему?
– Боялся, что вы начнете соглашаться с ним из жалости. – («О, Филип!») – У вас так много власти, чтобы ранить его.
– Мы не на благотворительном базаре.
– Я вовсе не хочу сказать, что вы стараетесь это сделать. – Он стал подыскивать нужные слова. – Но вы не будете его слушать по-настоящему. Не откроете ему свое сердце. А знаете, так ли ужасно то, чего он хочет? Чтобы мир восстал из руин?
– Это не так просто.
– Это будет, если вы за это возьметесь. – Его рука быстро коснулась моего колена. – Если вы просто будете это делать.
Несколько долгих секунд я сидел молча.
– Роб Боланд хорошо с тобой поработал, – грубовато заметил я.
– Дядя Робби спас мне жизнь. – Джаред нерешительно улыбнулся. – Вот все, что я хотел сказать.
Я наклонился вперед и мягко поцеловал его в лоб:
– Позаботься о моем сыне.
Сразу после полуночи зазвонил мобильник. Полусонный, я включил его. – Да?
– Мистер Сифорт? Чисно Валера.
Я захотел принять сидячее положение, но, поняв, что для этого надо переместить ноги, отказался от своего намерения.
– Что-нибудь случилось?
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы включили изображение. – Мой заместитель на посту Генсека говорил недовольным голосом. – Намного легче разговаривать, когда видишь собеседника.
Я ненавидел видеорежим, и Чисно знал это. Это знали все, кто хоть раз мне звонил. Но он не поэтому себя так вел, его привела в замешательство моя пресс-конференция в больнице. Я постарался, чтобы мой вздох был не очень громким.
– Секундочку. – Немалыми усилиями я переместил ноги и сел прямо, подложив под спину подушки и откинув назад волосы. Щелкнул переключателем видеорежима, дождался, чтобы линзы объектива нашли меня, закрепил фокус. – Да?
Землистого цвета лицо Валера слабо высветилось на экране.
– О, прошу прощения, я не знал, что вы уже в постели. Вы зашли слишком далеко с «зелеными» законами. Наши друзья обеспокоены.
– Что за друзья?
– Сенат пока наш. – Он говорил из своего кабинета в Ротонде. Поздно же он там засиживался. Хотя, нет, для Северной Америки это не было поздно. – Одно только хочу спросить: почему вы не прижали этих «зеленых»?
Я вскинул брови:
– Вы требуете от меня объяснений?
– Не я, – вкрадчивым голосом произнес он, – Сенат требует. Мы должны показать этим прибабахнутым экологистам, что мы не собираемся им уступать. Вместо этого вы проталкиваете «зеленое» законодательство и позволяете Лиге экологического действия оставаться безнаказанной. Вы не имеете права… Мы делаем все… Чрезвычайное положение позволило бы применить детектор лжи… не оставить от них и следа. А до тех пор… Вы стали слишком мягким!
Его речь неожиданно прервалась, и наступила тишина. Валера прокашлялся и заговорил уже менее страстно:
– Послушайте, своими бестолковыми «зелеными» настроениями вы можете влиять на Ассамблею, но сенаторы, вне зависимости от партийной принадлежности, намереваются защищать интересы бизнеса. Вы знаете, что это так.
– Чисно, каким все же кризисом вызван ваш звонок?
– Сенат не будет больше поддерживать ваш Закон об уменьшении парникового эффекта. – Я уловил в его голосе нотку удовлетворения. – Я сегодня перемолвился словечком с Робом Боландом. Такое значительное сокращение выбросов…
– Ничтожные пять процентов! – Теперь я говорил, как кадет Бевин или, хуже, как его отец. Забыв, что Валера меня видит, я закатил глаза.
– Компании Интерстеллар Лимитед и Боинг Аэробус так не считают, и…
– Избавьте меня от перечисления. – Я вытер лицо. – Вы поддерживаете в этом администрацию?
– Я всегда поддерживаю вашу администрацию. – Его голос звучал неискренне.
– Мою или ваших сторонников?
– Вы – Генеральный секретарь. Это ваша политика.
– И если мы проиграем битву в Сенате… Правительство не падет, отправить нас в отставку может только голосование на сессии Генеральной Ассамблеи. Но если будет провален закон, к которому уже привлечено столь сильное внимание общества, станут громче голоса за мою отставку, в том числе в моей собственной партии. Валера, конечно, при этом будет тихо сидеть в своей норе. Я почти чувствовал его ликование.
– Итак, что же делать? – смакуя, вопросил я. – Как мы можем со всем этим справиться? Распустить Ассамблею и Сенат и назначить новые выборы?
– Господин Генеральный секретарь! – Это было бы венцом его желаний: бросить меня в битву с ними один на один. Политические игры так ужасны. Я с трудом сдерживал отвращение.
– Или, может, мне произвести перестановки в кабинете? – стал размышлять я. – Отдать вам Департамент; внешних территорий. Вы ведь давно хотите занять эту: должность. И поставить Робби Боланда заместителем Генсека.
Я уйду в отставку до того, как передам Департамент внешних территорий в руки Валера, но ему незачем это знать. Его наверняка обескуражит мое предложение: сокровенной мечтой этого деятеля было занять пост колониального министра в дополнение к должности заместителя Генсека, а отнюдь не вместо нее.
Как я и ожидал, он начал нервно возражать. Я дал ему возможность убедить меня оставить все как есть.
Не обращая внимания на то, что Валера может догадаться о моих неозвученных мыслях, я подумал о нем как о не представляющем ценности человеке. Надо будет отправить его куда подальше при первом же проявлении нелояльности. Если он это понял, то, хоть и будет под меня копать, но станет осторожнее.
Надо будет в ближайшие дни убрать его из правительства. Он так усердно обрабатывал партию, и многие ему поверили. Однако, если я им займусь всерьез, ему придется худо.
Во всяком случае, пока.
За завтраком мне кусок в горло не лез. Ночью я глаз не сомкнул. Когда стало совсем невмоготу, я сполз с кровати, неимоверными усилиями встал на колени и провел час в молитвах, которые наверняка остались неуслышанными.
И теперь я был усталым, больным и раздраженным.
– Папа? – коснулась меня рука Филипа. – Еще одно одолжение?
– Что бы это ни было – хорошо. Он вздрогнул:
– Ты на самом деле так думаешь?
– Да. Ты что, сомневаешься во мне?
– Когда мы сядем в вертолет, я хочу… – Он беспокойно на меня посмотрел. – Я хочу, чтобы ты сел на полу.
– Что?! – взревел я.
– Чтобы ты не видел, где мы летим. Это продлится недолго.
– Ни за что! Не подлежит обсуждению! – Он, что, смеется надо мной? Такого неуважения…
– Очень хорошо, сэр. – Больше он не сказал ни слова. Бевин посмотрел на меня укоризненно. Я едва не стукнул его:
– Один наряд. Измени свою манеру так вести себя.
– Слушаюсь, сэр. – Он отвязал салфетку. – Можно мне выйти из-за стола?
– Выходите оба.
Я проглотил свой чуть теплый кофе и налил еще. Может, хоть это меня взбодрит.
Пока Филип загружал и заправлял вертолет, я позвонил дежурному по отелю, чтобы оплатить счет. Оказывается, Филип это уже сделал. Я попросил, чтобы счет переписали на мое имя. Они отказались: он, дескать, оставил инструкцию, чтобы это ни в коем случае не делалось. Я бросил трубку.
Дэнил придержал дверь для моего кресла. У вертолета я сел возле двери, не в силах двигать ногами, пока они вносили мое суперкресло. Джаред забросил внутрь наши походные костюмы.
Я кисло на него посмотрел:
– Садись вперед, с Филипом.
– А вы, мистер Сифорт?
– Здесь, сзади. – Я попытался устроиться поудобнее на полу вертолета. – Дайте мне подушку. – Филип стрельнул в меня благодарным взглядом, отчего я почти перестал замечать дискомфорт своего положения.
Солнце было за облаками, и я не мог понять, в каком направлении мы летим. Двигатели грохотали. Меня мутило. Бевин сидел, сложив руки и уставившись в иллюминатор. Я подумывал о том, чтобы отменить его наряды, если только он на меня взглянет…
Меня разбудил острый запах. Я крикнул, чтобы перекричать шум двигателя:
– Долго еще?
– Скоро, папа.
– У меня все болит.
– Это наша последняя остановка. – Его голос был печальным.
Наконец-то! Дом. Нормальная кровать. Теплые объятия Арлины.
Немного погодя мы начали снижаться. Через несколько мгновений лопасти остановились. Я устало потянулся. Дэнил распахнул дверцу. У меня обожгло глаза.
– Сегодня они нам понадобятся. – Филип вытащил противогазы. Я натянул свой на себя. Дыхание сразу сделалось затрудненным. Фильтры вертолета работали хорошо, и до приземления у нас не было проблем.
– Где это мы, в Волгограде? – О выбросах тяжелых металлов в окрестностях огромного гравитронного завода было известно всем.
Филип ничего не ответил. С пола вертолета я мог видеть только дорогу, по бокам которой стояли мертвые деревья.
– Дэнил, помоги Джареду с креслом, – попросил Фити. Он залез вглубь, сел рядом со мной. – Позволь мне рассказать о людях…
– Давай без персоналий. Снова не начинай. – Эффективная тактика, пока человек не выдохнется.
– …о людях, которые недавно здесь жили на протяжении трех поколений. – Противогаз приглушал его голос. – О фермерах, вернее, о двоих из них. Сын отправился служить на Флот. Позже он привез домой свою жену, чтобы она здесь осталась. Но эта земля к тому времени уже не была плодородной. А вскоре они развелись. Она некоторое время еще жила тут со своим вторым мужем. Потом они продали ферму.
– Но никто не умер? Наводнения не было? – Я обещал не ехидничать, однако бессонная ночь заставила меня забыть об этих намерениях.
– Нет, они просто уехали. Сосед, который купил ферму, надеялся присоединить ее к своим владениям. Но это было невозможно.
– Вероятно, из-за запаха. Покажи мне, для чего ты все затеял. Должно быть нечто исключительное, если ты оставил это напоследок.
Он обхватил меня за плечи, скользнув рукой мне под мышку. С силой, которой я в нем и не подозревал, сын передвинул меня к дверце. Вместе с Джаредом они усадили меня в кресло.
– Это сзади нас.
Вертолет закрывал обзор. В своих уродливых противогазах мы, пожалуй, напоминали ползающих по подоконнику неуклюжих насекомых.
– Кресло, вокруг вертолета. – Подчинившись приказу, оно покатилось вперед. – Филип, что я ищу? – Он не мог слышать меня. Я стянул противогаз и заорал:
– Фити!
От острого запаха серы я тут же закашлялся, стал захлебываться, задыхаться. Я поспешно натянул противогаз.
В глазах были слезы, и я постарался проморгаться. Я бы потер их, но мешали стеклышки. Филип неторопливо катил мое кресло по дорожке, вниз по склону, к смутно видневшемуся дому.
– Мне не нужно ничего смотреть, сынок. Ты меня уже во всем убедил.
Он легко сжал мое плечо, повернулся и отошел прочь. Его место занял Дэнил:
– Сэр, где мы?
– Какая-то богом забытая адская дыра. Нет сомнения, он выбрал самое худшее место на планете, чтобы произвести на меня впечатление. – Я заморгал, глаза мои вновь обретали способность видеть.
Коричневая, безжизненная трава. Неухоженная изгородь. Несколько чахлых деревьев, пытающихся бороться с невозможным зловонием.
– Что-то вроде фермы, – сказал Дэнил. – Паршивенькое местечко, если б вы захотели узнать мое мнение. Мистер Уинстед мог бы показать вам тысячи…
У меня вырвался крик отчаяния. Парнишка подскочил, словно ужаленный.
– Нет. Не здесь. Нет!
– Сэр, что…
– Оставь меня!.. – Мои кулаки бешено молотили по креслу.
Он отпрянул, глядя на меня словно в шоке.
Ферма отца, дом моего детства.
Кардифф.
С прогнувшихся досок свисали остатки ноздреватой краски.
Я не был дома четверть века. С тех пор, как моя жена Анни… Я оставил ее с Эдди Боссом и ушел в монастырь. В конечном счете мы развелись. Ферма была последним подарком. Я не хотел видеть этот дом, напоминавший о надеждах, которые не сбылись по моей собственной вине.
Ворота, которые я часто чуть не клялся закрепить, гнили посреди дороги.
Холм позади, с которого я сбегал, раскинув руки и ловя ветер, был серым и мертвым.
Оставаясь в противогазе, я заплакал.
Дэнил коснулся рукой моего плеча и отдернул ее, словно обжегшись.
– Филип! – взмолился я.
– Да, папа. – Его голос через противогаз звучал подобно скрежету.
– Зачем?
– Я не мог обойтись, как ты говоришь, без персоналий, – тихо промолвил он. – Иначе бы ты не понял.
Это лишило меня оставшихся сил. Решив, что я вновь способен его слушать, Фити сообщил:
– Частично это вновь открытые заводы. – Он показал рукой на Бриджент-роуд и Кардифф.
– У нас есть законодательство о вредных выбросах…
– После нападения рыб все ограничения были сняты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72