Там же стояли длинные приземистые амбары для хранения сетей, стойла для скота, глинобитные печи для выпечки хлебов и лепешек. Над всем этим гордо возвышалась крепость, именно к ней – а не к Новгороду – больше подходило название Хольмгард – «Город на острове». Именно там, за крепостными стенами, жили дружинники и лучшие люди князя.
Поднявшись на квадратную башню, Хельги-ярл внимательно посмотрел в сторону Нового Города – именно оттуда он каждый день ждал вестей, а они все не приходили. Что-то не ездили на санях-волокушах торговцы по санному речному пути и не возвращались соглядатаи, посланные Ирландцем, – может, опасались за крепость льда? Да нет, не время еще в марте-месяце вскрываться северным рекам, не время. Чего ж не едет никто?
Ярл вздохнул – кажется, он знал причину. Все решалось сейчас не здесь, в крепости Рюрика, а там, в набиравшем силу Новгороде – городе бояр и купцов. Еще совсем недавно побаивавшиеся Рюрика, видно, теперь они решили, что настал тот заветный час, когда можно вручить власть своему человеку – и этот человек у каждой группы был свой. Одни хотели одного, другие – другого, остальные – третьего, некоторые вообще ничего не хотели, кроме как, пользуясь безвластием, половить рыбку в мутной воде, как было уже не так и давно и закончилось призванием Рюрика. Нет, не нужна сейчас смута, выгодна она лишь Киеву, вернее – Дирмунду-князю. Кстати, странная смерть Рюрика – не на его ли черной совести? Три дня назад Хельги отослал часть своих людей обратно в Ладогу, передав с ними тайный приказ молодому тиуну Найдену – тщательно разобраться во всех обстоятельствах гибели Рюрика. Ярл был уверен – Найден выяснит все, что только возможно. Пока же главные дела вершились вовсе не в Ладоге. Здесь именно в этот момент решалась судьба северных земель Руси! Погрязнут ли они в усобицах или укрепятся под властью сильного и авторитетного князя – другого пути просто не было. Хельги еще раз приложил ладонь к глазам – небо хоть и хмурилось, да сквозь ватные разрывы облаков нет-нет да и проглядывало солнце. Дни стояли хорошие, теплые, правда, иногда дождило – но это все же лучше, чем мороз или вьюга. Снизу, с подножия холма, потянулись к небу дымы – хлебопеки затапливали свои печи.
– Князь! – Ярл обернулся на зов.
Позади него стоял старый слуга Рюрика. Лицо его было красным, дыхание – тяжелым и частым, видно, бежал. Как же его звали? Кажется, Стивор.
– Князь, по твоим покоям кто-то ходит! – с поклоном промолвил старик. – Я хорошо слышал чьи-то осторожные шаги. Хотел послать гридей, да решил сначала сообщить тебе.
– Ты верно решил, Стивор, – кивнул Хельги. – Я сам во всем разберусь.
– Не нужна ли помощь?
– Ты предлагаешь помощь мне, сыну племени фьордов?
– О, не гневайся, светлый княже! – Слуга со стоком повалился на колени.
Ярл положил ему руки на плечи:
– Встань, старик! Иди лучше к Еффинде, вдове и моей сестрице. Думаю, она больше нуждается в помощи, нежели я.
Поклонившись, слуга поднялся на ноги и с неожиданным проворством спустился вниз. Немного подождав, Хельги направился следом.
На княжьей усадьбе челядь встречала его почтительными поклонами, похоже, для этих людей уже давно стало ясно – кто будет князем. Ярл усмехнулся и, помахав рукою мелькнувшей на крытой галерее закутанной в глухой платок сестре, резко повернул к Рюриковым покоям – высокой просторной избе на подклети. Быстро поднявшись по крутым ступенькам крыльца, Хельги три раза топнул ногами – будто бы сбивая снег, и, кашлянув, отворил дверь.
– Не бойся, Алуша, это я, – тихо сказал он, тщательно запирая дверь на засов.
– А я услышала твой голос, князь, – выходя из-за печки, засмеялась дева. Одетая в мужское платье – узкие порты и тунику, с подстриженными, смешно торчавшими волосами и маленькой, едва угадывавшейся под просторной одежкой грудью, она напоминала мальчишку с ярко-голубыми глазами, родинкой на левой щеке и длинными, загнутыми кверху ресницами.
– Долго мне еще скрываться? – уселась она на лавку, и ярл засмеялся – такие вопросы и смех – это хороший знак, девчонка явно оклемалась после всей той мерзости, что происходила на тризне. Первое время она вообще не могла понять, что происходит, и почему-то принимала Хельги за дух умершего мужа.
– Я жду вестников, – улыбнулся ярл. – Как только они прибудут, поверь, твое вынужденное заточение кончится. Слава богам, ты уже больше не плачешь!
– Я уже выплакала все слезы, – прошептала Алуша. – И не знаю, что со мной будет дальше. Куда я пойду? И кому нужна?
Хельги ласково потрепал ее рукою по волосам:
– Дальше у тебя будет долгая и, я надеюсь, счастливая жизнь с новым мужем и с новым именем. Вот мужу-то ты и будешь нужна, да еще своему деду, боярину Всетиславу.
– Дед любит меня, – задумчиво кивнула Алуша. – Но я очень боюсь гнева богов – ведь я обманула их.
– Не бойся, – рассмеялся ярл, – ведь богов обманула не ты, а я и мои люди, а это такие лиходеи, что плюют на любых богов…
– Все равно, – покачала головой девушка. – Ведь то, что я совершила… Я даже не знаю, смогу ли жить?
– Ладно, не переживай раньше времени. Лучше подумай, как тебе обрадуется дед!
В дверь неожиданно застучали. Хельги вздрогнул и громко спросил – кто?
– Вернулись люди из Новгорода, ярл! Услыхав голос Ирландца, ярл быстро отодвинул засов:
– Входи.
– Я могу говорить свободно? – войдя, осмотрелся Ирландец. Увидев прятавшуюся в углу, за круглой печью, девушку, неожиданно подмигнул ей и показал язык.
– Говори, – Хельги засмеялся. – Только по-норвежски. Вряд ли дева поймет что-нибудь из нашей беседы.
– И то верно. – Сняв шапку и плащ, Конхобар уселся на лавку. Узкое, чуть желтоватое лицо его прямо-таки светилось важностью. Ярл протянул ему серебряный кубок с элем:
– Испей. Вижу, наш человек принес важные вести.
Ирландец кивнул, вытер губы рукавом зеленой туники и не торопясь поведал о том, что происходило в Новгороде сразу же после смерти Рюрика.
Интриги начались, когда еще не успели угаснуть угли погребальной крады. Волхв Малибор и Кармана, не прельстившись дармовым пивом, спешно покинули крепость уже на следующий же день и, вернувшись в город, тут же принялись мутить воду. Уже к обеду на торгу и на пристани, на всех городских площадях и улицах появились какие-то бабки-прорицательницы, песнопевцы-слепцы, кудесники, брызжущие слюной. Все в один голос твердили, что велением богов новым князем должен стать Квакуш – внебрачный сын Малибора, прижитый, дескать, от какой-то таинственной девы из рода давно умершего князя Гостомысла, дочь которого, Умила, приходилась матерью Рюрику. Да и сам Малибор – как, кстати, тут же и выяснилось – тоже происходит из древнего и почтенного рода, родственного Гостомыслу и Вадиму Храброму. Так что для волхвов все складывалось как нельзя удачно, не считая того факта, что Квакуш был больной на голову, о чем все в Новгороде хорошо знали. И знали, кто будет править от его имени. Это вполне устраивало волхвов, таким образом укреплявших свою власть и влияние – Малибор с Карманой опирались в основном именно на купцов из не особо богатых и какую-то часть бояр, привлеченных возможностью поживиться по велению богов общинными землями. Что боги повелят именно так, их в этом заверили Малибор и Кармана. Все волхвы, сказители, гадалки – в общем, весь «административно-психологический ресурс», все, так сказать масс-медиа были брошены на агитацию простолюдинов, составлявших большинство из мужиков-вечников. В этих волхвах, кудесниках и гадалках, в их громком декларировании близости к богам и состояла главная сила клана Малибора – Карманы. Слабостью же их неожиданно оказались деньги.
– Даже не всем волхвам заплатили, остальные же и близко не видали ни кун, ни гривн, ни резан, – засмеялся Ирландец и попросил, если возможно, плеснуть ему еще пива.
– Возможно, – улыбнулся Хельги. – Налей нам, Алуша! И себя не забудь тоже.
Опростав кубок, Конхобар продолжил свой рассказ дальше.
Другой влиятельный клан группировался, как правильно угадали ярл и Ирландец, вокруг боярина Всетислава. Богатые купцы, бояре, даже ушкуйники – разбойный люд, чем-то родственный викингам по укладу жизни, – в общем, все люди, не стесненные в средствах, хотели видеть правителем человека, который мог бы обеспечить их интересы и выгоду – навести порядок в окрестных лесах и на речных волоках, не допускать порчи монеты и обеспечить выход к богатым южным странам, в первую очередь – к могущественной Империи ромеев. А для этого нужно было подчинить себе Киев – ключевой город на пути из варяг в греки, что могло быть по плечу только сильному князю с многочисленной и мощной дружиной. По сути, клану боярина Всетислава было все равно, кто станет княжить, варяг или славянин, лишь бы он смог обеспечить их интересы.
– Волхв Малибор несколько раз тайно встречался с боярами, – понизив голос, доложил Ирландец. – О чем именно говорили – выяснить не удалось.
– Да что тут выяснять, догадаться можно, – пожал плечами ярл. – Наверняка Малибор обещал боярам немедленный поход на Царьград и помощь богов, что немаловажно – нельзя забывать, что может совершить искренняя вера! Волхвы вполне могут уговорить самых влиятельных бояр – и чаша весов качнется в их сторону. А после победы, я думаю, с ними обязательно снюхается Дирмунд! Как говорят местные – рыбак рыбака…
Конхобар вздрогнул.
– Я тоже думал об этом, – тихо признался он.
– Надо проверить, не привезли ли волхвам серебро с юга.
– Ну, это вряд ли, – усмехнулся Ирландец. – Просто-напросто не успеют, реки-то еще во льдах, а зимние пути подрастаяли. Хотя если все затянется… Да, этот вопрос нельзя упускать из виду.
Хельги-ярл задумчиво уставился в стену. Он не мог себе позволить проиграть в битве за власть, и вовсе не потому, что, как и всякий викинг, так хотел властвовать. Вернее, не только поэтому. От него, именно от него, зависело сейчас – будет ли Серверная Русь богатой и процветающей или сверзится в пучину усобиц и братоубийственных войн, а то и еще похуже – станет легкой добычей наползающего с юга Зла, ведь черный друид не преминет стакнуться с волхвами. Сакральное колдовское государство во главе с друидами и волхвами, спаянное жестоким террором и кровью, – бред? А ведь вполне может сложиться! И чтобы не допустить этого, нужно стать властелином Руси, путь даже пока только Северной.
Улыбнувшись, Хельги повернулся к Ирландцу:
– Поблагодари верных людей, Конхобар.
– Уже, – кивнул тот.
– Тогда теперь – наш черед. Пусть наши люди сегодня же возвращаются в Новгород к Всетиславу и передадут просьбу Хаснульфа о встрече…
– Хаснульфа?
– Да, да! Дружина Рюрика – это третья сила. И бояре должны склониться к ней, а не к волхвам. В конце концов, они же должны понимать, что дружина – и только дружина – может гарантировать порядок и походы в Империю. Вряд ли Малибор и Кармана так уж успели задурить всем головы.
– Но Хаснульф… – Конхобар немного помолчал и резко вскинул глаза. – А он сам не желает ли стать князем?
– Ума не хватит, – громко рассмеялся Хельги. – Если б можно было обойтись одной лишь грубой силой, я не сомневаюсь, что воевода поступил бы именно так! Я даже толковал с ним на эту тему… Дескать, захватить власть – полдела, надо еще суметь ее удержать, а это – расчеты, интриги, серебро… В общем, Хаснульф, – хоть и не ума палата, а сообразил, что в князья ему лезть не стоит. Быть воеводой – вполне почетная должность, но, при известном раскладе, можно ее и лишиться. Кстати, почему к Хаснульфу не подбивали клинья волхвы?
– Боятся, что их не поддержит дружина, в ней много норманнов. Что им чужие боги?
– Но ведь Рюрик был погребен по местному обряду! – Хельги с силой стукнул ладонью по столу, так что подпрыгнули кубки. – Не верю я, что волхвы не будут пытаться… Не сейчас, так позже. Надо уберечь от них дружину, Конхобар! Дружину… и Хаснульфа. – Ярл вскочил с лавки. – Действовать! Немедленно действовать!
Не прошло и пары часов, как верные люди ярла были отправлены Конхобаром в Новгород. Они шли на лыжах по льду Волхова – расстояние до города было невелико. По обе стороны реки вздымались плоские сопки, поросшие сосной, березой и елью, на склонах холмов и у подножия виднелись заросли ольхи и ракиты, перемежаемые в оврагах орешником и малиной. Тусклое серое небо, казалось, прижимало кусты к земле, покрытой слежавшимся голубоватым снегом. Посланцы ярла ходко шли по накатанному санному следу и вскоре превратились в едва заметные черные точки.
Выйдя из ворот крепости, к хлебопекам неспешно спускался молодой парень – слуга – простоволосый, с редковатой бородкою и красноватыми, слезящимися от какой-то болезни глазами. Овчинный полушубок, онучи, натянутый на самые глаза треух, мешок за плечами – парень ничем особенным не выделялся средь прочих слуг, только на груди, под рубахою, висела отрубленная куриная лапа – знак, врученный волхвом Малибором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Поднявшись на квадратную башню, Хельги-ярл внимательно посмотрел в сторону Нового Города – именно оттуда он каждый день ждал вестей, а они все не приходили. Что-то не ездили на санях-волокушах торговцы по санному речному пути и не возвращались соглядатаи, посланные Ирландцем, – может, опасались за крепость льда? Да нет, не время еще в марте-месяце вскрываться северным рекам, не время. Чего ж не едет никто?
Ярл вздохнул – кажется, он знал причину. Все решалось сейчас не здесь, в крепости Рюрика, а там, в набиравшем силу Новгороде – городе бояр и купцов. Еще совсем недавно побаивавшиеся Рюрика, видно, теперь они решили, что настал тот заветный час, когда можно вручить власть своему человеку – и этот человек у каждой группы был свой. Одни хотели одного, другие – другого, остальные – третьего, некоторые вообще ничего не хотели, кроме как, пользуясь безвластием, половить рыбку в мутной воде, как было уже не так и давно и закончилось призванием Рюрика. Нет, не нужна сейчас смута, выгодна она лишь Киеву, вернее – Дирмунду-князю. Кстати, странная смерть Рюрика – не на его ли черной совести? Три дня назад Хельги отослал часть своих людей обратно в Ладогу, передав с ними тайный приказ молодому тиуну Найдену – тщательно разобраться во всех обстоятельствах гибели Рюрика. Ярл был уверен – Найден выяснит все, что только возможно. Пока же главные дела вершились вовсе не в Ладоге. Здесь именно в этот момент решалась судьба северных земель Руси! Погрязнут ли они в усобицах или укрепятся под властью сильного и авторитетного князя – другого пути просто не было. Хельги еще раз приложил ладонь к глазам – небо хоть и хмурилось, да сквозь ватные разрывы облаков нет-нет да и проглядывало солнце. Дни стояли хорошие, теплые, правда, иногда дождило – но это все же лучше, чем мороз или вьюга. Снизу, с подножия холма, потянулись к небу дымы – хлебопеки затапливали свои печи.
– Князь! – Ярл обернулся на зов.
Позади него стоял старый слуга Рюрика. Лицо его было красным, дыхание – тяжелым и частым, видно, бежал. Как же его звали? Кажется, Стивор.
– Князь, по твоим покоям кто-то ходит! – с поклоном промолвил старик. – Я хорошо слышал чьи-то осторожные шаги. Хотел послать гридей, да решил сначала сообщить тебе.
– Ты верно решил, Стивор, – кивнул Хельги. – Я сам во всем разберусь.
– Не нужна ли помощь?
– Ты предлагаешь помощь мне, сыну племени фьордов?
– О, не гневайся, светлый княже! – Слуга со стоком повалился на колени.
Ярл положил ему руки на плечи:
– Встань, старик! Иди лучше к Еффинде, вдове и моей сестрице. Думаю, она больше нуждается в помощи, нежели я.
Поклонившись, слуга поднялся на ноги и с неожиданным проворством спустился вниз. Немного подождав, Хельги направился следом.
На княжьей усадьбе челядь встречала его почтительными поклонами, похоже, для этих людей уже давно стало ясно – кто будет князем. Ярл усмехнулся и, помахав рукою мелькнувшей на крытой галерее закутанной в глухой платок сестре, резко повернул к Рюриковым покоям – высокой просторной избе на подклети. Быстро поднявшись по крутым ступенькам крыльца, Хельги три раза топнул ногами – будто бы сбивая снег, и, кашлянув, отворил дверь.
– Не бойся, Алуша, это я, – тихо сказал он, тщательно запирая дверь на засов.
– А я услышала твой голос, князь, – выходя из-за печки, засмеялась дева. Одетая в мужское платье – узкие порты и тунику, с подстриженными, смешно торчавшими волосами и маленькой, едва угадывавшейся под просторной одежкой грудью, она напоминала мальчишку с ярко-голубыми глазами, родинкой на левой щеке и длинными, загнутыми кверху ресницами.
– Долго мне еще скрываться? – уселась она на лавку, и ярл засмеялся – такие вопросы и смех – это хороший знак, девчонка явно оклемалась после всей той мерзости, что происходила на тризне. Первое время она вообще не могла понять, что происходит, и почему-то принимала Хельги за дух умершего мужа.
– Я жду вестников, – улыбнулся ярл. – Как только они прибудут, поверь, твое вынужденное заточение кончится. Слава богам, ты уже больше не плачешь!
– Я уже выплакала все слезы, – прошептала Алуша. – И не знаю, что со мной будет дальше. Куда я пойду? И кому нужна?
Хельги ласково потрепал ее рукою по волосам:
– Дальше у тебя будет долгая и, я надеюсь, счастливая жизнь с новым мужем и с новым именем. Вот мужу-то ты и будешь нужна, да еще своему деду, боярину Всетиславу.
– Дед любит меня, – задумчиво кивнула Алуша. – Но я очень боюсь гнева богов – ведь я обманула их.
– Не бойся, – рассмеялся ярл, – ведь богов обманула не ты, а я и мои люди, а это такие лиходеи, что плюют на любых богов…
– Все равно, – покачала головой девушка. – Ведь то, что я совершила… Я даже не знаю, смогу ли жить?
– Ладно, не переживай раньше времени. Лучше подумай, как тебе обрадуется дед!
В дверь неожиданно застучали. Хельги вздрогнул и громко спросил – кто?
– Вернулись люди из Новгорода, ярл! Услыхав голос Ирландца, ярл быстро отодвинул засов:
– Входи.
– Я могу говорить свободно? – войдя, осмотрелся Ирландец. Увидев прятавшуюся в углу, за круглой печью, девушку, неожиданно подмигнул ей и показал язык.
– Говори, – Хельги засмеялся. – Только по-норвежски. Вряд ли дева поймет что-нибудь из нашей беседы.
– И то верно. – Сняв шапку и плащ, Конхобар уселся на лавку. Узкое, чуть желтоватое лицо его прямо-таки светилось важностью. Ярл протянул ему серебряный кубок с элем:
– Испей. Вижу, наш человек принес важные вести.
Ирландец кивнул, вытер губы рукавом зеленой туники и не торопясь поведал о том, что происходило в Новгороде сразу же после смерти Рюрика.
Интриги начались, когда еще не успели угаснуть угли погребальной крады. Волхв Малибор и Кармана, не прельстившись дармовым пивом, спешно покинули крепость уже на следующий же день и, вернувшись в город, тут же принялись мутить воду. Уже к обеду на торгу и на пристани, на всех городских площадях и улицах появились какие-то бабки-прорицательницы, песнопевцы-слепцы, кудесники, брызжущие слюной. Все в один голос твердили, что велением богов новым князем должен стать Квакуш – внебрачный сын Малибора, прижитый, дескать, от какой-то таинственной девы из рода давно умершего князя Гостомысла, дочь которого, Умила, приходилась матерью Рюрику. Да и сам Малибор – как, кстати, тут же и выяснилось – тоже происходит из древнего и почтенного рода, родственного Гостомыслу и Вадиму Храброму. Так что для волхвов все складывалось как нельзя удачно, не считая того факта, что Квакуш был больной на голову, о чем все в Новгороде хорошо знали. И знали, кто будет править от его имени. Это вполне устраивало волхвов, таким образом укреплявших свою власть и влияние – Малибор с Карманой опирались в основном именно на купцов из не особо богатых и какую-то часть бояр, привлеченных возможностью поживиться по велению богов общинными землями. Что боги повелят именно так, их в этом заверили Малибор и Кармана. Все волхвы, сказители, гадалки – в общем, весь «административно-психологический ресурс», все, так сказать масс-медиа были брошены на агитацию простолюдинов, составлявших большинство из мужиков-вечников. В этих волхвах, кудесниках и гадалках, в их громком декларировании близости к богам и состояла главная сила клана Малибора – Карманы. Слабостью же их неожиданно оказались деньги.
– Даже не всем волхвам заплатили, остальные же и близко не видали ни кун, ни гривн, ни резан, – засмеялся Ирландец и попросил, если возможно, плеснуть ему еще пива.
– Возможно, – улыбнулся Хельги. – Налей нам, Алуша! И себя не забудь тоже.
Опростав кубок, Конхобар продолжил свой рассказ дальше.
Другой влиятельный клан группировался, как правильно угадали ярл и Ирландец, вокруг боярина Всетислава. Богатые купцы, бояре, даже ушкуйники – разбойный люд, чем-то родственный викингам по укладу жизни, – в общем, все люди, не стесненные в средствах, хотели видеть правителем человека, который мог бы обеспечить их интересы и выгоду – навести порядок в окрестных лесах и на речных волоках, не допускать порчи монеты и обеспечить выход к богатым южным странам, в первую очередь – к могущественной Империи ромеев. А для этого нужно было подчинить себе Киев – ключевой город на пути из варяг в греки, что могло быть по плечу только сильному князю с многочисленной и мощной дружиной. По сути, клану боярина Всетислава было все равно, кто станет княжить, варяг или славянин, лишь бы он смог обеспечить их интересы.
– Волхв Малибор несколько раз тайно встречался с боярами, – понизив голос, доложил Ирландец. – О чем именно говорили – выяснить не удалось.
– Да что тут выяснять, догадаться можно, – пожал плечами ярл. – Наверняка Малибор обещал боярам немедленный поход на Царьград и помощь богов, что немаловажно – нельзя забывать, что может совершить искренняя вера! Волхвы вполне могут уговорить самых влиятельных бояр – и чаша весов качнется в их сторону. А после победы, я думаю, с ними обязательно снюхается Дирмунд! Как говорят местные – рыбак рыбака…
Конхобар вздрогнул.
– Я тоже думал об этом, – тихо признался он.
– Надо проверить, не привезли ли волхвам серебро с юга.
– Ну, это вряд ли, – усмехнулся Ирландец. – Просто-напросто не успеют, реки-то еще во льдах, а зимние пути подрастаяли. Хотя если все затянется… Да, этот вопрос нельзя упускать из виду.
Хельги-ярл задумчиво уставился в стену. Он не мог себе позволить проиграть в битве за власть, и вовсе не потому, что, как и всякий викинг, так хотел властвовать. Вернее, не только поэтому. От него, именно от него, зависело сейчас – будет ли Серверная Русь богатой и процветающей или сверзится в пучину усобиц и братоубийственных войн, а то и еще похуже – станет легкой добычей наползающего с юга Зла, ведь черный друид не преминет стакнуться с волхвами. Сакральное колдовское государство во главе с друидами и волхвами, спаянное жестоким террором и кровью, – бред? А ведь вполне может сложиться! И чтобы не допустить этого, нужно стать властелином Руси, путь даже пока только Северной.
Улыбнувшись, Хельги повернулся к Ирландцу:
– Поблагодари верных людей, Конхобар.
– Уже, – кивнул тот.
– Тогда теперь – наш черед. Пусть наши люди сегодня же возвращаются в Новгород к Всетиславу и передадут просьбу Хаснульфа о встрече…
– Хаснульфа?
– Да, да! Дружина Рюрика – это третья сила. И бояре должны склониться к ней, а не к волхвам. В конце концов, они же должны понимать, что дружина – и только дружина – может гарантировать порядок и походы в Империю. Вряд ли Малибор и Кармана так уж успели задурить всем головы.
– Но Хаснульф… – Конхобар немного помолчал и резко вскинул глаза. – А он сам не желает ли стать князем?
– Ума не хватит, – громко рассмеялся Хельги. – Если б можно было обойтись одной лишь грубой силой, я не сомневаюсь, что воевода поступил бы именно так! Я даже толковал с ним на эту тему… Дескать, захватить власть – полдела, надо еще суметь ее удержать, а это – расчеты, интриги, серебро… В общем, Хаснульф, – хоть и не ума палата, а сообразил, что в князья ему лезть не стоит. Быть воеводой – вполне почетная должность, но, при известном раскладе, можно ее и лишиться. Кстати, почему к Хаснульфу не подбивали клинья волхвы?
– Боятся, что их не поддержит дружина, в ней много норманнов. Что им чужие боги?
– Но ведь Рюрик был погребен по местному обряду! – Хельги с силой стукнул ладонью по столу, так что подпрыгнули кубки. – Не верю я, что волхвы не будут пытаться… Не сейчас, так позже. Надо уберечь от них дружину, Конхобар! Дружину… и Хаснульфа. – Ярл вскочил с лавки. – Действовать! Немедленно действовать!
Не прошло и пары часов, как верные люди ярла были отправлены Конхобаром в Новгород. Они шли на лыжах по льду Волхова – расстояние до города было невелико. По обе стороны реки вздымались плоские сопки, поросшие сосной, березой и елью, на склонах холмов и у подножия виднелись заросли ольхи и ракиты, перемежаемые в оврагах орешником и малиной. Тусклое серое небо, казалось, прижимало кусты к земле, покрытой слежавшимся голубоватым снегом. Посланцы ярла ходко шли по накатанному санному следу и вскоре превратились в едва заметные черные точки.
Выйдя из ворот крепости, к хлебопекам неспешно спускался молодой парень – слуга – простоволосый, с редковатой бородкою и красноватыми, слезящимися от какой-то болезни глазами. Овчинный полушубок, онучи, натянутый на самые глаза треух, мешок за плечами – парень ничем особенным не выделялся средь прочих слуг, только на груди, под рубахою, висела отрубленная куриная лапа – знак, врученный волхвом Малибором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44