Он вздрогнул, словно от физического удара.
– Ирена?
– Да, это я, – хрипло прошептала она.
У неё по щекам текли слезы. Какое-то мгновение супруги смотрели друг на друга сквозь стекло. Затем Виктор Элиотт завозился с запорным устройством двери, навалился на жалюзи, отодвигая их, и наконец женщина с бронзовой кожей упала через порог в его объятия. Он стиснул её с такой силой, что я испугался за кости новой оболочки Ирены. Моё внимание вдруг привлекли уличные фонари на набережной.
В конце концов Ирена Элиотт вспомнила про меня. Оторвавшись от мужа, она обернулась, размазывая слезы по лицу тыльной стороной руки.
– Вы не могли бы…
– О чём речь, – спокойно произнес я. – Я буду ждать вас в лимузине. Увидимся завтра утром.
Перехватив недоуменный взгляд Виктора Элиотта, покорно заходящего следом за женой в офис, я дружелюбно кивнул ему и, развернувшись, направился к стоящему напротив лимузину. У меня за спиной захлопнулась дверь. Пошарив в карманах, я нашел смятую пачку сигарет, оставленную Ортегой. Пройдя мимо лимузина к чугунному ограждению, я зажег согнутую и расплющенную белую палочку и, втянув в легкие табачный дым, в кои-то веки не почувствовал, что кого-то предаю. Внизу на песчаный берег призрачными полосками накатывался прибой. Облокотившись на ограждение, я слушал белый шум разбивающихся волн, гадая, как мне удается ощущать такое умиротворение, когда стоит ещё столько неразрешенных проблем. Ортега так и не вернулась. Кадмии все ещё на свободе. Сара по-прежнему остается в заложниках. Кавахара по-прежнему держит меня за яйца, а я так и не узнал, почему Банкрофта убили.
И несмотря ни на что в моей душе нашлось место для спокойствия.
Бери то, что тебе предлагают, и иногда этого должно быть достаточно.
Мой взгляд скользнул за волнорезы. Чёрный и таинственный океан вдали плавно сливался с ночным небом. Даже массивный остов «Поборника свободной торговли» различался с трудом. Я представил себе Мери-Лу Хинчли, летящую навстречу страшному удару о неподатливую поверхность воды, а затем, уже переломанную, погружающуюся на дно, где её ждут морские хищники. Как долго провела она в морских глубинах, прежде чем течения вынесли на берег то, что от неё осталось? Как долго её удерживал мрак?
Мои мысли бесцельно скакали на мягкой подушке смутного ощущения полного покоя. Я видел древний телескоп Банкрофта, направленный в небеса на крохотные светящиеся точки, на первые неуверенные шаги Земли за пределы Солнечной системы. Хрупкие ковчеги, несущие сохраненную в оцифрованном виде память миллионов первопроходцев и замороженные эмбрионы, которым, возможно, будет суждено загрузиться на далеких мирах – если окажется, что загадочные карты марсианских астрографов истолкованы правильно. В противном же случае они будут блуждать вечно, потому что по большей части вселенная – это ночь и чёрный океан.
Успокоенный подобными размышлениями, я оторвался от ограждения и взглянул на голографическое лицо над головой. Эта ночь безраздельно принадлежала Анчане Саломас. Её призрачный лик взирал через равные промежутки на пустынную набережную. Сочувствующий, но отрешенный. Глядя на эти спокойные черты, я понимал, почему Элизабет Элиотт так хотелось достичь подобных высот. Я сам многое бы отдал за такую невозмутимую сдержанность. Я перевел взгляд на окна жилых помещений над заведением Элиотта. Там горел свет, и я увидел в одном окне силуэт обнаженной женщины. Вздохнув, я бросил окурок в сточную канаву и отправился искать убежище в лимузине. Пусть бдение продолжит Анчана Саломас. Пощелкав наугад каналами на панели развлечений, я задремал под усыпляющий бессмысленный хоровод образов и звуков. Ночь сомкнулась вокруг машины холодным туманом, и меня охватило смутное ощущение, будто я уношусь от огней дома Элиотта далеко в открытое море, где нет ничего до самого горизонта и где зарождается шторм…
Меня разбудил резкий стук в окно прямо над головой. Усевшись прямее, я увидел Трепп, терпеливо стоящую перед машиной. Жестом предложив опустить стекло, она нагнулась, усмехаясь.
– Кавахара была права насчет тебя. Ночуешь в машине, чтобы твою компьютерщицу хорошенько оттрахали. Ковач, с таким мировоззрением надо было подаваться в монахи.
– Заткнись, Трепп, – раздраженно бросил я. – Который час?
– Около пяти. – Её взгляд метнулся вверх и влево, чтобы свериться с вживленной микросхемой. – Точнее, пять часов шестнадцать минут. Скоро начнет светать.
Я принял более вертикальное положение, ощущая во рту горький привкус вчерашней сигареты.
– Что ты здесь делаешь?
– Присматриваю за тобой. Нам ведь не хочется, чтобы Кадмин пришил тебя до того, как ты продашь Банкрофту свой товар, не так ли? Эй, а это ведь, по-моему, играют «Крушители»?
Проследив за взглядом Трепп, я посмотрел на панель развлечений, где шла какая-то спортивная передача. Крошечные фигурки носились взад и вперед по расчерченному на ровные квадраты полю под едва слышный голос комментатора. Время от времени игроки сталкивались друг с другом, что вызывало аплодисменты, похожие на писк насекомых. Судя по всему, перед тем как заснуть, я убавил громкость. Выключив панель, я огляделся по сторонам и увидел, что Трепп права. Начинало светать. Ночная темнота размылась до мягкого синего полумрака, расползавшегося над зданиями подобно пятну отбеливателя.
– Значит, ты не фанат «Крушителей», да? – кивнула на экран Трепп. – Мне раньше тоже не особенно нравилось, но, если долго жить в Нью-Йорке, со временем как-то привыкаешь.
– Трепп, как ты собираешься присматривать за мной, твою мать, если ты засунула голову в машину и не отрываешь глаз от экрана?
Обиженно взглянув на меня, Трепп убрала голову. Выбравшись из лимузина, я потянулся, наслаждаясь утренней прохладой. Над нами по-прежнему сияла блистательная Анчана Саломао, но свет в квартире Элиотта погас.
– Угомонились всего пару часов назад, – заметила Трепп. – Я боялась, как бы они не смылись, пока ты спишь, так что сторожила у входа.
Я взглянул на темные окна.
– Почему они должны смыться? Она даже не знает условий сделки.
– Ну, соучастие в преступлении, караемом стиранием, делает людей пугаными.
– К этой женщине такое не относится, – сказал я, гадая, насколько уверен в собственных словах.
Трепп пожала плечами.
– Как тебе угодно. Однако я по-прежнему считаю, что ты спятил. У Кавахары есть специалисты, которые сделали бы это даже стоя на голове.
Поскольку я отказался от помощи Кавахары, подчиняясь интуиции, я промолчал. Непоколебимая уверенность моих недавних догадок относительно Банкрофта, Кавахары и резолюции номер 653 существенно поблекла во вчерашней спешке, связанной с подготовкой к инфицированию вируса, а внутреннее спокойствие исчезло с уходом Ортеги. Теперь я ощущал лишь неумолимую тяжесть времени, сырую прохладу рассвета и шум прибоя. Вкус Ортеги во рту, теплота прикосновения её гибкого тела были тропическим островком среди этой ледяной пустыни, который удалялся к горизонту.
– Как ты думаешь, в такую рань здесь можно раздобыть горячий кофе? – спросил я.
– В таком крохотном городке? – презрительно втянула воздух сквозь зубы Трепп. – Сомневаюсь. Но по пути я заметила ряд автоматов. Среди них обязательно найдется один с кофе.
– Кофе из автомата? – скривил губы я.
– Эй, ты что, гурман? Ты живешь в отеле ИскИна, по сути дела, в одном большом автомате. Господи, Ковач, на дворе эпоха машин. Тебе никто не говорил об этом?
– Пожалуй, ты права. Далеко отсюда?
– Пара километров. Поедем на моей машине. Так что, если наша малышка проснется и выглянет в окно, её не охватит паника.
– Лады.
Я прошел следом за Трепп к приземистой чёрной машине, выглядевшей так, словно она была невидимой для радаров, и забрался в уютный салон, приятно благоухающий ароматизаторами.
– Твоя?
– Нет, взяла напрокат. Ещё когда мы прилетели из Европы. А что?
Я покачал головой.
– Да так, ничего.
Трепп завела двигатель, и мы бесшумным призраком скользнули по набережной. Я смотрел в окно на море, борясь с неприятным ощущением отчаяния. После непродолжительного сна в лимузине я был на взводе. Меня вдруг снова начало раздражать все, начиная с того, что я никак не мог разрешить загадку смерти Банкрофта, и кончая усиливающейся тягой к сигаретам. Не покидало предчувствие того, что день будет отвратительным, а ведь ещё не успело взойти солнце.
– Ты думал о том, чем займешься, когда все это останется позади?
– Нет, – угрюмо буркнул я.
Мы нашли автоматы в конце города, на аллее, спускающейся к морю. Несомненно, их установили с расчетом на отдыхающих. Однако полуразрушенный навес, под которым они находились, красноречиво свидетельствовал о том, что дела здесь шли не лучше, чем в коммуникационном центре Элиотта. Поставив машину лицом к морю, Трепп направилась за кофе. В окно я наблюдал за тем, как она долго колотила по автомату сначала ладонью, затем ногой, пока тот не выдал два пластиковых стаканчика. Вернувшись к машине, Трепп протянула один мне.
– Ты собираешься пить прямо здесь?
– А почему бы и нет?
Мы надавили на крышки, и послышалось шипение нагревательных устройств. Как выяснилось, работают они плохо, но на вкус кофе оказался приличным и определенно оказал должное химическое воздействие. Я буквально почувствовал, как с меня смывает усталость. Мы пили не спеша, наблюдая за морем, погруженные в дружескую тишину.
– Я как-то раз пыталась записаться в чрезвычайные посланники, – вдруг сказала Трепп.
Я с любопытством взглянул на неё.
– Да?
– Да, давным-давно. Мне отказали после собеседования. Сказали, у меня нет задатков преданности.
– Справедливо, – проворчал я. – Ты ведь не служила в армии, так?
– А ты как думаешь?
Трепп посмотрела на меня так, словно я предположил, будто на её совести числятся изнасилования и истязания детей. Я устало усмехнулся.
– Думаю, не служила. Понимаешь, при отборе будущих посланников у кандидатов ищут зачатки граничных психопатических наклонностей. Вот почему в первую очередь ищут среди бывших военных.
Похоже, Трепп обиделась.
– А у меня есть зачатки граничных психопатических наклонностей.
– Не сомневаюсь. Но дело в том, что число гражданских лиц, обладающих этими зачатками и при этом также духом коллективизма, очень ограничено. Одно противоречит другому. Вероятность того, что оба качества разовьются естественным путем в одном человеке, практически равна нулю. Однако военная подготовка делает с естественным порядком вещей страшные вещи. Она ломает сопротивляемость психопатическому поведению и в то же время развивает фанатичную преданность команде. Эти качества становятся взаимосвязанными. Так что солдаты являются идеальным исходным материалом для чрезвычайных посланников.
– По твоим словам получается, что я должна радоваться тому, что мне отказали.
Какое-то время я смотрел вдаль, вспоминая.
– Да, должна. – Я допил кофе. – Все, пора возвращаться.
Проезжая назад по набережной, я обратил внимание на то, что в тишине, оставшейся позади, что-то изменилось. Что-то одновременно неуловимое и в то же время такое, от чего нельзя укрыться. Нечто подобное неумолимо светлеющему небу.
Когда мы подъехали к коммуникационному центру Эллиота, Ирена уже ждала нас, прислонившись к лимузину и уставившись в море. Её мужа нигде не было видно.
– Лучше оставайся здесь, – бросил я Трепп, выходя из машины. – Спасибо за кофе.
– Не стоит.
– Полагаю, какое-то время я буду видеть тебя на экране заднего обозрения.
– Ковач, сомневаюсь, что ты вообще что-нибудь заметишь, – весело ответила Трепп. – У меня это получается гораздо лучше, чем у тебя.
– Это мы ещё посмотрим.
– Да-да. Ладно, до встречи.
Я направился к лимузину, и она крикнула вслед, повышая голос:
– И чтобы с вирусом все было в порядке. Нам бы очень не хотелось, чтобы с ним что-нибудь произошло.
Сдав назад метров десять, Трепп с показной удалью резко взмыла в воздух, разорвав тишину пронзительным ревом турбин. Едва не задев нас, машина пронеслась над нашими головами и, развернувшись, ушла в сторону океана.
– Кто это был? – Голос Ирены Элиотт прозвучал хрипло, что можно было объяснить обильно пролитыми слезами.
– Прикрытие, – рассеянно ответил я, провожая взглядом машину, прошедшую над остовом затонувшего авианосца. – Работает на тех же людей. Не беспокойтесь, это друг.
– Возможно, она ваш друг, – с горечью поправила Элиотт. – Но не мой. Среди вас у меня друзей нет.
Я посмотрел на неё, затем снова отвернулся в море.
– Справедливо.
Тишина, нарушаемая шумом прибоя. Элиотт провела рукой по полированному кузову лимузина.
– Вам известно о том, что произошло с моей дочерью, – произнесла она мертвым голосом. – Вы с самого начала знали об этом.
Я кивнул.
– И вам на это насрать, так? Вы работаете на человека, использовавшего её словно кусок туалетной бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Ирена?
– Да, это я, – хрипло прошептала она.
У неё по щекам текли слезы. Какое-то мгновение супруги смотрели друг на друга сквозь стекло. Затем Виктор Элиотт завозился с запорным устройством двери, навалился на жалюзи, отодвигая их, и наконец женщина с бронзовой кожей упала через порог в его объятия. Он стиснул её с такой силой, что я испугался за кости новой оболочки Ирены. Моё внимание вдруг привлекли уличные фонари на набережной.
В конце концов Ирена Элиотт вспомнила про меня. Оторвавшись от мужа, она обернулась, размазывая слезы по лицу тыльной стороной руки.
– Вы не могли бы…
– О чём речь, – спокойно произнес я. – Я буду ждать вас в лимузине. Увидимся завтра утром.
Перехватив недоуменный взгляд Виктора Элиотта, покорно заходящего следом за женой в офис, я дружелюбно кивнул ему и, развернувшись, направился к стоящему напротив лимузину. У меня за спиной захлопнулась дверь. Пошарив в карманах, я нашел смятую пачку сигарет, оставленную Ортегой. Пройдя мимо лимузина к чугунному ограждению, я зажег согнутую и расплющенную белую палочку и, втянув в легкие табачный дым, в кои-то веки не почувствовал, что кого-то предаю. Внизу на песчаный берег призрачными полосками накатывался прибой. Облокотившись на ограждение, я слушал белый шум разбивающихся волн, гадая, как мне удается ощущать такое умиротворение, когда стоит ещё столько неразрешенных проблем. Ортега так и не вернулась. Кадмии все ещё на свободе. Сара по-прежнему остается в заложниках. Кавахара по-прежнему держит меня за яйца, а я так и не узнал, почему Банкрофта убили.
И несмотря ни на что в моей душе нашлось место для спокойствия.
Бери то, что тебе предлагают, и иногда этого должно быть достаточно.
Мой взгляд скользнул за волнорезы. Чёрный и таинственный океан вдали плавно сливался с ночным небом. Даже массивный остов «Поборника свободной торговли» различался с трудом. Я представил себе Мери-Лу Хинчли, летящую навстречу страшному удару о неподатливую поверхность воды, а затем, уже переломанную, погружающуюся на дно, где её ждут морские хищники. Как долго провела она в морских глубинах, прежде чем течения вынесли на берег то, что от неё осталось? Как долго её удерживал мрак?
Мои мысли бесцельно скакали на мягкой подушке смутного ощущения полного покоя. Я видел древний телескоп Банкрофта, направленный в небеса на крохотные светящиеся точки, на первые неуверенные шаги Земли за пределы Солнечной системы. Хрупкие ковчеги, несущие сохраненную в оцифрованном виде память миллионов первопроходцев и замороженные эмбрионы, которым, возможно, будет суждено загрузиться на далеких мирах – если окажется, что загадочные карты марсианских астрографов истолкованы правильно. В противном же случае они будут блуждать вечно, потому что по большей части вселенная – это ночь и чёрный океан.
Успокоенный подобными размышлениями, я оторвался от ограждения и взглянул на голографическое лицо над головой. Эта ночь безраздельно принадлежала Анчане Саломас. Её призрачный лик взирал через равные промежутки на пустынную набережную. Сочувствующий, но отрешенный. Глядя на эти спокойные черты, я понимал, почему Элизабет Элиотт так хотелось достичь подобных высот. Я сам многое бы отдал за такую невозмутимую сдержанность. Я перевел взгляд на окна жилых помещений над заведением Элиотта. Там горел свет, и я увидел в одном окне силуэт обнаженной женщины. Вздохнув, я бросил окурок в сточную канаву и отправился искать убежище в лимузине. Пусть бдение продолжит Анчана Саломас. Пощелкав наугад каналами на панели развлечений, я задремал под усыпляющий бессмысленный хоровод образов и звуков. Ночь сомкнулась вокруг машины холодным туманом, и меня охватило смутное ощущение, будто я уношусь от огней дома Элиотта далеко в открытое море, где нет ничего до самого горизонта и где зарождается шторм…
Меня разбудил резкий стук в окно прямо над головой. Усевшись прямее, я увидел Трепп, терпеливо стоящую перед машиной. Жестом предложив опустить стекло, она нагнулась, усмехаясь.
– Кавахара была права насчет тебя. Ночуешь в машине, чтобы твою компьютерщицу хорошенько оттрахали. Ковач, с таким мировоззрением надо было подаваться в монахи.
– Заткнись, Трепп, – раздраженно бросил я. – Который час?
– Около пяти. – Её взгляд метнулся вверх и влево, чтобы свериться с вживленной микросхемой. – Точнее, пять часов шестнадцать минут. Скоро начнет светать.
Я принял более вертикальное положение, ощущая во рту горький привкус вчерашней сигареты.
– Что ты здесь делаешь?
– Присматриваю за тобой. Нам ведь не хочется, чтобы Кадмин пришил тебя до того, как ты продашь Банкрофту свой товар, не так ли? Эй, а это ведь, по-моему, играют «Крушители»?
Проследив за взглядом Трепп, я посмотрел на панель развлечений, где шла какая-то спортивная передача. Крошечные фигурки носились взад и вперед по расчерченному на ровные квадраты полю под едва слышный голос комментатора. Время от времени игроки сталкивались друг с другом, что вызывало аплодисменты, похожие на писк насекомых. Судя по всему, перед тем как заснуть, я убавил громкость. Выключив панель, я огляделся по сторонам и увидел, что Трепп права. Начинало светать. Ночная темнота размылась до мягкого синего полумрака, расползавшегося над зданиями подобно пятну отбеливателя.
– Значит, ты не фанат «Крушителей», да? – кивнула на экран Трепп. – Мне раньше тоже не особенно нравилось, но, если долго жить в Нью-Йорке, со временем как-то привыкаешь.
– Трепп, как ты собираешься присматривать за мной, твою мать, если ты засунула голову в машину и не отрываешь глаз от экрана?
Обиженно взглянув на меня, Трепп убрала голову. Выбравшись из лимузина, я потянулся, наслаждаясь утренней прохладой. Над нами по-прежнему сияла блистательная Анчана Саломао, но свет в квартире Элиотта погас.
– Угомонились всего пару часов назад, – заметила Трепп. – Я боялась, как бы они не смылись, пока ты спишь, так что сторожила у входа.
Я взглянул на темные окна.
– Почему они должны смыться? Она даже не знает условий сделки.
– Ну, соучастие в преступлении, караемом стиранием, делает людей пугаными.
– К этой женщине такое не относится, – сказал я, гадая, насколько уверен в собственных словах.
Трепп пожала плечами.
– Как тебе угодно. Однако я по-прежнему считаю, что ты спятил. У Кавахары есть специалисты, которые сделали бы это даже стоя на голове.
Поскольку я отказался от помощи Кавахары, подчиняясь интуиции, я промолчал. Непоколебимая уверенность моих недавних догадок относительно Банкрофта, Кавахары и резолюции номер 653 существенно поблекла во вчерашней спешке, связанной с подготовкой к инфицированию вируса, а внутреннее спокойствие исчезло с уходом Ортеги. Теперь я ощущал лишь неумолимую тяжесть времени, сырую прохладу рассвета и шум прибоя. Вкус Ортеги во рту, теплота прикосновения её гибкого тела были тропическим островком среди этой ледяной пустыни, который удалялся к горизонту.
– Как ты думаешь, в такую рань здесь можно раздобыть горячий кофе? – спросил я.
– В таком крохотном городке? – презрительно втянула воздух сквозь зубы Трепп. – Сомневаюсь. Но по пути я заметила ряд автоматов. Среди них обязательно найдется один с кофе.
– Кофе из автомата? – скривил губы я.
– Эй, ты что, гурман? Ты живешь в отеле ИскИна, по сути дела, в одном большом автомате. Господи, Ковач, на дворе эпоха машин. Тебе никто не говорил об этом?
– Пожалуй, ты права. Далеко отсюда?
– Пара километров. Поедем на моей машине. Так что, если наша малышка проснется и выглянет в окно, её не охватит паника.
– Лады.
Я прошел следом за Трепп к приземистой чёрной машине, выглядевшей так, словно она была невидимой для радаров, и забрался в уютный салон, приятно благоухающий ароматизаторами.
– Твоя?
– Нет, взяла напрокат. Ещё когда мы прилетели из Европы. А что?
Я покачал головой.
– Да так, ничего.
Трепп завела двигатель, и мы бесшумным призраком скользнули по набережной. Я смотрел в окно на море, борясь с неприятным ощущением отчаяния. После непродолжительного сна в лимузине я был на взводе. Меня вдруг снова начало раздражать все, начиная с того, что я никак не мог разрешить загадку смерти Банкрофта, и кончая усиливающейся тягой к сигаретам. Не покидало предчувствие того, что день будет отвратительным, а ведь ещё не успело взойти солнце.
– Ты думал о том, чем займешься, когда все это останется позади?
– Нет, – угрюмо буркнул я.
Мы нашли автоматы в конце города, на аллее, спускающейся к морю. Несомненно, их установили с расчетом на отдыхающих. Однако полуразрушенный навес, под которым они находились, красноречиво свидетельствовал о том, что дела здесь шли не лучше, чем в коммуникационном центре Элиотта. Поставив машину лицом к морю, Трепп направилась за кофе. В окно я наблюдал за тем, как она долго колотила по автомату сначала ладонью, затем ногой, пока тот не выдал два пластиковых стаканчика. Вернувшись к машине, Трепп протянула один мне.
– Ты собираешься пить прямо здесь?
– А почему бы и нет?
Мы надавили на крышки, и послышалось шипение нагревательных устройств. Как выяснилось, работают они плохо, но на вкус кофе оказался приличным и определенно оказал должное химическое воздействие. Я буквально почувствовал, как с меня смывает усталость. Мы пили не спеша, наблюдая за морем, погруженные в дружескую тишину.
– Я как-то раз пыталась записаться в чрезвычайные посланники, – вдруг сказала Трепп.
Я с любопытством взглянул на неё.
– Да?
– Да, давным-давно. Мне отказали после собеседования. Сказали, у меня нет задатков преданности.
– Справедливо, – проворчал я. – Ты ведь не служила в армии, так?
– А ты как думаешь?
Трепп посмотрела на меня так, словно я предположил, будто на её совести числятся изнасилования и истязания детей. Я устало усмехнулся.
– Думаю, не служила. Понимаешь, при отборе будущих посланников у кандидатов ищут зачатки граничных психопатических наклонностей. Вот почему в первую очередь ищут среди бывших военных.
Похоже, Трепп обиделась.
– А у меня есть зачатки граничных психопатических наклонностей.
– Не сомневаюсь. Но дело в том, что число гражданских лиц, обладающих этими зачатками и при этом также духом коллективизма, очень ограничено. Одно противоречит другому. Вероятность того, что оба качества разовьются естественным путем в одном человеке, практически равна нулю. Однако военная подготовка делает с естественным порядком вещей страшные вещи. Она ломает сопротивляемость психопатическому поведению и в то же время развивает фанатичную преданность команде. Эти качества становятся взаимосвязанными. Так что солдаты являются идеальным исходным материалом для чрезвычайных посланников.
– По твоим словам получается, что я должна радоваться тому, что мне отказали.
Какое-то время я смотрел вдаль, вспоминая.
– Да, должна. – Я допил кофе. – Все, пора возвращаться.
Проезжая назад по набережной, я обратил внимание на то, что в тишине, оставшейся позади, что-то изменилось. Что-то одновременно неуловимое и в то же время такое, от чего нельзя укрыться. Нечто подобное неумолимо светлеющему небу.
Когда мы подъехали к коммуникационному центру Эллиота, Ирена уже ждала нас, прислонившись к лимузину и уставившись в море. Её мужа нигде не было видно.
– Лучше оставайся здесь, – бросил я Трепп, выходя из машины. – Спасибо за кофе.
– Не стоит.
– Полагаю, какое-то время я буду видеть тебя на экране заднего обозрения.
– Ковач, сомневаюсь, что ты вообще что-нибудь заметишь, – весело ответила Трепп. – У меня это получается гораздо лучше, чем у тебя.
– Это мы ещё посмотрим.
– Да-да. Ладно, до встречи.
Я направился к лимузину, и она крикнула вслед, повышая голос:
– И чтобы с вирусом все было в порядке. Нам бы очень не хотелось, чтобы с ним что-нибудь произошло.
Сдав назад метров десять, Трепп с показной удалью резко взмыла в воздух, разорвав тишину пронзительным ревом турбин. Едва не задев нас, машина пронеслась над нашими головами и, развернувшись, ушла в сторону океана.
– Кто это был? – Голос Ирены Элиотт прозвучал хрипло, что можно было объяснить обильно пролитыми слезами.
– Прикрытие, – рассеянно ответил я, провожая взглядом машину, прошедшую над остовом затонувшего авианосца. – Работает на тех же людей. Не беспокойтесь, это друг.
– Возможно, она ваш друг, – с горечью поправила Элиотт. – Но не мой. Среди вас у меня друзей нет.
Я посмотрел на неё, затем снова отвернулся в море.
– Справедливо.
Тишина, нарушаемая шумом прибоя. Элиотт провела рукой по полированному кузову лимузина.
– Вам известно о том, что произошло с моей дочерью, – произнесла она мертвым голосом. – Вы с самого начала знали об этом.
Я кивнул.
– И вам на это насрать, так? Вы работаете на человека, использовавшего её словно кусок туалетной бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77