– Куда ехать?
В поисках укрытия путники свернули с дороги и свернули к реке, и здесь, в закрытой ивами ложбине, вдруг наткнулись на оседланную лошадь. Мгновение Жуга молча смотрел на нее, затем двинулся вперед. Вайда ухватил было его за плечо, взывая к осторожности, но тот лишь отмахнулся, раздвинул рукой зеленый занавес и замер.
Линора подняла взор. Откинула со лба прядь волос.
– Я ждала вас.
«Она знает, – вдруг подумалось Жуге, – все знает наперед. Она знала, где не будут их искать, знала, что мы идем за ними. И наверно, про Иваша тоже знала…»
Горбун, лежавший головой у нее на коленях, открыл глаза.
– А, Лис, – он слабо улыбнулся. – Все таки нашел…
Левый бок его кафтана набух кровью. Рядом лежала кривая мавританская сабля. В ногах у горбуна сидел говорящий ворон.
– Ты ранен?
Роджер облизал пересохшие губы и снова усмехнулся.
– Я убит, – сказал он. – Впрочем, это уже не важно. Жаль только, месть уже свершилась без меня.
– Месть? – Вайда поднял бровь.
– А, и ты здесь… – Горбун перевел взгляд на рифмача. – Да, рифмоплет, месть… – Он помолчал, затем продолжил: – Я решил сказать слово. Я скоро умру. Они-таки догнали нас, но они опоздали. Теперь я сполна отомстил за смерть моей жены. Их было четверо мужчин, она – одна, беспомощная женщина… Они смеялись тогда – для них это было шуткой. Но кто смеется последним?
Он помолчал, собираясь с силами, и после паузы продолжил:
– Это я семнадцать лет тому назад, в разгар чумы принес болезнь в подарок веселому принцу Просперо, когда он спрятался от всех и от нее в своем монастыре… Это я сжег Вильяма Ди Креби и его семерых советников-шутов. Это я во время карнавала замуровал Чезаре Фортунато в винных подвалах дома Монтрезоров. Я, Лягушонок Роджер. А что до Хьюго Эшера… Он сам себя наказал, сойдя с ума.
– Мне это безразлично, – сказал Жуга. – Я не знаю никого из них.
– Тогда зачем же ты пришел?
Травник повернул голову.
– За ней.
– А… Я предупреждал тебя, но ты не послушал. Меч при тебе, так давай же, действуй, коли лопнуло терпение… Всех горбатых и живых исправит могила. Набить до отказа собой могилу – это значит наследовать землю. Что же такое наследовать землю? Это значит – исчерпать терпение. Что и требовалось доказать. Яма, как принцип движения к солнцу. Так?
Жуга молчал.
– Да, – продолжал горбун. – Ты прав. Человек человеку – волк. Если я такой добродушный, научи меня душить и кусать. Ненависть… Всех объединяет ненависть. Всех объединяет одно желанье – убивать и насиловать всех иных прочих. Мне стыдно быть хорошим.
Жуга молчал.
– Каждый сам выдумывает мир. Придуманным миром удобней управлять. Оглянись вокруг! Всюду наследили разбитые головы. Как убивали, так и будет убивать. Как запрещали, так и будут запрещать. Как ломали и топтали, так и будут ломать. Как стреляли и сжигали, так и будут впредь. А зачем, и сами никак не поймут. В самом деле, сможем ли мы быть мертвее, чем сегодня? Сможем ли мы быть мертвее, чем сейчас? Всего два выхода для честных ребят – схватить арбалет и убивать всех подряд, или покончить с собой, если всерьез воспринимать этот мир. Можно, правда, и по-другому. Сделай вид, что мол, все нормально, как будто бы ничего не случилось. Обрети дорогой ценой запоздалый кусок ума. Рыбы не ходят по суше пешком, пойманная рыба постигает воздух, раздирая жабры, истекая слизью, потому что – рыба, потому что – надо. В каждом теле труп, в каждом трупе бог. А кто не верит в бога, тот не станет плакать. А ежели кто в глаза заглянет… Что ж, небо все такое же, как если б ты не продался. Дуракам закон не писан.
– Ты не прав, горбун, – сказал Жуга. – Ты и Аннабель – вы оба неправы. Есть закон для дурака: никогда не играй с любовью. Кому, как не тебе, влюбленному шуту, это не знать? Вы играли со мной. А я не желаю больше быть игрушкой.
– Аннабель? – Иваш посмотрел на Линору. – Почему – Аннабель?
Роджер не ответил. Промолчала и Линора. Ладонь ее тихо ворошила клочковатые рыжие волосы горбуна.
– Пахнет летним дождем… – сказал Роджер и вздохнул. – Кто-то только что умер…
Глаза его закрылись.
Вайда склонился над ним, долго слушал сердце. Поднял взгляд на травника.
– Ты можешь его… воскресить?
– Вернуть? – спросил Жуга. – Да. Я могу. Но я не буду.
– Ты не хочешь?
– Он не хочет.
Рука травника легла на рукоять меча. Хриз вышел из ножен.
Имя он уже знал.
– Аннабель…
Девушка подняла голову.
– Убьешь меня? – спросила она.
«Она знает,»– вновь сказал себе Жуга.
Она воспользовалась им, как десятком других до него. Ей было абсолютно все равно, кто он, и что с ним будет потом. Просто нужна была свежая кровь, и Роджер позволил ей взять с собой нового человека. А прошлому останется тоска, смертельная тоска, ибо над своей любовью вампир не властен. Иваш полез в петлю. Кто поручится, что месяц спустя в лесу не найдут рыжего ведуна с перерезанным горлом и окровавленным мечом в руках?
Знает ли она?
«Она знает.»
Жуга вздохнул и покосился на меч. Обычно серый, клинок меча блестел как ртуть. Лезвие подрагивало, словно в нетерпении. Ухмылялся танцующий лис. «Боже, да ведь он же ревновал!»– неожиданно осенило травника. Мгновенно стали понятны все его ржавые причуды.
Любовь… Или она тоже ничего не стоит в этом мире? Что делать, как освободить себя, Иваша, Аннабель, и может быть, кого-то еще, кто был до них со скрипачом?
Он мог убить ее.
Он мог убить себя.
Третьего было не дано.
Неужели он преследовал ее только за этим?
Надо было довершить начатое.
– Ли, – позвал он.
– Что?
– Ты ведь можешь предсказать, что будет.
Девушка покачала головой.
– Я ведь уже говорила: я ничего не могу прочесть в твоем будущем.
– А в своем?
Линора горько усмехнулась.
– Мое будущее меняется, – ответила она. – Каждый день. Каждый час. Я не могу сказать о себе ничего. Я спрашивала сотни раз, когда я умру, и видела сотни разных смертей. Но сейчас… я не вижу ничего. Я люблю тебя. Прости.
– Но я там есть?
Молчание.
Полыхнула молния. Камень в браслете травника мигнул красным. В небе грохнуло, и первые струи дождя хлынули на землю. Жуга стоял и молчал.
Жуга.
Аннабель.
И меч между ними.
Дождь пошел сильнее. Через минуту он хлынул, как из ведра. Стало совсем темно. Деревья гнулись, ивовые ветви то и дело хлестали странников по лицу. Река вздыбилась волной. Молнии полыхали одна за другой.
Слезы.
Дождь.
Кто плачет там, на небесах?
Травник поднял голову.
– Что мне делать? – прошептал он. – Что?
Вайда молчал. Молчал и Иваш, понимая, что поделать ничего не сможет, что бы ни произошло сейчас меж этими двоими.
Ветер усилился, как вдруг послышался странный шум. Все обернулись к замку.
Замок, еще погруженный во мрак, вдруг расколола трещина; она шла зигзагом от кровли до основания. На глазах у них трещина быстро расширилась, налетел сильный порыв урагана, полный лунный круг внезапно засверкал им в глаза, мощные стены распались и рухнули. Раздался протяжный гул, точно от тысячи водопадов, и глубокий черный омут безмолвно и угрюмо сомкнулся над развалинами Дома Эшеров.
Ворон с криком расправил крылья, взлетел и растворился в темном небе.
Травник опустил свой меч.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Я, наверное, и впрямь дурак, но я люблю тебя. Кем бы ты ни была. Дай руку.
Камень на его браслете бешено пылал.

* * *

Ручей нес лодку. Небольшую – в две ладони длиной, очень красивую и тщательно отделанную, с малюсенькими лоскутками красных парусов и торчащими в стороны веслами. Буквально шагов через двадцать ручей впадал в море, водопадом низвергаясь с невысокого обрыва. Жуга почти что машинально опустил ладонь в воду и подхватил лодчонку под днище. Поднял ее и рассмотрел. Скамейки, паруса, рыбацкая снасть – все на ней было как настоящее, только маленькое.
– Дяденька…
Жуга поднял взгляд.
Перед ним стояла маленькая девочка лет пяти-шести, худенькая, загорелая, с черными как смоль, густыми волосами, стояла, нервно теребя подол юбчонки. В руках ее была корзинка. В корзинке лежали игрушки. Много игрушек.
– А теперь отдай мне, – сказала она, – ты уже поиграл. Я несу это на продажу.
Травник улыбнулся.
– Как тебя зовут?
– Изольда, – потупилась та. – Но папа иногда зовет меня…
– Постой. Попробую угадать… – Он на мгновение нахмурился и снова улыбнулся. – Ассоль?
– Да… А как вы догадались? Вы… волшебник?
– Может быть. Возьми, – он протянул девчушке лодочку. Сосредоточился, как это делала Аннабель, и мысленно скользнул вперед по временной спирали. – Держи крепче, вот так… Знай, Ассоль, однажды, когда ты вырастешь и станешь взрослой и красивой, будет день, ты выйдешь на берег моря и увидишь большой корабль с вот такими же вот алыми парусами. Он станет в гавани на якорь, на воду спустят шлюпку, и на ней к тебе приплывет прекрасный принц из далекой страны…
– Правда?! – Глаза девчушки восторженно округлились.
– Правда. И он сойдет на берег и скажет тебе: «Ассоль! Я люблю тебя. Я приплыл за тобой. Я увезу тебя в далекую страну, туда, где стоит мой замок и где разбит прекрасный сад с цветами и птицами. И мы будем счастливы с тобой всегда. Всегда!»
– А он… не будет драться? – с комичной детской серьезностью нахмурив брови, вдруг спросила та.
– Драться? – Жуга расхохотался. – Нет, конечно, нет! Ну, беги. Беги…
Он долго сидел, глядя девочке вослед, и не сразу расслышал шаги. Чьи-то мягкие ладони легли ему на плечи. Мед и полынь. Горчица с молоком… Травник вздохнул и поднял голову.
– Всме хорошо? – спросил он.
– Да. – Линора улыбнулась. Посмотрела вдаль, на весело бегущую к городу девчушку. – Что ты ей рассказывал?
– Сказку.
– Ты… предсказал ей будущее?
Травник кивнул.
– Но ведь будущее меняется, я же тебя учила. Вариантов много. Бесконечно много!
– Если очень верить, Аннабель, то все сбудется. Все. Поверь, уж я-то знаю.
– Так странно, – задумчиво проговорила та. – Я больше не могу ничего увидеть там. И кровь меня больше не тревожит. Наверное, я даже смогу когда-нибудь иметь детей. И знаешь, я люблю тебя, но это… совсем не так, как было раньше. Как ты это сделал?
Жуга тронул браслет и улыбнулся своим мыслям. Качнулись три подвески – трехлепестковый узел, круг и шар. Капли на нем отныне больше не было.
– Наверное, любовь, – сказал он. – Любовь и немного волшебства.
– Разве это не одно и то же?
И они рассмеялись.

* * *

Весеннее солнце высветило узкие улочки старого Цурбаагена, прошлось по черепичным крышам, заглянуло в окна. Умытая дождем, блестела серая брусчатка мостовой. Шумел, просыпаясь, утренний рынок.
– Эй, не пройдите мимо! Попытайте счастья! Поглядите на заморскую птицу, спросите совета!
Худой, рыжий парень с котомкой за плечами и невысокая темноволосая девушка остановились у слепого зазывалы. На плече его восседала нелепая зелено-красная птица с кривым горбатым клювом и пушистым хохолком.
– А что, он тоже говорит? – спросила девушка.
– Почему это «тоже»? – удивился зазывала. – Это же папагал – редчайшая диковина! Где вы могли увидеть такое раньше? Говорит, конечно! Только не по-нашему. Как франки говорят. Но я переведу.
– Спроси его, – подначил девушку ее спутник. – О будущем.
– Ты думаешь, сбудется?
Парень улыбнулся:
– Посмотрим.
Девушка откинула за ухо выбившуюся прядь волос, шагнула вперед. Медь звякнула о глиняную миску.
– Скажи, когда мы расстанемся?
Слепой потянул за цепочку, привязанную к ноге птицы. Папагал нахохлился, склонивши набок голову посмотрел на девушку, на парня и вдруг нелепым хриплым голосом, что было мочи выкрикнул:
– Jamais!


Оправа: ГОВОРЯЩИЙ 10

«И ты поверил глупой птице?» – спросил медведь. Жуга пожал плечами.
– Я был счастлив тогда. По-настоящему счастлив. И мне хотелось в это верить.
«Счастье быстротечно.»
– Да, – кивнул травник. – Я и сам потом все это понял.
«Ты разочаровался в ней?»
– Нет. Я и сейчас ее люблю. Просто… мы уже не вместе.
«Вампиры редко любят только одного. Радуйся: ты первый на моей памяти, кто смог полюбить вампира и остаться живым.»
– Я знаю, – тот вздохнул. – Но только что-то мне невесело. Что до остальных людей… так Иваш и сейчас, вроде, жив-здоров. А меч и сейчас со мной. – Жуга извлек клинок из ножен. В красноватом свете закатного солнца серое лезвие отливало багрянцем. – Видишь? – Он провел раскрытой ладонью по лезвию. – Уже и не режет. Привык он ко мне, что ли? Или просто под вечер чудит…
«А ты не пробовал от него избавиться?»
– От меча? Да. Пробовал. Ведь он хотел ее убить. Наверное, я лишь тогда сумел его обуздать, когда сумел ему противиться.
«Еще бы! Такой меч доверяют лишь тому, кто не поддастся искушению. Иначе, помнишь, что произошло с клинком по имени Хануд?»
Некоторое время оба молчали.
«Тот человек… из камня, – сказал медведь, – я встречал ему подобных. Друид с севера. Смерть они сделали своей профессией. Девчонке повезло, что она встретила тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86